Сайт по юридической психологии
Сайт по юридической психологии

Классики юридической психологии


 
Дуглас Джон,
Олшейкер Марк
ОХОТНИКИ ЗА УМАМИ. ФБР против серийных убийц.М., 1998.
 

8. Искать убийцу с дефектом речи

 

Как-то в 1980 году я прочитал в местной газете статью: в собственном доме подверглась сексуальному нападению и была зверски избита пожилая женщина; неизвестный преступник принял ее за мертвую и не стал добивать, но рядом с потерпевшей лежали две ее заколотые ножом собаки. Полиция посчитала, что нападавший провел довольно много времени на месте преступления. Жители округи были возмущены.

Через пару месяцев, вернувшись из командировки, я спросил у Пэм, нет ли новостей по этому делу. Оказалось, что не выявлено даже серьезных подозреваемых. По тому, что я читал и слышал, случай был явно разрешимым. И хотя он не входил в компетенцию федеральных органов, как местному жителю мне захотелось узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь. Я отправился в полицейское управление, представился, рассказал начальнику, чем занимаюсь, и спросил, не могу ли побеседовать с ведущими расследование детективами. Шеф с радостью принял моё предложение.

Ведущего детектива звали Дин Мартин. Он показал мне папки, включая те, что содержали фотографии с места преступления. На них было четко видно, что женщину буквально измолотили. Изучив дело, я ясно представил картину сознания убийцы и динамику преступления.

– Так вот, – обратился я к детективам, которые слушали вежливо, но явно скептично. – Ему лет шестнадцать-семнадцать. Он школьник. Всегда, когда сексуальному нападению подвергается пожилой человек следует искать неуверенного в себе юнца, практически без какого-либо опыта. Такой преступник опасается выбирать жертву помоложе, посильнее и попривлекательнее. У него неопрятный вид, растрепанные, неухоженные волосы. В ту ночь отец или мать выгнали его из дому, и он не знал, куда податься. В такой ситуации далеко бы он не отправился, скорее всего, стал бы искать убежище по соседству. У него нет ни подружки, ни приятеля, в чьем доме можно пересидеть, пока не стихнет буря. Несчастный, обиженный и злой, он бродил вокруг, пока не подошёл к дверям будущей жертвы. Он знал, что пожилая женщина проживает одна – работал у нее или выполнял какие-то поручения, – и прекрасно понимал, что никакой угрозы она для него не представляет. Неизвестный вломился к ней: она протестовала, кричала или просто обмерла от страха. Как бы тогда ни повела себя жертва, это только подхлестнуло преступника, и он захотел доказать себе и всему миру, каков он мужчина. Он попытался совершить с женщиной половой акт, но ничего не вышло. И тогда буквально вышиб из нее душу, решив в какой-то момент, что следует довести дело до конца, чтобы она его не опознала. Он пришел без маски, потому что преступление было спонтанным, а не запланированным. Но хотя жертва осталась жива, она оказалась настолько травмированной, что не смогла описать полиции насильника.

После нападения ему по-прежнему некуда было идти. Жертва его не пугала – преступник прекрасно знал, что ночных гостей женщина не принимает. Поэтому он остался в доме, принялся есть и пить, поскольку к этому времени проголодался.

Я прервал рассказ и предположил, что кто-то в округе должен походить на мои описания. Если его найти, это и окажется преступник.

Детективы переглянулись, и один из них улыбнулся:

– Вы медиум, Дуглас?

– Нет, если бы я был медиумом, мне бы работалось куда легче.

– Просто пару недель назад к нам заходил медиум Беверли Ньютон, и говорил почти то же самое.

Более того, мое описание соответствовало жившему по соседству с домом потерпевшей юнцу, которым полиция уже интересовалась. После нашего разговора с ним встретились опять. Но улик оказалось недостаточно, а признания от него добиться не удалось. Вскоре подозреваемый уехал из города. Начальник полиции и детективы интересовались, каким образом мне удалось восстановить сценарий трагедии, коль скоро я не был медиумом. Частично ответ заключался в том, что я видел достаточно преступлений против самых разных категорий людей и мог сопоставить детали. И достаточно беседовал с преступниками, чтобы в голове сложился стереотип того, какие люди способны совершить такого рода преступления. Но, конечно, связь не столь прямолинейна. Если бы все было так просто, мы могли бы учить составлять психологические портреты по пособию или предоставить полиции компьютерную программу, в которую достаточно было бы внести исходные данные. В реальной жизни мы широко используем в своей работе компьютеры, и они способны делать удивительные вещи. Но есть то, что они не умеют и никогда не научатся. Составление психологического портрета подобно ремеслу писателя. В компьютер можно заложить грамматические, синтаксические и стилистические правила, и тем не менее он не напишет книгу.

Приступая к делу, я прежде всего собираю улики, с которыми предстоит работать: отчеты, фотографии с места преступления и его описание, заявление жертвы или протокол вскрытия. Затем рассудочно и эмоционально пытаюсь проникнуть в сознание преступника. Стараюсь думать, как он. Как это происходит, не знаю. Во всяком случае, не больше, чем романист Том Харрис, который консультировался со мной долгие годы, но никогда не умел объяснить, каким образом оживают его герои. Допускаю, что в этом процессе присутствует элемент психический, но склонен больше считать, что он из области творческого мышления. Медиумы при определенных условиях могут оказать расследованию известную помощь. Я наблюдал их работу. Некоторые из них обладают способностью подсознательно сосредоточиваться на мельчайших деталях и делать логические выводы – процесс, которому я обучаю своих сотрудников. Но я утверждаю, что медиумы в расследовании являются последним средством. Даже если вы решили прибегнуть к их помощи, ни в коем случае не допускайте их общения с офицерами полиции и детективами, знающими обстоятельства дела. Хороший медиум выхватывает в поведении людей невербальные ключи и в состоянии поразить вас и заручиться доверием, выдавая давно вам известные факты за собственное прозрение, хотя чаще всего не способен проникнуть в то, что вам хотелось бы узнать. Во время происходивших в Атланте убийств детей свою помощь полиции предлагали сотни объявившихся в городе медиумов. Позже выяснилось, что ни одно из описаний убийц и методов преступления даже отдаленно не соответствовало действительности.

Примерно в то же время, когда я встречался с местной полицией, меня пригласили для консультаций в полицейские управления, расположенные в районе бухты Сан-Франциско. Речь шла о серии убийств в лесном массиве, прорезанном излюбленными тропами туристов. Убийства совершал «неизвестный субъект», которого пресса тут же окрестила Убийцей с тропы.

Все началось в августе 1979 года, когда пропала сорокачетырехлетняя банковская служащая, спортсменка Эдда Кейн. Она решила в одиночку взойти на вершину горы Тамалпэс – живописный пик, с которого открывается вид на бухту Сан-Франциско и мост «Золотые ворота» и который прозвали «Спящей леди». К наступлению темноты Кейн не вернулась домой, и встревоженный муж позвонил в полицию. Ее тело было найдено на следующий день поисковой группой с собакой. Женщина оказалась абсолютно голой, за исключением носка на одной ноге. Она стояла на коленях, уткнувшись лицом в землю, словно просила пощады. Медицинский эксперт установил, что смерть наступила в результате пулевого ранения в затылок. Свидетельств полового насилия обнаружить не удалось. Убийца забрал три кредитные карточки и десять долларов наличных, но оставил обручальное кольцо и другие драгоценности.

В марте следующего года в парке горы Тамалпэс нашли тело двадцатитрехлетней Барбары Шварц. Судя по всему, она тоже стояла на коленях, когда ее несколько раз ударили ножом. В октябре двадцатишестилетняя Анна Олдерсон не вернулась после пробежки по окраине парка. Ее тело обнаружили на следующий день с пулевым отверстием в правом виске. В отличие от прежних жертв она была полностью одета и распростерта на камне лицом вверх. Из всех вещей у нее пропала только правая золотая сережка. Смотритель парка показал, что видел, как Анна Олдерсон любовалась восходом солнца, сидя на склоне, в то самое утро, которое стало последним в ее жизни. Два других свидетеля видели ее в полумиле от места, где раньше нашли тело Эдды Кейн.

Перспективным подозреваемым показался Марк Мак-Дерманд, чьи мать-инвалид и отец-шизофреник были застрелены в своей хижине на горе Тамалпэс. Одиннадцать дней Марк находился в бегах, но наконец сдался капитану Роберту Гаддини. Детективы сумели доказать его причастность к убийству собственной семьи. Но хотя Марк был вооружен до зубов, ни один из стволов не соответствовал 44-му или 38-му калибру оружия, замешанного в деле Убийцы с тропы. К тому же насилия продолжались. В ноябре двадцатипятилетняя Шауна Мей не явилась в условленное место в парке Пойнт Рейс в нескольких милях от Сан-Франциско, где у нее была назначена встреча с двумя другими подругами-туристками. Через два дня поисковики нашли ее в неглубокой могиле рядом с разложившимся трупом двадцатичетырехлетней Дианы 0'Коннел из Нью-Йорка, которая пропала месяц назад. Обе женщины были убиты выстрелами в голову. В тот же день в парке обнаружили еще два тела, в которых опознали девятнадцатилетнего Ричарда Стоуэрса и его восемнадцатилетнюю невесту Синтию Морленд, разыскиваемых с середины октября. Эксперты сделали заключение, что их, как и Анну Олдерсон, застрелили в праздник Дня Колумба1 .

Самые первые убийства посеяли среди туристов страх и вынудили местные власти выставить таблички, предостерегающие, особенно женщин, заходить в лес в одиночку. Но обнаружение четырех тел в один день было уже слишком. Шериф округа Марин Альберт Ховенстейн собрал свидетельские показания лиц, видевших жертвы незадолго до смерти в компании с незнакомцами. Но в ключевых моментах, таких, как возраст и черты лица, описания расходились друг с другом. Это, кстати, обычное явление и при одиночном убийстве, когда показания не множатся от месяца в месяц. На месте убийства Барбары Шварц обнаружили пару нестандартных бифокальных очков, которые явно принадлежали убийце. Ховенстейн выяснил их параметры и разослал запросы всем окулистам в округе. Оправа была тюремного происхождения, и капитан Гаддини связался с департаментом юстиции штата Калифорния, чтобы выяснить, кто был осужден в прошлом за сексуальные преступления против женщин и недавно вышел из тюрем. Теперь к раскрытию дела подключились различные агентства, включая местное отделение ФБР в Сан-Франциско.

В это время в прессе стали публиковать рассуждения, что Убийцей с тропы может быть то же самое лицо, что и лос-анджелесский Зодиакальный убийца, который оставался «неизвестным субъектом», но с 1969 года не совершал преступлений. Не исключено, что он попал в тюрьму за другое преступление и теперь отпущен ничего не подозревающими чиновниками. Но Убийца с тропы, в отличие от Зодиака, не испытывал потребности насмехаться над полицией и вступать с ней в контакт. Чтобы проанализировать дело, шериф Ховенстейн пригласил психиатра из Напы доктора Р. Уильяма Мэтиса. Отметив ритуальный характер убийств, Мэтис предположил, что преступник сохраняет «сувениры», и посоветовал, если появится подозреваемый, не брать его сразу, а с неделю последить в надежде, что он приведет к месту хранения оружия или другим уликам. Его наружность психиатр охарактеризовал так: симпатичный мужчина с располагающими манерами.

Руководствуясь советами Мэтиса, Ховенстейн и Гаддини расставляли преступнику различные виды ловушек, в том числе посылали в парк переодетых в женское платье рейнджеров, но ничего не срабатывало. Давление общественности на правоохранительные органы росло. Ховенстейн объявил, что, по его данным, преступник обычно сидит в засаде, а потом, прежде чем убить, подвергает жертву психологическим издевательствам – вероятно, заставляет молить о пощаде. Когда постоянное Бюро в Сан-Рафаэле попросило о помощи Квантико, прежде всего связались с Роем Хейзелвудом как главным экспертом по насилию и убийствам женщин. Рой – чувствительный, отзывчивый человек, и обстоятельства дела произвели на него сильное впечатление. Помню, мы шли из аудиторного корпуса в здание, где распологались наши кабинеты, и у меня складывалось впечатление, что он ощущает личную ответственность, словно недостаточными были совместные усилия ФБР и десятка местных агенств. Полагает, что именно он должен раскрыть дело и передать преступника правосудию.

В отличие от меня, у Роя оставалась полная преподавательская нагрузка. Я же занятий почти не вёл и был единственным в Научном бихевиористическом подразделении сотрудником, который всецело занимался составлением психологических портретов. Поэтому Рой попросил меня выехать в Сан-Франциско и оказать полиции помощь на месте. Я уже упоминал, что когда ФБР внедряется в какое-нибудь дело, ему часто приходится испытывать сопротивление. Отчасти это осталось со времён Гувера, когда считалось, что Бюро, как правило, подключается и срывает лавры по уже хорошо разработанному случаю. Мое подразделение не ведет расследования, если не получает запроса от органа, в чьей юрисдикции находится дело – будь то местное управление полиции или само ФБР. Но в случае с Убийцей с тропы шериф округа Марин уже связывался раньше с Бюро, и я чувствовал, что шумиха в прессе заставит его обрадоваться любому, кто хотя бы временно примет огонь на себя. На месте я прочитал материалы дела и просмотрел фотографии с мест преступлений. Особенно меня заинтересовало наблюдение детектива сержанта Рича Ситона. Он отметил, что все убийства произошли в укромных уголках лес с настолько густой листвой, что практически на видно неба. Ни в одно из этих мест нельзя проехать на машине – к каждому примерно с милю следует добираться пешком. Только Анна Олдерсон погибла в относительной близости от служебной дороги, которая представляла собой самый короткий путь к центру парка. Это доказывало, что убийца из местных и хорошо ориентируется на территории парка.

Я выступал в большой учебной комнате департамента шерифа округа Марин. Стулья были расставлены полукругом, как в лекционной медицинской аудитории. Из пятидесяти или шестидесяти присутствующих около десяти оказались агентами ФБР, остальные – офицерами полиции и детективами. Я повел взглядом по головам: там и сям седые шевелюры – чтобы помочь поймать убийцу, вызвали испытанных ветеранов.

Первым делом я оспорил уже существующий психологический портрет. Я не согласился, что мы имеем дело с симпатичным, обаятельным, опытным преступником. Множественные ножевые ранения и ураганный характер нападений со спины наводили на мысль, что мы имеем дело с социально ущербным (хотя, вероятнее всего, не антисоциальным) типом – замкнутым, неуверенным в себе, неспособным завязать с жертвой разговор, обмануть, заманить, заставить делать то, что ему угодно. По физическим данным он выбирал только тех туристок, с которыми мог справиться. А молниеносные атаки указывали на то, что преступник только таким способом рассчитывал подавить их волю, застать врасплох, пока женщины не начали сопротивляться. Убийца не был знаком со своими жертвами. Уединенные, скрытые от посторонних глаз места, где совершались преступления, предполагали, что у него было достаточно времени, чтобы дать волю фантазии. Но даже там он предпочитал молниеносное нападение. Преступник не совершал насилия; возможно, как-то манипулировал с телами после смерти жертв, не исключено, что занимался мастурбацией, но не вступал в прямой половой контакт. Жертвы были разного возраста и телосложения, не то что в деле Тэда Банди, когда убийца выбирал однотипных женщин: симпатичных студенток колледжа с длинными, темными, причесанными на прямой пробор волосами. Убийца с тропы не обладал особыми предпочтениями: словно паук в паутине, сидел в засаде и поджидал любую добычу. Я предположил, что у него было дурное прошлое, и согласился с капитаном Гаддин и, что неизвестный отбывал срок в тюрьме – скорее всего, по обвинению в изнасиловании или попытке изнасилования, но не в убийстве. Толчком к серии убийств послужил некий побудитель. Естественно, я счел убийцу белым, поскольку белыми были все его жертвы, по профессии механиком или рабочим завода. По тому, как успешно он совершал убийства и ускользал от полиции, я заключил, что его возраст – чуть больше тридцати, что он достаточно смышлен, и если ему когда-нибудь проверяли Ай-Кью, коэффициент оказывался выше нормы. В прошлом он страдал недержанием мочи по ночам, занимался поджогами, отличался жестоким обращением с животными – или, по крайней мере, характеризовался двумя компонентами из этих трех.

– И еще, – продолжал я, выдержав многозначительную паузу, – у преступника явный дефект речи.

Сперва по жестам и выражениям лиц было трудно судить, что у собравшихся на уме. Но вскоре они ясно дали понять, о чем думали, быть может, с самого начала встречи: из этого парня лажа так и прёт.

– С чего вы это взяли? – насмешливо спросил один из копов. – Рука у него, что ли, заикалась, когда наносила раны? – он осклабился – так насмешил его изобретенный им самим новый способ убийства.

– Нет, – объяснил я, – вывод сделан на основе индуктивного и дедуктивного мышления, учитывающего все факторы по данному делу и всё, с чем я сталкивался в прошлой работе.

Уединенные места, где преступник навряд ли встретил бы кого-нибудь еще, стремление не приближаться к жертве прилюдно и обманом уводить за собой, полагаясь на молниеносное нападение в самой глухомани – все это намекало на то, что он испытывал некое неудобство или чего-то стеснялся. А неизменное желание застать жертву врасплох и таким образом подавить ее волю было способом преодоления собственного изъяна.

Я допускал, что этот изъян мог быть и другим. С психологической или бихевиористической точки зрения, убийца отнюдь не отличался красотой, мог иметь, например, отвратительные прыщи, последствия полиомиелита или у него не хватало руки или ноги. Однако характер нападений исключал как последнее, так и другие увечья. К тому же свидетели в парке в дни преступлений запомнили бы человека с бросающимся в глаза физическим недостатком, и этот факт где-нибудь бы да всплыл в показаниях. С другой стороны, дефект речи способен заставить человека ощущать такую неловкость и настолько стесняться, чтобы принудить прервать общение с людьми, но сам по себе не бросается в глаза и не заметен, пока человек не откроет рот.

Инструктировать закаленных копов, когда ставка так велика, а в затылок дышат ражие журналисты, – от этого можно наложить в штаны. Ситуация, в которую я с удовольствием ставлю допрашиваемых, но которую всячески избегаю сам. Точно в десятку попасть невозможно, и душу гложет мысль, которую ясно сформулировал один из детективов:

– А что, если вы ошибаетесь, Дуглас?

– В чём-то я могу ошибаться, – признавая это, я постарался, чтобы мой голос прозвучал как можно доверительнее. – В возрасте или профессии. Или в Ай-Кью. Но я уверен в его расе и поле. Уверен, что он не принадлежит к белым воротничкам. Уверен, что его беспокоит какой-то изъян, может быть, и не дефект речи, но, скорее всего, он.

Я не мог сказать, насколько моё выступление подействовало на аудиторию и какая его часть пропала втуне, но потом в коридоре ко мне подошёл один из копов:

– Не знаю, Дуглас, правы вы или нет, но, по крайней мере, расследование получило хотб какое-то» направление.

Такое всегда приятно услышать, но внутри продолжает жить сомнение, пока не увидишь, до чего в конце концов докопается следствие. Я вернулся в Квантико, а шериф и полиция продолжали заниматься своей работой. 29 марта убийца снова нанёс удар: стрелял в юную пару в национальном парке «Редвуд» неподалеку от Санта-Круза. Он объявил двадцатилетней второкурснице Калифорнийского университета Эллен Мари Хансен, что собирается ее изнасиловать, и когда та оказала сопротивление, открыл огонь из пистолета 38-го калибра – ее убил наповал, а Стивена Хаэртле сёрьезно ранил и принял за мертвого. Но Стивен оказался в состоянии хотя бы частично описать человека с кривыми желтыми зубами. Основываясь на его показаниях и показаниях других свидетелей, полиция связала преступника с красным автомобилем последней модели иностранного производства, предположительно, «фиатом», хотя описания опять отличались одно от другого. Хаэртле считал, что неизвестному лет пятьдесят – шестьдесят и он начинает лысеть. Баллисты установили тождественность оружия в этом и других случаях, где действовал Убийца с тропы.

1 мая исчезла учащаяся полиграфической профессиональной школы симпатичная двадцатилетняя блондинка Хитер Роксана Скэггс. Ее приятель, мать и соседки по комнате в один голос утверждали, что она собиралась куда-то с преподавателем промышленного дизайна Дэвидом Карпентером, который помогал ей покупать автомобиль у своего товарища. Карпентеру было пятьдесят лет – нетипичный возраст для преступлений подобного сорта. С этого момента факты стали выстраиваться в ряд и сеть начала затягиваться. Карпентер ездил на красном «фиате» с зазубренной выхлопной трубой. Последнюю деталь полиция «придерживала» и до поры до времени не выпускала. Дэвид Карпентер должен был попасться гораздо раньше, но он оказался на редкость везуч и к тому же действовал на территории юрисдикции нескольких полицейских округов, что всегда осложняет поимку преступника. За ним числилась судимость за совершение сексуального преступления. Но, по иронии судьбы, отследить его не удавалось; несмотря на то что Карпентер отбывал срок в Калифорнии и там же был условно освобожден, приговор выносил федеральный суд, и даже на свободе убийца числился в ведении федеральных органов. Так он проскользнул сквозь ячейки сети. Не менее парадоксальным было то, что Карпентер и его вторая жертва Барбара Шварц, у трупа которой он потерял очки, лечились у одного окулиста! Однако по каким-то причинам врач не видел послания шерифа.

Появились другие свидетели, в том числе женщина, которая объявила, что узнала в показанном по телевидению фотороботе механика с корабля, на котором двадцать лет назад она с детьми плавала в Японию. Мерзавец до смерти пугал ее постоянным навязчивым вниманием к ее юной дочери. Питер Берест, управляющий отделением банка «Глен Парк Континентал Сэйвингс энд Лоунс» вспомнил работавшую неполный день кассиром школьницу Анну Келли Меньивар, которая исчезла в прошлом декабре. Тогда этот факт не связали с Убийцей с тропы, хотя тело Анны тоже обнаружили в парке на горе Тамалпэс. Миловидная, доверчивая девушка особенно любезно обходилась с клиентом, страдавшим сильным заиканием, которого в 1960 году арестовали за нападение на молодую женщину в армейском поселении в Пресидио к северу от Сан-Франциско.

Полиция Сан-Хосе и ФБР установили за Карпентером наблюдение и вскоре произвели арест. Оказалось, что в детстве мальчика растили деспотичная, часто грешившая рукоприкладством мать и не менее суровый, по крайней мере в эмоциональном плане, отец. Дэвид отличался сообразительностью выше среднего уровня, но из-за сильного заикания его постоянно дразнили. В детстве по ночам он страдал хроническим недержанием мочи и проявлял жестокость к животным. А когда вырос, изливал обиду и ярость в неожиданных приступах гнева и ненасытных сексуальных приставаниях.

Первый раз Карпентер был арестован и осужден за нападение с молотком и ножом на женщину в Пресидио. Это произошло сразу после рождения ребенка в его уже почти распавшейся семье. Позже жертва рассказала, что, когда озверевший преступник кинулся на нее, его заикание совершенно прошло.

Со всех концов страны от выпускников Национальной Академии ФБР начали приходить запросы, и в 1978 году директор Уильям Уэбстер официально разрешил инструкторам Бихевиористической службы давать консультации по проблемам составления психологического портрета. К началу 80-х годов служба сделалась широко известной. Я занимался только текущими делами, а Рой Хейзелвуд и Боб Ресслер консультировали, насколько им позволяла преподавательская работа. И хотя мы были довольны результатами своей деятельности, наверху продолжали сомневаться, эффективно ли используются людские ресурсы. Поэтому в 1981 году силами подразделения Внутреннего исследования и развития (ВИР), которое в то время возглавлял перешедший из БН Говард Тетен, была предпринята первая серьезная попытка изучения эффективности того, что в то время носило название Программы составления психологического портрета. Именно неофициальные консультации Тетена положили почти случайное начало этой программе, и теперь ему интересно было узнать, какие она дала результаты и стоит ли руководству продолжать направление.

Была разработана анкета, которую разослали пользующимся нашими услугами клиентам – руководителям правоохранительных органов, детективам, агентствам, – в том числе управлениям полиции штатов, округов и городов, шерифам, отделам ФБР на местах, дорожному патрулю и проч. Хотя большинство вопросов имело отношение к убийствам, ВИР также собирал данные о наших консультациях различных случаев насилия, похищений, вымогательств, угроз, приставания к детям, взятия заложников, неожиданных смертей и самоубийств. Составление психологического портрета было в то время понятием расплывчатым и даже в самом Бюро трудно поддающимся оценке. Многие считали его чёрной магией и ведовством, другие – очковтирательством. Поэтому мы понимали: если анализ не продемонстрирует реального успеха, все не учебные направления могут быть закрыты.

И тем более обрадовались и вздохнули с облегчение, когда увидели, что следователи со всей страны горячо поддержали нашу работу и рекомендовали продолжить программу. Последний параграф документа представлял собой обобщение их писем: «Программа имела больший успех, чем мы могли представлять. Научное бихевиористическое подразделение заслуживает похвалы за выдающийся труд».

Детективы сходились во мнении, что наша помощь оказывалась особенно практически ценной там, где требовалось сузить число подозреваемых и точнее сфокусировать направление расследования. Например, во время поисков преступника, совершившего в Бронксе в октябре 1979 года жестокое и потрясающе бессмысленное убийство Франсин Элвесон. Оно было по манере настолько похоже на некоторые убийства Дэвида Берковица, что полицейское управление города Нью-Йорка решило, что вдохновлял преступника не кто иной, как Сын Сэма. Мы используем этот случай на занятиях в Квантико, потому что он наглядно демонстрирует технику составления психологического портрета и методику его использования полицией для активизации расследования топчущихся на месте, давно не решаемых дел. Двадцатишестилетняя Франсин Элвесон преподавала в местном центре для детей-инвалидов. Меньше пяти футов ростом и около девяноста фунтов весом, она к тому же страдала искривлением позвоночника и все свое внимание и жар души отдавала ученикам. Франсин была застенчива, не отличалась общительностью и жила с родителями в многоквартирном доме на Пелхэм-парквей.

Тем роковым утром она, как обычно, отправилась на работа в половине седьмого. А примерно в восемь двадцать живший в том же доме пятнадцатилетний подросток подобрал на лестнице между третьим и четвертым этажами ее кошелек. Он спешил в школу, поэтому не успел с ним ничего сделать – только захватил с собой, а когда вернулся к обеду, отдал отцу. Тот незадолго до трех пошел к Элвесонам и передал кошелек матери Франсин, которая сразу же стала звонить в учебный центр, желая предупредить дочь, что кошелек не пропал. Но там ей сказали, что Франсин на работу не вышла. Миссис Элвесон забеспокоилась и с другой дочерью и соседом начала поиски в здании.

Ужасное зрелище поджидало их на последней площадке – там, где лестница уводила на крышу. Голое тело Франсин хранило следы нечеловеческих побоев. Позднее медицинский эксперт установил, что у неё оказались сломаны нос, челюсть и выбиты зубы. Девушка была распята и привязана к перилам собственным поясом и нейлоновыми чулками, хотя экспертиза отметила, что ее распяли уже после смерти. Так же после смерти отрезали соски и положили на груди. Натянутые на голову трусики закрывали лицо, а на бедрах и коленях виднелись следы укусов. Небольшая глубина порезов на теле свидетельствовала о том, что их произвели перочинным ножом. Зонтик и авторучку нашли во влагалище, а в волосах на лобке висела расческа. Сережки обнаружили на полу симметрично по разные стороны от головы. Смерть жертвы наступила в результате удушения ремешком-закладкой из ее записной книжки. На бедрах убийца накорябал: «Меня не остановить!», а на животе: «…вашу мать!» И та и другая надписи были сделаны одной авторучкой – той самой, которая потом оказалась во влагалище. Другой важной деталью было то, что убийца тут же рядом опорожнил кишечник, а экскременты накрыл предметами туалета Франсин.

Среди прочего миссис Элвесон сообщила полиции, что с шеи дочери пропала подвеска в виде одной из еврейских букв, которую Франсин носила на счастье. Когда она описала форму украшения, детективы поняли: тело жертвы распято таким образом, чтобы повторять его очертания. На жертве обнаружили следы спермы, но в 1979 году судебная медицина еще не умела выделять типы ДНК2 . Характерные, возникающие вследствие обороны травмы рук отсутствовали, так же как следы крови и кожи под ногтями – это означало, что девушка не сопротивлялась. Единственной значимой уликой оказался найденный во время вскрытия волос человека негроидного типа.

Изучив обстоятельства убийства и известные факты, детективы пришли к выводу, что преступник напал на жертву там, где был найден ее кошелек, оглушил и только потом отнес на верхнюю лестницу. Вскрытие показало, что Франсин не была изнасилована. Своей необыкновенной жестокостью этот случай привлек внимание общественности и широко освещался прессой. Была организована оперативная группа из двадцати шести детективов, которые опросили более двух тысяч потенциальных свидетелей и подозреваемых и проверили всех ранее замешанных в сексуальных нападениях в Нью-Йорке. Но через месяц расследование зашло в тупик.

Полагая, что ничего дурного не случится, если выслушать мнение посторонних, нью-йоркский детектив Том Фоли и лейтенант Джо Д'Амико связались с нами в Квантико. Они привезли отчеты, фотографии места преступления и протоколы вскрытия. В рабочей столовой с ними встретились Рой Хейзелвуд, Дик Олт, Тони Райдер, занявший вскоре должность начальника Научного бихевиористического подразделения, и я.

Ознакомившись с материалами и обстоятельствами дела и попытавшись поставить себя на место преступника и жертвы, я приступил к составлению психологического портрета. Я предположил, что полиции следует искать невзрачного белого мужчину в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет – скорее около тридцати, неопрятной наружности, ведущего по преимуществу ночной образ жизни, проживающего в пределах полумили с родителями или родственницей старше себя, холостого, не имеющего друзей и отношений с женщинами, исключенного из школы или колледжа, не прошедшего военную подготовку, с низкой самооценкой, не имеющего автомобиля и водительских прав, лежавшего в медицинском учреждении по поводу нервного расстройства и принимающего прописанные лекарства, пытавшегося покончить жизнь самоубийством путем повешения или удушения, не злоупотребляющего ни спиртным, ни наркотиками, собравшего большую коллекцию порнографических картинок. Это его первое убийство и первое серьезное преступление, но, если не поймать, не последнее.

– За убийцей далеко ходить не надо, –.сказал я следователям. – С этим парнем вы уже говорили – с ним или его родными, раз он проживает по соседству с домом жертвы. Вероятно, он выразил желание сотрудничать, быть может, сам явился в полицию, чтобы каким-то образом принять участие в расследовании и следить, чтобы оно не приближалось к нему на опасное расстояние.

Для многих не знакомых с нашей методикой людей все это больше похоже на надувательство. Но если вы детально проанализируете наши рассуждения, то поймете, каким образом мы приходим к выводам и откуда берутся наши рекомендации. Прежде всего мы решили, что преступление было случайным, незапланированным. Родители Франсин сообщили, что иногда она пользовалась лифтом, а иногда спускалась по лестнице. И убийца никоим образом не мог предсказать, какой способ девушка выберет в то роковое утро. Если бы он поджидал её на лестнице, то с большой степенью вероятности упустил бы вообще или напоролся на соседей. Все предметы, при помощи которых совершалось нападение, принадлежали жертве. Убийца ничего не принес с собой, кроме разве что миниатюрного перочинного ножа. Он не имел оружия и вещей для садистского издевательства над телом жертвы. Не подкарауливал ее и не шел с намерением совершить преступление.

Это, в свою очередь, привело нас к следующему заключению. Если «неизвестный субъект» появился в здании не с целью совершения преступления, значит, для этого у него были иные причины. И скоро он оказался там до семи утра – то есть в то время, когда Франсин выходила на работу, – значит, либо жил в том же самом доме, либо в нем работал, либо хорошо его знал. Сразу возникала мысль о почтальоне, телефонисте или водопроводчике, но я счёл ее маловероятной, поскольку мы не располагали свидетельскими показаниями жильцов о том, что в их квартирах работали специалисты. К тому же, находясь на службе, преступник вряд ли сумел бы уделить столько времени жертве. Неизвестный напал на Франсин на лестнице и понес наверх, при этом не слишком беспокоясь, что его застукают. Никто из жильцов не отметил ничего необычного, следовательно, в доме он был своим. Девушка при его приближении не закричала и не начала отбиваться, значит, она его знала, по крайней мере на вид. И наконец, утром, выходя из дома и заходя в дом, никто не заметил ничего настораживающего.

Сексуальный характер убийства свидетельствовал о том, что мы имеем дело с человеком определенной возрастной категории – от двадцати пяти до тридцати пяти лет, скорее всего, где-то в середине этого диапазона. По этой причине я исключил пятнадцатилетнего подростка, нашедшего кошелек Франсин, и его сорокалетнего отца. Основываясь на своем опыте, я не мог вообразить, что люди такого возраста способны настолько жестоко обращаться с жертвой. Даже такой «рискованный» серийный убийца, как Монте Риссел, вел себя иначе. Столь уродливые сексуальные фантазии развивались годами. К тому же пятнадцатилетний мальчик был черным.

Несмотря на то что в ходе экспертизы на теле погибшей был найден волос человека негроидного типа, я был уверен, что убийца белый. Очень редко подобного рода преступления оказываются межрасовыми, а если такое случается, то они всегда сопровождаются особыми уликами. В данном случае ни одной из них обнаружить не удалось. И я редко сталкивался с фактами нанесения сходных увечий чернокожими. Бывший черный уборщик дома, который, увольняясь, так и не вернул ключи, казался серьёзным подозреваемым, но ^ не считал, что преступление совершил именно он, учитывая, во-первых, упомянутый поведенческий аспект и, во-вторых, тот факт, что жильцы непременно бы его заметили. Полиция интересовалась, как я объясняю наличие на теле жертвы волоса чернокожего. На этот вопрос я ответить не мог, и это выводило меня из равновесия, но я был по-прежнему уверен в своей правоте. Преступление относилось к категории «высокого риска», а жертва, наоборот, к лицам «малого риска». У Франсин не было приятелей, она не была ни проституткой, ни наркоманкой, ни разгуливающей по улице симпатичной девчушкой, не удалялась от дома, в котором пятьдесят процентов жителей были черными, сорок – белыми и десять – испаноязычными. Ни в самом здании, ни в округе не отмечалось подобного рода убийств. Любой сексуальный маньяк мог выбрать место намного безопаснее. И в сочетании с отсутствием подготовки это указывало на неорганизованного преступника.

Комбинация других вместе взятых факторов ещё больше прояснила мне тип личности преступника. Убийца жестоко надругался над телом, занимался рядом с жертвой мастурбацией, но не вступил с ней в прямой половой контакт, заменой которого послужили зонтик и авторучка во влагалище. Стало очевидным, что разыскиваемый взрослый мужчина являлся ущербной, сексуально неопытной, неуверенной в себе личностью. Мастурбация предполагала, что он действовал, сообразуясь с неким ритуалом, который определился в его подхлестываемых жестоким обращением и садомазохистской порнографией фантазиях, и указывала на сексуально несостоятельный тип. Не забывайте, что преступник связал жертву в бессознательном состоянии или после ее смерти. И тот факт, что он выбрал хрупкую девушку и все же оглушил ее, прежде чем реализовать преступные фантазии, только укрепил меня во мнении. Соверши он все это с живым, находящимся в сознании человеком – и нам пришлось бы рассуждать о совершенно ином типе личности убийцы. Но, судя по фактам, его отношения с женщинами складывались непросто. Если он и назначал свидания (в чём я все же сомневаюсь), то девушкам намного моложе, те есть тем, на кого мог произвести впечатление и заставить слушать себя. Неизвестный разгуливал возле дома, в та время как люди вроде Франсин спешили на работу и это свидетельствовало о том, что у него не было постоянного занятия, в лучшем случае его использовали неполную смену и, скорее всего, по ночам, что не приносило больших доходов.

Из этого я заключил, что он жил не сам по себе. В отличие от способных на притворство убийц наш «неизвестный субъект» не смог бы скрывать извращенные причуды от сверстников. Значит, у него не было товарищей и он не делил ни с кем комнату. Похоже, вел ночной образ жизни и мало внимания обращал на свою внешность. И раз не снимал жильё совместно с друзьями, а в одиночку осилить не мог, то, скорее всего, обитал у родителей. Или, что вероятнее, у одного из родителей, у старшей сестры или тети. Средствами на покупку машины он не располагал, значит, к дому жертвы приехал на общественном транспорте или пришел пешком. Но я не мог себе представить, чтобы он в такую рань воспользовался автобусом, и это приводило к выводу, что неизвестный жил либо в самом здании, либо в пределах полумили от него.

Далее я обратил внимание на ритуальное расположение предметов – отсеченные соски, сережки, положение самого тела. Подобная упорядоченность на фоне остального безумного хаоса свидетельствовала о том, что у моего подопечного существуют проблемы психологического или психиатрического характера. Поэтому я предположил, что ему предписано, или по крайней мере ранее предписывалось, определенное лечение. Вместе с тем фактом, что преступление совершено ранним утром, это свидетельствовало, что алкоголь не являлся стимулирующим фактором. Кроме того, его употребление не могло не сказываться на психическом состоянии неизвестного, что не укрылось бы от окружающих людей. Вполне вероятно было предположить попытки самоубийства, особенно способом удушения – тем самым, которым он убил свою жертву. По тем же причинам я исключил военную службу и предположил, что неизвестный был выдворен из школы или колледжа и, таким образом, его амбиции остались нереализованными. Я был уверен, что это его первое убийство, но если преступника не остановить – не последнее, хотя полагал, что новый удар он нанесёт не сразу. Этого убийства хватит ему на несколько недель или месяцев. Но если в дальнейшем подвернется подходящая жертва, он не удержится. Я понял это из сделанных им на трупе надписей. Ритуальное распятие жертвы подтвердило, что преступник от содеянного не испытывал угрызений совести. Если бы тело было накрыто, я бы мог подумать, что трусики на лице призваны придать позе убитой некоторое достоинство, поскольку неизвестный сожалел о случившемся. Но положение тела исключало такую версию. Поэтому оставалось предположить, что задрапированное тканью лицо означало деперсонификацию жертвы и скорее ее унижение, чем проявление сочувствия. Важно отметить и то, что преступник использовал предметы одежды жертвы, чтобы скрыть собственные экскременты. Если бы он оставил их на виду, его поведение можно было бы трактовать как еще одно проявление презрения к убитой или к женщинам в целом. Но поскольку убийца их закрыл, это означало, что он провел на лестнице много времени и ему некуда было пойти или он не справился с нервами, а может, и то и другое. Основываясь на прошлом опыте, я решил, что недержание на месте преступления могло свидетельствовать о лечении определенными лекарствами.

Получив психологический портрет, полиция вернулась к спискам подозреваемых и опрошенных лиц. Был сразу отброшен в прошлом сексуальный насильник, а ныне семейный человек с детьми. Предварительному сокращению подвергся список из двадцати двух фамилий, но из них один тип точно подходил под нашу разработку. Его звали Кармин Калабро. Белый тридцатилетний безработный актёр, он часто наезжал пожить у своего вдового отца, квартира которого располагалось на том же четвертом этаже в доме, где проживали Элвесоны. По слухам, у него не складывались отношения с женщинами. Калабро исключили из школы, и он не служил в армии. При обыске в его комнате обнаружилась большая коллекция садомазохистской порнографии. Калабро вешался до и после убийства Франсин.

Но у него было алиби. Еще раньше, как и всех остальных жильцов, полиция опрашивала отца Кармина, и господин Калабро сообщил, что его сын находится на лечении в местной больнице по поводу нервной депрессии. Поэтому полиция вычеркнула его из числа подозреваемых.

Однако вооруженные психологическим портретом следователи тут же вернулись к его кандидатуре и обнаружили, насколько плохо в больнице были организованы меры безопасности. Выяснилось, что вечером накануне убийства Франсин Калабро ушёл из палаты без всякого разрешения. Через тринадцать месяцев после преступления Кармин Калабро был арестован, и полиция взяла у него пробу прикуса. Три судебных дантиста подтвердили, что его прикус соответствовал следам на теле жертвы. Во время судебного разбирательства эта улика стала главной. Калабро отрицал вину, но был осужден на двадцать пять лет тюремного заключения. Кстати, волос человека негроидного типа никакого отношения к трагедии не имел. Оказалось, что в мешке, в котором Франсин перевозили в морг, до этого находилось тело чернокожего, и мешок после использования как следует не вычистили. Это в очередной раз убеждало, что улику, не соответствующую общей концепции следователя, следует тщательно проверять, прежде чем принимать за доказательство.

Этот случай сильно повысил наш авторитет, тем более потому, что заставил поверить в нас нью-йоркскую полицию – самую опытную и самую жесткую из всех. В апреле 1983 года в журнале «Современная психология» появилась статья о программе составления психологического портрета, в которой лейтенант Д'Амико писал: «ФБР определило преступника настолько точно, что мы удивлялись, почему нам не дали номер его телефона».

После выхода статьи в свет, хотя в ней не упоминались имена, мы получили письмо от Калабро из Клинтоневского исправительного заведения в Нью-Йорке, где он отбывал срок. В сумбурном безграмотном послании он в основном расхваливал ФБР и управление полиции города Нью-Йорка, утверждал свою невиновность и ставил себя на одну доску с Дэвидом Берковицем, Джорджем Мететски и Сумасшедшим Бомбистом. «Я нисколько не отрицаю правильность портрета убийцы, – писал преступник, – и считаю, что по двум пунктам он совершенно верен». Калабро хотел знать, были ли мы проинформированы о волосе, который, как он считал, мог снять с него обвинение (выражение мое, а не его). И интересовался, в какой период мы подготовили портрет и были ли у нас все улики. Если да, он собирался на этом успокоиться, но если нет – хотел писать нам снова.

Мы решили, что письмо Калабро дает толчок для того, чтобы включить его в сферу нашего изучения. В июле 1983 года для беседы с ним выехали Билл Хэгмейер и первая в Научном бихевиористическом подразделении женщина-агент Розанна Руссо. Калабро вел себя нервно, как и с полицией, но был вежлив и шел на сотрудничество. Он подчеркивал свою невиновность, утверждая, что его засудили, основываясь лишь на анализе прикуса. И в результате выдернул себе все зубы и гордо показывал пустой рот – «чтобы не обвинили опять». Беседа была такой же сумбурной, как и письмо, но Хэгмейер и Руссо отметили, что Калабро заинтересовался их работой и не хотел, чтобы они уходили. Даже в тюрьме он оставался одиноким.

У меня нет сомнений, что Кармин Калабро страдал серьезным нервным расстройством. И ничего не предвещало улучшения его состояния. В то же время я глубоко убежден, что даже самые тяжелые психические больные понимают разницу между добром и злом. Извращенные фантазии – ещё не преступление. Преступление начинается тогда, когда человек принимается действовать, сообразуясь со своими фантазиями, и причиняет вред другим.


[1] Празднуется в некоторых штатах 12 октября в память об открытии Колумбом Америки в 1492 г. – прим. ред.

[2] ДНК – дезоксирибонуклеиновая кислота - прим. ред.