О том, что такое кибербуллинг, каким он бывает и как обезопасить себя в интернете, поговорили с директором по социальным проектам Mail.ru Group и инициатором кампании по борьбе с кибербуллингом Александрой Бабкиной, и Иваном Брушлинским, практикующим педагогом-психологом.
Если говорить глобально, то кибербуллинг и все его проявления — это опасно. Часто травля в интернете приводит к смертельным случаям. Внимание к проблеме кибермоббинга, как еще называют насилие в интернете, привлекли два резонансных случая в Америке: история Бренди Вела, которая совершила самоубийство, стоя перед родителями, и Тайлера Клименти, который был подвергнут аутингу (насильственному каминг-ауту). Тайлер не выдержал давления и прыгнул с моста.
Что такое кибербуллинг
Травля в интернете может быть абсолютно разной. Есть несколько важных определений, которые помогут разобраться в категориях насилия в сети. Если «буллинг» — это проявление физического или психологического насилия по отношению к другим вообще, то «кибербуллинг» — это то же насилие, только в цифровом пространстве.
Важно помнить, что кибербуллинг — это скорее общее определение для разных видов травли в интернете, и его не стоит путать с кибермоббингом и кибертравлей.
Кибермоббинг — вид насилия в цифровой среде, реализуемый с помощью электронного текста (сообщений и комментариев).
Кибертравля — причинение вреда человеку за счет длительного давления в интернет-пространстве: преследования, распространения слухов, запугивания.
Иногда кибербуллинг может переходить в оффлайн. Многие блогеры и публичные личности сталкиваются с киберсталкингом. Это вид насилия, когда подписчики выслеживают инфлюенсеров и начинают их преследовать за пределами социальных сетей.
Важно помнить:
Кибербуллинг — это агрессия.
Не стоит обесценивать эмоции человека, который перенес насилие в интернете. Подверженные травле люди страдают не понарошку, причем это может быть не только психологическая, но и физическая боль.
Отключение интернета и другие санкции не помогут. Лучше всего проявить эмпатию и выразить поддержку.
Согласно исследованию, 58% российских интернет-пользователей сталкивались с онлайн-агрессией. Каждый четвертый был мишенью такого поведения, и только 4% опрошенных признаются, что были инициаторами травли.
Примеры кибербуллинга
Есть много способов сделать человеку больно. Например, написать токсичный комментарий под фотографией, оскорбить в групповом чате или на стенке в социальной сети, затроллить, выложить данные или подробности из личной жизни. Поводом для кибербуллинга чаще всего являются внешность, сексуальная ориентация и активность в интернете.
Чаще всего человек не может сам защититься от кибербуллинга, но лишь небольшая часть пользователей готова поддержать жертву травли в сети. Исследователи выяснили, что:
52% респондентов никогда не заступались ни за кого в интернете,
65% считают публичную поддержку бессмысленной,
13% боятся, что агрессия перекинется на них,
20% полагают, что они бессильны и ничего не могут сделать, чтобы поддержать пострадавшего от кибербуллинга.
Сейчас некоторые социальные сети рассказывают о том, как обезопасить себя от травли в онлайн-пространстве. Практические советы можно найти в Центре безопасности «ВКонтакте» или в рекомендациях от Instagram.
Что делать при травле в интернете
Лучше всего обратиться к психологу, чтобы проработать проблему. Школьники могут получить поддержку у педагога-психолога, который работает в их учебном заведении.
Помочь детям и родителям разобраться в конфликтной ситуации может программа Травли Nет.
Психологическую поддержку окажут и в сервисе МАЯК от Добра Mail.ru.
Чтобы защитить себя от агрессии, постарайтесь научиться отстаивать свои границы и говорить о своих чувствах. Не забывайте, что вы всегда можете прекратить общение с людьми, которые причиняют боль в интернете. Во всех социальных сетях есть функция блокировки нежелательных пользователей. Просто заблокируйте агрессора, тем самым закрыв ему доступ к дальнейшим негативным действиям.
Если вам интересно узнать больше о кибербуллинге, ниже приведена полная расшифровка подкаста.
День борьбы с кибербуллингом в России
Ведущий. Александра, первый вопрос, пожалуй, к вам. Как вообще появилась идея дня борьбы с кибербуллингом, почему это важно, кто поддерживает инициативу, и вообще — почему 11 ноября?
Александра Бабкина. Во-первых, потому что мы — интернет-компания, наверное, это логично. У нас две крупнейшие российские соцсети: «Одноклассники» и «Вконтакте», масса сервисов, которые так или иначе связаны с коммуникациями пользователей, и мы, конечно, видим, что это явление безумно широко распространено.
Чтобы отойти от собственных догадок и перейти к фактам, мы как раз в прошлом году провели масштабное исследование, которое и дало те цифры, о которых вы рассказывали в самом начале. То есть мы выяснили, что эта проблема касается очень многих пользователи в интернете. Почти 60% с этим сталкивались.
Мне кажется, очень важно отметить то, что только 4% при этом говорят, что они буллили сами. Кто же тогда буллил всех остальных, если всего 4% в этом признаются?
Это была довольно масштабная кампания, потому что оказалось, это многим близко. Мы приходили к разным брендам, людям, блогерам, и предлагали им не рассказать, какие мы как компания крутые, что мы придумали, а предлагали всем высказаться об этом и сказать, почему это важно.
Потому что, во-первых, выяснилось, что огромное количество компаний что-то делают в связи с темой кибербуллинга. Пытаются рассказывать своим пользователям, что это нехорошо, объясняют, как можно справиться с этим, если они с этим столкнулись. То есть масса инициатив, на самом деле, и нам удалось вместе с разными-разными партнерами рассказать об этом.
В этом году мы сделали следующий шаг. Вся история дня борьбы с кибербуллингом и остатка ноября посвящена роли наблюдателя. Мы в прошлом году выяснили, что огромное количество людей видят, что кого-то травят и что это очень жестко, и не делают с этим ничего. Это одна из самых больших, мне кажется, драм — что люди, которые могли бы ситуацию изменить, поддержав жертву агрессии, или обозначив, что-то, что происходит здесь и сейчас, реально перерастает в травлю.
Если хотя бы попытаться обозначить явление, то это уже кое-что. Но никто этого практически не делает. Чтобы разобраться в этом явлении подробнее, мы провели следующее большое исследование.
Что мы выяснили: во-первых, 52% респондентов никогда не заступались ни за кого в сети. Тут распределяется история так: во-первых, 65% считают публичную поддержку вообще бессмысленной, не понятно зачем и не понятно, к чему это приведёт.
13% действительно боятся, что агрессия перекинется на них самих. Это, наверное, важно. 20% чувствуют, когда видят кибербуллинг, себя бессильными. «Я ничего не могу с этим сделать. Если я что-нибудь скажу, агрессия перекинется на меня, если я напишу в личку — это ничему не поможет и никак ситуацию не улучшит», то есть это проблема.
А вообще 57% считают, что бездействие наблюдателя — это ок. Цифры, правда, немного печальные. То, в какую сторону хотелось бы, мне кажется, российское общество развивать — это в сторону эмпатии. Да, как минимум, когда ты вообще не можешь себе позволить запастись попкорном в такой ситуации, а что-то пытаешься сделать.
Что-то, что для тебя относительно безопасно, например, написать комментарий в личку. Кстати говоря, это тот способ, который выбирают прекрасные, совершенно, подростки. Вот еще в прошлом году мы выясняли, что именно молодые ребята пытаются сделать хоть что-то, хотя бы в личку. Да, окей, они боятся, что на них перекинется, но они хоть как-то поддерживают.
Иван Брушлинский. Мне кажется очень важным момент разделения дискуссии в интернете, в том числе с использованием ряда эмоциональных аргументов, и насилия, именно кибербуллинга. И проведение этой черты, границы между двумя понятиями, оно очень сложное. Мы, может быть, сейчас обсудим какие-то именно признаки, факторы граней, которые помогают отделить одно от другого. И второй момент: у нас сейчас эпоха социальных сетей, эмпатии на всех не хватит. Это нормально — эмпатически не на всё отзываться.
Ведущий. Почему 11 ноября?
А. Б. Это, на самом деле, довольно метафоричная история. Во-первых, мне кажется, ноябрь — это самый противный месяц для самоощущения в России, потому что все очень серое, очень плохо, мокро, и вообще. Один, один, один, один — да, 11.11, — это вроде бы про одиночество, потому что когда человек становится жертвой волны агрессии, которая направлена на него, он чувствует себя совершенно одиноким.
Кибербуллинг, кибертравля, кибермоббинг: в чем отличия?
Ведущий. Давайте тогда попробуем разобраться, что такое кибербуллинг. Есть ли разница между всеми этими понятиями: кибербуллинг, кибертравля, кибермоббинг, чем они вообще отличаются и отличаются ли.
И. Б. Стоит понимать, что буллинг и кибербуллинг — это явления схожего порядка, так сказать. То есть, кибербуллинг является, скорее, продолжением буллинга в принципе как такового.
Что такое буллинг?
На мой взгляд, это проявления физического или психологического насилия, группового или индивидуального, одним человеком в отношении другого. Соответственно, кибербуллинг — это различные проявления психологического насилия, потому что физическое в интернет-пространстве, к счастью, невозможно.
Могут ли кибербуллинг и угрозы в сети перейти в реальную жизнь?
А. Б. Кибербуллинг может переходить в оффлайн. Есть, например, такой термин — «киберсталкинг», и с этим очень сталкиваются блоггеры и стримеры, в том числе. Это явление, когда тебя твои подписчики, или не подписчики, выслеживают и приходят к тебе домой! И вот это уже совсем не весело, потому что, если с онлайном ты как-то справиться можешь, но когда к тебе залезают в окно, это очень нехорошо.
И. Б. Да, но это проблема сталкинга. Это все-таки, на мой взгляд, не совсем про кибербуллинг, это переход в оффлайн, то есть если мы остаемся в границах именно кибербуллинга, то обычно нам что приводится: это токсичное поведение в различных его видах, это шейминг, это троллинг.
А. Б. Я читала огромное количество терминов, каждый из них подчеркивает ту или иную специфику того или иного вида агрессии. Кажется, что просто в этом мало смысла: погружаться в тонкости каждого определения. Важно, что это агрессия, важно то, что те, на кого она направлена, страдают не просто понарошку онлайн, а страдают по-настоящему и физически.
Кто обычно занимается кибербуллингом
Ведущий. Какие в нем есть действующие лица, кто обычно занимается травлей, кто становится жертвой?
А. Б. На самом деле, традиционно говорят об агрессоре, жертве и наблюдателе. Но дело в том, что это не какие-то зафиксированные роли, которые люди берут на себя и всегда в них находятся. Человек может, например, быть жертвой, получить такой опыт насилия в сторону себя и после этого стать агрессором. И такое бывает.
Можно прийти защищать и стать агрессором тут же. То есть ты из наблюдателя, который сочувствует, становишься агрессором, который развязывает травлю против булли.
Кажется, снижение градуса агрессии — это то, что должно помочь.
И. Б. Мне тут хочется поговорить про важность эмоций. Потому что у всех нас есть эмоции, иногда, в том числе, довольно сложные и может такого отрицательного негативного эмоционального спектра, типа злости, например.
Злость при этом — абсолютно нормальная эмоция. Абсолютно нормально испытывать злость. Абсолютно нормально злиться на человека, если он тебя злит. Это нормально проговаривать, это нормально как-то, в общем, выражать это в социальное пространство, с другой стороны, есть более конструктивные и менее конструктивные способы.
Например, есть такая методология в психологии, называется ненасильственное общение. Она про то, чтобы как раз научиться выражать свои эмоции максимально конструктивно. Теперь осталось выяснить, как сделать так, чтобы все одновременно перешли к ненасильственному общению.
Этого не произойдет одновременно, это то, что будет происходить постепенно. Потому что, на мой взгляд, постепенная психологизация во многом, инструментализация, технологизация процессов общения будет происходить. Потому что мы видим, что у нас есть более конструктивные способы общения, которые приводят к тому, что конфликты разрешаются, и все хорошо.
А есть менее конструктивные, когда конфликты эскалируются, когда одна конфликтная ситуация порождает в след за собой еще целый клубок каких-то ситуаций, перерастает в итоге в открытую вражду. Вот это не очень конструктивно, с точки зрения рациональной выгоды, например, для участников конфликтной ситуации.
А. Б. Мне кажется, что взрослые люди сейчас не очень вообще понимают, какие эмоции они в какой момент испытывают, не могут их назвать и как-то вообще отследить. Это то, чему меня не учили точно, в детстве, совсем. И кажется, что не то чтобы начали активно учить у нас в стране этому, потому что я вижу, ну, мне кажется, все видели по фильмам каким-то зарубежным, американским и так далее, когда ребёнка учат говорить: «Я сейчас злюсь!» Окей, ты понял, что это, родители знают, что он должен так закапсулировать эту эмоцию, сказать — «ты злишься?», и это кажется странным, как-то странно они разговаривают.
Но на самом деле, это же как раз методики, которые позволяют человеку, когда он растет, понимать: я сейчас чувствую вот это, что я с этим могу сделать? И дальше как-то рационально к этим эмоциям подойти.
Нас просто бомбит, да? Мы просто что-то чувствуем, у нас что-то где-то вообще возгорелось, и нам нужно немедленно этот пожар перенести туда, куда можно перенести.
И.Б. Мне кажется, что это всё, безусловно, связано с нашим культурно-историческим опытом и контекстом, тем, что на протяжении длительного количества времени в Советском Союзе тема эмоций, переживаний и всего остального была довольно-таки сильно табуирована. И люди, на мой взгляд, тогда привыкли зачастую это скрывать-скрывать-скрывать, а потом взрываться.
А. Б. Если ты жалуешься — ты слабак! Вот, у нас же так это устроено, такие стереотипы.
Виды и причины кибербуллинга
Ведущий. Какие есть и есть ли типичные паттерны в поведении агрессоров? Что они пишут, публикуют в сетях?
А. Б. Бесконечная палитра, правда. Нет никаких выраженных особенностей, что вот такой-то агрессор ведет себя таким образом. Потому что способов сделать человеку больно — масса. От создания фотожабы, текстовых каких-то просто комментариев, до публикации фотографий, которые никто тебе не давал права публиковать, видео и всего остального. Тут интернет дает большую свободу выбора инструментов, как ты сделаешь человеку больно.
Другое дело, мне кажется, интересно поговорить про то, почему вообще люди нападают на других. Какие есть вообще поводы для кибербуллинга. Мы в прошлом году это изучали. Есть несколько основных вещей.
Первое, почему начинают буллить и травить, это внешность: не так выглядишь, не такой, не то и так далее. Это больше направлено на женщин.
Вторая вещь, за которую буллят очень активно — это сексуальная ориентация. Тут с нашим обществом все тоже понятно, никакой толерантности нет даже близко, толерантность — это про какую-то узкую прослойку.
Ведущий. Хотя вы знаете, я вот недавно, листая TikTok, наткнулся на видео русских ребят, которых сделали каментаут прям в TikTok. И я зашел в комментарии, думал, что их просто снесут вообще. Потому что русский менталитет такого не допускает.
И. Б. Можно извиниться, нет никакого русского менталитета. Это все лженаучные какие-то концептуализации. Извините. Есть отдельные жизненные миры разных людей. Они не статичны, они динамично изменяются. В том числе ситуация с отношением к ЛГБТ-сообществам тоже постепенно меняется. Мы можем просто наблюдать, как это происходит.
А. Б. Третья частая причина, почему буллят в интернете — активность в интернете. Пишешь слишком много, маловато пишешь, пишешь не так и слишком активно, пишешь не так и слишком редко. Это причина, которая, на самом деле, подходит для всего.
Вывод из этой истории такой, что не надо быть каким-то специальным, особенным, обладать какими-то особенными характеристиками, стилистикой письма или чем-нибудь еще для того, чтобы кто-то решил, что тебя надо буллить. Этого не существует. По любому поводу это может случиться. Это на самом деле такая драма.
И. Б. Два момента. В России в целом с толерантностью проблема, но есть одна толерантность, с которой в России все слишком хорошо, и нужно наоборот ее снижать. Это толерантность к насилию. Вот в России люди привыкли как бы не замечать вообще в принципе ситуации насилия. И нормально к этому относиться.
Я не знаю каких-то исследований конкретных, но на основе своего личного профессионального опыта я выделил паттерны-маркеры, которые могут говорить о том, что человек с большей вероятностью (но это не обязательно так) может быть склонен к формам различного агрессивного поведения. Это как раз терпимость к насилию.
То есть когда человек считает, что насилие — это нормальный способ разрешения проблем. Соответственно, через что это может проявляться, выражаться? Это различные паблики радикальной направленности, от мужского государства до радикального феминизма. Это риторика ненависти различная, это интерес к оружию, насилию, сообществу типа колумбайна, интерес к различным теориям расового, национального, интеллектуального или иного превосходства. Это позитивное отношение к линчеванию — самосуду. Когда люди просто берут и сами судят в обход судебной системы. И прочим формам насильственного восстановления справедливости.
То есть вот в тот момент, когда ради благой цели мы начинаем применять насилие, это маркер того, что вы приближаетесь к тому, чтобы становиться агрессором, в том числе кибербулляром.
Как распознать, что вы неосознанно стали агрессором?
И. Б. Во-первых, мне кажется, тут важно допустить каждому человеку базово для себя, что он потенциально может быть агрессором. То есть он будет агрессором, если будет какие-то насильственные в отношении другого человека вещи применять.
А мы как уже выяснили, насильственные штуки как распознать? Только субъективно. То есть для того, чтобы отслеживать, агрессор ты или не агрессор, нужно постоянно быть в контакте с собеседником, и слышать — а вот ему как от твоих слов? Его крючит, не крючит? Ему нормально, не нормально? Он себя плохо чувствует или не плохо?
А. Б. Это то, в чем сложность онлайна, кажется. Потому что, все-таки, когда мы оффлайн, мы видим глаза человека, видим его позу, например, его глаза наполнились слезами или сжались зубы. Интонацию голоса. Когда мы без голосовых, а просто текстом, картинками и так далее, не понятно.
И. Б. Это принципиальная история, она про такое важное правило цифрового этикета. Если у вас происходит ситуация, связанная с негативными эмоциями, с конфликтными ситуациями и чем-то другим, ее всегда нужно переводить в голос, звонок, в личную встречу. Потому что в переписке вы никогда не сможете получить достаточную степень информации об эмоциональном состоянии человека. Вы не сможете позаботиться о нем. Он, скорее всего, не сможет увидеть в ваших сообщениях никакой эмоции. Если человек сейчас находится непосредственно в моменте, в состоянии, когда ему кажется, что все его буллят (это может быть необязательно так, это тоже все субъективно), он увидит, скорее всего, в ваших сообщениях, в тексте именно то, что подкрепит его мысль.
Что делать, если вы стали жертвой интернет-травли
И. Б. Психологи создали такой, условно говоря, параметр, называется виктимность. Это то, насколько человек имеет повышенные шансы стать жертвой. Потому что не все люди имеют одинаковые шансы.
Я тут опираюсь не на теоретические выкладки, а на свою практику, но, на мой взгляд, чаще всего есть слой, где вероятность самая высокая стать жертвой у человека, которому сложно давать обратную связь другим людям о своих состояниях, которому сложно сказать о том, что ему что-то не нравится, которому сложно сказать взрослым о том, что ему что-то не нравится, люди, у которых есть какие-то сложности с психологическими границами. С отстаиванием своих границ. Которые, условно говоря, привыкли терпеть, в каком-то смысле, насилие. Именно эти люди являются лакомым кусочком для насильника.
А. Б. Как защитить себя от кибербуллинга? Мне кажется, один из способов — это узнать, что тебе вообще дает ресурс в жизни и силы для того, чтобы справляться с любыми ситуациями.
Ресурс люди черпают из разных вещей. Ты можешь найти своё сообщество людей, с которыми тебе интересно, которые тебя поддержат, куда ты можешь прийти, даже когда тебе нагрубили, на тебя наорали, нахамили, но ты с этими людьми чувствуешь себя хорошо и наполняешься энергией. Или найти хобби, любимое дело, то что тебе гарантированно будет приносить удовольствие.
То есть нужно, чтобы в жизни человека было что-то, где точно есть хорошее для него, где есть понимающие люди: классная семья, классные коллеги. Потому что это то, как раз, что создает вот эти социальные связи, которые удержат нас в ситуации, когда на нас льется какая-то безудержная агрессия.
В этом можно помочь и ребенку, и взрослому. Потому что иногда взрослые такие ужасно одинокие бывают, и так тяжело переживают поэтому травлю, потому что у них есть, условно, только работа и все, круглые сутки, возникает ситуация, когда все против них, и вообще не за что зацепиться, и все развивается плохо.
И. Б. Одиночество — это самый рисковый фактор того, что с человеком дальше будет что-то развиваться. Все исследования, какие ни возьми, там одиночество будет одним из факторов каких-то негативных психологических, психических процессов человека.
Мы существа социальные. Для нас важно общаться, для нас важно, чтобы было с кем поделиться своими эмоциями, переживаниями и всем остальным. Важно искать себе единомышленников, важно, чтобы были друзья и семья, по возможности. Есть люди, которые испытывают с этим большие сложности. Это все, опять же, про психологические запросы, с которыми можно идти к специалисту и улучшить свою жизнь, если вам сложно именно такими связями обзавестись.
А. Б. Кибербуллингу подвергаются и дети, и мужчины, и женщины в равной степени. Есть отличия, за что буллят женщин. Я уже говорила, там про внешность, а у мужчин истории про то, что поступил как не мужик, сделал все не так, облажался в каких-то там бытовых, рабочих и так далее ситуациях.
Тут есть специфика, в том числе, как буллят мужчин. И тут опять же история о том, что если женщины, кажется, чуть-чуть быстрее дорастают до понимания, что можно обратиться к специалистам за помощью, и даже за психологической, то у мужчин вообще пойти к психологу — это точно не как мужик. Все эти дурацкие стереотипы очень сильно мешают людям получать поддержку.
Как помочь ребенку-жертве кибербуллинга
А. Б. Если мы говорим о взрослых людях, они, кажется, могут сказать, что чувствуют себя сейчас очень плохо и могут даже обратиться за поддержкой. Гораздо тяжелее ситуация становится, когда мы говорим о детях.
У нас в прошлогоднем исследовании была такая ситуация: мы спрашивали, почему дети не рассказывают родителям о том, что происходит с ними в интернете. Знаете, почему? Потому что боятся, что отрубят интернет. Первая реакция взрослого, который не очень погружён в тематику и специфику — это просто «закрыть, закрыть, закрыть, удалить, удалить» и перерезать провода и так далее.
А дело в том, что сейчас это касается уже не только детей, уже очень много взрослых людей, которые родились, когда уже был интернет, и невозможно отделить оффлайн от онлайна. Нельзя просто взять и сказать: «Я тогда просто не пойду в этот нехороший интернет, меня там обижают». Да все там, всё привязано и взаимосвязано. Поэтому кибербуллинг становится ближе к травле оффлайновой, ближе становится тем, что граница стирается между оффлайном и онлайном. Ты уже не можешь отделить себя от этого и сказать: «Там не со мной, там просто виртуальная реальность».
И. Б. Собственно я, как школьный психолог, тут абсолютно согласен. И действительно, самые большие, на мой взгляд, психологические проблемы у детей начинаются в тот момент, когда их родители, опять же, обесценивают их эмоции или пытаются решить проблемы детей с помощью тех способов, инструментов и средств, которые на самом деле ребенку не помогут.
Отключение интернета не поможет ребёнку. Это, опять же, ребенок приходит к тебе с переживаниями, а ты выдаешь ему конкретное действие вместо эмпатии. Вместо того, чтобы пожалеть и погладить по голове, ты говоришь: «Надо все твои проблемы и переживания на эту тему уничтожить».
Почему это происходит? Потому что эмпатия — это ресурс всегда. То есть нельзя эмпанировать бесконечно. Для того, чтобы оказать эмпатию своему ребенку, нужно затратить ресурс. Для этого нужно, чтобы он у тебя самого был. Если родитель находится в депрессивном состоянии, выгорает, не знаю, еще какие-то у него есть проблемы именно психологического характера, у него не будет этого ресурса. Поэтому вместо того, чтобы выдавать ребенку эмпатию, будет обесценивать либо переходить к конкретным действиям. Запретительным мерам в том числе.
А. Б. Мне кажется важно еще то, что не хватает в нашем обществе паттерна обратиться за помощью, если что-то у тебя случилось. И особенно, если у тебя что-то случилось в твоих переживаниях, в твоей психологической сфере. Это вообще пока что не очень принято.
Вот, например, октябрь во всем мире — это Mental Health Awareness Month, то есть месяц осведомленности о психическом здоровье. Если просто погуглить, что происходит в России в этот месяц осведомленности о психическом здоровье, мы выясняем, что практически ничего не происходит. В то время как во всем мире — это форумы, штабные информационные кампании и так далее, и масса даже некоммерческих организаций, которые специализируются на психическом здоровье, и это совершенно нормально. У нас пока с этим сложность.
Следующий слой — не только обратиться за помощью, но и знать как, куда вообще за этим идти. Например, есть центр безопасности «Вконтакте». Он прям внутри соцсети. Там гора информации о том, что делать ребенку, если он столкнулся, в том числе, с кибербуллингом, что делать родителям, если их ребёнок столкнулся с кибербуллингом, но разве у нас читают инструкции?
То есть это именно мой любимый вопрос: достаточно ли технических инструментов в социальных сетях для того, чтобы блокировать все эти истории и помогать пользователям? Их на самом деле масса. Но, во-первых, люди не хотят о них узнавать очень часто, а с другой стороны — нужно этим хотя бы просто заинтересоваться.
Сами технические решения не поменяют людей. Люди приходят в интернет ровно те же самые, что и ходят по улицам, ходят в школу, на работу и так далее. Это не какие-то отдельные люди, сферические в вакууме, которые заходят и, надо же, какие агрессивные! Нет, дело в том, что просто люди агрессивные. Все те же самые, да. А уровень агрессии растет.
И. Б. Уровень осведомленности о том, что нужно в случае каких-то тяжёлых психологических переживаний обращаться к психологу, он-то растет, но есть еще важная история, связанная с качеством оказания психологических услуг.
И вот эту историю, я бы сказал, что ее тоже нужно докачивать, поднимать, делать более видимой. Потому что психологическая услуга — это услуга сложная, интеллектуальная.
Чтобы правильно ей пользоваться, быть потребителем, также необходимо быть достаточно образованным в этой сфере человеком. Поэтому важно для каждого человека, который хочет обращаться к психологу, просто минимально разбираться. Смотреть ролики от психологов, где они объясняют, как обращаться к психологу, к какому, как выбрать себе психолога.
Советы для учителей
А. Б. С НКО «Журавлик» и их программой «Травли Нет» Mail.ru сделало серию роликов для учителей, которые помогают отличить травлю от конфликта и правильно с ней справляться. Это немножко сейчас про оффлайн, но, как я уже говорила, этой грани жесткой между онлайном и оффлайном в принципе нет.
Проблема в том, что большинству школьных учителей никто не рассказывает, что есть отдельно конфликты, а есть отдельно травля. И когда на одного ребенка нападает весь класс, огромное количество обидчиков, и это длится бесконечно, и ребенок в уже очень плохом психологическом состоянии, некоторые учителя, правда, могут думать, что они так просто играют, во-вторых, это просто у них какой-то личный конфликт, они видят, что дерутся, а потом, наверное, станут лучшими друзьями.
А главная проблема отличия травли от конфликта в том, что травлю ребенок остановить вообще не может. Без вмешательства взрослого травлю не остановить. И это значит, что кто-то из взрослых должен взять на себя эту ответственность. Это может быть учитель, это может быть школьный психолог, это может быть директор, это может быть как-то простимулировано родителями, то есть это суперважно, у нас уже вышло четыре ролика.
На лендинге, посвящённому дню борьбы с кибербуллингом, эти видео тоже есть. Это наш такой маленький вклад, чтобы помочь учителям.
Как школьный психолог может помочь ребенку при кибербуллинге
И. Б. Моя профессиональная позиция здесь заключается в том, что, безусловно, основным человеком, который должен разбираться с конфликтами и травлей в школе является психолог.
Не директор, потому что задача директора, все-таки, заниматься администрированием процессов. Задача учителя — учить детей и передавать им знания и так далее. А вот задача психолога заключается как раз в обеспечении психологического сопровождения образовательного процесса.
Это значит, что все участники образовательного процесса должны себя чувствовать максимально комфортно в этом образовательном процессе. На мой взгляд — это не только про то, что школьный психолог сопровождает детские конфликты, он сопровождает и конфликты между учителями и детьми, учителями и учителями, учителями и администрацией, детьми и родителями. Если ребёнок к нему обращается за этим, то школьный психолог может выступить в качестве медиатора в этом конфликте, потому что часто иначе ребенок оказывается вообще в одиночестве, если у него конфликт со своей семьей.
А. Б. Мне кажется, учителя должны быть хотя бы в курсе того, что они видят. Что за явление перед ними. Потому что, например, психолог в школе может быть один, не говоря о том, что во многих, особенно маленьких, школах, в отдаленных регионах там вообще никто не видел такого человека — психолога — это какая-то блажь, наверное. У богатых людей психологи, вот.
Нет, на самом деле проблема в том, что психолог тоже не может быть постоянно вовлечен в жизнь каждого класса и каждого ученика, и тут роль учителя в том, чтобы увидеть это явление и рассказать психологу о том, что вот тут могут быть какие-то сложные ситуации.
Можно ли наказать за интернет-травлю: юридический аспект
А. Б. Мы говорили, в том числе с юристами, о том, можно ли наказать за кибербуллинг. Это очень сложно сделать, потому юридически такого термина нет. Есть статьи за клевету, например, еще за что-нибудь. За угрозу жизни и здоровью. Статьи за кибербуллинг нет. И поэтому история про неотвратимость наказания здесь не возникает, и с этим есть некоторые сложности.
И. Б. Я не уверен, что историю про кибербуллинг стоит переводить в юридическую плоскость, создавать такую статью. Я не знаю, тут пусть юристы разбираются. Но это может быть опасно, потому что есть вещи, с которыми нужно разбираться разбираться на законодательном уровне или юридическом, а некоторые давайте общественным процессам оставим на волю.
То есть тот момент, когда буллер себя именно проявляет, если позиция наблюдателя заключается не просто в том, чтобы сидеть отстранившись и ничего не делать, а указать на то, что «мне кажется, ты сейчас буллишь», если таких человек десяток набирается в комментариях, то это может как-то изменить позицию буллера, потому что он заметит — так, стоп, что-то люди мне тут говорят.
То есть это опять про обратную связь. Если тебе не дают обратную связь, ты находишься в вакууме собственного информационного пузыря и ничего не можешь с этим сделать. Не с чем сравнить. А если тебе ряд людей говорит, причем тоже конструктивно... Потому что иначе, если просто наезжать на буллера, то он что? Он начнет защищаться. В каком-то смысле, в его внутреннем субъективном плане он будет прав.
А. Б. Но при том, что я совершенно согласна, что это опасная ситуация, если все это будет переведено в реальное юридическое поле, есть ситуации, когда мы, например, говорим о реальных угрозах жизни и здоровью, которые систематически происходят в сети, это то, с чем, конечно, нужно пытаться разбираться. Потому что иначе это просто невозможно.
И если возвращаться к теме детско-родительских отношений, если ребенок все-таки рассказал и показал, что происходит, и показал эти переписки, первое желание родителя — удалить, закрыть, отключить. А на самом деле — скриншот, скриншот и скриншот, потому что это — доказательная база.
И. Б. Тут есть еще более хитрая история, потому что у нас же есть такая идея, напротив, тоже очень распространенная в общественном сознании — про то, что есть «крысятничество». Ну как бы нельзя стучать на своих, нельзя это наверх отправить. И это, конечно, последствия тюремной логики, которая у нас в России была распространена.
Я как человек, который занимается помощью, в том числе, и заключенным, и бывшим осужденным людям, я это очень четко вижу. В своей повседневной деятельности стараюсь это разоблачать. Я говорю детям конкретно: не надо следовать тюремной логике. Говорить взрослому о том, что тебе что-то не нравится — это нормально.
Ведущий. Как понять, что пользователь пишет какие-то негативные комментарии, ведь иногда это может выглядеть довольно дружеской перепиской?
А. Б. Сейчас, например, «Одноклассники» объявили хакатон. Ребята разрабатывают программные решения, которые как-то пытаются дифференцировать контексты, те слова, которые используют. Это очень сложная задача, потому что иногда дружелюбное общение в сети выглядит как пятиэтажный мат и оскорбления самые-самые изощренные, но на самом деле они так просто дружески общаются.
По ощущениям участников процесса, если в рамках этого процесса всем норм, никто не расстроился, не чувствует себя ужасно, тогда норм. Если возникает ситуация, когда она вроде бы похожа, но кто-то из участников общения чувствует себя очень плохо, то тоже это как-то надо выяснить еще.
И. Б. А здесь мы переходим к тому, что это просто навык или компетенция, которую по-хорошему нужно вырабатывать как раз на уровне школы. И на уровне школьной программы в будущем, я надеюсь, так будут реализовывать. Когда-нибудь мы начнём жить в этом светлом завтра, когда будет обязательной психология для всех детей, где их будут просто учить определенным навыкам общения, с одной стороны, и навыкам отслеживания своего состояния, с другой.
Источник: РБК