Статьи по юридической психологии

Террористический акт, а тем более инцидент, связанный с захватом заложников, ранее рассматривался в нашей стране как чрезвычайное происшествие «местного значения». Фиксация подобных эпизодов и их последующая обработка носили бессистемный и ненаучный характер, а материалы оперативно-служебной деятельности переговорщиков засекречивали и помещали в спецхраны Комитета государственной безопасности СССР. В начале XXI столетия в России, как и во многих странах мира, терроризм с «ситуацией заложничества» приобрел угрожающие размеры. Об этом свидетельствуют не только трагические события, связанные с захватом заложников по политическим мотивам в театральном центре на Дубровке г. Москвы (2002 г.), в средней школе № 1 Беслана (2004 г.), в индийском городе Мумбаи (2008 г.) или в столице Филиппин Маниле (2010 г.). Настораживают непрекращающиеся случаи похищения гражданских лиц с целью получения выкупа [1].

В настоящее время актуальность и научная новизна изучения практики ведения переговоров с преступниками обусловлены не только ее периодичностью и резонансным характером, но и возрастающей ролью самих переговорщиков правоохранительных органов и спецслужб. Анализ имеющегося опыта их дебатирования с преступниками приводит к выводу об эффективности переговоров не только как начального этапа операции по освобождению жертв террора, но и как принципиальной позиции государства в вопросе безнасильственного разрешения «ситуаций заложничества». Ведь главная цель и основное содержание подобного профессионального общения — спасение жизни и здоровья заложников.

В юридической психологии переговоры с преступниками являются недостаточно изученной темой. Предлагаемая статья аккумулирует немногочисленные научные и учебно-методические разработки по психологии переговорщиков и переговорной деятельности, опубликованные за последние двадцать пять лет [2]. Обобщение наиболее крупных из них позволило обнаружить четкую тематическую и хронологическую связь авторских позиций с некоторыми криминальными событиями в новейшей истории России, а также выделить три этапа в исследовании предложенной проблематики.

Первый этап (конец советского периода — начало российской государственности) характеризуется осмыслением единичных фактов освобождения заложников в местах лишения свободы и на воздушном транспорте в последние десятилетия существования Советского Союза [3]. В изучении этих событий приняли участие немногие специалисты [4]. Отдельного упоминания в этой связи заслуживает творческое наследие крупнейшего знатока теории и практики переговоров с преступниками В. П. Илларионова [5]. Автор приоткрыл завесу тайны и огласил некоторые материалы спецслужб об имевших место в СССР и на постсоветском пространстве терактах с захватом заложников. Рассмотрев события с точки зрения юридической психологии и криминологии, он положил начало научному подходу в изучении «ситуаций заложничества» и становлению самостоятельного раздела «Переговоры с преступниками» в практической психологии. Глубокому анализу были подвергнуты организационные, правовые и нравственные основы переговоров, а также оперативно-тактические и психологические аспекты остроконфликтных диалогов.

Многие из идей В. П. Илларионова не утратили своего значения и сегодня. Убедительным и получившим современное звучание, например, представляется его тезис о том, что к ведению переговоров кроме сотрудников ОВД, прокуратуры, госбезопасности, должны привлекаться представители органов государственной власти, общественных организаций, народные депутаты, священнослужители, родственники [6].

Второй этап (середина первой «Чеченской кампании» 1994-1996 гг. — конец ХХ в.). К завершению войсковых и специальных операций в СевероКавказском регионе по ликвидации незаконных вооруженных формирований правоохранительные органы накопили коммуникативный и боевой опыт противодействия политическому и криминальному (уголовно мотивированному) «заложничеству». Научной обработке были подвергнуты инциденты с захватом 1100 заложников в Буденновске Ставропольского края и 2000 заложников в Кизляре Республики Дагестан, случаи похищения людей с целью выкупа [7] и аналогичные виды преступлений в других регионах страны. В результате увидели свет работы, посвященные специфике освобождения заложников в обстановке военных действий и мирной жизнедеятельности (по документам отечественных и зарубежных органов правопорядка) [8].

Третий этап (с 2002 г. по настоящее время). После перечисленных нами выше проявлений политического терроризма с захватом заложников, произошедших в Москве и Беслане, можно говорить о становлении практики заложничества в жизненно важном пространстве современного города. За период с 2007 по 2012 гг. в Российской Федерации зафиксировано 64 случая совершения преступлений, предусмотренных ст. 206 УК РФ (захват заложника) [9].

На страницах научно-практического журнала «Психопедагогика в правоохранительных органах» была напечатана статья Г. Л. Квята [10], которая не могла не произвести впечатления как на представителей ученого сообщества, так и на специалистов-практиков. Преимущество этой публикации по сравнению с научными трудами рассматриваемой тематики заключается в том, что она написана одним из руководителей УРЛС УМВД России по Омской области, неоднократно принимавшим участие в экстремальных переговорах [11]. Будучи профессиональным переговорщиком, он делится собственным представлением о тактикопсихологических аспектах общения с преступниками, захватывавшими заложников в Омске. Занятая им принципиальная позиция по ряду «пограничных» вопросов (в контексте морали и права) вызывает уважение и солидарность. Так, Г. Л. Квят утверждает, что сотрудник правоохранительных органов (переговорщик) не может выполнить требований, нарушающих закон, но вправе удовлетворить их, «если они обусловлены крайней необходимостью» [12].

Действительно, выполнение переговорщиком незаконных требований преступников следует рассматривать как действия, совершенные в состоянии крайней необходимости. Нередко только удовлетворением таких требований удается устранить непосредственную опасность, угрожающую заложникам. Естественно, что не каждое незаконное требование может быть выполнено таким образом, что причиненный вред окажется менее значительным, чем предотвращенный. Передача транспортного средства, денег и, в крайнем случае, оружия представляется допустимым действием как совершенное в условиях крайней необходимости. Обычно эти требования выполняются, чтобы притупить внимание преступников и создать более благоприятные обстановочные условия для освобождения заложников.

Важную лепту в изучение вопросов переговорной деятельности сотрудников ОВД в условиях урбанизации внес Н. В. Андреев [13]. В методической разработке он не только дал психологическую характеристику переговоров, но и предложил методы отбора инструкторов-переговорщиков и психологические тренинги по переговорам. Описывая типы переговорщиков (располагающий, сензитивный, интуитивный), автор приходит к выводу, что идеальный коммуникатор включает в себя черты всех перечисленных типов, недостатки которых взаимоуравновешиваются их достоинствами.

Особый интерес представляет учебное пособие Л. Н. Чевердюк [14], где нашли отражение не затронутые в трудах ее предшественников проблемы. Читателю предложена типология преступников, склонных к захвату заложников. Специфика использования этого знания в правоохранительной практике заключается в том, что его можно адаптировать к различным городским средам — местам лишения свободы, психиатрическим лечебницам, аэропортам, административным и торговым центрам, другим местам жизнеобеспечения. Кроме того, в пособии предложены универсальные тактико-психологические приемы и методические советы, призванные помочь сотрудникам правоохранительных органов и спецслужб склонить участников переговорного процесса (преступников) на свою сторону.

Прикладное значение для методики комплектования групп ведения переговоров и их тактики могут иметь две публикации В. О. Зверева (одного из авторов данной статьи) [15]. В первой из них представлены новые критерии отбора претендентов на роль переговорщика: национальные и религиозные предпочтения, знание популярных иностранных языков и языков народов, компактно проживающих в России. Вторая расширяет устоявшееся в юридической психологии представление об актуальных и потенциальных психических состояниях людей, насильно удерживаемых в неволе.

Очевидную привлекательность для читателей журнала «Психопедагогика в правоохранительных органах» (в том числе сотрудников, имеющих опыт ведения экстремальных переговоров [16]) представляет работа О. Е. Третьякова [17]. Предложенная в ней проблематика — психотехники в современной практической психологии — стала наглядным подтверждением того, что в теории переговоров с преступниками еще есть неизученные или малоизученные аспекты. Пытаясь восполнить образовавшийся пробел в специальных знаниях, инициатор нововведения приходит к обоснованному заключению о необходимости совмещения имеющихся методик диалогизирования с преступником в «ситуации заложничества» с приемами гештальттерапии, когнитивной терапии и нейролингвистического программирования.

Несомненную ценность для «науки переговоров» представляет творчество В. В. Вахниной. Изданные ею в 2008-2010 гг. труды [18] отличаются своеобразием изложения, наличием нестандартных подходов к интерпретации малоизвестных сторон профессиональной деятельности переговорщиков, постановкой новых проблем и путями их решения. Автор одной из первых в психологической науке предложила методы диагностики психологического потенциала личности переговорщика, его профессионально важных качеств. Указанные сегменты научных изысканий В. В. Вахниной, а также ее разработки по методическому обеспечению курса «Переговоры с преступниками» (ролевая игра, учебно-практические упражнения и задания, проблемные ситуации, рекомендации преподавателям и обучающимся и др.) успешно апробированы и применяются на учебных занятиях по дисциплине «Психология в деятельности ОВД» в вузах МВД России.

Опираясь на достижения своих предшественников, а также руководствуясь наставлениями сотрудников ФСБ России, участвовавших в освобождении заложников, В. О. Зверев, в свою очередь (соавтор учебного пособия) акцентирует внимание на исследуемом предмете в историко-психологическом ракурсе [19].

Обратимся к некоторым выводам, прозвучавшим в пособии (применительно к трем хронологическим промежуткам: «русскому», «советскому», «российскому»). Во-первых, практика захвата заложников в период феодальной раздробленности на Руси применялась местными князьями повсеместно и систематически. После поражения на поле брани к плененным представителям высшей знати относились гуманно и соразмерно занимаемому ими статусу (в современном научном лексиконе подобное волеизъявление именуется феноменом «стокгольмского синдрома»). Во-вторых, советское государство, в лице органов безопасности и правопорядка, разрешая остроконфликтные «ситуации заложничества», нередко недооценивало значение переговорщиков, рассматривая их как участников временного маневра для группировки сил и средств (типичные действия оперативных штабов наблюдаются и сегодня). В-третьих, типология и мотивация преступников и преступных групп, захватывающих заложников, в современной России нуждается в своевременных коррективах ввиду эволюционирования и глобализации террористических угроз. Учет этой динамики поможет не только правильно классифицировать соответствующие категории правонарушителей, разбираться в их мотивационной сфере и психологических характеристиках, но и подходить избирательно и безошибочно к методам борьбы с ними.

Междисциплинарный подход, выбранный В. О. Зверевым, привел к выводу о наличии фактора неизбежной цикличности и повторяемости криминальных событий в истории отечественного «заложничества». Следовательно, поиск исторических аналогий и закономерностей, их обобщение и анализ помогут переговорщикам не допускать имевших место в профессиональном прошлом ошибок и усилить психологический ресурс для успешного общения с преступниками.

Помимо конкретно-психологических исследований, посвященных изучению различных граней переговорного процесса (в ситуациях, сопряженных с угрозой жизни и здоровью жертв террора и сотрудников правоохранительных органов) в рамках выделенного нами третьего временного этапа, появились литературные источники общего характера. Одни их авторы [20] сосредоточиваются на психологии толпы и не претендуют на расширение границ в смежных областях научного знания. По этой причине рассмотрение в их трудах вопросов психологии «заложничества» и переговоров с преступниками носит описательный характер (обзор имеющегося теоретического опыта).

Другие, углубляясь в психологию терроризма, останавливаются на описании мотивационных комплексов в действиях террористов и их личности с точки зрения психологических, религиозных и иных параметров [21]. Объектом дискуссии выступает собирательный образ террориста — человека, способного организовывать и производить взрывы жилых домов, угонять самолеты, захватывать заложников и пр. Никто из этих ученых не усматривает целесообразность выделения индивидуальной психологической (психолого-криминологической) специфики по профилю деятельности террориста. Между тем востребованность дифференцированного подхода обусловлена реалиями времени. Разноплановые террористические акции - диверсии, убийства (покушения на убийство) государственных служащих и религиозных деятелей, взрывы (угрозы совершения взрыва), захваты заложников (по «политическим», «уголовным», «бытовым» мотивам) и др. — убеждают нас в том, что лица, их совершившие, с точки зрения идентификации и розыскного портретирования, различаются. Наряду с общими (свойственными всем) характеристиками преступников в каждом из них выделяются частные и особенные черты (как персонифицирующие элементы личности), нуждающиеся в дополнительном обобщении и анализе.

Исключением из указанного перечня работ (Д. В. Ольшанский, М. П. Требин, С. П. Дресвянин, К. Г. Горбунов, И. Е. Иванов) является публикация М. И. Марьина и Ю. Г. Касперовича [22]. Ее авторы справедливо сомневаются в возможности создания целостного портрета террориста. «Террористы, как и любая иная категория преступников, — замечают они, — разнообразны по многим характеристикам, и подвести их под общий знаменатель невозможно» [23].

Между тем обсуждение в статье индивидуально-психологических, половозрастных или гендерных различий среди террористов, как и в предыдущих трудах, заканчивается моделированием универсального портрета террориста (женского пола). Обоснованием авторской позиции является упоминание об участии «женщин-смертниц» в различных по направленности актах террора — захватах заложников в Москве (2002 г.) и Беслане (2004 г.), самоподрыве на станции московского метро «Лубянка» в 2010 г. и т. д.

В отличие от утверждений в указанных выше исследованиях, с обоснованностью большинства из которых трудно не согласиться, в ведомственной психолого-юридической литературе встречаются мнения, нуждающиеся в дополнительной аргументации. Например, представляются спорными некоторые тезисы из монографии, подготовленной С. А. Селиверстовым, С. С. Веселовским, А. С. Селиверстовой (раздел «Использование психологического воздействия при ведении переговоров с террористами, захватившими заложников») [24]. Первый тезис — о «недопустимости» удовлетворения требований преступников о предоставлении им спиртных напитков и наркотиков. Второй — о «неприемлемости» признания требований преступников о передаче им оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ.

Не повторяясь (наша позиция по существу высказанного замечания была изложена выше), напомним, что истина, как известно, находится между двумя крайностями. Во избежание дачи неточных рекомендаций переговорщикам авторам следует либо быть более убедительными в высказываниях, либо отказаться от категоричных суждений. Практика переговоров неоднократно доказывала, что ради спасения людей, ставших предметом торга преступников, признаются допустимым все тактические приемы (в том числе в ходе имитации переговоров). «...Необходимо демонстрировать согласие с требованиями и высказываниями собеседника, — говорил В. П. Илларонов, — даже с самыми нелепыми, не отказываться от обещаний, которые могут быть невыполнимыми, идти на блеф с ним, чтобы в удобном случае применить силу для пресечения общественно опасного поведения этого лица» [25].

Подытоживая сказанное, отметим, ведомственная психолого-юридическая наука накопила немалый объем знаний по вопросам психологического сопровождения переговоров с преступниками в служебной деятельности ОВД, как в условиях мирного времени, так и в обстановке, приближенной к военным действиям. В то же время следует признать неоднородность этого процесса, который предполагал периоды спада и заметного роста.

С одной стороны, в конце XX в. наблюдалось снижение интереса к изучению «ситуаций заложничества» в СССР. Многие представители советской и постсоветской психолого-юридической и криминологической школы, ввиду ограниченности доступа к засекреченным документам, не сумели обобщить и проанализировать все отечественные теракты с захватом заложников. После образования Российского государства и становления новой практики «заложничества» и похищения людей (преимущественно в южных регионах страны) исследование резонансных преступлений недавнего прошлого утратило свою актуальность. Поэтому наметился хронологический отрезок в истории советского «заложничества», нуждающийся в дополнительной научной обработке.

С другой стороны, научное и методическое обеспечение переговорного процесса в настоящий момент не исчерпало свои возможности. Большинство опубликованных работ отличаются авторским своеобразием и неповторимостью. А те темы, которые остались нераскрытыми, ожидают своих исследователей.

1 Примером «криминального заложничества» может стать насильственное удержание в неволе И. Касперского (Москва, 19 апреля 2011 г.) и гражданина Грузии (Одинцовский район г. Москвы, 1 марта 2013 г.). [Электронный ресурс] URL: http://www.dr.rU/a/2011/04/22/Ivan_Kasperskij_eshh_v_zal/ (дата обращения: 20.11.2013); http://news.ru.msn.com/ (дата обращения: 20.11.2013).

2 Данная публикация продолжает исследование проблем, затронутых авторами ранее: Зверев В. О., Шевченко С. В., Юрицин А. Е. Психолого-правовые основы экстремальной коммуникации в условиях захвата заложников (библиографический обзор) // Вестник Омской юридической академии. 2014. № 1. С. 50-55.

3 Например, попытки угона самолета ТУ-154 за границу семьей Овечкиных 8 марта 1988 г. или побега из СИЗО № 1 «Кресты» группы заключенных 23 февраля 1993 г.

4 Викулов В. А., Ильин В. А., Костецкий А. В., Шабалин А. В. Организация работы администрации следственных изоляторов по ликвидации групповых побегов, массовых беспорядков и освобождению заложников. М., 1989 ; Горшков А. А., Соколов В. И. Организация розыска и тактика задержания особо опасных вооруженных преступников. М., 1990 ; Лоскутов А. Т. Пресечение захвата заложников // Соц. законность. 1991. № 12. С. 5-8 ; Якушин Н. М. Организация и тактика ведения переговоров при освобождении заложников // Вестник МВД РФ. 1993. № 4-5. С. 12-15, 23-26.

5 Илларионов В. П. Допустимы ли переговоры с представителями преступных сообществ // Щит и меч. 1990. № 9. С. 3-4 ; Он же. Заложники и «переговорщики» // Сов. милиция. 1991. № 9. С. 48-51 ; Он же. Переговоры под дулом // Щит и меч. 1991. № 27. С. 6-7 ; Он же. Френк Больц — знаменитый переговорщик // Щит и меч. 1991. № 14. С. 4-5 ; Он же. Переговоры с преступниками. М., 1993 ; Он же. Переговоры с преступниками (правовые, организационные, оперативно-тактические основы). М., 1994 ; и др.

6 Илларионов В. П. Заложники и «переговорщики». С. 51.

7 Только с 1992 по 2000 гг. на Северном Кавказе было похищено и взято в заложники 1792 человека. См., напр.: Вахни-на В. В. Захват заложников: проблема и пути решения // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2008. № 4. С. 56.

8 См., напр.: Андреев Н. В., Вахов В. П., Козловский И. И. Психологическое обеспечение специальных операций органов внутренних дел по освобождению заложников: методические рекомендации. М., 1995 ; Буданов А. В. Практические рекомендации по ведению переговоров с преступниками в ситуации захвата заложников (по материалам опыта правоохранительных органов США): учебно-методические материалы для слушателей 1, 2, 5 факультетов Академии управления МВД России. М., 1995 ; Андреев Н. В. Тренинги по переговорной деятельности. М., 1996 ; Дремин В. Н. Террористическая деятельность организованных преступных групп // Весы Фемиды. 1998. № 2. С. 15-18.

9 Трофимов Д. С. Современное состояние борьбы с преступлениями террористического характера: аналитический обзор. Саратов, 2013. С. 15.

10 Квят Г. Л. Психологические аспекты ведения переговоров при освобождении заложников // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2002. № 2. С. 109-112.

11 Отметим, что благодаря коммуникативной компетентности и многолетнему практическому опыту Г. Л. Квята и других субъектов переговоров с преступниками, например, в 2009 г. удалось избежать жертв среди заложников, удерживаемых курсантом Омского танкового инженерного института Д. Гапоненко (Зайцев Е. Самоволка закончилась строгим режимом // Вечерний Омск - Неделя. 2010. 11 августа. С. 8).

12 Квят Г. Л. Указ. соч. С. 111.

13 Андреев Н. В. Психологическое обеспечение оперативно-служебной деятельности сотрудников органов внутренних дел: методическое пособие / сост. В. В. Вахнина. М., 2004.

14 Чевердюк Л. Н. Психологическое обеспечение переговорного процесса в условиях захвата заложников: учебнометодическое пособие. М., 2004.

15 Зверев В. О. К проблеме переговоров в условиях захвата заложников // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2007. № 1. С. 17-21 ; Он же. Эмоциональные проявления жертв террора // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2008. № 3. С. 19-24.

16 Например, проведенное нами в июне 2013 г. анкетирование 125 сотрудников ОМОН ГУМВД России по Алтайскому краю (по заказу оперативного отдела ГУМВД России по Алтайскому краю) позволило выявить десять командиров и бойцов, которые принимали личное участие в переговорах с преступниками. Если получить результаты аналогичных исследований по всем спецподразделениям ГУМВД, МВД, УМВД (их более 90), то число полицейских, взаимодействовавших с террористами, значительно возрастет.

17 Третьяков О. Е. Психология переговоров с террористами с использованием техник современной практической психологии // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2008. № 1. С. 67-72.

18 Вахнина В. В. Особенности взаимодействия переговорщика с посредником в ситуации захвата заложников // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2008. № 3. С. 66-68 ; Вахнина В. В., Касперович Ю. Г., Марьин М. И. Профессионально-психологическая подготовка сотрудников органов внутренних дел к ведению переговоров в ситуации захвата заложников: учебно-методическое пособие. М., 2010 ; Вахнина В. В. Психологическое обеспечение переговорного процесса сотрудников органов внутренних дел: монография. М., 2010 ; и др.

19 Зверев В. О., Караваев А. Ф. Переговоры с преступниками в условиях захвата заложников: исторические и психологические аспекты. Омск, 2010.

20 Почебут Л. Г. Социальная психология толпы. СПб., 2004. С. 148-173 ; Безносов Д. С., Почебут Л. Г. Психология толпы и терроризм : учебное пособие. М., 2007. С. 116-163.

21 Ольшанский Д. В. Психология террора. Екатеринбург, 2002. С. 145-149, 156 ; Требин М. П. Терроризм в XXI веке. Минск, 2003. С. 115-119 ; Дресвянин С. П. Психологический портрет террориста // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2004. № 2. С. 75-76; Горбунов К. Г. Психология терроризма : курс лекций. Омск, 2007. С. 218-288 ; Иванов И. Е. Психология терроризма. Предупреждение и пресечение террористических актов. СПб., 2008. С. 27-30.

22 Марьин М. И., Касперович Ю. Г. Психология террористок-смертниц // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2012. № 1. С. 6-10.

23 Там же. С. 7.

24 Селиверстов С. А., Веселовский С. С., Селиверстова А. С. Психологические аспекты оперативно-боевой деятельности органов внутренних дел : монография. М., 2009. С. 133-134.

25 Илларионов В. П. Переговоры с преступниками (правовые, организационные, оперативно-тактические основы). М., 1994. С. 90-91.