Однажды, еще будучи подростком, Дидье без какой-то на то причины зарезал ножом соседку. Его признали безответственным, непредсказуемым и чрезвычайно опасным и отправили на принудительное лечение. 10 лет спустя он попросился на прием к психоаналитику… Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги «Психоанализ убийцы» (Psychanalyse d'un meurtrier) Жерара Бонне.
По мере анализа мне представилась возможность четко сформулировать значение и окраску этого аффекта в независимости от состояния. В настоящий момент самый срочный вопрос касается беспокойства Дидье по поводу того, как осуществляется переход из одного состояния в другое. Потому что всех и меня в первую очередь главным образом беспокоит следующее: как так получается, что раскаяние иногда может принимать форму странного чувства, простого и незамутненного порыва, а иногда — форму страха, ужаса и насилия? Почему в некоторых случаях оно превращается в кризис, агрессивный поступок, убийственный импульс?
В поисках ответа на этот вопрос я вернулся к тому элементу, который играл доминирующую роль в первых словах Дидье по поводу его сна. Все это отражает классический постулат фрейдистского психоанализа: речь идет об актуальном событии, которое касается одновременно остатков дневных впечатлений, вызвавших сон, и реальных событий, породивших аффект. Как известно, Фрейд уделял самое большое внимание этому моменту, что делает его сегодня неотъемлемой частью толкования снов. Во сне Дидье он также играет решающую роль: не стоит забывать, что все началось с отказа, отказа, который стал препятствием для выполнения его желания увидеться с матерью. Он стал для него источником сильнейшей фрустрации. Мы видим, как он поначалу реагирует на ситуацию гневом, отталкивается в своем протесте от желания угодить матери, прийти к ней точно так же, как она приходила к нему раньше. Он хочет быть хорошим, идеальным сыном, спасителем, обернуть ситуацию в свою пользу, изменить ее в позитивном ключе, как это изображено на иконах успения. Так выглядит один из путей, который обычно предоставляет нам жизнь для усвоения «наследия» бессознательного и его сведения к чуть более приемлемым понятиям. К сожалению, с учетом обстоятельств, он натыкается на категорический отказ, непреодолимое препятствие. Раз он плохо себя вел, его заставляют держаться на расстоянии даже в такой важнейший момент. То, что он сделал, делают с ним. У него складывается впечатление, что его заставляют расплачиваться.
В бессознательном Дидье этот отказ порождает драматический отклик: «другой» возвращается, «другой» хочет отомстить. Этот двойник-убийца, дремавший где-то с момента убийства, от губительных последствий которого он пытается избавиться всеми возможными средствами, все еще здесь и дает телесное воплощение раскаянию. Кроме того, полученный им отрицательный ответ Дидье рассматривает как реализацию и подтверждение самой страшной для него вероятности. Поэтому у нас неизбежно возникает вопрос, как ему удается найти выход во сне.
Так, у него получается сделать это, потому что, по его мнению, этот отказ и фрустрация совершенно определенно навязаны некой сторонней властью, лицом, которое представляет третью власть. В результате его ответная реакция вписывается в двойной регистр, порождает одновременно проявление сновидений и стоящее на грани галлюцинации раскаяние, о котором говорит Дидье. Таким образом, мы имеем дело сначала с раскаянием в его первом состоянии во сне и в его втором состоянии, в рассказе о муках в течение двух первых лет заключения в лечебнице. Все, наверное, было бы по-другому, если бы этот отказ и фрустрация получили воплощение в конкретном и четко определенном лице, превратили бы все в личное дело, как он думал в момент убийства.
С помощью этого взгляда и раскаяния мы можем определить решающий фактор, который изменил вещи в реальности, привел к трансформации импульса в агрессию, а затем агрессии в неконтролируемый импульс, чьи последствия зависят от того, идентифицируется ли он с кем-то или нет. Речь идет о другом мстителе, когда он получает воплощение в конкретном человеке. Этот элемент ведет ситуацию от логики импульса к логике агрессии, а затем и чистому порыву, цель которого — напасть на другого, чтобы попытаться уничтожить его навсегда.
Таким образом, анализ первого сна Дидье позволил мне довольно быстро установить, что охватившая его тревога по большей части питалась раскаянием. По его словам, в настоящий момент эти раскаяния порождает смерть «старухи», с которой он не смог проститься. Это поднимает целый ряд вопросов, которые мы подробно рассмотрим в дальнейшем. Раскаяние выступает на поверхность каждый раз, когда Дидье ощущает фрустрацию. Это в свою очередь может породить новый импульс, если кто-то слишком непосредственным образом воплотит в себе логику мщения, с которой сталкивается Дидье. Как бы то ни было, одно можно утверждать с полной уверенностью: ему приходится в полном одиночестве иметь дело с неизбежной и чрезвычайно опасной реальностью, и он определенно не в силах самостоятельно справиться с ней.
Так, куда же мы пришли от вины, которая обсуждалась в первых беседах? Подтвердилось, что она не имеет ничего общего с совершенным преступлением и проявляется главным образом в отношении к отцу и сексуальной жизни. Не исключено даже, что она становится противовесом для раскаяния и помогает легче справиться с ним. Фрейд методично противопоставляет два этих понятия в «Недовольстве культурой», и я вернусь к ней, когда у нас будут на руках все данные. Но уже сейчас должен признать, что был и сам удивлен тем, что анализ первого сна коснулся преимущественно аффектов и почти не затронул слова и смыслы. Об этом речь пойдет несколько месяцев спустя в беседе о простой жизненной ошибке. В этот раз Дидье опять сразу же перейдет к вопросам, которые мучат его больше всего.
Жерар Бонне (Gérard Bonnet) — психоаналитик, член Французской ассоциации психоанализа.
Оригинал публикации: Ce qui se passe dans la tête d'un meurtrier : la place du remords
Источник:ИноСМИ