Классики юридической психологии

II. ПРОСТИТУЦИЯ У ИСТОРИЧЕСКИХ НАРОДОВ

(см. Dufour, Historié de la Prostitution)

 

У цивилизованных народов мы находим в первобытные времена те же самые явления, которые мы в настоящее время наблюдаем у дикарей, т.е. проституцию всех видов, как-то: религиозную, гражданскую, гостеприимную и юридическую, и притом в таком распространении, которое как нельзя более доказывает, что стыд и самый брак суть продукты только более позднего развития.

1. Восток. Религиозная проституция. Геродот повествует, что в Вавилоне все женщины, в нем родившиеся, должны были по крайней мере хоть один раз в своей жизни явиться в храм Мелитты, чтобы там отдаться какому-нибудь чужеземцу. Они должны были оставаться в этом храме до тех пор, пока кто-нибудь из этих чужеземцев не бросал им на колени известную сумму денег и приглашал их к coitus'y. Деньги, полученные таким путем, считались священными (I, 199).

В Армении богиней проституции почитали Анаис, храм которой напоминал собой храм Мелитты в Вавилоне.

Вокруг этого храма находились обширные поля, окруженные высокими стенами, за которыми жили женщины, посвятившие себя этой богине. Вход сюда разрешался одним только чужестранцам. Жрецы и жрицы этого храма избирались из представителей и представительниц самых благородных и знатных фамилий страны, причем продолжительность служения их богине определялась всегда их родными. Уходя оттуда, женщины эти оставляли в пользу храма все, что они заработали, и с успехом выходили замуж, причем женихи их справлялись в храме об их поведении. Девушка, которую посетило наибольшее число иностранцев, считалась самой желанной невестой (Страбон).

У финикийцев также существовала гостеприимная и религиозная проституция. По словам Евсевия, у них был обычай отдавать на растление чужеземцам своих дочерей единственно во славу традиций гостеприимства. Храмы, посвященные богине Астарте и находившиеся в Тире, Си-доне и в главных городах Финикии, были местами, где проституция практиковалась в самых широких размахах. Это продолжалось до IV столетия, именно до царствования Константина Великого, который разрушил храмы Астарты и на их местах построил христианские церкви.

В финикийских колониях религиозная проституция получила торговый характер, который вообще был свойствен этому народу. При въезде в город Карфаген находились так называемые "Benoth Sukkoth" (палатки девушек), т.е. публичные дома, в которых молодые девушки, торгуя своим телом, отдавались за деньги чужестранцам с целью заработать таким путем приданое, выйти замуж и сделаться очень почтенными, целомудренными женами, пользовавшимися большим уважением своих мужей. Они стекались сюда со всех сторон в таком огромном количестве, что многие из них в силу конкуренции не могли вернуться на родину так скоро, как желали бы, чтобы там выйти замуж.

На острове Кипре было также много храмов, где культ Афродиты сопровождался такими же религиозными обрядами. В Киликии, в Тамазисе, в Афродизиуме и в Италии священная проституция исходила из тех же мотивов и выражалась в тех же формах.

В Сузе, Экбатане и у парфян существовали скалы проституток.

По словам Геродота, девушки в Лидии зарабатывали себе приданое путем проституции и продолжали заниматься ею вплоть до выхода замуж. Приданое давало им возможность выбирать себе по своему вкусу мужей, которые не всегда имели право отказаться от чести подобного предложения.

Они вместе с купцами и ремесленниками Лидии участвовали в расходах по сооружению памятника на могиле Али-атта, отца Креза. Надписи, сделанные в память этого, указывают, какую именно долю дала для этого каждая из участвующих сторон. Оказывается, что куртизанки понесли гораздо большие расходы, нежели ремесленники и купцы.

Геродот следующим образом описывает нам праздники, совершавшиеся в городе Бубасте в Египте, в честь богини Изис: "Мужчины и женщины путешествуют по реке все вместе, без всякого различия пола. Пока длится это путешествие, некоторые женщины бьют в кастаньеты, мужчины играют на флейтах, прочие же поют и бьют в ладоши. Когда приближаются к какому-нибудь городу, лодки причаливают к берегу; одни женщины продолжают бить в кастаньеты, другие перебраниваются с женщинами, находящимися на берегу, а третьи танцуют, бесстыдно поднимая свои платья кверху". В храме богини Изис собирались одновременно сотни тысяч пилигримов, которые предавались здесь самому дикому разврату.

Непристойности культа богини Изис становились особенно грандиозными, когда церемонии совершались в подземельях при посвящении какого-нибудь новичка в таинства его после целого ряда искусов и очищений. Геродот, посвященный во все тайны этого культа египетскими жрецами, говорит об этом довольно много, несмотря на всю свою сдержанность.

Хеопс воздвиг свою колоссальную пирамиду, постройка которой длилась двадцать лет и поглотила бездну денег, на средства, добытые его дочерью проституцией. Но последняя все еще была недовольна исполнением взятой на себя задачи и просила каждого посетителя дать ей еще на один камень для возведения особого строения по ее плану. "Из этих камней, по словам одного жреца, -- говорит Геродот, -- и была выстроена между тремя возвышающимися пирамидами четвертая".

У евреев, до окончательного издания Таблиц Законов, всякий отец имел право продать свою дочь в наложницы на известный срок, означенный в продажном контракте. Деньги, полученные при этой продаже, поступали всецело в его пользу, и девушка при этом ничего не получала, кроме тех случаев, когда господин ее выдавал ее замуж за своего собственного сына, а сам брал себе другую наложницу. Этой торговле дочерьми положил конец только Моисей: "Не продавай своих дочерей для того, чтобы земля не покрылась пятном и нечистью" (Кн. Левит. XIX).

Богу Молоху, который изображался в виде человека с телячьей головой и с протянутыми вперед руками, приносили в жертву плоды, муку, диких голубей, ягнят, баранов, быков и даже детей. Все эти жертвы бросались в одно из семи отверстий, зиявших на животе этого бронзового идола, внутри которого помещалась огромная печь, где они сжигались. Чтобы заглушить крики их, жрецы Молоха во время жертвоприношений поднимали страшный шум игрою на систрах и барабанным боем. Под этот-то шум поклонники его и совершали самые грубые и непристойные обряды.

Приверженность к подобным обрядам так глубоко укоренилась среди еврейского народа, что некоторые секты пытались ввести их в культ единобожия, чем осквернили свои храмы.

Поклонение Ваал-Феору, или Вельфеору, любимому божеству мидианитян, распространилось среди евреев так сильно, что оно часто заменяло собою служение Богу Авраама.

По Selden'y, Вельфеор изображался в виде огромного истукана с приподнятым и свернутым на голове платьем" как бы для того, чтобы показать свои половые органы. Что касается пола его, то Mignot думает, что он был гермафродит, в то время как Dulaure того мнения, что истукан этот имел мужские половые органы. В храме, посвященном Вельфеору, жило множество женщин, которые продавались, и вырученные таким путем деньги клали на его алтарь. Во время известных религиозных обрядов в честь этого бога, совершавшихся ночью в глубине священных лесов, жрецы и поклонники его наносили друг другу ножами неглубокие раны и, разгоряченные вином и возбужденные музыкой, плясали до тех пор, пока тут же не падали без сознания в лужи собственной крови.

Несмотря на запрещение Торы, проституция эта, указания на которую мы находим даже во времена Маккавеев, продолжала существовать еще долгое время. Сюда относятся также фаллические празднества, которые совершались сообща евреями и моабитскими девушками, устраивавшими у Бет-Эскимота палатки, где они торговали драгоценностями и своим телом (Кн. Моисея IV, гл. XXV).

Можно сказать, что через всю историю еврейского народа проходит беспрерывная борьба законодателей и пророков с проституцией и половой разнузданностью народа. Подобно тому как в настоящее время каждый думает о куске насущного хлеба и некоторых удобствах, так точно некогда всякий заботился о свободе своей половой жизни.

Проституция гражданская. Наряду с религиозной проституцией развивалась и гражданская проституция.

Пророк Варух говорит: "Вдоль улиц сидят женщины, опоясанные веревками, и сожигают благовония. Та из них, которая приглашена для совокупления с прохожим, хвастает потом перед своей соседкой, не видевшей, как он развязал свой пояс" (Варух, VI).

В истории Тамары описываются уличные блудницы, скрытые под покрывалами, сидящие на краю дорог и следующие за всяким, кто может им заплатить. В Библии они изображаются то неподвижно сидящими на перекрестках дорог, скрытые под покрывалами, то неприлично одетыми, сжигающими благовония и распевающими песни. Но эти блудницы, по крайней мере, большинство их, не были еврейками. Они называются просто чужеземками, и были родом из Сирии, Египта и Вавилона.

2. Греция. Религиозная проституция. В Греции также была распространена в глубокой древности религиозная проституция.

Солон на доходы учрежденных им в Афинах диктериад (публичных домов) построил храм в честь богини проституции против ее статуи, у подножия которой собирались процессии верных прозелитов этой богини. Афинские гетеры принимали деятельное участие в празднествах в ее честь, которые совершались в четвертый день каждого месяца и во время которых они занимались своим ремеслом в пользу этого храма.

Другие такие же храмы находились в Фивах, в Беотии и в Мегаполисе, в Аркадии.

Культ Афродиты был не что иное, как культ проституции, как это доказывают различные названия, данные этой богине.

Так, она называлась "Pandemos" (всенародной), "Hetaira" или "Porne" (гетера, представительница грубой чувственности), "Peribasia", по латыни "Divaricatrixa" -- слово, содержащее намек на похотливый акт. Затем ее называли "Melanis", то есть черной, или богиней любовной ночи, потому что храм ее был окружен непроницаемым для дневного света лесом, где влюбленные бродили ощупью. Она носила еще названия "Mucheia" (богиня тайных мест), "Castnia" (богиня бесстыдных совокуплений), "Scotia" (богиня мрака) ."Darcetos" (богиня праздной лени),"Каllipygos" (богиня с красивыми ягодицами), наконец "Mechanitis" (механическая богиня), так как изображения ее из дерева с мраморными ногами и лицом, будучи приведены в движение при помощи скрытых пружин, передавали самые циничные и грязные позы и движения.

Роль жриц этой богини часто исполняли куртизанки и способствовали таким образом увеличению доходов ее храмов. Страбон уверяет, что в храме Афродиты в Коринфе жило более тысячи гетер, посвященных его посетителям.

В Древней Греции был распространен обычай посвящать Афродите для умилостивления ее известное число совсем молодых девушек. Так, мы знаем, что Ксенофонт из Коринфа, отправляясь на Олимпийские игры, обещал посвятить ей пятьдесят гетер, если она дарует ему свободу. "О, владычица Кипра, -- восклицает поэт Пиндар в оде, составленной в честь его победы, -- Ксенофонт приведет в твой обширный лес целую вереницу в пятьдесят красавиц!.. А вы, молодые красавицы, -- обращается он затем к этим последним, -- вы, которые даете у себя приют и гостеприимство всем чужеземцам, вы, жрицы богини Пито в богатом Коринфе, возжгите благоухания перед изображением Афродиты и, призывая мать любви, умолите ее не отказать нам в ее небесной милости и дать нам то блаженство, которым мы наслаждаемся, срывая нежный цвет вашей красоты".

На одной древнегреческой вазе из знаменитой коллекции Durand'a изображен храм Афродиты, в котором куртизанка при посредстве рабыни принимает предложение одного чужестранца, увенчанного миртовым венком и держащего в руке кошелек с деньгами.

Празднества в честь Адониса были не обыкновенные оргии. Гетеры посвящали храмам его значительную долю заработков, полученных путем проституции. Они обыкновенно пользовались празднествами в честь его, на которые отовсюду стекалась масса чужестранцев, для того чтобы предаваться в это время самому широкому разврату якобы во славу и под защитой этого бога.

Проституция гражданская. Прочное распространение религиозной проституции и натолкнуло, вероятно, Солона на признание и регламентацию гражданской проституции. При нем она впервые является официальной в государстве, которое получает от нее известный доход.

Солон имел в виду доставить государству те доходы от проституции, какие получали от нее до сих пор храмы, и для этого он устроил в Афинах публичный дом, служивший для удовольствий афинской молодежи и для ограждения личности и покоя честных женщин. Дом этот, куда всякий имел доступ, назывался "диктериадой" (dicterion), и в нем жили купленные и содержимые за счет государства рабыни.

"О, Солон, -- восклицает поэт Филемон в одной из своих комедий, -- ты сделался благодетелем народа: в этом учреждении ты усмотрел его благо и спокойствие! Ты устроил дома, в которых поместил для общественных нужд женщин, купленных тобою и служащих для того, чтобы отдавать свои ласки всякому, кто за это заплатит. Этим ты предусмотрел и предупредил большой вред и неизбежное зло!"

Входная плата в диктериады, одинаковая для всех посетителей, была очень умеренная. По словам Филемона, она во времена Солона не превышала одного обола, что на наши деньги равняется приблизительно 10-12 коп.

Ксенарх в своем "Penthale" и Евбулид в "Parenchis" дают нам описание женщин, живущих в этих притонах разврата. Они носили платья из прозрачных тканей, чрез которые взор мог видеть все. Некоторые из них одевались с еще более тонким цинизмом, прикрывая лица вуалью и грудь тонкими нежными тканями и оставляя прочие части тела неприкрытыми.

Диктериады, к какому бы разряду они ни принадлежали, пользовались привилегией полной неприкосновенности: они считались убежищами, где каждый гражданин находился под защитой общественного гостеприимства, и туда никто не имел права проникнуть с целью совершения какого бы то ни было насилия.

Ни для одного гражданина, каково бы ни было его общественное положение, не считалось позорным посещать эти дома терпимости. Напротив, по мнению одного юмористического римского писателя, осмеивавшего нравы афинян, их даже должен был посещать всякий молодой человек, чтобы там заканчивать свое воспитание: non est flagitium scortari hominem adolescentulum.

Проституция эстетическая. Проституция была различных категорий. В числе их выделяется эстетическая, или просвещенная, проституция, которая впоследствии наблюдалась в 1500 году в Италии и в 1700 году во Франции. Проститутки, принадлежащие к этому классу, славились как искусные певицы, музыкантши и флейтистки. Они вели совершенно свободный образ жизни и занимались своим искусством особенно во время различных религиозных празднеств. Гетеры эти не отдавались за деньги, подобно обыкновенным проституткам диктериад, первому встречному, но следовали в этом отношении своим симпатиям и антипатиям. Они часто по своему уму, образованию и изяществу манер становились достойными подругами самых выдающихся людей Греции.

Их можно разделить на две различные категории, которые обе и составляют аристократию этого рода проституции: на гетер-наперсниц и гетер-философок. Представительницы второй категории, находясь постоянно в обществе мудрецов и поэтов, научились от них искусству трактовать о философии и других науках и бывали посвящены во все современные вопросы, между тем как гетеры-наперсницы, менее образованные, чем эти, отличались умением веселиться, оживленностью и умом, благодаря которому им удавалось подчинить себе выдающихся людей своими утонченными ласками, и репутацией. Так, например, в Египте с Птоломеем Филопатором совершенно разделяла власть его гетера Агатоклея.

Но к какому бы классу проститутки ни принадлежали, положение их в Древней Греции было официально, и находились они всегда в зависимости от народа. Они, например, не имели права самовольно оставлять пределы республики, не испросив на то предварительно разрешения архонтов, которые давали его только в тех случаях, когда были уверены, что уезжавшие вернутся назад на свое место жительства.

Гетеры занимались своим ремеслом совершенно свободно, публично, и это доказывает, насколько нормальным явлением считалась во все времена проституция. Если молодому афинянину нравилась какая-нибудь гетера, он, по словам Люциана, Алкифрона и Аристофана, писал ее имя на стенах храма, прибавляя к нему несколько лестных или шутливых эпитетов.

Утром каждая куртизанка посылала свою рабыню читать на стенах храма надписи, и если в числе их находилось и ее имя, то она в знак согласия отправлялась в храм и там ожидала своего поклонника у своей надписи.

Эсхил прямо говорит, что "гетеры торгуют собою у ворот храма".

Люциан выражается более точно, говоря, что "большой рынок гетер находится в конце двора храма, направо, около ворот Dipylon". Нередко любовный торг совершался и у подножия той или другой статуи, воздвигнутой в честь какого-нибудь знаменитого гражданина, павшего в бою.

Значение проституции в жизни греков было так велико, что она породила даже особую, специальную литературу. Так, например, Киллистрат написал "Историю гетер", а Макон собрал наиболее остроумные изречения всех знаменитых куртизанок.

Аристофан Византийский, Апполодор и Горгий собрали сведения о жизни ста тридцати пяти гетер, которые прославились у афинян и славные подвиги которых были достойны того, чтобы о них узнало потомство. Те из них, клиентами которых были военачальники, правители городов, жрецы и философы, подчинялись одному только ареопагу, между тем как все прочие проститутки зависели обыкновенно от низших судебно-административных учреждений.

3. Рим. Проституция религиозная. Проституция имела также и в Риме свой культ. Одним из самых древних храмов в нем был храм Венеры Cloacinae, около которого по вечерам собирались куртизанки в поисках поклонников и часть заработанных ими денег посвящали этой богине.

В Риме и вообще в Италии рядом с проститутками принимали участие в циничных приапических празднествах также и замужние женщины, матроны, которые отличались от куртизанок только тем, что носили покрывала.

Очень часто при таких церемониях золотые венки и гирлянды цветов вешались не только на голову чтимого божества, но и на его половые органы. "Cingemus tibi mentulam coronis", -- говорит один из стихов Приапси.

Точно так же совершались празднества в честь бога Мутинуса, Мутунуса или Тутинуса, который отличался от изображения бога Приапа тем, что изображался сидящим на троне, а не стоящим, как последний. Культ этого божества представляет собой древнейшую форму религиозной проституции в Риме. Выходившая замуж девушка, прежде чем отправиться в дом к своему жениху, приводилась к статуе этого божества и садилась к нему на колени в знак того, что она как бы приносит ему в жертву свою девственность.

"In celebratione nuptiarum, -- говорит св. Августин, -- supra Priapi scapum nova nupta sedere jubebatur". Лактан-циус делает намеки на то, что девушки нередко не удовлетворялись одним сидением на коленях этого бога. "Et mutinus, -- говорит он, -- in cujus sinu pudendae nubentes praesident, ut illarum pubicitiam prior deus delibasse videatur". Стало быть, приношение в жертву девственности бывало иногда реальным актом.

Замужние женщины в случае своего бесплодия обращались также к этому божеству и снова садились на его колени, чтобы сделаться плодовитыми.

По словам св. Августина, в постели новобрачных часто клали изображение богини Пертунды, или Претонды, чтобы помочь супругу в его трудном деле дефлорации. Арно-бий на этот счет говорит: "Pertunda in cubiculis praesto est virginialem scrobem effondientibus maritis".

В этом также видно указание на некогда существовавшую религиозную проституцию.

Культ богини Изис даже в более цивилизованные времена был не более как особый вид проституции. Храм ее и посвященные ей рощи служили местом свидания для пар, расторгнувших свои брачные узы, и влюбленных. Посредницами между последними являлись жрицы, занимавшиеся устройством свиданий, передачей писем и всякими иными делами, имевшими целью помочь обольстителю увлечь свою жертву.

Проституция гражданская. Обширное распространение в Риме гражданской проституции доказывается богатством синонимов на латинском языке для обозначения разного рода проституток, что заставляет думать, будто они делились на множество каст, чего, однако, на самом деле не было.

Так, "Alicariae", или булочницы, держались вблизи булочников и продавали лепешки, приготовленные из крупитчатой муки без соли и дрожжей, назначенные для приношений Венере, Изис, Приапу и другим богам и богиням. Лепешки эти, называвшиеся "coli phia" и "siligines", имели обыкновенно форму мужских и женских половых органов.

"Bustuariae" назывались те проститутки, которые по но-чам бродили около могил (busta) и костров и часто исполняли роль плакальщиц во время погребальных обрядов. Далее "Casalides" (или casoridas, casoritae), жили в отдельных небольших домиках (casae), откуда они и получили свое прозвание. "Сорае", или "taverniae", жили в трактирах и гостиницах, a "diobalares", или "diobalae", было название старых, изношенных женщин, которые требовали от поклонников за свою любовь только два обола, Плавт говорит в своем Pennulus, что к услугам последнего рода проституток обращались исключительно негодные рабы и самые низкие люди (servulorum sordidulorum scorta diobolaria). "Forariae", или "приезжими", назывались девушки, являвшиеся из деревень в город, чтобы в нем заниматься проституцией, a "Famosae" -- патрицианки, матери семейств и матроны, не стыдившиеся развратничать в публичных домах, чтобы удовлетворить свою ненасытную похотливость и позором заработать деньги, а потом пожертвовать их на храмы и на алтари чтимых богов. "Junicae", или "vitellae" обязаны были своим названием исключительно своей тучности, a "noctilucae", или "noctuvigiles", -- тому, что они бродили по улицам только ночью, как ночные сторожа.

Публичные женщины носили еще и другие названия, именно: "mulieres", или женщины "pallacae" -- в воспоминание о вакханках, которые носили туники из тигровых шкур, "prosedae" -- так как они, сидя, ожидали, чтобы их кто-нибудь пригласил для coitus'a. Кроме того, они особенно часто назывались, как и в Библии, "peregrinae", или чужестранками, так как в большинстве случаев они являлись из чужих стран в Рим, чтобы здесь торговать своим телом. Наконец, они носили также название "putae" ("puti", "putilli"), корень которого перешел почти во все романские языки. Затем "Vagae", или "circulatrices", назывались бродячие проститутки, "ambulatrices" -- те, которые гуляли на наиболее многолюдных улицах, a "scorta" -- самые низкие из них, каковое название на простонародном языке можно передать словом "шкуры". "Scorta dévia" назывались те проститутки, которые принимали своих поклонников у себя дома, но для этого постоянно находились у окон своего жилища, чтобы обратить на себя внимание прохожих. Для всех проституток было одинаково оскорбительно, когда их называли "scrantiae", "scraptae" или "scratiae" -- очень бранные слова, приблизительно означающие "ночной горшок" или "стульчак" -- выражения, которым соответствует в современном миланском наречии слово "seggiona". Низший класс проституток назывался в Риме еще "Suburranae", что, собственно, значит "жительницы предместья", потому что Suburra -- одно из предместий Рима, находившееся около Via Sacra, было заселено исключительно ворами и проститутками. Название "Schaeniculae" носили те женщины, которые продавались солдатам и рабам и носили тростниковые или соломенные пояса как знак своего постыдного ремесла. Наконец, "naniae" назывались карлицы или маленькие девочки, которые начинали проституировать с шестилетнего возраста.

В Риме проституция процветала всюду: в храмах, на улицах и даже в театрах.

Salvian выражается следующим образом про тогдашние оргии: "Минерве воздают почести в гимназиях, а Венере -- в театрах".

В другом месте он говорит: "В театрах творятся самые непристойные вещи, а в гимнастических залах имеют место самые безобразные сцены". Исидор из Севильи идет в своих "Etymologiae" еще дальше. Он говорит, что театры были синонимами публичных домов, так как в них куртизанки по окончании представления публично предавались разврату.

В Риме существовал также особый род проституции, которая совершенно не подчинялась надзору эдилов и которую можно было бы назвать эстетической, или изящной, соответственно тому, как в латинском языке она называлась словом "bona". Куртизанки, принадлежавшие к этому классу, назывались "bonae meretrices", что указывало на их более высокое совершенство в их ремесле. В действительности они не имели никакого отношения к обыкновенным несчастным жертвам проституции. У всех у них были свои привилегированные любовники, "amasii" или "amici", и они совершенно напоминали собою греческих гетер. Как и последние, они имели большое влияние на моду, на искусства, литературу и вообще на все патрицианское общество.

Этих куртизанок можно было встретить повсюду: на улицах, в цирках, в театрах, окруженных целой толпой поклонников. Часто они гуляли по городу, развалившись в носилках, несомые неграми, полуодетые, с серебряным зеркалом в руках, покрытые браслетами, драгоценными камнями, с сережками в ушах и с золотыми диадемами на головах. Находившиеся около них рабы освежали воздух громадными веерами из павлиньих перьев. Впереди и позади таких носилок шла обыкновенно толпа евнухов, мальчишек, шутов-карликов и музыкантов, игравших на флейтах. Менее богатые из этих гетер или же менее тщеславные и наглые прогуливались пешком, одетые во всевозможные пестрые ткани. Они появлялись на улицах с зонтиками в руках, с зеркалами и веерами, в сопровождении нескольких рабов или по меньшей мере одной рабыни.

4. Средние века. Религиозная проституция. В средние века религиозная проституция существовала среди некоторых сект, проповедовавших общность жен.

Николаиты проповедовали отсутствие всякого стыда в половых отправлениях и учили, что все страсти, даже самые грубые и низкие, полезны и святы. Они вместе с так называемыми гностиками слились в несколько союзов, называвшихся фибионитами, стратиотиками, левитами и бар-боритами, в основу учения которых легли их взгляды.

Св. Епифаний описывает в IV столетии распространенный между ними разврат, не знавший никаких пределов. Секты эти просуществовали тайно до XII столетия, сделав еще одну попытку привиться к жизни.

Карпократ основал секту, которая учила, что стыд должен быть приносим в жертву Богу. Сын его, Епифан, развил учение своего отца, установив общность жен, по которой ни одна из них не должна была отказать в своих ласках кому бы то ни было из мужчин, если он потребует их на основании своего естественного права.

Секта адамитов была основана неким Продонусом, который был сторонником учения карпократов и ввел публичное отправление половых потребностей днем, говоря, что то, что хорошо ночью в темноте, не может считаться дурным при дневном свете.

Пикардистами назывались последователи Пикарда, главы другой эротической секты. Когда кто-нибудь из них желал обзавестись подругой, он являлся с ней к главе секты и говорил: "Мой дух воспламенен ею", на что последний обыкновенно отвечал словами Библии: "Идите, плодитесь и размножайтесь". Пикардисты, во время преследований их, укрылись в Богемии у гуситов, но последние истребили их всех до одного, не пощадив даже их жен, которые были почти все беременные и которые в темнице упорно отказывались от одежд и разрешались от бремени, смеясь и распевая непристойные песни (Beyle. Diction, historique et critique, статья "Picards").

Пикардисты воскресли во Франции в 1373 году под именем "скоморохов" (Turlupins), которые не только не признавали никакой одежды и ходили голыми, но даже, по примеру греческих циников, совокуплялись публично днем, в присутствии посторонних. Вот слова Beyle'a, который цитирует одно место из речи канцлера Gerson'a, направленной против них: "Cynicorum philosophorum more omnia verenda publicitis nudata gestabant et in publice velut jumenta coibant instar canum in nuditate et exercitio membrorum pudendorum degentes".

То же самое было в долинах Базиликаты, в Абруццких горах и в одном капище в Ороне в Пьемонте.

Имя св. Prix'a, y французов Ргеу'а и Priet'a, очевидно, произошло из древнего Priapus.

Проституция гостеприимная. Обычаем гостеприимства, напоминавшим нравы диких, было так называемое "украшение ложа" рыцаря, являвшегося гостем в каком-нибудь замке. По поводу этого дикого обычая Lacorne de Saint-Palaye цитирует одну очень любопытную новеллу (Manuscript du roi No7615, лист 210), где говорится об одной хозяйке замка, у которой гостил некий рыцарь и которая не хотела лечь спать до тех пор, пока не послала ему одну из своих дам разделить с ним ложе.

Проституция гражданская. Епископ, аббат, барон и ленный владетель могли содержать у себя нечто вроде гарема на счет своих вассалов.

Подобно тому как в настоящее время в кафе-шантанах, так прежде свидания с проститутками имели место около колодцев во дворах чудес ("Cours de miracles"), где они жили, или на улицах, где выставляли себя напоказ. Около такого колодца, служившего, впрочем, для всеобщего употребления, собиралось по вечерам много женщин с целью потолковать о своих любовных делах.

Можно сосчитать все колодцы, игравшие роль в истории проституции, и в каждом городе можно было найти один колодец, на котором было бы легко доказать, что Putagium средних веков (франц. "puits", итал. "pozzo") было неразрывно связано с забытыми в настоящее время общественными колодцами. Не требуется дальнейших доказательств того, что слова "putagium", "puteum" и "putaria" указывают на места сборищ проституток. Слово "putaria" употребляется в этом смысле в латинском языке итальянцев, на что указывает устав города Asti: "Si uxor alicujus civis Astensis olim aufugit pro putario cum aliquo". -- "Puteum" же более употреблялось в латинской поэзии, смешивавшей его с "putagium",

Слово "borde" употреблялось для обозначения отдельной хижины или ночного убежища, находившегося где-нибудь при дороге или у реки, вдали от города, в предместье его или даже в чистом поле. В таких "bordes'ax" и ютилась вначале проституция, подальше от надзора городской полиции и в безопасности от шумных скандалов.

Jacques de Vitry следующим образом описывает проституцию в Университетском квартале Парижа около конца XII столетия. "В одном и том же доме, -- пишет он, -- живут в верхнем зтаже профессора школ, а в нижнем -- публичные женщины, торгующие своим телом. Ссоры между ними и их любовниками прерываются по временам учеными спорами и аргументами мужей науки".

Людовик IX был очень добродетельный монарх, но в то же время и очень наивный, потому что он мечтал искоренить в своем государстве проституцию. Закон его, изданный в 1254 году об изгнании всех распутных женщин из пределов Франции, не мог быть приведен в исполнение по той простой причине, что он противоречил природе вещей.

Вскоре стало ясно, что официальная, регламентированная законом проституция была менее вредна, нежели тайная, и явилось убеждение, что искоренить проституцию невозможно, что все репрессивные меры меняют только ее название и форму, служа в то же время для нее новым возбудительным средством.

В течение того недолгого времени, когда проституция принуждена была существовать тайно, все таверны превратились в дома терпимости, и, наоборот, последние сделались трактирами, когда они снова были восстановлены приказом того самого короля, который раньше их запретил. По мнению Delamare'a, именно во время этого, так сказать, междуцарствия признанной законом проституции, публичные женщины стали называться различными позорными именами, указывавшими на их постыдное занятие.

В царствование Филиппа Августа получило распространение в народе слово "ribaud" (от "ribaldo" -- "ribaldus") в смысле "безнравственный", "развратный". Этим именем вначале обозначали без различия пола ту толпу, которая вращалась около королевской свиты и жила главным образом развратом, грабежом, игрой и милостыней.

Эта толпа разрослась до чудовищных размеров во время крестовых походов, и нередко число обозных служителей или придворных слуг какого-нибудь отряда далеко превосходило число солдат в нем. Среди них находилась также масса женщин, скрывавших свое постыдное занятие проституцией под видом служения королю и его вассалам.

Филипп Август решил воспользоваться для своих выгод этой толпой бездельников, и, вместо того чтобы стараться избавиться от нее путем угроз и наказаний, он придал ей известную организацию и постоянный порядок. Впоследствии из нее он сделал даже свою лейб-гвардию.

Одним из постановлений общины в Камбре следующим образом определены привилегии этого "roi des ribauds" этой шайки ("le roi des ribauds"): "Вышеназванный "roi des ribauds" король получает от каждой женщины, совокупившейся с мужчиной, по пяти су за каждый раз, безразлично, живет ли она в городе или нет. Равным образом всякая женщина, которая поселится в городе и в первый раз подчиняется настоящим правилам, платит в его пользу два турецких су. Затем каждая женщина, которая переменит квартиру или вовсе оставит город, обязана уплатить ему двенадцать денье" и т.д.

В каждом публичном доме имелся такой "roi des ribauds", заботившийся о соблюдении в нем порядка и бывший карикатурой придворного "roi des ribauds".

5. Новые времена. Придворная проституция. Если верить Brantome'y. Франциск I хотел уничтожить банду развратных и опасных женщин, которые под наблюдением и руководством так называемого "roi des ribauds" всюду сопровождали его предшественников. При нем этот "roi" был заменен одной из придворных дам, и следы этой щекотливой должности мы находим еще в царствование Карла IX.

Вот что рассказывало Brantome'y одно высокопоставленное лицо, которое не скрывало от себя гибельных последствий этой деморализации современной аристократии: "Если бы разврат существовал только среди придворных дам, зло было бы ограничено; но он распространяется также среди остальных французских женщин, которые заимствуют у придворных куртизанок их моды и образ жизни и, стараясь подражать им также в развратности, говорят: "При дворе одеваются так-то, танцуют и веселятся таким-то образом; мы сделаем то же самое".

Франциск I превратил свой двор в гарем, в котором его придворные делили с ним ласки дам. Король служил для всех примером необузданности в разврате, не стыдясь открыто поддерживать свои незаконные связи. "В его время, -- говорит Sauvai, -- на придворного, не имевшего любовницы, смотрели при дворе косо, и король постоянно осведомлялся у каждого из окружавших его царедворцев об именах их дам сердца".

Во дворце Лувра жила масса дам, преимущественно жен всякого рода чиновников, и "король, -- повествует даль-nie Sauvai, -- имел у себя ключи от всех их комнат, куда он забирался ночью без всякого шума. Если некоторые дамы отказывались от подобных помещений, которые король предлагал им в Лувре, в Турнелле, в Медоне и других местах, то жизни мужей их, в случае если они состояли на государственной службе, грозила серьезная опасность при первом обвинении их в лихоимстве или в каком-нибудь ничтожном преступлении, если только их жены не соглашались искупить их жизнь ценою своего позора".

Mézeray рисует в своей "Historié de France" поразительные картины этой испорченности нравов. "Началась она, -- говорит он, -- в царствование Франциска I, получила всеобщее распространение во время Генриха II и достигла, наконец, крайних степеней своего развития при королях Карле IX и Генрихе III".

Одна высокопоставленная дама из Шотландии, по имени Hamier, желавшая иметь незаконнорожденного ребенка от Генриха И, выражалась, как свидетельствует Brantôme, следующим образом: "Я сделала все, что могла, и в настоящее время я забеременела от короля: это для меня большая честь и счастье. Когда я думаю о том, что в королевской крови есть нечто особенное, такое, чего нет в крови простых смертных, я чувствую себя очень довольной, помимо даже тех прекрасных подарков, которые я при этом получаю". Brantôme при этом добавляет: "Эта дама, как и другие, с которыми мне приходилось беседовать, придерживается того мнения, что находиться в связи с королем нисколько не предосудительно и что непотребными женщинами следует называть только тех, которые отдаются за небольшие деньги людям незнатного происхождения, а не любовниц короля и высокопоставленных царедворцев его".

Brantôme приводит далее мнение одной знатной дамы, которая стремилась одарить всех придворных своими ласками, подобно тому как "солнце озаряет всех одинаково своими лучами". Такой свободой могли, по ее мнению, пользоваться только знатные особы, "мещанки же должны отличаться стойкостью и неприступностью, и если они не придерживаются строгости нравов, то их следует наказывать и презирать так же, как непотребных женщин домов терпимости".

После всего этого нечего удивляться тому, что одна придворная дама завидовала свободе венецианских куртизанок. Brantôme, сообщающий этот факт, восклицает: "Вот поистине приятное и милое желание!"

Мемуары Brantome'a содержат богатый материал по описанию тогдашних нравов, испорченность которых достигла своих крайних пределов.

Следовало бы целиком перепечатать его книгу "Femmes galantes".

Sauvai, который приводит цитаты из нее, стараясь быть как можно более сдержанным, рассказывает следующее: "Вдовы и замужние женщины занимались исключительно всевозможными любовными похождениями, а молодые девушки во всем им подражали: некоторые из них делали это совершенно открыто, без всякого стеснения, другие же, менее смелые, старались выйти замуж за первого встречного, чтобы потом вволю предаваться подобным любовным развлечениям".

Но все это было ничто в сравнении с кровосмешением, бывшим в аристократических семействах настолько частым явлением, что дочь, -- по словам Sauval'а, -- редко выходила замуж, не будучи раньше обесчещена своим собственным отцом.

"Мне часто, -- говорил он, -- приходилось слышать спокойные рассказы отцов о связи их с собственными дочерьми, особенно одного очень высокопоставленного лица: господа эти, очевидно, не думали больше о петухе в известной басне Эзопа".

После всего этого не может показаться даже невинной одна "благородная девица", которая утешала своего слугу следующими словами: "Обожди, пока я выйду замуж, и ты увидишь, как мы под покровом брака, который скрывает все, будем весело проводить с тобою время".

"Бесстыдство некоторых девиц, -- замечает в другом месте Sauvai, -- доходило до того, что они удовлетворяли своим развратным наклонностям даже в присутствии своих гувернанток и матерей, которые, однако, ничего не замечали".

В замке Фонтенбло, по словам его, все комнаты, залы и галереи были переполнены такой массой картин эротического содержания на сумму более ста тысяч экю, что регентша Анна Австрийская приказала (в 1643 г.) сжечь их.

Испорченность и извращенность нравов дошла до того, что многие мужчины вступали в связь с мужчинами, а женщины -- с женщинами. Одна известная принцесса, например, будучи гермафродитом, жила с одной из приближенных. В Париже и даже при дворе было много женщин, занимавшихся лесбийской любовью, чем были даже довольны их мужья, не имевшие в таком случае никакого повода ревновать их.

"Некоторые женщины, -- читаем мы в "Amours de rois de France" (с. 115, 12 изд., 1739 г.), -- никогда не отдавались мужчинам. Они имели у себя подруг, с которыми и делили свою любовь, и не только сами не выходили замуж, но и не позволяли этого своим подругам".

Маргарита Валуа была в кровосмесительной связи со своим братом Карлом IX и с другими своими младшими братьями, из которых один, Франциск, герцог Алансонский, поддерживал с нею эту связь в течение всей своей жизни. Это не вызывало в тогдашнем обществе никакого скандала, а послужило разве материалом для нескольких эпиграмм и шутливых песен ("Chansons"). Карл IX слишком хорошо знал свою сестрицу Марго, чтобы судить о ней иначе, чем было сказано в "Divorce satirique": "Для этой женщины нет ничего священного, когда дело идет об удовлетворении ее похоти: она не обращает внимания ни на возраст, ни на положение в свете, ни на происхождение того, кто возбудил ее сладострастное желание; начиная с двенадцатилетнего возраста она еще не отказала в своих ласках ни одному мужчине".

Екатерина Медичи не отличалась большой строгостью нравов. Об этом достаточно можно судить по тому банкету, который она задала королю в 1577 году в саду замка Chenonceaux, где самые красивые и благородные придворные дамы, полураздетые, с распущенными, как у новобрачных, волосами, должны были прислуживать за столом королю и его приближенным (Journal de L'Estoile).

Поэтому нисколько не удивительно, что самые знатные дамы были в своей интимной жизни в сто раз более циничны и развратны, чем простые женщины.

Проституция политическая. Разврат и распущенность придворных и высших классов населения не замедлили распространиться в народ. Кроме того, придворные куртизанки приобрели большое влияние на политику государства.

"Некогда, -- говорит Mezeray в своем "Précis chronologique de l'histoire de France", -- мужчины увлекали женщин в разврат словом и примером, но с тех пор как любовные интриги начали играть такую выдающуюся роль в событиях государственной важности, женщины далеко превзошли мужчин".

Екатерина Медичи для достижения своих политических планов пользовалась массой придворных дам и молодых девушек, которые были очень искусны в любовной стратегии. Женщины эти назывались "летучим отрядом королевы".

Отряд этот состоял из 200-300 женщин, которые постоянно жили вместе, связанные друг с другом самым тесным образом.

Далее, во главе шаек Фронды находились также женщины, отличавшиеся ловкостью и красотой. Они достигали своих целей, соблазняя офицеров и даже солдат.

Герцогиня Bouillon действовала в Париже, а принцесса Condé, племянница Richelieu, сделавшись супругой и матерью по приказанию своего дяди, призывала к оружию народ в Бордо.

Далее, г-жа Montbazon рекрутировала солдат среди военных и чиновников, жены парламентских секретарей орудовали среди судейских, лавочницы -- среди торговых людей, женщины из простонародья -- среди этого последнего. И все они шли к намеченной цели одним и тем же путем разврата: богатые развратничали в своих роскошных салонах, мещанки -- в своих скромных домиках, а женщины из простонародья -- на перекрестках и в трактирах.

Проституция эстетическая. В XV столетии в Италии была распространена эстетическая проституция, которая, по свидетельству Graf'а*, представляла собою возрождение проституции Древней Греции. Проститутки этого класса, в отличие от обыкновенных, назывались "Meretrices honestae". Они отличались в общем высоким образованием и вращались в высших сферах общества: среди артистов, сановников, принцев и т.п.

[Attraverso il Cinquecento, 1888.]

У Graf'а мы находим следующее описание некоторых из них: знаменитая Imperia изучила искусство сочинять стихи у Nicolo Compono, прозванного "Lo Strascino", и владела латинским языком. Лукреция, прозванная "Madrema non voule", могла служить образцом корректного и изящного языка, и Aretin говорит о ней устами известного прожигателя жизни Ludovico в одном из своих Ragionamenti следующее: "Ее можно было бы назвать Цицероном: она знает на память всего Петрарку и Боккаччо и массу стихов из Вергилия, Горация, Овидия и многих других авторов". Лукрецию Squarcia, родом венецианку, о которой говорится в известной Tariffa, можно было часто видеть на гуляньях с сочинениями Петрарки, Вергилия и Гомера в руках:

Recando spesso il Petrachetto in mano,

Di Virgilio le carte ed or d'Omero.

Она считалась в свое время большим знатоком чистого итальянского языка.

Имена Туллии d'Aragona и Вероники Franco известны в истории литературы, а Камилла Pisana написала книгу, которую редактировал Франциск del Nero. Дошедшие до нас письма ее отличаются немного вычурным слогом, но не лишены изящества; в них встречается множество латинизмов и даже целых латинских выражений.

Говоря о знаменитой Isabella de Luna, испанке, которая объездила полсвета, Bandello замечает, что она считалась самой умной и ловкой женщиной в Риме.

Аристократы и писатели не только не скрывали своих связей с наиболее известными куртизанками, но даже хвастали ими, и каждый стремился добиться у них большего внимания, чем его соперники. Знаменитый полководец Giovanni Medici приказал увести насильно Лукрецию ("Madrema non voule") от Giovanni del Stufa, который давал в честь ее праздник в Recanati.

В 1531 году шесть рыцарей вызывали во Флоренции на поединок всякого, кто не хотел бы признать Туллию d'Aragona самой почтенной и достойной удивления женщиной в свете. Когда такая Аспазия меняла место своего жительства, то о ней говорили столько же, сколько о приезде и отъезде королевы. Посланники извещали даже об этом свои дворы.

Заключение. Из всего изложенного мы можем сделать следующее заключение. У народов на заре их развития стыд был совершенно неизвестен; в половых сношениях существовала самая полная свобода; даже там, где не было беспорядочного полового сожития, брак являлся не тормозом, а скорее двигателем проституции: особенно в странах, где муж торговал своей женой, отдавал ее временно другому в пользование и т.д.

За этим периодом существования проституции в качестве нормального явления следует другой, в котором она, претерпев множество перемен, является уже более или менее отжившей, устаревшей. Она выражается тогда различно: то женщина должна принадлежать одинаково всем членам данной общины, то только политическому или духовному главе ее (Jus primae noctis в средних веках и религиозное растлевание девушек в Камбодже). Дальнейшей формой ее является проституция в храмах, причем женщина принадлежит безразлично всем или во всякое время, или же только в известные периоды, при религиозных празднествах. По временам наблюдается как бы ослабление проституции: замужние женщины, например, должны быть целомудренны, а девушки могут пользоваться полной свободой в своем поведении, или же первые обязаны в известное время нарушать свою обычную супружескую верность и возвращаться к первоначальному беспорядочному половому общению. В некоторых случаях проституция находится в связи с долгом гостеприимства, и брак, принимающий моногамическую форму, допускает, тем не менее, право гостя на жену своего друга. В других случаях первобытное беспорядочное половое сожитие оживает вновь, но уже в виде наказания женщины за нарушение ее долга супружеской верности. Часто проституцию санкционирует и религия, стремящаяся всегда сохранить все прошлое, призывая ее опять в известных случаях к жизни, как и иногда каннибализм, когда он уже давно исчез из народных обычаев.

В третьем периоде проституция опять исчезает из области традиций и представляется явлением болезненности и отсталости лишь известного класса лиц. Но в этом переходе от здорового к болезненному состоянию в виде блестящего исключения является эстетическая проституция, играющая роль оживляющего, плодотворного начала. Так, мы видим, что в Японии и в Индии известный класс гениальных проституток заботливо хранит и культивирует искусство пения и танцев и образует на основании этого особую привилегированную касту. Точно так же и в Греции некогда цвет гениальных мужей группировался около гетер и нашел в них могучий двигатель духовного и политического развития. Явление это повторилось в Италии в XV столетии и имело огромное влияние на духовный прогресс этой эпохи, который у отдельных индивидов, как и у целых народов, всегда так тесно связан с их половой жизнью.

Graf доказал, что известные условия, благоприятствовавшие появлению на свет эстетической проституции, повторялись в XV столетии в Италии и потому сопровождались и здесь одинаковыми последствиями. "Современники Перикла и Алкивиада, -- говорит он, -- были окружены всепроникающей атмосферой красоты. Женская красота могла достигнуть своего идеального воплощения, по мнению древних, только в лице гетеры. Поэтому Аспазии, античной красоте которой угрожает беременность, вменяется в обязанность предотвратить эту опасность при помощи предохранительного выкидыша".

Итальянцы XV столетия также жили, окруженные красотой; век этот оставил нам многочисленные произведения, в которых женская красота описана, анализирована и самым тщательным образом исследована в своих причинах и законах.

В Греции во времена Перикла исчезает уважение к браку; точно так же в Италии в XV столетии он подвергается всеобщему презрению и осмеянию, так что тогдашние писатели почти все разделяют взгляд Aretin'a, по которому "жена -- такая тяжесть, для которой нужны плечи Атланта".

"Если холостая жизнь, -- замечает Graf, -- вообще поддерживает и даже создает проституцию, то безбрачие образованных людей, писателей и артистов призывает к жизни гетеру и куртизанку".

 

---