Классики юридической психологии

САМОУБИЙЦЫ

1. Чтобы дополнить наше исследование о преступлениях по страсти, мы должны коснуться еще самоубийц, ибо аналогия и родство между преступлениями, особенно совершаемыми по страсти, и самоубийством так велики, что их можно рассматривать, как две ветви одного и того же дерева.

Самоубийство -- этот феномен, так близко стоящий к преступности по своим вариациям, наблюдается, в общем, у женщин в четыре и даже пять раз реже, чем у мужчин.

2. Самоубийства вследствие физических страданий. Соответственно незначительному числу самоубийств, совершаемых по страсти, число их вследствие физических страданий также невелико. В этом отношении женщины относительно превосходят мужчин в Пруссии, Саксонии, Италии, Вене и Париже и уступают им в Германии, Бельгии, Франции и Мадриде. Но превосходство их только относительное, так как абсолютное число самоубийств вообще, а стало быть, и тех, причиной которых являются физические страдания, среди мужчин всегда значительно больше, чем среди женщин.

Обстоятельство это является новым доказательством меньшей чувствительности женщины: она не так живо ощущает физические страдания, и потому последние ее не доводят так часто до самоубийства, несмотря на то что женщина переносит больше физических мук, нераздельно связанных с жизненными функциями и особенностями ее пола. Но так как страдание принадлежит в отдаленном смысле слова к аффектам, а физическая чувствительность есть основа страстей и нравственного чувства, то этим мы можем объяснить себе редкость среди женщин самоубийства, обусловленных страстями.

3. Нищета. Нищета является для женщины несущественным мотивом самоубийства. Число лиц, лишающих себя жизни вследствие нищеты, сравнительно невелико как среди мужчин, так и женщин. Шансы для обоих полов впасть в нищету почти одни и те же, так как материальным потерям подвергаются одинаково как муж, так и жена, как отец, так и дочери и т.д. Но женщина гораздо легче мужчины выходит из подобного положения. Представляя собою, как сказано нами раньше, средний тип человеческого рода, она в силу этого легче приспособляется к разного рода переменам жизненных условий. Разница между герцогиней и прачкой более поверхностна и далеко не так глубока, как различие между членами в пределах другого пола: герцогиня может сравнительно легко примениться к какому-нибудь новому положению и стать, положим, прачкой. Кто знаком с жизнью, тому приходилось, вероятно, встречать высокопоставленных женщин, которые, впав в бедность, легко примирялись с местом какой-нибудь компаньонки или даже горничной; мужчина же при таких же условиях не так легко мирится со своим несчастием и очень часто погибает под ударами судьбы. Женщина благодаря именно своей пониженной чувствительности, а также тому обстоятельству, что потребности ее меньше, приспособляется легче и лучше мужчины не только к нравственным страданиям, но и к физическим лишениям, связанным с бедностью (плохое питание, отсутствие каких бы то ни было удобств и пр.). Заметим далее, что за материальное разорение семьи женщина несет обыкновенно только косвенную ответственность, благодаря чему избавлена, по крайней мере, от тех угрызений совести и нравственных страданий, которые выпадают так часто на долю мужчины. С другой стороны, и материнство оказывает на нее в таких случаях свое благодетельное влияние, ибо мать, впав в нищету, под влиянием горя чувствует сильнее потребность заботиться и не покидать детей своих, между тем как мужчина при подобном же несчастий в состоянии совершенно забыть о них. Далее, женщина обыкновенно не настолько горда, чтобы в случае крайней нужды не решиться просить милостыню, в то время как мужчина часто предпочитает нищенству смерть. Наконец, она, в силу своего слабо развитого нравственного чувства, прибегает еще к проституции как к крайнему средству выйти из своего тяжелого положения.

Итак, для того чтобы женщина решилась на самоубийство, нужна совокупность более многочисленных причин, чем для мужчины. Только лишь в том случае, когда бедность ее достигает такой степени, что она лишена решительно всего, что нужно для жизни, когда ей закрыты все пути к спасению, а стыд или возраст не позволяют ей заняться проституцией -- только лишь при таких условиях женщина способна поднять на себя руку. "Я испытала тысячу средств, -- пишет одна самоубийца, -- чтобы достать работу, но всюду наталкивалась на черствых, бездушных людей, оскорблявших меня своими грязными предложениями". Другая молодая, красивая девушка сообщает в своем предсмертном письме, что она заложила все, что можно было заложить, и осталась без всего. "Я могла бы, -- добавляет она, -- иметь хорошо устроенный магазин, но я предпочитаю умереть честной девушкой, чем вести жизнь распутной женщины".

4. Любовь. В качестве мотива самоубийств, равно как и преступлений, любовь играет довольно видную роль. Относительные цифры статистики здесь так велики для женщин, что последние сравниваются и даже превосходят в этом отношении мужчин. Для страстной женщины самоубийство является самым частым средством избежать мук несчастной любви. Обстоятельство это в силу антагонизма, существующего между самоубийством и преступлением, не может не влиять на преступления по страсти, значительно уменьшая число их.

Преобладание самоубийств над убийствами, совершаемыми под влиянием страсти, вполне соответствует указанным нами при изучении нормальной женщины характерным чертам женской любви. Для женщины любовь является чем-то вроде рабства, которому она отдается с энтузиазмом, бескорыстным самопожертвованием для любимого человека. Если при всем том у обыкновенной женщины и находят еще место эгоистические чувства, которые порою берут даже перевес, то у страстных натур зато эта самоотверженность под влиянием дурного обращения и жестокости любовника не только не уменьшается, а даже, наоборот, увеличивается. В подобных случаях даже самая сильная страсть не может, очевидно, привести к преступлению, и было бы абсурдом предполагать, что Элоиза, Carlyle или Lespinasse, например, могли бы убить своих любовников, если бы последние изменили им или начали дурно обращаться с ними. Напротив, любовь их благодаря этому сделалась бы еще сильнее, а преданность -- еще более безграничной, Мы редко видим, что обыкновенные, совершенно неизвестные женщины оканчивают самоубийством страдания своей неудачной любви и, умирая, обращаются в своих последних, предсмертных письмах со словами любви и прощения к тем, кто не должен был бы, казалось, возбуждать в них ничего, кроме ненависти и желания мстить. Так, одна молодая девушка перед самоубийством писала своему любовнику: "Ты обманул меня; два года ты клялся, что женишься на мне, а теперь бросаешь меня; я прощаю тебя, но не могу пережить потери твоей любви..." В письме другой мы читаем: "Я делала невозможные нравственные усилия, чтобы жить без этой любви, которая составляла всю мою жизнь, но это оказалось выше моих сил. Да, преступление мое тяжко, и имя мое будет проклято даже моим собственным ребенком, и тем не менее я не могу жить без другой половины моего "я", без того, кого я потеряла. Я была уже готова броситься к ногам его, но он оттолкнул бы меня. Ах, пусть он простит мне несправедливости, которые я ему когда-либо причиняла, пусть помнит только о счастливых минутах, проведенных со мною!" Одна покинутая своим любовником девушка писала своей подруге: "Уверь его (т.е. любовника), что я молюсь о счастии его и умираю, любя его", а другая в следующих словах прощалась со своим любовником в предсмертной записке: "Прощай! смерть скоро разлучит нас; я надеюсь сделать тебя счастливым..." "Чем я заслужила, -- восклицает третья несчастная, обращаясь к своему вероломному любовнику, -- твою немилость? Неужели тем, что любила тебя больше своей жизни?"*

[Sighele. L'evoluzione dall' omicidio ai suicidio nei drammi d'amore. Arehiv. di Psich, 1891. Brierre de Boismont. Du suicide, 1862.]

В общем, измена любовника редко возбуждает в женщине жажду мести. Она смотрит на измену эту, как на своего рода смерть его, которая причиняет ей жестокие страдания и после которой ей ничего не остается, как тоже умереть, если только она до этого не лишится рассудка.

Что преступницы по страсти способны на преступления против своих любовников, возможно, быть может, объяснить тем, что они любят, как мужчины, и что у них -- как мы заметили раньше -- наблюдаются очень часто соматические признаки, свойственные мужскому полу. Между преступницами из эротических мотивов встречается чрезвычайно редко настоящий, совершенный тип преступниц по страсти; гораздо чаще, чем любовью, преступления их обусловливаются чувствами эгоистического характера, порождаемыми разочарованиями в любви. Чистая и сильная страсть сама по себе доводит любящую женщину до самоубийства или психического расстройства чаще, чем до преступления; последнее же всегда свидетельствует о том, что страсть пробудила дремавшие дотоле дурные инстинкты или что имеется дело с вполне мужским складом характера. Итак, единственным преступлением по страсти, если только возможно назвать его преступлением, является у женщин самоубийство; другие же преступления, совершаемые из этого же мотива, суть деяния собственно не преступниц по страсти.

Брак также является у женщин реже, чем у мужчин, источником мотивов к самоубийству: на 50 мужчин, лишающих себя жизни вследствие измены их жен, и на 41, налагающих на себя руки вследствие смерти их, приходится по 14 самоубийц-женщин. Объясняется это отчасти тем, что у женщин материнская любовь сильнее супружеской и чувства их больше всего сосредоточены на детях, а отчасти тем обстоятельством, что они в таких случаях гораздо чаще мужчин подвергаются психическим заболеваниям.

Замечательна также частота незаконных любовных связей у преступниц по страсти. Брак, как и все социальные установления, рассчитан, собственно говоря, на нормальных женщин; обыкновенная замужняя женщина никогда не любит так сильно, чтоб думать о самоубийстве, когда она овдовеет. Зато женщина с сильной и страстной натурой находит часто в препятствиях, которые общество полагает ее любовным стремлениям, камень, о который разбивается ее жизнь. Весьма естественно поэтому, что страстные женщины дают из среды своей наибольшее число самоубийц и душевных больных.

5. Двойные и множественные самоубийства. Выдающуюся роль играет обыкновенно женщина в двойных самоубийствах. Там, где два любящих сердца, не имея возможности соединиться брачными узами, вкушают тем не менее от запретного плода любви и платят затем собственною жизнью за увлечение, которому не могли противостоять, -- там женщина проявляет обыкновенно большую решительность. В двойном самоубийстве Bancal-Trousset первая мысль о нем явилась девушке, Trousset, под влиянием чтения романа Indiana. Но Bancal не соглашался умереть, и тогда она начала осыпать его упреками, между прочим, говоря: "Неужели ты не любишь меня настолько, чтобы принести мне эту жертву?" Юноша наконец уступил ей, но в назначенный вечер долго не решался нанести ей первый удар ножом. Она начала убеждать его, и под влиянием ее слов он наконец решился. Однако при виде хлынувшей крови он растерялся и хотел перевязать рану, но она не дала ему этого сделать. Ее решимость умереть была так велика, что она приняла еще яд, и, когда он долго не действовал, приказала еще раз своему любовнику заколоть ее. "Нужно, наконец, покончить с этим, -- кричала она, -- заколи меня скорей!" Точно так же и в самоубийстве Cesira Merz и Pietro Lev., план умереть вместе создала Merz, и когда у Pietro в решительную минуту не хватило духу застрелить себя и он начал плакать, она сказала ему: "Милый, ты малодушен; в таком случае я сперва убью тебя, а потом умру сама... Теперь все кончено... некогда ломать комедии". Brierre de Boismont цитирует случай, где одна молодая девушка спокойного характера, но начитавшаяся романов, узнав, что родители жениха ее не соглашаются на его брак с нею, решилась умереть вместе с ним и сумела убедить и его решиться на это. "Я готова, -- говорила она ему, -- скорей умереть, чем потерять тебя; дай мне и ты доказательство такой же любви ко мне". Молодые люди Берта Delmas и Эмиль Gasson были обручены. Но вот им необходимо было расстаться, так как жених должен был уехать отбывать воинскую повинность. Расставаясь, влюбленные утешали себя тем, что на новый год они увидятся опять. Но наступил новый год, a Gasson не приехал, потому что не получил отпуска. Тогда Delmas заложила за 9 франков свои серьги и послала ему эти деньги с просьбой непременно приехать, так как она не может более без него жить. Молодой солдат дезертировал из полка и провел со своей невестой в полном счастии целую неделю, хотя и ждал с минуты на минуту жандармов, которые должны были прийти арестовать его. При таком положении дела Берте пришла в голову мысль умереть вместе со своим женихом. Был назначен день и час, когда они должны были лишить себя жизни, но Gasson под разными предлогами откладывал исполнение этого плана. Тогда молодая женщина заставила его стрелять в нее и в себя. Оба они остались живы, и на суде выступила потом очень ясно разница в их характерах. Одного взгляда на робкого, нерешительного и заикающегося Gasson'a было достаточно, чтобы убедиться, что в данном деле он действовал под влиянием своей невесты; последняя же своим твердым, решительным, как у мужчины, характером не допускала сомнений, что весь этот план был задуман и подготовлен исключительно ею одной.

Происхождение этого часто наблюдаемого вида самоубийств становится понятным, если рассматривать любовь как особую форму сродства, усиливающегося путем более или менее продолжительной совместной жизни настолько, что разлука становится в конце концов непосильной.

Мысль о смерти всегда приходит первой женщине, и она же делает почти всегда первый шаг к осуществлению задуманного плана самоубийства. Bourget изобразил в своем "Disciple", с одной стороны, мужчину, у которого в решительную минуту не хватает духу лишить себя жизни, и с другой -- женщину, твердо настаивающую на приведении в исполнение принятого решения покончить с собой. Явление это весьма естественно. Любовь даже при обыкновенных условиях есть нечто в высшей степени важное для женщины; для страстной же натуры она -- все, и лишить ее того, кого она любит, значит лишить ее жизни. Для мужчины же, даже если он и очень сильно влюблен, жизнь имеет всегда столько привлекательного и обольстительного, что он лишь редко решается расстаться с нею вследствие потери любимой женщины. Правда, бывают минуты, когда и он может под влиянием отчаяния и непреодолимых препятствий искать выхода из своего положения в самоубийстве, но раз страсть его будет удовлетворена, у него -- как вполне верно замечает Bourget -- всегда возвращается интерес к жизни и ко всему тому, что ему и помимо любимой им женщины нравилось в ней. Вот почему многие мужчины медлят покончить с собой, особенно если та, кого они любили, отдалась им вполне, между тем как женщина в таких случаях выказывает, наоборот, еще большую решимость.

Особый вид самоубийства женщин -- это смерть матери одновременно с ее детьми под влиянием нищеты или какого-нибудь тяжелого несчастия. Aresteiles лишила себя жизни вместе со своим сыном, страдавшим эпилепсией и идиотизмом, из боязни, что с последним после смерти ее станут дурно обращаться. Некто Berbecon убила свою горячо любимую дочь, которая должна была поступить в заведение для душевнобольных, и затем сама покончила с собой, так как не могла примириться с мыслью о разлуке с ней. Monard пыталась лишить себя и своих двух детей жизни, не будучи более в состоянии переносить дурного обращения своего мужа. Soubin, честная и трудолюбивая женщина, убила своих маленьких детей и затем покушалась на собственную жизнь, попав в страшную нужду благодаря отсутствию работы и тюремному заключению своего мужа. Впрочем, перед тем как привести в исполнение свой ужасный план, она продала последнюю мебель, купила детям новые платья и роскошный ужин, затем, когда они спали, задушила их и пыталась покончить с собою.

Подобного рода самоубийцы суть обыкновенно очень честные женщины, а деяния их, которые кажутся на первый взгляд детоубийством с последовательным самоубийством, являются на самом деле, так сказать, осложненными самоубийствами. Эти матери, решившиеся умереть, не могут оставить жить своих детей, составляющих часть их собственного "я", и не в состоянии считать свои муки оконченными, если они знают, что те будут страдать и мучиться и после их смерти. Подобный взгляд подтверждается тем, что во всех таких случаях убитые дети находятся постоянно в очень юном возрасте или в беспомощном состоянии (вследствие идиотизма и т.п.). Пока ребенок слаб и несамостоятелен, он кажется матери частью ее собственного существа; поэтому она в заботах о нем решается на все средства, которые только возможны для нее, -- даже на такие, которые совершенно ненормальны. С дитятею, сделавшимся большим и самостоятельным, мать также связана очень сильной любовью, но уже не чувствует себя идентичной с ним. Souhin на вопрос, почему она, перед тем как покушаться на собственную жизнь, убила своих детей, ответила: "Я хотела отравиться вместе с ними". Если ребенок слишком юн, чтобы быть совершенно независимым от матери, но в то же время настолько зрел, что может подчиниться влиянию внушения, то мать никогда не убивает его сама, но старается подговорить его умереть добровольно вместе с нею. Garnier сообщил два случая, в которых матери двух мальчиков 10- и 13-летнего возраста убедили их покончить с собою вместе с ними.

В некоторых случаях мать решается на убийство и самоубийство в силу известных эгоистических мотивов, и тогда дело идет уже об особой эгоистически-страстной форме самоубийства. Сюда принадлежит, например, случай Е. Это была очень нервная женщина меланхолического темперамента, страдавшая постоянными головными болями, головокружением, бессонницей и т.п. и происходившая из хорошей, некогда состоятельной фамилии. Выйдя замуж за доброго, но очень бедного человека, стоявшего значительно ниже ее по своему образованию, она почувствовала отвращение к своему мрачному существованию, которое должна была влачить, страшно нуждаясь, в одной комнатке, служившей ей в одно время гостиной, спальней и кухней. Она постоянно упрекала, хотя и неосновательно, своего мужа в том, что он дурно обращается с нею, и однажды, будучи более обыкновенного рассержена и возбуждена, она решилась умереть вместе со своим сыном, которого обожала. Если бы это была дурная женщина и плохая мать, то она под влиянием подобных условий жизни убила бы, как Stakelberg, свое дитя или отравила бы своего мужа. Но это была честная натура, решившаяся вместе со своим ребенком расстаться с жизнью, хотя мотивом этого решения служило чисто эгоистическое, а не ego-альтруистическое чувство, каким является материнская любовь.

Очень редки двойные или множественные самоубийства одних женщин. Нам известен, да и то не подробно, только один подобный случай, касающийся неких Ольги Протасовой и Веры Жеребцовой, двух интимных подруг, живших в большой нужде. Последняя из них взяла слово от первой, что та убьет ее, если судьба ее в течение двух месяцев не изменится к лучшему. По прошествии этого времени Протасова сдержала свое обещание, данное подруге, и затем сама лишила себя жизни. Редкость подобных случаев объясняется слабостью дружественных уз, соединяющих женщин, что служит также причиной редкости среди них самоубийств из мотивов дружбы.

Наконец, еще реже наблюдаются одновременные самоубийства супругов. Здесь нам приходится еще раз повторить, что брак рассчитан собственно на нормальных женщин, не отличающихся страстным темпераментом и потому мало предрасположенных к самоубийству, между тем как субъекты со страстными натурами находят в браке достаточно поводов лишить себя жизни. Единственный известный нам в этом отношении случай имел место в Болонье. У супругов Par. умер от дифтерита на 20-м году жизни их единственный сын, которого они безумно любили. Это был необыкновенно талантливый, даже гениальный молодой человек, который, несмотря на свой юный возраст, успел уже зарекомендовать себя блестящими доказательствами своего поэтического таланта. Родители его, сраженные этой утратой, месяц спустя после смерти его, отравились окисью углерода. Необыкновенное решение умереть вместе объясняется здесь внезапным прекращением жизни существа, связывавшего двух престарелых супругов одинаковыми воспоминаниями о счастливой юности и надеждами на блестящее будущее.

6. Самоубийство вследствие душевных заболеваний. Редкость у женщин самоубийств из-за страстных мотивов объясняется тем обстоятельством, что среди них очень высок процент самоубийств, обусловливаемых душевными заболеваниями.

Разница эта объясняется только отчасти тем, что известные формы душевных расстройств маниакального характера, наблюдаемые преимущественно или даже исключительно у женщин, как, например: pellagra, или пуэрперальные психозы, обусловливают самоубийства в размерах, превосходящих значение алкоголизма среди мужчин. Нужно скорее согласиться с тем, что сильные страсти заканчиваются у женщин потерей душевного равновесия чаще, чем преступлениями. Только лишь под влиянием страданий, доводящих женщину до галлюцинаций и бреда, у нее наблюдаются самоубийства в большей пропорции, нежели у мужчин. Подобное соотношение самоубийства у обоих полов вполне соответствует соотношению, существующему между их преступностью. Самоубийство может обусловливаться бесконечным числом самых разнообразных свойств характера, начиная слегка повышенной чувствительностью и возбудимостью и кончая раздражительностью, доходящей до состояния помешательства. Но женщине, в общем, свойственна, как мы уже знаем, меньшая чувствительность, чем мужчине, и потому она совершает меньше самоубийств в силу страстных мотивов, чем последний, у которого самоубийства обусловливаются более многочисленными колебаниями индивидуальности или аномалиями психической сферы. Женщина более нормальна мужчины, так как она менее переменчива, нежели он, но если зато у нее наблюдаются отклонения от нормы, то они всегда более тяжкого характера. Таким образом, женщина значительно чаще мужчины занимает тот или другой из двух крайних полюсов, какими являются, с одной стороны, абсолютная нормальность, а с другой -- крайняя ненормальность, при которой самоубийство тесно сливается с душевными расстройствами.