По роду деятельности, время от времени мне доводится наблюдать за развитием отношений, основу которых составляет садо-мазохистический компонент в широком смысле этого слова. Подобные отношения всегда мучительны для обоих сторон, но особенно для той стороны, которая в данный момент времени находится в позиции жертвы. Предлагаю сегодня поговорить о парадоксальном функционировании психики жертвы, которая всегда находится в созависимых отношениях. И разобраться с тем, как не стать жертвой, как предотвратить попадание детей в ситуации насилия и злоупотребления. В психоаналитическом ключе мы называем такие отношения симбиотическими, так как при всех мучениях и страданиях ни одна из сторон не чувствует в состоянии эти отношения прервать или закончить. Чувства при этом очень амбивалентны, то есть противоречивы. Наверняка Вам известны истории про пьющих и бьющих мужей, которых жена сдает в полицию (раньше — милицию) или в случае «белой горячки», то есть алкогольного психоза вызывает специализированную бригаду, а потом места себе не находит от чувства вины, сопровождающего мысли о том, как плохо с ним там обращаются «эти люди», невкусно кормят, держат в холоде, ну и т. д.
Вспоминается стокгольмский синдром. Авторство термина «стокгольмский синдром» по некоторым данным принадлежит криминалисту Нильсу Биджероту, который анализировал ситуацию в Стокгольме во время захвата заложников в августе 1973 года. Она характеризовалась тем, что заложники начали симпатизировать захватчикам. Сегодня это понятие используется в психологии для описания ситуации, когда человек, подвергающийся какой-либо агрессии, проявляет симпатию и сострадание к своему обидчику. В подобной ситуации жертву насилия не обуревает гнев или протест, а, наоборот, она начинает чувствовать психологическую связь с агрессором, пытается оправдать его действия, а в некоторых случаях даже перенимает его идеи или начинает обвинять себя.
В описанных выше ситуациях речь идет об отношениях между взрослыми людьми, а в случае со стокгольмским синдромом и вовсе о чрезвычайной ситуации захвата, которую можно отнести к экстремальным.
Однако так ли редко этот синдром встречается в обычной жизни? Пожалуй, повсеместно и чаще, чем мы предполагаем. Ведь «обидчиком» в некоторые моменты времени, может быть, любой человек, даже самый близкий. Давайте попробуем обратиться к истокам этого явления и понять, когда и каким образом формируется синдром жертвы, почему некоторые люди бессознательно встают на этот путь. Как и многое другое в человеке, склонность к чрезмерной жертвенности (впрочем, как и к чрезмерной агрессивности) формируется в раннем детстве и закрепляется вплоть до подросткового возраста. Например, ребенок приносит тройку, его наказывают, второй раз приносит тройку — его ударяют, третий раз принес двойку, а у родителей — хорошее настроение, ребенка не наказали. Что будет чувствовать ребенок? Он запретит себе злиться на родителей за первые два наказания, но преисполнится чувства благодарности за отсутствие его в третий раз. А спустя несколько лет наказание и вовсе забудется, останется только история о снисхождении родителей, когда за двойки — не наказывают. Это просто пример. Но таких примеров очень много.
У психоаналитиков есть определённое понимание, что, когда клиент приходит в психологическую работу и рассказывает о родителях истории, в которых они выступают обычными людьми, со своими достоинствами и недостатками — это хороший признак. Если же клиент говорит о матери как об идеальном объекте, которая никогда не злилась и пальцем не трогала, ему позволено было все и даже больше, повода к конфликтам никогда не возникало — здесь надо быть внимательным! Почему? Есть такое понятие как психологические защиты. Когда нам больно, страшно, мы злимся, завидуем — мы вынуждены защищаться. Но защищаемся мы от своих собственных чувств. Не купили игрушку, которую хотелось, психика говорит «да не очень-то и хотелось, будет лучше». Ударил сверстник больно, а малышу стыдно свою уязвимость показать, он говорит: «Не больно мне совсем». Так и с родителями. Если мама позволяет ребенку на себя злиться, обижаться, гневаться, да даже просто расстраиваться по своему детскому поводу, то ребенку не надо защищаться, он, вспоминая, говорит, уже будучи взрослым: «Ох как же я тогда разозлился на маму, когда она меня наказала» …. А вот если на чувства запрет, то тут уж психике приходится придумывать и изыскивать любые способы, чтобы защититься. Знаете ли Вы, у каких детей «идеальные» родители? У детей из детдома, у детей, у которых нет реальных родителей, которые не успели их разочаровать. Малыши придумывают тысячи сюжетов про жизненные трудности мамы и папы, желая их оправдать и веря, что «мама найдется». Знаете ли Вы, как отчаянно защищают дети алкоголиков своих родителей. Получается, что психология жертвы предполагает защиту своего обидчика. Если с ребенком обращаться жестоко, используя его, избивая, унижая, в бессознательном у него формируется устойчивое представление о себе как о плохом, а значит, виноватом. Следовательно, другая сторона — должна быть оправдана. Сильно наказывают и бьют — значит, сильно виноватым. И в будущем такой человек обязательно будет повторять этот же сценарий в уже взрослых отношениях.
Что ж до обидчиков… Есть тип взрослых людей, страдающих нарциссическими расстройствами, которым очень нужен кто-то другой для опоры, но только лишь для того, чтобы причинять ему боль и пытаться его разрушить. Это люди, грубо обращающиеся со своими близкими, страдают частыми перепадами настроения, их может вывести из себя лишняя ложка сахара в чае, при этом на более серьезный «промах» со стороны партнера они могут «снисходительно» закрыть глаза. Чаще всего так поступают мужчины со своими женщинами, а вот женщины чаще так поступают со своими детьми нежели с мужьями. Но суть не меняется: отыгрываются на более слабых и зависимых. Таким образом их непредсказуемость расшатывает психику, создавая ситуацию неопределенности. Они часто держат партнера или всю семью в страхе и напряжении, говорят противоречивую информацию, отвергают и унижают, но часто делают это так, что окружающим это незаметно, либо со стороны в это вообще трудно поверить. При этом жертва таких отношений не может их прекратить, потому что самое сильное чувство из испытываемых ею — это чувство вины и надежда на то, что если она все будет делать правильно, то он изменится. Ей постоянно жалко садирующую сторону.
Какова же профилактика здоровых отношений?
Например, ребенок потерялся, его нашли живым и здоровым и наказали. За что? За то, что с ним все в порядке? Родители любят его, это понятно, испугались сильно, нервы сдали! Но разве лучше было бы, если бы с ним что-то случилось. Радоваться ведь надо, что все благополучно разрешилось. Обнять бы его и сказать: «Милый, как я испугалась за тебя!» Психика так устроена, что, если бьют или наказывают от «любви», ребенок начинает считать это нормой, в голове у него происходит подмена понятий, путаница, становится почти невозможно отличить, любовь от жестокости, силу от насилия.
В это трудно поверить, но агрессор и жертва — две стороны одного и того же явления. Каждый садист в прошлом — жертва. У подавляющего большинства преступников было тяжелое детство, и чем тяжелее преступления ими свершенные, тем больше их детская часть подвергалась страданиям и беспомощности в детстве. Другое дело, что не столь важно, что с нами сделали в детстве, важно, что мы с этим сможем сделать, когда вырастем.
Что можем мы сделать для себя и для своих детей, чтобы они были более счастливыми в гармоничных отношениях? Детей надо любить таким образом, чтобы они не считали жестокость нормой, чтобы несправедливое отношение к ребенку вызывало у него возмущение и несогласие, чтобы он чувствовал жестокость на расстоянии и не считал грубое обращение с собой своей историей.
Источник: МК