Доктор философии Роберт Д. Хаэр всю жизнь проработал в тюрьмах Британской Колумбии в Канаде. Так получилось, что психопатией он заинтересовался совершенно случайно в самом начале своей научной карьеры. Это произошло как-то само собой после продолжительного общения с рецидивистом по имени Рэй. Наблюдения за повадками этого человека, и в особенности, за его невероятными суггестивными способностями, тогда сильно поразили Хаэра. Впечатление усилилось еще больше после того, как психолог сам оказался его жертвой, хотя раньше был абсолютно уверен в своей проницательности.

Для того чтобы передать это удивление читателям, он начинает свою книгу с небольшого рассказа об их первой встрече. В нем Хаэр признается, что во время учебы о работе в тюрьме никогда не задумывался. Однако обстоятельства сложились так, что после получения степени магистра психологии ему пришлось устраиваться именно туда. Как у всякого начинающего специалиста у него еще не было денег, но уже была семья, так что времени на долгие раздумья не оставалось. Единственным учреждением, согласившимся взять в штат психолога без опыта, оказалась тюрьма строгого режима близ Ванкувера. До этого времени он ни разу в жизни не видел преступников, и о том, как себя вести с ними, не имел ни малейшего представления. К тому же, его предшественник так быстро покинул свое место, что они даже не успели увидеться. В итоге он оказался совершенно один в огромной тюрьме, без возможности получить совет более опытного коллеги. Правда, в его кабинете оказалась небольшая библиотека, но она состояла в основном из старых психологических тестов. Как пользоваться ими он, к своему стыду, совсем не знал. О некоторых из них он что-то слышал во время учебы, но большинство видел впервые. Что именно ему нужно делать, например, с тестом Роршаха, когда к нему приведут на консультацию человека, осужденного за убийство, он понятия не имел.

И вот, в первый же рабочий день к нему зашел некто Рэй. Как уже после выяснилось, это был рецидивист со стажем, один из неформальных лидеров ванкуверской тюрьмы. Сказав пару слов, он быстрым движением достал нож и начал им медленно водить перед лицом Хаэра. При этом Рэй не переставал мило улыбаться и смотреть ему в глаза. Испуганный психолог хотел, было, нажать кнопку вызова охраны, но потом передумал. Ему в тот момент показалось, что это проверка, и, если он выдаст Рэя, ему никогда не удастся наладить профессиональных отношений с другими заключенными. Когда рецидивист понял, что никого вызывать не будут, он спрятал нож и сказал психологу, что резать его он не намерен. Затем он, придвинувшись поближе, полушепотом добавил, что сделал этот нож для того, чтобы убить другого заключенного. У Рэя с ним были проблемы из-за "петуха", которого тот пытался переманить к себе. Сказав это, он встал и быстро вышел из кабинета.

После того как Хаэру удалось, наконец, прийти в себя, он задумался: рассказать все надзирателю, или промолчать? В первом случае ему казалось, что он потеряет доверие заключенных, во втором – окажется косвенно виновным в убийстве. После долгих размышлений молодой психолог принял решение, которое впоследствии чуть не стоило ему жизни: он решил никому ничего не говорить.

Разумеется, Рэй и не собирался никого убивать, хотя устроенный им спектакль действительно был проверкой. Ему нужно было понять, насколько сильно новый сотрудник тюремной администрации поддается манипулированию. Если бы Хаэр оказался по-настоящему взрослым уверенным в себе человеком, то он никогда бы не сделал что-то в ущерб собственным интересам. Когда же он решился рискнуть началом своей карьеры в ситуации, когда мог этого избежать, он показал преступнику свою совершенную неопытность. Хаэр в то время настолько плохо знал людей, что был вынужден ориентироваться в своих отношениях с ними на служебные инструкции. Тогда ему казалось, что так он в большей степени застрахован от грубых ошибок. На практике это привело к тому, что Рэй быстро понял, как им нужно управлять, чтобы получать от него нужную помощь. Ему достаточно было просто соблюдать все имеющееся формальные каноны отношений заключенного и психолога. Первый должен каяться и говорить о своем желании исправиться, а второй, в ответ на это, будет обязан ему помогать.

Следующие восемь месяцев оказались для Хаэра просто невыносимыми. Так как от подписи психолога зависела возможность перехода с одной работы на другую, Рэй постоянно донимал его своими просьбами. Сначала он сказал, что хочет идти работать на кухню, так как почувствовал в себе призвание повара. Свою просьбу он излагал так, что в конце их разговора у Хаэра не было никаких сомнений в искренности ее мотивов. К тому же он очень настойчиво говорил о своем окончательном решении порвать с преступным миром и начать новую жизнь. Психологу, как и ожидалось, не хватило житейского опыта, чтобы понять все выгоды от этого перевода для рецидивиста. Спустя пару месяцев на кухне в горячем цеху взорвался один из варочных котлов. Оказалось, кто-то наладил в нем производство самогона и случайно превысил дозу дрожжей. На следующий день Рэй зашел к Хаэру с новой просьбой о переводе, на этот раз в тюремную автомастерскую. И опять его речь была настолько убедительна, что психолог не смог ему отказать и согласился подписать направление. Через некоторое время Рэю стало известно, что у отца Хаэра есть своя фирма, занимающаяся кровельными работами. С этого времени он начал уговаривать психолога попросить за него место кровельщика. Затем прибавилась просьба об отцовской подписи на ходатайстве о своем досрочном освобождении. По словам Рэя, это придало бы весу его документам в глазах администрации тюрьмы. Однако Хаэр на этот раз сумел отказать преступнику. Далось ему это с большим трудом, так как речь преступника была выстроена безупречно.

К этому времени он пришел к выводу, что имеющейся литературы ему явно недостаточно, чтобы понять поведение Рэя. Криминальная психология тогда только развивалась, и Хаэр решил сравнивать свои наблюдения с мнением старых охранников. К своему удивлению он обнаружил, что их мнение о подобных людях были гораздо точнее и информативней его собственных. Возможно поэтому в тесте на психопатию, который он создал через несколько лет, так много откровенно жестких фрагментов.

Тем не менее, как только Хаэр накопил достаточно денег на учебу в Университете Британской Колумбии, он тут же уволился. Это решение были принято сразу и только ради того, чтобы избавиться от ежедневных контактов с Рэем. Его давление со временем все усилилось, и Хаэр уже просто не мог этого выносить. При помощи своего мрачного обаяния Рэю все чаще удавалось сломить молодого человека. После восьми месяцев таких отношений Хаэру начинало казаться, что в определенные моменты и его мысли, и его тело больше подчиняются Рею, чему ему самому. Поэтому уезжал он с радостью, не сильно заботясь о том, чтобы обезопасить себя от возможной угрозы со стороны Рэя. Предстоял долгий переезд, и Хаэр решил воспользоваться правом работников тюрьмы на бесплатный ремонт в тюремной автомастерской. То ли от рассеянности, то ли от беспечности, он совсем забыл, что рецидивист продолжает там работать, и что тот очень зол на него за отказ поддержать его досрочное освобождение. Когда уже по дороге в Университет у его машины на крутом спуске отказали тормоза, ему стало понятно, как сильно он рисковал. Механик на ближайшей стоянке только подтвердил эти подозрения, когда показал Хаэру надрезанный тормозной шланг. Сопротивление Рэю чуть не стало причиной гибели психолога и всей его семьи. Однако на этом их отношения не закончились.

Спустя пару лет, уже после получения степени доктора философии, он случайно встретил Рэя в одном из кабинетов Университета Британской Колумбии. Записывая к себе студентов на осенний семестр, он вдруг услышал свое имя. Он обернулся и увидел Рэя, который очень убедительно рассказывал кому-то, об их совместной плодотворной работе в течение года в одном из исправительных учреждений Канады. Хаэр незаметно подошел к нему и громко поздоровался, надеясь смутить своего бывшего мучителя. Однако Рэй полностью сохранил самообладание, и даже умудрился сменить тему разговора так, что его собеседник ничего и не заметил. Хаэр понял, что так ему ничего не добиться и пошел посмотреть его документы в приемную комиссию. Все они оказались поддельными, без единого упоминания о многочисленных отсидках Рэя в прошлом. На этот раз Хаэр смог от него избавиться, теперь уже навсегда, и больше они никогда не встречались.

Ко времени этой, оказавшейся последней встречи психологу все-таки удалось найти литературу о психопатии, в которой его опыт осмыслялся на более высоком уровне, чем в советах охраны. В ней предполагалось что психопатия – это не столько болезнь, сколько особая врожденная программа поведения. Ее носителями являются примерно два-три процента населения в каждой стране, вне зависимости от общего уровня жизни. На основании собственных наблюдений и новых возможностей психиатрии он принялся за разработку теста, который смог бы точно отличить психопата от обычного правонарушителя.

Для начала Хаэр ограничил область исследования и предложил искать психопатов только среди рецидивистов. Его расчет был прост и основывался на личном наблюдении за поведением Рэя: психика этого человека была организована так, что он не мог не совершать преступления. Совершенно невозможно было его представить работающим на производстве или в офисе. Сильная природная склонность к рискованным поступкам вынуждала их постоянно срываться с места, не считаясь с последствиями. Чтобы избежать недоразумений Хаэр специально обследовал представителей нескольких профессий, связанных с риском. Например, он провел некоторое время в саперном подразделении английской армии, которое занималось разминированием в Северной Ирландии. После долгих расспросов он убедился, что люди, которых можно отнести к психопатам, действительно иногда появляются в этой среде. Но, как правило, они там задерживаются очень ненадолго, так как им не хватает самообладания для такой технически сложной работы. В итоге было решено полностью сосредоточиться на людях, часто попадающих в тюрьму.

Далее встал вопрос о характере правонарушений, к которым психопаты склонны более всего. Хаэр предположил, что в этом вопросе однозначного ответа быть не может, так как они по большей части крайне непредсказуемы в своих действиях. Однако ему удалось выяснить одну странную закономерность в их криминальной судьбе. Чем богаче была семья, в которой родился ребенок с подобным отклонением, тем чаще он воровал и реже попадал в тюрьму. Психопат из семьи с низким или даже средним достатком чаще попадал в тюрьму за преступления, связанные с насилием и мелкими кражами. Преступления выходцев из состоятельных семей чаще имели отношение к финансовой сфере, чем к насилию. Они по большей части занимались организацией крупных афер на бирже, в банковской сфере и в инвестициях. Здесь Хаэр приводит множество примеров из судебной практики, когда психопаты разворовывали пенсионные фонды, устраивали фиктивные закупки на крупные суммы или обманывали акционеров. Их секрет в том, что им, как правило, удавалось производить очень сильное позитивное впечатление на своих жертв.

В этом Хаэр предлагает разобраться отдельно, так как ему кажется, что именно здесь спрятано их главное оружие. Во-первых, все психопаты исключительно болтливы, причем речь их всегда хорошо отстроена даже с литературной точки зрения. Они крайне редко допускают стилистические ошибки, никогда не путаются с ударением и, если это важно для данной культуры, хорошо владеют диалектами высших слоев общества.

Во-вторых, в разговоре они умеют так менять неудобную для них тему, что у их собеседника всегда остается ощущение полученного ответа при его фактическом отсутствии. Возможен также вариант, когда спросивший просто забывает о своем вопросе под потоком непрекращающейся речи своего собеседника.

В-третьих, психопаты очень чувствительны к внешним атрибутам компетентной речи. Они наверно как никто другой умеют точно воспроизводить манеру держаться, принятой в той или иной среде. Среднему психопату ничего не стоит воспроизвести все термины, обороты и смысловые ударения, свойственные, например, речи врача, юриста, военного и т.д. Известно множество случаев, когда они по поддельным документам устраивались на престижные должности в инвестиционные компании, в то время как реальные специалисты оставались не у дел. И все потому, что они всегда оказывали более благоприятное впечатление на собеседовании, чем их взволнованные конкуренты.

О последнем стоит упомянуть отдельно, потому что этот вопрос изучался Хаером особенно тщательно. Дело в том, что ему удалось обнаружить странную реакцию психопатов на стрессовую ситуацию. У них не наблюдалось ни одного из обычных признаков тревоги. Их сердце не начинало биться чаще, зрачки не увеличивались, не усиливалось потоотделение и характерной рези внизу живота также небыло. Эта слабая реакция на внешние раздражители имеет и свое продолжение. Психопаты вообще оказались мало восприимчивы к речи других людей. И дело не в том, что они не понимают ее содержания, с этим у них все обстоит как нельзя лучше. Эти люди никогда не переживают сказанное эмоционально, как ценность. Все произносимое является для них инструментом воздействия на окружающих с целью получения от них нужных им вещей или действий. В этом месте Хаэр упоминает о чрезвычайной любви психопатов к властвованию над другими, вне зависимости от предметов и целей этих отношений. Они будут подавлять свое окружение для того, чтобы иметь возможность отдавать приказания самому и не слышать их в свой адрес от других. Вдобавок ко всему этому Хаэр часто пишет об их странной, почти нереальной способности просто нравиться незнакомым людям. Они действительно умеют располагать к себе, даже если их собеседники и настроены не очень доброжелательно. Доктор приводит в пример своих сотрудниц, которые, несмотря на все его инструктажи, все равно к концу допроса оказывались очарованными психопатом. Только со временем его аспирантки научаются противостоять их обаянию, хотя и в последствии остается возможность для прокола.

Хаэр предлагает краткий обзор всех имеющихся на данный момент теорий происхождении психопатии. Как это обычно для современной науки, все они сводимы к двум типам: первый говорит о неблагоприятном социальном окружении, второй настаивает на генетической мутации. Первая версия утверждает, что психопатия – это одна из неизбежных реакций на нищету и высокий уровень агрессии в окружении ребенка. Некоторые сторонники этой версии еще добавляют неправильный родительский уход за ребенком в самом раннем детстве. В результате действия этих факторов проявляется та или иная форма невроза, но в случае детей с особо чувствительной психикой может развиться и психопатия.

Сторонники второй версии, среди которых упоминается и известный в России философ и публицист Ричард Докинз, определяют психопатию как особую стратегию репродуктивного поведения, которая все еще встречается в человеческой популяции. Дело в том, что большинство людей склонны заводить небольшое количество детей, для того, чтобы иметь возможность как можно лучше подготовить их к жизни. В свою очередь это обуславливает их стремление к долгим, желательно пожизненным отношениям с одним партнером. В отличие от них психопаты генетически склонны к связям, которые длятся не более недели. Даже у самых невзрачных соблазнителей такого рода счет половых партнеров обычно идет на сотни. Сторонники генетической версии утверждают, что в мире, где нет современных средств контрацепции, это неизбежно приводит к большому количеству потомков. Там где обычный человек воспитает двух-трех детей и постарается снабдить их всем необходимым, психопат оставит сотню, из которой смогут нормально устроиться в жизни те же два-три человека. Соответственно, все суггестивные способности психопата необходимы ему для осуществления этой программы, и то, что попутно он занимается воровством и махинациями – это всего лишь социальные последствия биологической подосновы его поведения.

Хаэр больше склоняется ко второй версии и делает это сразу по нескольким причинам. Неблагоприятные социальные условия действительно могут воспитать страшного человека, и примеров тому предостаточно, особенно в среде профессиональных преступников. Однако стать психопатом ему никогда не удастся, даже если он действительно будет талантлив во всем, что касается обхождения с людьми. Никакая социальная педагогика не сможет заставить сердце не биться чаще, когда он будет душить другого человека. Пульс психопата всегда ровный, даже когда его ведут на электрический стул.

Вдобавок к этим соображениям и наблюдениям Хаэр предлагает известный ему лично случай близнецов. В образцовой американской семье среднего достатка родились девочки-двойняшки. Одна вела себя совершенно также как и все другие дети, а с другой начались проблемы уже примерно с четырех лет. Девочка постоянно дралась, кусалась, воровала понравившиеся ей игрушки и выпрашивала у всех окружающих сладости. К пятнадцати годам у нее уже был солидный опыт правонарушений, и, несмотря на действительно самоотверженные усилия ее родителей и помощь психологов, она оставалась совершенно невменяемой для увещеваний. При прохождении тестов на психопатию ей удалось набрать очень высокие балы, что означало неспособность остановиться и изменить свой стиль жизни. Для Хаэра, как и для других сторонников биологического подхода, этот случай является ценнейшим доказательством истинности их теории. Хотя, как они утверждают, материалов, подтверждающих их правоту и так предостаточно в каждой тюрьме, стоит только приглядеться. Чтобы картина была более объективной, Хаэр указывает на то, что психопаты иногда могут остановиться, но происходит это только с возрастом. В их случае это означает снижение частоты агрессивных действий, но их полное прекращение - никогда. Даже престарелый психопат остается опасным для окружающих и в состоянии нанести ущерб их имуществу и здоровью.

В качестве еще одного факта, который должен помочь читателю глубже осознать истоки этого отклонения, автор приводит результаты обследования мозга преступников, набравших высокие балы в тестах. Оказывается, у психопатов распределение функций между его частями серьезно отличается от обычных людей. Их мозг работает так, что участки, отвечающие за эмоциональный контакт, оказываются почти полностью отключенными. Когда испытуемым начали задавать вопросы на эту тему, все они призналась, что многие эмоции окружающих они просто не понимают. Так, например, один грабитель банков рассказал доктору о своем постоянном недоумении при виде трясущихся коленок у людей, на которых он наводил дуло пистолета: "Неужели это так страшно? В подобных ситуациях с полицейскими, я такого никогда не испытывал и не понимаю, как это возможно". Как себя вести с окружающими, чтобы эта своеобразная бесчувственность не стала им заметна, они учатся еще в детстве, почти читая по губам.

После перечисления всех основных фактов Хаэр, слегка издеваясь, соглашается на доводы сторонников гипотезы дурного социального окружения, но с одним дополнением. Если родился действительно психопат, то его среда может повлиять на его судьбу только одним способом: определить статью, по которой он первый раз сядет в тюрьму. Богатые психопаты попадутся (хотя, скорее всего, останутся без наказания) на махинациях, а бедные – за драки и мелкие вымогательства. Общество может повлиять на масштаб, но никогда, на саму склонность жить за счет других.

Роберт Д. Хаэр. Лишенные совести. Пугающий мир психопатов (Without Conscience: The Disturbing World of the Psychopaths Among us) – М, Издательство: Вильямс, 2007 г. 288 стр.

 

Автор: Максим ГОРЮНОВ

Источник: Книжный клуб Liberty.ru