— Ужасные мы люди?
— Я не знаю… Смотря кого спросить.
Как науки о мозге влияют на судебную систему
В США, Великобритании и большинстве других стран ядром защиты тех, кто совершает преступления в силу психических отклонений, является правило М’Нагтена, происходящее из английского прецедентного права. Это хорошо известное «испытание на безумие» требует, чтобы преступник не понимал характер или качество действия, которое он или она совершили, или не осознавал, что поступок был неправильным из-за какого-то психического заболевания. В самом обобщенном формате данная защита вращается вокруг того, что в переводе с английского напрямую означает «когнитивная инвалидность», а именно скорее неспособность осознавать разницу между правильным и неправильным.
Таким образом, совокупность таких наук о мозге как нейробиология и нейропсихология уже наложили «право вето» на уголовное преследование, например, человека с эпилепсией, если он нанес кому-либо повреждения во время приступа. Хотя чуть больше ста лет назад его бы назвали одержимыми дьяволом, а еще ранее, вероятнее всего, сожгли бы на костре.
Что не так?
Но все еще судебная система остается холодной к некоторым аспектам самой себя, отвергая нейробиологию и другие смежные науки, как будто у людей в этой системе нет мозга понимания того, что мотивов поведения очень много, а мозг не является компьютером, который можно поставить в угол за то, что он работает не по правилам.
Игнорирование причин, неподдающихся контролю нашего разума, могут сыграть злую шутку как и с судебной системой в целом, так и судьей и теми, кто находится по ту сторону от него.
Первый игнорируемый аспект нашего мышления — это его стремление к категориальности. На эту тему есть шутка:
“Мир можно разделить на два типа людей: есть те, кто делят мир на два типа людей, и те, кто нет”.
Нами руководит стремление сравнивать новый опыт и старый, формируя “корзинки”, куда мы бросаем похожие друг на друга вещи. Черное и белое. Хорошее и плохое. Метки и границы, которые разбивают континуум на когнитивно-усваиваемые единицы помогают нашей памяти, и многие нейроны в ассоциативных областях коры отвечают на раздражители в соответствии с присужденной им категории. Это сильно упрощает нам жизнь даже несмотря на то, что в мире так много явлений, которые на самом деле нельзя вообще окрасить какими-либо и красками.
Однако, такое категоричное мышление искажает наши способности в понимании точного отношения между фактами и является в каком-то роде ловушкой для нас. Мы склонны недооценивать разницу между двумя фактами, которые попадают в одну и ту же категорию. В то же время — мы переоцениваем разницу между теми же двумя фактами, если они попадают у нас в разные категории.
Эксперимент
Проведем эксперимент: ниже вы видите 3 цвета. Если я попрошу Вас объединить два цвета, то какие Вы выберите? Скорее всего, Вы выберете два нижних цвета и ответите, что они светлее и в них больше белого, чем в верхнем цвете (Автор не отрицает, что Вы можете мыслить по-другому, но давайте думать пока что о большинстве).
А теперь я расскажу Вам историю и чуть позже мы вернемся ко второй части эксперимента (да, автору надо отвлечь Ваше внимание).
История, отвлекающая внимание
Интересная предрасположенность к искаженному мышлению была показана в одном замечательном исследовании, в котором исследовали «категориальные» нейроны в коре обезьян, обучая их реагировать и категоризировать (то есть говорить, что другое изображение собаки — все равно собака) изображение собаки или кошки (но не оба одновременно). Затем нашим обезьянам компьютер генерировал изображение кошки или собаки медленно трансформируя изображение так, чтобы оно было гибридом двух (например в таком изображении могло быть, например, 90% собаки и 10% кошки (зрелище не для слабонервных, да?) и так далее). Так они обнаружили, что видо-чувствительные нейроны поддерживали достаточно постоянный уровень реагирования до того момента, как переход от одного животного к другому упал от 100% до около 50% отметки. Другими словами, нейрон считал, что 60-ти % собака имеет больше общего с 100% собакой, чем с собакой на 40%. Хотя математически (или логически) 40 ближе к 60, чем 60 к 100. Т.е. сами нейроны недооценивали различия внутри категории и переоценивали различия между категориями.
Вернемся к эксперименту
Вернемся к нашему эксперименту. А если я попрошу объединить два цвета сейчас? С цветами из первой части эксперимента это сделать уже сложнее (если не брать в расчет объединение по принципу “они были в первой части эксперимента”). Сейчас в глаза бросаются именно два нижних цвета.
В первой части эксперимента Вы недооценили разницу цветов 06 и 03, посчитав их схожими, однако сейчас эта разница явно бросается в глаза.
Убеждение, что делать категоричные суждения не так страшно, может легко привести к возникновению следующей проблемы — проблемы с некоторыми аспектами причинно-следственной связи. Например, это касается ситуации, когда кто-то наносит вред, который уже есть и в аспекте статистики практически не оценим. Это может иметь место в сценарии, в котором установлено, что некоторые промышленные объекты незаконно сбросили загрязнения в воду. Практически невозможно увидеть или доказать хотя бы один случай, когда такой сброс может быть причинно связан с одним случаем рака. Однако внезапно эпидемиологи сообщают, что риск рака на миллион человек был повышен, скажем, на 0,1%. Можно ли доказать, что это именно это происшествия повлияло на статистику?
И наоборот, категоричное мышление также затрудняет работу с ситуацией, в которой несколько человек вызвали одиночное событие. Предположим, двое мужчин разводят огонь одновременно в противоположных концах одной и той же комнаты. Огонь сливается и все сгорает. Кто же несет ответственность за ущерб? В такой момент каждый из обвиняемых поджигателей могут высказать одно и тоже замечание: если бы я не зажег огонь, имущество все равно бы сгорело. Так как я могу быть виноватым? Раньше это бы сработало, однако к середине 20 века ущерб начали распределять между участниками одного и того же преступления. Однако это порождает обратную проблему — если преступление доказано для одного, оно автоматически становится доказанным для другого.
Все еще что-то не так
Что же, а теперь мы переходим напрямую в мозг, а точнее в префронтальную кору, которая играет центральную роль в самодисциплине, в откладывании вознаграждения «на потом», в управлении импульсивными позывами. Это часть мозга, которая удерживает вас от громкой отрыжки во время свадебной церемонии или останавливает наше желание сказать кому-нибудь, что он совершенно не очень хороший человек. А если серьезно, она не дает недоброй мысли стать обидным словом, жестокой фантазии — непоправимым действием. Неудивительно, что у других видов животных префронтальная кора работает не так активно. То же самое у детей; она созревает последней; ей нужно несколько десятилетий, чтобы включиться полностью.
Теперь мы рассмотрим ситуацию, когда префронтальная кора повреждена и может оказывать неподконтрольное влияние на поведение. Первый человек, возможно, самый известный пациент в истории нейропсихологии с повреждением этой части мозга — Финеас Гейдж. Префронатльная кора Гейджа была повреждена около 155 лет назад, и это, практически в одночасье, из молчаливого, надежного бригадира в железнодорожной бригаде сделала грубого, жестокого и нестабильного человека, который уже не мог снова работать. С тех пор большая часть научной литературы связывает повреждение префронтальной коры с импульсным контролем, антисоциальным поведением и преступностью. Повреждения префронтальной коры, например после некоторых видов инсультов, приводят к развитию «лобного синдрома». Человек может впасть в апатию или ребяческое дурачество, стать гиперсексуальным или сверхвраждебным, грязно ругаться или обсуждать непристойные темы.
Если Вам насквозь пробило голову железным прутом, то от Вас вряд ли будут требовать слишком многого. Однако проблема становится ярко актуальной тогда, когда нет очевидной истории травмы, а изменения заложены в истории развития мозга. Так у агрессивных социопатов было выявлено снижение метаболической активности в префронтальной зоне, а попытка выполнить нейропсихологические задания, связанные с активацией этой зоны, вызывают у них такое повышенное напряжение в этой части мозга, которого нет у другого “среднестатистически нормального” человека. При этом на эффективность выполнения задания это вообще никак не влияет.
Мы пришли к признанию многочисленных сфер, в которых биологическая аномалия порождает аномальное поведение. И такое признание часто приводило к тому, что люди теперь могут контролировать сферы, связанные с этим нарушением. Но с каждым разом нейробиология приносит нам все больше и больше, открывая нам мозг с абсолютно другой стороны. Так может не стоит отвергать эти знания даже такой далекой от этого судебной системе?
Источник: Блог МАИЛ