Сабине Рюкерт (Sabine Rückert)

("Die Zeit", Германия)

Суд Нью-Йорка отменил постановление о аресте Доминика Стросс-Кана. Незадолго до этого в Мангейме суд снял с телеведущего Йорга Кахельмана (Jörg Kachelmann) обвинения в изнасиловании. В обоих случаях судьи сомневались в достоверности показаний главной свидетельницы обвинения. Исследований на предмет того, как часто в Германии выносится ошибочный приговор на основании ложных обвинений, нет. Напротив, для судов, прокуратур, даже для науки промахи уголовной юстиции не считаются темой, достойной внимания. В совокупности Федеральное министерство юстиции насчитывает лишь 90 случаев возобновления следствия из 800 000 закрытых в законном порядке уголовных дел в год. Это те, кто в нашей стране был осужден безвинно, но их число намного больше. Насколько больше, можно судить еще и по тому, что гражданские суды в ходе следующего за основным процессом рассмотрения дела, связанного с возмещением ущерба, в 30-40% случаев приходят к отличному от только что вынесенного судом по уголовным делам приговора.

Ральф Эшельбах (Ralf Eschelbach), судья Верховного Федерального суда в Карлсруэ, комментируя в мае этого года ситуацию с уголовно-процессуальным правом, оценил объем всех ошибочных приговоров аж в четверть. По его мнению, львиная доля таковых приходится на случаи, где доказательств заявленного преступления мало или нет вовсе и речь идет о "слове против слова". Особенно часто такое случается при обвинениях в изнасиловании. Одну из основных причин судебных ошибок Эшельбах усматривает в наличии предыдущей судимости обвиняемого, которая наряду с сотрудничеством с прокуратурой задает определенный настрой судьям. К тому же последние часто полагаются на содержание следственного дела и начинают рассмотрение дела судом, доверяя работе прокуроров. Фиксирование действий, изобличающих обвиняемого, приводит к тому, что в Германии доля оправдательных приговоров составляет менее 3%. В США, где приговор выносится судом присяжных, не посвященных в предысторию дела, около трети уголовных дел завершаются оправданием.

В начале судебного процесса, который приводит к вынесению ошибочного приговора, часто стоит нераспознанное ложное обвинение. При этом ложь действует убедительнее в зависимости от того, насколько точно она соответствует ожиданиям обманываемых лиц. Ярким примером эффектного лжесвидетельства является случай предполагаемого утопления горластыми неонацистами пятилетнего мальчика арабской внешности, которое якобы произошло в 2000 году на одном из бесплатных пляжей под Дрезденом. Все немецкие СМИ в смятении писали об этой новой жестокой вспышке расизма в Восточной Германии. Прокуратура выдала распоряжение об аресте нескольких молодых людей. Герхард Шредер, будучи тогда канцлером ФРГ, встречался с матерью погибшего ребенка, а режиссер Фолькер Шлендорфф (Volker Schlöndorff) посетил семью, чтобы закрепить за собой авторские права на соответствующий фильм. Позже все-таки выяснилось, что ужасное преступление - плод воображения как раз той мамы, чей сын погиб в результате несчастного случая на воде. По ее словам, она умело воспользовалась всеми тлеющими предрассудками в отношении немецкого Востока, поэтому изначально ей поверили безоговорочно.

Также впечатляет так называемое "Дело Вилькомирского", в ходе которого один швейцарец в 1995-98 гг. выдавал себя за бывшего узника концлагеря и даже написал об этом книгу. Ему удалось обвести вокруг пальца не только критически настроенные СМИ, но и немецкую общественность вместе с издательством "Зуркамп Ферлаг" и ряд еврейских организаций. По этому образцу действуют и мнимые жертвы изнасилования, которым удается ввести в заблуждение следователей и судей: тема щекотливая, и каждый, кто приближается к ней со страхом и нечистой совестью, будет пойман и использован в собственных интересах. Политкорректность требует безоговорочно верить предполагаемым жертвам преступлений нацистов или насильников. Никто не пускается в неудобные расспросы или поиски. Скептики подвергаются риску самим оказаться в империи зла.

Тактичное обхождение с лицами с репутацией жертвы - стабильный фундамент для успешного лжеца. Сотрудники уголовного розыска и прокуратуры, даже судьи, на которых лежит обязанность установления объективной истины, падают жертвами собственной блокировки мышления. Только благодаря дистанцированию и профессионализму следователям удается вырваться из подавляющей дух противоречия атмосферы и подвергнуть сомнению показания заявительницы.

Опрометчивые реакции прокуратуры на дела Кахельмана и Стросс-Кана по эту и ту строну Атлантики можно объяснить недостатком открытости при исходе подобных дел. Оба обвиняемых вели сексуальную жизнь в стороне от общегражданских представлений, поэтому их без всяких доказательств посчитали способными совершить изнасилования. В случае с могущественным главой МВФ отягчающим обстоятельством оказался факт, что обвинившая его женщина происходит с противоположного конца социальной лестницы - темнокожая переселенка и мать-одиночка. Так или иначе, всеобщие симпатии оказались на ее стороне.

Ложные обвинения раздаются намного чаще, если они "предчувствуются" общественностью. Распространившаяся в СМИ оценка в 3% существенно отличается от реальной. Достойный поощрения разворот общества в сторону жертв преступлений подталкивает не только подлинных жертв к заявлению о совершенном в их отношении преступном деянии, но и побуждает людей с психическими расстройствами и сомнительными мотивами, число которых постоянно растет, выдавать себя за жертв преступлений. "В большинстве случаев статистика дает неверное представление о доли лжесвидетельств, особенно в делах об изнасиловании, которая в действительности довольно высока и за которой отсутствует достаточный контроль", - пишет в своем комментарии судья Верховного Федерального суда Ральф Эшельбах. Вместо этого свидетельствам, преимущественно женским, предоставляется излишний моральный кредит.

При этом данная проблематика хорошо известна задействованным в прокуратурах судебным медицинским экспертам и психологам, оценивающим показания. Профессор психологии Гюнтер Кёнкен (Günter Köhnken), работающий в Киле, один из наиболее востребованных специалистов Германии по достоверности показаний, оценивает долю ошибочно вынесенных приговоров, в том числе и обследованным им людям, в 30-40%. Клаус Пюшель (Klaus Püschel), директор Гамбургского института судебной медицины, выполняющего роль самого крупного амбулаторного отделения Германии, констатирует: в 2009 году после проведенного медицинского обследования 27% предполагаемых пострадавших от изнасилования оказались мнимыми жертвами, самостоятельно нанесшими себе травмы. Было доказано, что только в 33% случаев речь шла о настоящих жертвах, в оставшихся 40% случаев судебная медицина не пришла к какому-либо однозначному заключению.

По мнению Пушеля, тенденция к мошенничеству появилась только в последние годы. До этого уровень ложных обвинений оставался стабильным на протяжении десятилетий и варьировался от 5% до 10%. Рост тенденции имеет не только роковые последствия для обвиняемых, но среди прочего заставляет страдать настоящих жертв злоупотреблений и изнасилования.

Если ложно обвиняемому удается произвести на суд впечатление, часто дело поворачивается так, что судьи отрекаются от выводов специалистов и берут на себя смелость судить самому, скажем, о достоверности высказываний обвиняемого.

Переоценивая собственные возможности, они довольно часто упускают подлинные мотивы "жертвы" или факт, что им приходится иметь дело с расстройством личности, которая в силу своего заболевания имеет склонность к манипулятивному поведению. "Личные показания", даваемые под присягой, на которых судьи имеют обыкновение основывать свои оценки, становится одним из опасных источников заблуждения.

Судья может хорошо разбираться в уголовном праве и уголовно-процессуальном кодексе, но в психологии показаний и психиатрии он понимает не больше, чем любой дилетант. То, что юристы называют "вспомогательными науками", прививается не во время учебы и не во время подготовительной юридической практики. Судья совершенно не умеет отличать специалистов в своей области от тех, кто только считается таковым. Судье приходится приобретать необходимые знания на протяжении всей своей профессиональной практики и часто - за счет обвиняемых.

То, что судьям иногда вообще не удается распознать некомпетентность заключения специалиста, стало очевидно на процессе по делу Кахельмана в Мангейме. Здесь, в следственной тюрьме, Большое пятое отделение по уголовным делам в течение нескольких месяцев держало под арестом телеведущего, впоследствии отпущенного на свободу, на основании заключения лечащего врача предполагаемой жертвы, чью невысокую квалификацию судьям были вынуждены доказывать прочие эксперты уже в ходе судебного разбирательства.

И даже если ложно обвиняющие потерпят в суде фиаско и обвиняемый будет отпущен на свободу, им не придется бояться судебного преследования. Согласно полицейской статистике, дело по поводу фальсификации преступления ведется только в отношении 0,2% подозреваемых. За этим стоит желание прокуратуры не оттолкнуть потенциальных заявителей. Уголовная юстиция живет за счет импульсов от народа, рекламные ролики побуждают граждан сообщать о преступных действиях в полицию. Было бы контрпродуктивно, если бы заявители оказывались в бедственном положении.

 

Источник: Голос России