Статьи по юридической психологии

В последние десятилетия проблема насильственного, агрессивного поведения стала объектом самого широкого научного, практического и житейского интереса. Число исследований, относящихся к этой проблеме, возрастает значительно быстрее, чем по любым вопросам в области общественных наук.

Практически любая работа, так или иначе связанная с проблематикой насилия и агрессии, начинается с попытки дать определение изучаемому феномену для того, чтобы хотя бы приблизительно очертить тот круг проблем, с которыми эта работа имеет дело. Таким образом, каждый раз, когда мы изучаем тот или иной труд, посвященный проблеме агрессии, насилия и агрессивности, мы сталкиваемся с определенным, иногда даже новым для нас пониманием и определением этих понятий. Все это связано с чрезвычайной объемностью понятий «насилие» и «агрессия», охватывающих огромный спектр поведенческих реакций. Термины «агрессия», «насилие», «деструкция» широко употребляются как в обыденной языковой практике, так и в социальных и поведенческих науках. Хотя многие исследователи пытаются сформулировать точные определения, проблемы и расхождения во мнениях об используемой терминологии чрезвычайно широки.

Одним из главных недостатков исследований агрессии и насилия является то, что эти понятия недостаточно раскрыты в содержательном плане и поэтому часто смешиваются, выступают как синонимичные. Между тем разведение этих понятий совершенно необходимо для углубления представлений о каждом из них.

Многообразие трактовок и случаев употребления понятия агрессии может быть связано и объяснено наличием широкого круга специалистов, каждый из которых рассматривает агрессию как часть своей предметной области. Проблемы агрессии широко изучены вне психологии антропологией, социологией, криминологией, педагогикой, этикой, правовыми науками, политологией. Каждая из этих дисциплин имеет собственный подход к пониманию и концептуализации агрессии, использует свою систему понятий, часто не учитывая решение подобных проблем в смежных областях знания, что неизбежно приводит к ряду терминологических различий, а часто и к путанице.

Анализ существующих в современной психологии подходов к пониманию агрессии позволяет выделить три аспекта — поведенческий, учет которого дает возможность операционализировать определение агрессии (количество ударов, речевая активность, число убийств и т. п.), мотивационный и эмоциональный (например, ненависть, гнев, отвращение). Последний не только играет важную роль в детерминации агрессивных действий, но и определяет их длительность и интенсивность.

В настоящее время многие отечественные психологи используют определение, предложенное Р. Бэроном и Д. Ричардсон: «...агрессия - это любая форма поведения, нацеленного на оскорбление или причинение вреда другому живому существу, не желающему подобного обращения». Это определение ограничивает сферу исследования агрессии, ибо оставляет за ее пределами множество явлений, в первую очередь все проявления аутоагрессии.

Общий недостаток большинства определений — то, что в них отсутствует описание социального контекста агрессивного поведения, как правило, в той или иной степени связанного с нарушением социальных норм.

В наши дни все больше утверждается представление об агрессии как о мотивированных внешних действиях, нарушающих нормы и правила сосуществования, наносящих вред, причиняющих боль и страдания людям. Мы считаем, что агрессией можно назвать целенаправленное деструктивное поведение, нарушающее нормы и правила сосуществования людей в обществе, наносящее вред объектам нападения (одушевленным или неодушевленным), причиняющее физический ущерб людям или вызывающее у них психологический дискомфорт (отрицательные переживания, состояния напряженности, страха, подавленности и др.).

Многие исследователи разводят понятия агрессии как специфической формы поведения и агрессивности как психического свойства личности. Агрессия трактуется как процесс, имеющий специфическую функцию и организацию, агрессивность же рассматривается как некоторая структура, являющаяся компонентом более сложной структуры психики человека.

Традиционно агрессивность как свойство личности приписывается людям, в поведении которых относительно часто наблюдают агрессивные действия. Таким образом, наличие этого свойства выводится не из анализа структуры личности, особенностей ее направленности и других психологических компонентов потребностно-мотивационного комплекса, а из наблюдаемого поведения человека. Устанавливается однозначная зависимость между свойствами личности и поведением, вследствие чего агрессия и агрессивность объясняются с позиций однофакторной теоретической модели.

Попытки преодолеть эту односторонность ведут к выявлению все большего числа факторов, влияющих на проявление агрессии. Большие трудности возникают и при ответе на вопрос, почему люди с одинаковым уровнем агрессивности (выявленным при тестировании) сильно различаются по частоте и интенсивности проявлений агрессии в реальном поведении.

Анализ психологической литературы показывает, что агрессивное поведение чаще всего рассматривается исследователями как одна из форм реагирования человека на различные неблагоприятные в физическом и психическом отношении жизненные ситуации, вызывающие стресс, фрустрацию и другие подобные состояния, выражающаяся в нападении на непосредственный источник напряженности или объект, замещающий его. В любом из этих случаев цель нападения психологически заключается в поисках разрядки обусловленной стрессом внутренней психической напряженности.

В зависимости от степени осознания ситуации психической напряженности возможны три основных формы агрессивного поведения: 1) субъект осознает источник напряженности и непосредственно на него нападает; 2)субъект осознает, чем вызвана его напряженность, но, не имея возможности по тем или иным причинам непосредственно на него напасть, подыскивает объект, нападение на который давало бы разрядку; 3) субъект не осознает, где источник напряженности, и нападает на доступный ему объект.

Агрессия при этом может выступать как одна из форм защиты «Я» и представлять собой основной способ решения проблем, связанных с контролем и сохранением чувства собственной ценности (часто искаженного, неправильно понимаемого, завышенного), так как представляет собой действие, которое может приносить незамедлительные результаты. Способность путем применения силы вынудить противника к выполнению нежелательных для него действий подтверждает контроль над окружением, а также сохраняет или повышает чувство собственной ценности. Учитывая, что оценка собственной ценности зависит от сравнения собственного положения с положением других людей по субъективной шкале ценностей, можно сделать вывод о том, что даже символическая агрессия, не говоря о других ее видах, может защитить от неприятностей, связанных со сравнительным снижением собственного статуса.

Агрессивность, в отличие от ее традиционного понимания как личностного свойства, рассматривается нами как некоторое комплексное психологическое образование, детерминирующее, направляющее и обеспечивающее реализацию агрессивного поведения. Предлагаемый подход к пониманию агрессивности как особого психологического образования позволяет, по нашему мнению, выявить роль, значение и пределы влияния различных ее компонентов в многообразии форм и проявлений агрессии, так как агрессивное поведение, по-видимому, является интегральным результатом взаимодействия различных сторон человеческой индивидуальности.

Агрессивность рассматривается нами как комплексное личностное образование, включающее в себя взаимосвязанные элементы как эмоционально- волевой, так и ценностно-нормативной сферы. Роль и влияние на агрессивное поведение таких свойств и состояний эмоционально-волевой сферы, как тревожность, эмоциональная лабильность, самоконтроль и других, не вызывает сомнений и выступает объектом многочисленных исследований. Изучению связи ценностно-нормативной сферы с агрессивным поведением до настоящего времени уделялось мало внимания, по существу, оно только начинается.

Хотя преобладающим значением насилия является «принуждение», диапазон этого понятия охватывает и такие термины, как «управление», «начальство», «полномочие», «авторитет». Вплоть до сегодняшнего дня за понятием насилия закреплены противоположные значения, которые можно обнаружить при различных попытках легитимизировать насилие. Одни находят его приемлемым только в качестве ответного насилия, другие не считают насилие несправедливым.

Насилие как принуждение является актуализацией возможностей, но таких, которые противны тому, кто терпит страдания. В этом смысле насилие обладает деструктивным характером.

При таком понимании насилия оно перестает просто отождествляться с властью и силой и приобретает более конкретный и строгий смысл. Это позволяет отличать насилие как определенную форму общественных отношений: а) от таких свойств человека, как агрессивность, властность; б) от иных форм принуждения, существующих в социуме, в частности патерналистского и правового.

Таким образом, центральным содержательным элементом в толковании понятия насилия выступает принуждение, всегда осуществляемое через воздействие на психику человека средствами, посягающими на его физическое или духовное благополучие. Практически во всех этих определениях под насилием понимают применение силы, приводящее к ущербу, наносимому основным человеческим потребностям или даже жизни вообще, понижающему уровень их удовлетворения ниже потенциально возможного. При этом угроза насилия также является насилием.

Й. Галтунг выделил три формы насилия: прямое, структурное и культурное. Наиболее явным и доступным для эмпирического наблюдения является прямое насилие со всеми видами жестокости, проявляемой людьми друг к другу, другим формам жизни и природе в целом. Прямое насилие проявляется в следующих формах: а) убийство; б) телесные повреждения, блокада, санкции, нищета;

в) десоциализация из собственной культуры и ресоциализация в другую культуру (например, запрещение родного языка и навязывание другого), отношение к людям как гражданам второго сорта;

г) репрессии, задержание, изгнание.

Структурным насилием, по Й. Галтунгу, могут быть: а) эксплуатация типа А, когда нижестоящие могут быть ущемлены настолько, что умирают от голода и болезней; б) эксплуатация типа Б, когда нижестоящие могут оказаться в состоянии постоянной нищеты, для которого характерны недоедание и болезни; в) внедрение в сознание, ограничение информации; г) маргинализация, разобщение. Понятие структурного насилия не включает в себя субъектов, причиняющих ущерб, действуя силой. Оно эквивалентно социальной несправедливости.

Под культурным насилием Й. Галтунг предлагает рассматривать те аспекты культуры, символической сферы нашего существования, представленной религией и идеологией, языком и искусством, эмпирической и формальной наукой (логикой и математикой), которые могут быть использованы для оправдания и легитимации прямого и структурного насилия. Культурное насилие ведет к тому, что прямое и структурное насилие начинают выглядеть и восприниматься как справедливое или, во всяком случае, не дурное дело. Изучение культурного насилия проливает свет на то, каким образом акт прямого насилия и факт структурного насилия легитимизируются и делаются, таким образом, приемлемыми в обществе.

Анализ и изучение проявлений различных форм насилия касается в первую очередь двух проблем: использования насилия и легитимизации этого использования.

Большинство ценностей, функционирующих в современном обществе, способствуют тому, что агрессия и насилие активно проявляются и воспроизводятся в социуме. Это прежде всего имеет отношение к ценностям, касающимся статусных, имущественных, возрастных отношений, и создающим основу для сильных социальных напряжений, переживаемых большим количеством членов социума. Особенно заметно это проявляется в модернизирующихся странах, где большое количество людей, явно или неявно, вовлечены в процесс перераспределения ресурсов и статусов. Такое состояние социума способствует тому, что прямое и структурное насилие проявляются либо как попытка нижестоящих вырваться, уравнять положение, перераспределить богатство, отомстить, добиться реванша, либо как действия людей, желающих сохранить или повысить свой статус. Люди, чувствующие себя униженными, зажатыми, подавленными и проигравшими, начинают использовать прямое насилие для своего освобождения, изменения своего положения и соответственно, контрнасилие — для сохранения существующего положения, то есть насилие порождает насилие.

Многочисленные исследования показали, что рост насильственных действий в обществе тесно связан с крупными и резкими социальными переменами (например, модернизацией страны) и вытекающими нарушениями традиционной организации общества, которые заставляют людей обратить внимание на свои индивидуальные проблемы.

Ощущение (не всегда осознанное и объективное) невозможности удовлетворения своих потребностей способствует повышению вероятности того, что наиболее вероятной реакцией становятся различные формы прямого насилия. Но это не единственная реакция, так как могут возникнуть чувство безнадежности, фрустрации, синдромы лишенности, которые проявляются как направленная вовнутрь агрессия, а вовне — как апатия и отстранение.

Во многих исследованиях, не учитывающих конкретно-исторические корни социальных явлений, происходит смешение понятий агрессия и «насилие», отождествление агрессивных, насильственных действий индивидуального характера, в том числе преступных, с проявлениями социально-политического насилия, несмотря на то что они имеют различную природу и детерминированы совершенно разными причинами и условиями. Существенный недостаток ряда теоретических концепций насилия заключается в том, что любые проявления насилия рассматриваются как однопорядковые явления.

Следует отметить, что в отечественной практике насилие чаще всего рассматривается с правовой точки зрения, поэтому юридическое определение насилия исходит из его противоправности и общественной опасности. Определения насилия в уголовно-правовой литературе отражают только часть рассматриваемых криминологией проявлений насилия.

Многие годы такие понятия, как «агрессия», «агрессивность», «гнев», «враждебность», не имели четкой дифференциации. При этом само понятие враждебности не было дифференцировано от эмоциональных и поведенческих состояний. Кроме того, в исследованиях не было четкости в определении конструкта враждебности, и, как следствие, использовались методы, часто неадекватные цели измерения враждебности.

А. Басс (1961) попытался дифференцировать понятия «агрессия», «враждебность» и «гнев», что положило начало новому направлению исследований враждебности, на которые опираются современные психологи и клиницисты. Враждебность понималась им как длительное, устойчивое негативное отношение или система оценок, применяемая к окружающим людям, предметам и явлениям. Таким образом, по А. Бассу, враждебность соответствует когнитивному компоненту психики наравне с гневом и агрессией, которые являются эмоциональными и поведенческими компонентами соответственно. Отнесение враждебности к числу когнитивных переменных представляется не вполне справедливым, так как враждебность, неприязнь предполагают и эмоциональную оценку.

Еще одно понимание враждебности дал Дж. Берифут (1992), рассматривавший враждебность как антагонистическое отношение к людям, включающее в себя когнитивный, аффективный и поведенческий компоненты. Аффективный компонент составляют взаимосвязанные эмоции: гнев, раздражение, обида, презрение, негодование, отвращение и т. д. Когнитивный компонент представлен негативными убеждениями в отношении человеческой природы в целом (цинизм) и убеждениями в недоброжелательности других людей по отношению к самому субъекту (враждебные атрибуции, недоверие, подозрительность). Наконец, поведенческий компонент объединяет разнообразные формы проявления враждебности в поведении, часто замаскированные: агрессию, негативизм, нежелание сотрудничать, избегание общения и т. д. Таким образом, Дж. Берифут рассматривает враждебность как сложное образование, включающее в себя гнев и агрессию в качестве поведенческих и эмоциональных коррелятов враждебности, которые выступают ее внешними индикаторами. Наиболее ценным в подходе ученого представляется то, что он вышел за пределы триады «враждебность — гнев—агрессия» и описал достаточно широкий спектр поведенческих и эмоциональных коррелятов враждебности. Понимание того, что враждебность не всегда ведет к агрессии, а вместо гнева может сопровождаться другими эмоциональными переживаниями, открывает возможность самостоятельного, в известной степени изолированного изучения враждебности.

В.Н. Мясищев, разрабатывая категорию «отношение», отмечает, что враждебность формируется в процессе взаимодействия с ее объектом и затем задает пристрастность восприятия новых объектов. Таким образом, враждебность он относит к эмоциональным отношениям, отграничивая ее от собственно эмоций и иных форм отношений, таких как интересы, нравственные и эстетические убеждения.

Враждебность может быть в различной степени генерализованной. Отдельные избирательные негативные отношения к кому-либо или чему-либо характерны для большинства людей. Более того, полное отсутствие у человека враждебных отношений, по всей видимости, отражает определенную личностную дисфункцию или личностную незрелость и не способствует адаптации. С другой стороны, враждебное отношение может быть неадекватно обобщенным, вплоть до того, что человек воспринимает любые объекты или воздействия извне как негативные, неприятные, нежелательные и т. п. В таких случаях генерализации враждебного отношения имеет смысл говорить о враждебной картине мира, которая при определенных обстоятельствах может приобретать характер патологии (например, паранойяльный бред). При высоком уровне враждебности человек склонен приписывать другим объектам и явлениям негативные качества. Характеризуя человека как враждебного, мы подразумеваем следующее: а) в его системе уже сложившихся отношений преобладает враждебность; б) вероятность формирования негативного отношения к новым объектам в целом выше, чем вероятность формирования позитивного, то есть имеет место определенная предвзятость. Враждебность характеризуется рядом свойств: степенью осознанности, качественной спецификой, степенью устойчивости. Следует подчеркнуть, что данные свойства тесно взаимосвязаны с уровнем генерализованности враждебности. Например, чем конкретнее враждебное отношение, тем оно менее устойчиво. Напротив, генерализованная враждебность (враждебная картина мира) резистентна к изменениям.

Враждебность как психологическое отношение фактически не наблюдается напрямую в поведении индивида, хотя и находит многочисленные проявления в разнообразных психических процессах и явлениях. Изучение сферы отношений личности, и в частности враждебности, представляет, таким образом, методологическую проблему.

Следовательно, необходимо уделить внимание психическим явлениям, через которые может проявляться враждебность, особенно тем, чья связь с враждебностью неочевидна. Как отмечает Дж. Берифут, помимо гнева, к кругу «враждебных эмоций» относятся раздражение, обида, презрение, отвращение, разочарование и др. Та или иная форма эмоциональных проявлений враждебности сильно зависит и от качественной специфики враждебности и других ее параметров. Так, презрение предполагает обесценивание объекта и приписывание ему каких-либо «недостойных» качеств, например трусости (эти качества в каждом конкретном случае зависят от системы ценностей человека). Страх же, как правило, связан с оценкой объекта как сильного, опасного, агрессивного и т. п. Очевидно, что следствием враждебности может стать и тревога.

На связь между тревогой с враждебностью указывают данные ряда исследований, проведенных на больных тревожно-фобическими расстройствами. Определенную специфику имеет враждебность в структуре депрессивных расстройств, так как остается вопрос о том, что или кто является объектом враждебности депрессивных больных. Согласно распространенному убеждению, у депрессивных больных враждебность направлена в первую очередь на себя, что выражается в идеях самообвинения. Враждебным отношением к себе объясняют и суицидальные тенденции при депрессии, рассматривая их как аутоагрессию. В рамках такого подхода предполагается, что враждебность в отношении других людей для депрессивных больных нехарактерна.

В то же время, по данным клинических наблюдений, депрессивные больные, помимо прочего, раздражительны, обидчивы, нередко вербально агрессивны, на основании чего некоторые исследователи делают вывод о наличии у них враждебных установок по отношению к окружающим людям. Это, однако, не противоречит подходу, описанному выше. Напротив, было обнаружено, что враждебное отношение к себе и другим имеет единую природу. По всей видимости, при депрессии сложным образом переплетаются враждебность в отношении собственного Я, других людей, а также генерализованная имперсональная враждебность в виде ощущения несправедливости, недоброжелательности окружающего мира, негативной оценки субъективного будущего.

Наиболее ярко враждебность проявляется в межличностных взаимодействиях. При этом конкретная форма проявлений враждебности в процессе общения зависит от многих факторов. Так, негативное отношение к окружающим людям может выражаться в нежелании идти на компромисс, неумении сотрудничать, избегании близких межличностных отношений или социальных контактов вообще и даже в стремлении выполнять самостоятельно работу, которую целесообразнее было бы поручить другим. Ярким примером могут служить расовые, этнические и другие предрассудки. Являясь по своей сути формой враждебного отношения, они далеко не всегда становятся причиной агрессивных действий против соответствующих объектов. В этом смысле физическая или вербальная агрессия выступают лишь частными вариантами проявления враждебности в социальном поведении.

Как уже отмечалось, долгое время в психологии сохранялся взгляд, в соответствии с которым категории гнева и агрессии не были разделены и иногда употреблялись как синонимы, без четкой операционализации.

Термином «гнев» в психологии обычно обозначают эмоциональное состояние, характеризующееся различной интенсивностью — от легкого раздражения до ярости. Понятие «гнев» используется для описания эмоционального состояния, носящего внутриличностный характер. Гнев в современных исследованиях рассматривается по-разному: в рамках триады «враждебность—гнев — агрессия», в дихотомии «гнев как черта характера — гнев как состояние».

Учитывая роль когнитивной переработки в возникновении гнева и его связь с мотивацией, говорить с полным правом об исключительно эмоциональной природе этого переживания, по всей видимости, нельзя.

Проведенный К. Изардом анализ гнева как одной из базовых эмоций позволил ему выделить следующие его причины: ограничение или прерывание целенаправленной активности, неприятная стимуляция, пребывание в заблуждении или переживание несправедливой обиды, а также негодование от несоответствия поведения окружающих собственным нравственным идеалам. Он рассматривает гнев как эмоцию, отвечающую целям адаптации, взаимодействующую с такими чувствами, как отвращение и презрение. Гнев мобилизует энергию, и его наличие может быть оправдано, если рассматривать его как соответствующую защиту от самонадеянности.

Подход Р. Лазаруса к гневу является гораздо более полным, чем других теоретиков эмоций, и представлен в его когнитивно-мотивационной теории. Он характеризует гнев (а также другие отрицательные эмоции) как результат обиды, утраты или угрозы, при этом источник (особенности ситуации, другой человек и т. д.) является внешним по отношению к субъекту. Для гневающегося человека главный смысл состоит в том, чтобы, несмотря на то, кто явился причиной негативных переживаний, сам субъект в зависимости от собственных желаний смог сохранить контроль над гневом или не делать этого.

Вопросом первоочередной важности для человека, по Р. Лазарусу, является сохранность его самоидентичности, и любое нападение на нее может побудить гнев, степень выраженности которого будет зависеть от личностных особенностей и недавнего опыта переживания унижения. Гнев возникает, если под угрозой оказывается самооценка или оценка со стороны окружения. Однако гнев может быть легко изменен под влиянием когнитивных копинговых процессов.

С позиции Р. Лазаруса, гнев включает такую оценку ситуации, которая предполагает, что лучшее разрешение ситуации нападения — атака. Более того, если человек ожидает, что нападение обеспечит успешное разрешение, то вероятность возникновения гнева возрастает.

Р. Лазарус утверждает, что часто возникает запрет на гнев, особенно в тех случаях, когда за его выражением может последовать сильное возмездие. Он считает, что проявленный гнев может быть как полезным, так и опасным, но неконтролируемый гнев является в равной степени непродуктивным и вредным для физического здоровья.

Наиболее полно рассмотрел гнев и агрессию Дж. Эверилл, который рассматривает гнев как антисоциальное, негативное и очень распространенное явление. Он утверждает, что на межличностном уровне рассмотрение проблемы гнева предполагает включение факта нарушения социально принятых норм поведения и наличие цели отомстить или, по крайней мере, наказать совершившего это. Обычно биологические факторы характеризуются недостатком или отсутствием контроля над гневом. Цель общества — попытаться создать правила для переживания и проявления гнева в соответствии с максимизацией его пользы и минимизацией потерь.

Дж.Эверилл утверждает, что гнев— распространенное явление, а его основная мишень—друг, знакомый или любимый человек. Очень редко мишенью становится незнакомый или вызывающий неприязнь знакомый человек. Цель гнева — изменить те условия, которые к нему привели. Причиной гнева могут стать неоправданные действия или случай, которого можно избежать. Интерпретация внешнего воздействия и внутреннего состояния осуществляются индивидом на основе социальных норм и ролей, актуальных в данной ситуации. Эмоции представляют собой возможности многообразных действий, адекватных социальному контексту, выражающих оценку индивидом значения актуальной для него ситуации. Однако одной из особенностей ролевого поведения, включенного в эмоциональную экспрессию, выступает возможность ломки общепринятых норм рационального поведения. Таким образом, переживание сильных эмоций позволяет индивиду снимать с себя ответственность за действия, совершенные в таком «неконтролируемом» состоянии, то есть переживание эмоции позволяет индивиду уходить от нежелательной социальной нормы, например при гневе или агрессии.

Проблема гнева рассматривалась в свете проблемы функциональности эмоциональных явлений в рамках дискуссии о таких функциях эмоций, как побуждающая и дезорганизующая. Большинство моделей предполагают двустороннюю связь эмоциональных явлений с системой представлений и убеждений. Согласно модели синдрома наличие ассоциативной сети (включающей в себя эмоциональные и познавательные процессы, мотивацию и соответствующую активацию организма) приводит к тому, что неприятные переживания могут вызвать гнев или актуализировать образ врага, независимо от их причины. При этом наличие чувства гнева лишь усиливает тенденцию к действию, а агрессивное поведение может блокироваться. В модели когнитивной настройки основным фактором, модулирующим эмоциональные явления, выступает приближение (удаление) от цели, а негативные эмоции, выявляя неблагополучие ситуации, способствуют необходимой при этом мобилизации.

Дезорганизующая функция эмоций проявляется в нарушении целесообразности и социальной опосредованности поведения индивида. Недостаточное внимание вопросам гнева связано с тем, что он является эмоцией, ориентированной на преодоление, и переживается при столкновении с препятствиями, мешающими осуществлению посильной человеку деятельности. Однако из-за того, что гнев и ярость (рассматриваемые как крайнее проявление гнева) могут воплотиться в целенаправленные действия, внимание клиницистов смещено с эмоций на поведенческие проявления.