За последний год в учебных учреждениях российских городов произошли два массовых убийства. 11 мая 19-летний Ильназ Галявиев открыл огонь в казанской гимназии №175 и убил девять человек, а 20 сентября 18-летний Тимур Бекмансуров расстрелял шесть человек в Пермском университете. Общество не на шутку обеспокоено.
Что толкает молодых людей на жестокие массовые убийства? В чем корень проблемы и можно ли предупредить подобные случаи? Эти и другие вопросы корреспондент Псковской Ленты Новостей обсудила с известным семейным психологом Сергеем Калининым.
— Сергей Иванович, какие причины, на ваш взгляд, толкают молодежь стрелять в других людей?
— Главная ошибка — искать единственную причину. Например, в том, что у человека что-то не в порядке с головой или что человека обидели, и он решил отомстить таким образом. Всегда работает комплекс причин и всегда возможно только системное объяснение. Если говорить о комплексе причин, они есть и индивидуальные, то есть находятся в личности человека, который это все совершил, а есть и социальные, причем связанные и с близким окружением, и с каким-то более широким контекстом.
Если говорить о личностных особенностях, понятно, что первые случаи колумбайна (массовых убийств в школе — ред.) произошли на западе в 80-е — 90-е годы, поэтому сама проблема изучается лет 20-25. Кажется, что это много, но все-таки такие случаи сравнительно нечастые. Нередко «стрелки», которые так поступают, погибают. Они убивают себя или их ликвидируют в ходе спецопераций, соответственно, невозможно напрямую работать, изучать этих людей.
Можно попытаться составить какой-то профиль, психологический портрет. Как правило, это интроверты, достаточно замкнутые люди, как правило, у них есть закрытость, трудности в общении со сверстниками, часто они живут в каком-то мире своих фантазий. Одна из характерных их личностных особенностей — это тяга к справедливости. То есть они подмечают малейшие несправедливости, которые вокруг них творятся. Когда изучают материалы о том, что они читают в интернете, на какие СМИ подписаны, то выясняется, что это люди из породы «правдоискателей». Они могут копить своего рода негатив, протест долгие годы. Они могут читать протестные материалы, но даже не высказываться. То есть они впитывают в себя негатив как губка, и, видимо, в какой-то момент их чаша переполняется.
Почему это бегство в мир фантазий? Как правило, это («стрелки» — ред.) неглупые люди. Как правило, у них уровень интеллекта выше среднего. У них возникает своего рода интеллектуальный тупик. Они видят, что мир несправедлив, что много плохого творится. Они пытаются найти идеальное решение, как победить зло, как сделать так, чтобы всем было хорошо. Есть много этических дилемм. Если речь идет о подростках, им элементарно может не хватать каких-то знаний о жизни, о мироустройстве. Это тоже добавляет им отчаяния. Они смотрят, что найти какой-то рациональный выход, исправить этот несправедливый мир нельзя. А дальше начинаются фантазии о том, можно ли это решить как-то радикально, каким-то способом раз и навсегда. Доказать, показать. Причем часто на этом фоне может вырабатываться очень циничное мировоззрение, как у Достоевского: «Тварь ли я дрожащая или право имею?». Что вокруг очень много «биомусора», кто проживает эту жизнь, коптит небо, и это совершенно бесполезные существа, а есть кто-то, кто может что-то решать в этом мире. И на этом фоне появляются иллюзии о могуществе.
— А насколько компьютерные игры влияют на мировоззрение «стрелков»?
— Любая информация (не важно, новости, компьютерная игра, разговоры с близкими друзьями) моделирует поведение. То есть там есть образцы того, как надо действовать, чтобы решать проблемы. Если человек играет в компьютерные игры, не следует, что он станет «стрелком», даже если он играет в агрессивные «стрелялки» и прочее. Вопрос в том, что, если человек только играет в игры и у него нет альтернативных источников общения, если игра соединяется с его индивидуальными фантазиями о том, как исправить этот несправедливый мир и что для этого можно сделать, тогда это становится опасной смесью, становится для него единственной моделью поведения, которую он решает попробовать реализовать. Тем более, что у многих «стрелков» прослеживается по той экипировке, которую они на себя надевают, что там есть несомненное влияние компьютерных игр, шутеров, «стрелялок» от первого лица. Но я еще раз подчеркиваю: до этого человек должен оказаться в определенном вакууме, информационном пузыре, когда кроме игры у него ничего нет.
— Можно ли сейчас говорить о кризисе воспитания, когда родители заняты зарабатыванием денег, а школа перекладывает ответственность за воспитание на родителей?
— Да, этот кризис несомненно существует. Он очень системный. Школа всю жизнь была своего рода инструментом стандартизации, то есть это передача традиционных знаний из поколения в поколение. Мир очень быстро сейчас меняется, происходит, что называется, гуманизация педагогики — это когда родители начинают возмущаться, дети сейчас довольно продвинутые, особенно подростки. Все себя считают индивидуальностями, все себя считают личностями, которые требуют какого-то уникального подхода, а наша школьная система, к сожалению, реформирована не настолько. По-моему, после многочисленных модернизаций она, наоборот, бюрократизирована, от педагогов, в первую очередь, требуют заполнения бумаг, отчетность.
Мало того, где-то школы и классы переполнены, и понятно, когда у тебя в классе 40 человек, о какой индивидуализации может идти речь? Я уже молчу и про другую сторону — когда педагоги, а это не самая оплачиваемая профессия, берут дополнительную нагрузку. То есть, им вообще не до воспитательных мероприятий. Либо это делается «для галочки».
Что касается родителей, здесь тоже все довольно непросто. Есть явные истории, когда родители работают, и часто, кстати, «стрелки» из неполных семей, распавшихся семей, которые распадались достаточно негативно и конфликтно. У них, как правило, есть обида на родителей, какой-то скрытый конфликт, множество невысказанных претензий, когда родительская семья тоже воспринимается как часть этого злого несправедливого мира. И ребенок приходит к выводу о том, что с родителями бесполезно разговаривать, потому что они «динозавры», не поймут его и не услышат. И он вместо диалога уходит в свои фантазии о том, как он наведет порядок и восстановит справедливость.
Здесь очень много факторов работает. Работают факты и культурные. Например, насколько у нас люди в целом переговороспособные даже в решении каких-то очень простых и банальных вопросов. Например, у нас в родительских чатах во время решения простейшего вопроса, например, сколько денег собрать на подарок учителю в день рождения, может разразиться совершенно жуткий конфликт. Если у нас взрослые люди не умеют договариваться, то и на детей распространяется силовой способ решения любых вопросов, они это перенимают от нас. Зачем разговаривать? Разговаривать бесполезно. Зато надо всех заставить силой, у кого ружье, тот и прав. Дети довольно рано тоже приходят к такой точке зрения. И я повторю, эта точка зрения берется не из воздуха, она берется из ближайшего социального окружения. Если родители в диалоге с собственным ребенком с самого раннего возраста не уважают его как личность, не ведут с ним переговоры, а говорят: «Ну что ты капризничаешь? Заткнись!», то, как ни странно, аукнется это точно такой же логикой, что надо быть сильным и уважать себя заставить.
— Что общего у пермской истории, трагедии в Казани, нападения на керченский колледж?
— Знаете, может быть, я пессимист, но я считаю, что эта тенденция будет только нарастать. Я считаю, что основное объяснение — это индивидуализм, когда человек выбирает для себя такой способ самовыражения, самоутверждения. Причем этот способ он копирует в преувеличенном виде. Много разговоров идет о том, возможна ли какая-то профилактика, можно ли было разглядеть, предотвратить. Один из постулатов общества индивидуализма — каждый, в общем-то, в своем праве, каждый может жить и действовать так, как ему хочется. И то, что там где-то сидел одинокий мальчик, играл в шутеры, ни с кем не общался, да кому вообще какое дело? То, что он у себя на страничке постил какие-то деструктивные вещи, — да все подростки так делают периодически. За 20 лет пытались придумать какой-то четкий алгоритм, например, можно ли на основе увлечения играми, на основе тиражирования какой-то деструктивной информации, спрогнозировать агрессию, стрельбу и так далее. Нельзя спрогнозировать. Это вариативно. У подростка это может проявляться некоторое время и пройти само собой.
Что может быть противопоставлением этому обществу индивидуализма? Это какая-то коммуникация, общность, совместность. Я понимаю, что это может звучать смешно в наше время, но давайте вспомним пионеров, какие-то объединения, когда детей старались «охватить», чтобы они состояли в каких-то сообществах. Если у родителей меньше возможностей заниматься своими детьми, они не должны быть одинокими, покинутыми и брошенными наедине с этим обилием информации. А придумывать какие-то силовые меры, заставлять учителей мониторить социальные сети своих учеников — это ничего не даст. То есть, корни здесь слишком глубокие и системные.
Источник: Псковская Лента Новостей