Хрестоматия по юридической психологии
Общая часть

 

Глава 13. Стихийные социально-психологические явления.

§ 2. Слухи, их изучение и учет в деятельности органов внутренних дел

СЛУХАМИ обычно называют информацию, лишенную оснований. Их объективное содержание по сравнению с обычной "информацией, распространяющейся нашей печатью, радио, телевидением и т. д., практически ничтожно. Но пренебрегать ими только на этом основании значило бы, образно говоря, вместе с водой выплеснуть из ванны и ребенка. Дело в том, что слухи, несмотря на свою, если можно так сказать, бессодержательность, оказывают довольно ощутимое влияние на сознание и поведение определенных слоев населения. В некоторых случаях, к сожалению, слухи оказываются более могущественной детерминантой поведения, чем официальная информация.

Для органов внутренних дел слухи представляют интерес по ряду причин. Как известно, по разным поводам в контакт с органами внутренних дел вступают миллионы советских людей. Одних к нам приводят повседневные житейские проблемы, возникающие перед всеми без исключения советскими гражданами (например, получение и обмен паспортов), другие заявляют о нарушениях законов Советской власти по отношению к ним, третьи оказываются в поле зрения милиции из-за своей склонности к антиобщественному образу жизни и т. д. И каждый гражданин, встретившийся с милиционером по своей воле или задержанный им, уносит с собой определенное впечатление об органах внутренних дел и конкретных сотрудниках. Естественная потребность человека поделиться впечатлениями с окружающими людьми порождает самую разнообразную информацию, которая распространяется стихийно, неся с собой быль и небылицы, правду и ложь. Попадая в «котел» неофициального общественного мнения, эта информация претерпевает многочисленные изменения и оказывает непосредственное влияние на престиж органов внутренних дел среди населения. Так зарождается неофициальный престиж органов, который не всегда совпадает с официальным, а порой и противостоит последнему.

Интерес органов внутренних дел к слухам объясняется, конечно, не только и не столько престижными соображениями. Слухи нередко служат одним из опаснейших факторов, резко осложняющих оперативную обстановку. Так, например, слухи о повышении цен на те или иные товары влекут за собой массовые «набеги» покупателей на магазины и создание искусственного дефицита, которым пользуются любители легкой наживы. Все многообразие слухов, циркулирующих среди людей, можно классифицировать по ряду оснований.

По адекватности отражаемому событию различают слухи абсолютно недостоверные, недостоверные с элементами правдоподобия, правдоподобные и достоверные с элементами неправдоподобия.

По позиции, выявляющейся в слухах распространителя, вычленяются: слух-желание, когда сообщение имеет целью вызвать разочарование по поводу несбывшегося желания и соответствующую деморализацию людей; слух-пугало, наиболее эффективный среди людей с преобладающими настроениями тревоги, страха и неуверенности; агрессивный слух, сеющий неприязнь (ненависть) к конкретным лицам или группам людей; разобщающие слухи, вносящие разлад во взаимоотношения людей, нарушающие привычные социальные связи между ними подозрительностью, взаимным недоверием и т. д. (См., Социальная психология. Краткий очерк. Под общ. ред. Г. П. Предвечного и Ю. А. Шерковина. М., 1975, с. 168—190.)

По происхождению слухи могут быть стихийными или умышленно фабрикуемыми. Возможны и промежуточные разновидности. Иногда слух зарождается стихийно, но, попав на определенную почву, находит заинтересованных распространителей, готовых приукрасить информацию в соответствии со своими интересами. Может случиться также, что первоначально слух пущен умышленно, но впоследствии, попадая в стихийно действующие социально-психологические механизмы, многократно ими усиливается. Такова, например, судьба некоторых слухов, содержащихся во враждебных радиопередачах на нашу страну, когда недостаточно политически и морально зрелые люди подхватывают их и несут дальше, не задумываясь над последствиями своего поведения.

По силе влияния на сознание людей слухи подразделяются на: будоражащие общественное мнение, но не заходящие в область явно выраженного асоциального поведения; -вызывающие антиобщественное поведение известной части населения; разрушающие социальные связи между людьми и выливающиеся в групповые нарушения общественного порядка (например, беспорядки на стадионах, паника в условиях стихийного бедствия и др.).

Слухи возникают при определенных психологических условиях. Для понимания этих условий небезынтересна информационная теория эмоций, которую развивает советский ученый П. В. Симонов (Симонов Л. В. Что такое эмоции. М., 1966.).

Согласно этой теории для удовлетворения актуальной в каждый данный момент времени потребности человек должен совершать вполне определенные действия. Но поскольку он действует в постоянно меняющейся вероятностной среде, для достижения поставленной цели ему необходима информация о предметах и условиях, удовлетворяющих потребность. Чем острее потребность, тем активнее деятельность человека в изыскании необходимой информации. Если человек имеет информацию, достаточную для организации поведения, эмоции практически не возникают, а если и возникают, то весьма слабо выражены. Не нужна ярость, замечает П. В. Симонов, если хорошо известны способы поражения противника и борющийся ими владеет; нет причин для тревоги и страха, если средства защиты налицо и не вызывают сомнений в своей эффективности. В тех же случаях, когда имеющейся в распоряжении человека информации явно недостаточно, возникают отрицательные эмоции. При превышении объема прогностически необходимой для удовлетворения потребности информации человеком овладевают положительные эмоции.

Используя математические символы, П. В. Симонов приводит следующую формулу:

 

Э = П*(Н—С),

 

где Э — эмоции; П — потребность; Н — информация, прогностически необходимая для организации поведения по удовлетворению потребности; С — информация, если можно так сказать, существующая, т. е. имеющаяся в распоряжении человека.

Применительно к нашей теме эту формулу можно интерпретировать следующим образом.

Если потребность равна нулю (например, человека нисколько не интересует то или иное событие), то личность в информации не нуждается и эмоции по данному поводу не возникают. Нет, следовательно, и оснований для возникновения слухов. Не возникают они и в тех случаях, когда Н равно С, т. е. информация, прогностически необходимая для удовлетворения данной потребности, равна имеющейся в наличии. Если по какой-либо причине в такую абсолютно информированную общность людей извне проникают слухи, то дальше они не распространяются, а как бы гасятся внутри нее.

Когда С равно нулю, т. е. человек не располагает никакой информацией, необходимой для организации поведения и удовлетворяющей актуальную потребность, эмоции приобретают максимальные значения, а для слухов создается наиболее благоприятная почва. Острая необходимость действовать для удовлетворения потребности, с одной стороны, и отсутствие какой бы то ни было информации, нужной для этого, с другой, делает человека неразборчивым в оценке источников информации. Ничего не зная об условиях деятельности, он не может организовать свое поведение. Этим объясняются не только условия распространения слухов, но и порождающие их причины. Псевдоинформация, каковой является слух, конечно, не может заменить объективных сведений, необходимых для организации поведения. А потому поведение, развертывающееся под влиянием слухов, оказывается неадекватным реальным условиям, нарушает общепринятые нормы, сталкивает человека с законом или, по крайней мере, с нравственностью.

Информационная теория П. В. Симонова интересна и в другом отношении. Отсутствие информации, по его мнению, порождает тем большей силы эмоции, чем острее ее дефицит. Это значит, что чем менее люди информированы по привлекшему их внимание событию, тем более они возбуждены эмоционально и тем менее рационально их поведение. Длительно продолжающийся острый дефицит вызывает информационный голод, при котором люди, образно говоря, заглатывают чудовищные небылицы. Так, по исследованиям, проводившимся в США в 1942 г., среди значительной части американских обывателей имел хождение слух, будто большая часть американского сливочного масла отправляется в Россию и используется там для смазки пушек. Слух этот был запущен гитлеровской разведкой, чтобы посеять раздоры между союзниками и вызвать недовольство американцев. И, несмотря на очевидное неправдоподобие, многие верили этой фальшивке, потому что истинной информацией о Советском Союзе средний американец практически не располагал.

Слухи рождаются и распространяются не только если нет никакой официальной информации, но и в тех случаях, когда она не удовлетворяет любопытство людей, оказывается неубедительной или сомнительной.

Человек не бесстрастно воспринимает поступающую к нему информацию. Он соотносит ее со своими взглядами и убеждениями, заблуждениями и предрассудками, симпатиями и антипатиями. Особенно критически личность относится к официальной информации, если по неофициальным каналам она получила иное сообщение. В этом случае требуется не просто информирование, а переубеждение, которое удается с большим трудом как самому заблуждающемуся, так и переубеждающему.

В психологической науке справедливо отмечается, что информация распространяется и усваивается людьми именно потому, что она удовлетворяет ряд их потребностей (Социальная психология. Краткий очерк, с. 179.). Рассмотрим эти потребности с точки зрения удовлетворения их слухами.

Утилитарный эффект проявляется в том, что люди используют полученные сведения для разрешения своих жизненных проблем. Наиболее выражен он в случае с распространением официальной информации, но и слухи имеют определенное, правда, специфическое значение. Например, в ходе второй мировой войны английская разведка для дезорганизации работы военных заводов гитлеровской Германии распустила слух, будто в городе, где производятся взрывчатые вещества, одной из работниц, которой в парикмахерской сушили волосы после укладки, оторвало голову. Произошло это якобы по той причине, что из-за большой концентрации в атмосфере пороховая пыль оседает в волосах жителей, порождая потенциальную опасность загадочного взрыва. Как утверждают англичане, под влиянием этого слуха удалось вызвать бегство из города многих работниц и, как следствие, добиться поставленной цели.

Престижный эффект проявляется как удовлетворение от того, что информация повышает престиж человека или группы, с которой личность себя идентифицирует. Явление это основано на охотном восприятии и легком усвоении людьми информации (в том числе и слухов), утверждающей внутренне принятые ими цели и ценности. Под углом зрения интересующей нас проблемы особенно наглядно это проявляется, например, в поведении самолюбивого начальника, которого морально незрелые подчиненные стремятся непрерывно «угощать» слухами, ублажающими его тщеславие. Подхалимы, среди которых, кстати говоря, встречаются весьма тонкие практические психологи своеобразного профиля, быстро нащупывают этот канал воздействия на начальника, повсюду ищут приемлемую информацию и в красочных обрамлениях поставляют ее начальнику. С той же целью они настойчиво и повсюду распространяют слухи о необыкновенных качествах и заслугах своего шефа. Одни начальники принимают подобное угодничество за действительное признание своих качеств, другие не очень верят подхалимам, но терпят их. Но стоит только подчиненному начать распускать или собирать компрометирующие слухи, независимо от того, стоят ли за ними реальные факты или выдуманные истории, не каждый начальник будет длительное время терпеть такого сотрудника. Здесь престижный эффект обретает противоположный характер и соответствующим образом ориентирует поведение руководителя.

Эффект усиления позиции слухи вызывают в тех случаях, когда они дают одной из сторон дополнительные аргументы против другой. Примеров подобного рода немало в психологической войне, которую империалистическая пропаганда ведет против нашей страны. Вот один из них.

Как известно, после войны в разных районах нашей страны обнаруживались и обезвреживались склады боеприпасов, оставленные гитлеровцами. Враждебные нам зарубежные радиостанции преподносили эти факты своим слушателям в такой форме, чтобы создать у них впечатление, будто речь идет о каких-то базах мифических «антикоммунистических партизан», якобы действующих на советской земле. Авторам таких радиоуток казалось, что подобная смехотворная стряпня усиливает позиции идеологов империализма. Ложь, конечно же, была тут же разоблачена, но считать совершенно безвредными такие слухи значило бы притупить бдительность, проявить беспечность перед лицом идеологических диверсий империализма.

Слухи, рассчитанные на эффект усиления позиции, порой, к сожалению, возникают и циркулируют и в наших трудовых коллективах. Так, личная неприязнь морально запущенного человека к своим коллегам по работе, с которыми он соперничает, порождает иногда чуждое нашему образу жизни стремление запятнать доброе имя честных людей. Об этом свидетельствует анализ анонимных писем, поступающих в различные ведомства и организации. Эта разновидность эпистолярного жанра представляет собой чаще всего свод услышанных и сочиненных самими авторами сплетен с целью ослабить чужими руками позиции неугодных людей и тем самым укрепить свои собственные.

Эффект удовлетворения познавательных интересов на уровне слухов типичен для людей, излишне обывательски любопытных. Удовлетворение, конечно, и здесь иллюзорно, как ничтожны и морально ущербны и сами интересы. Тем не менее это является одной из психологических причин возникновения и распространения будоражащих коллектив слухов.

Явление это имеет и другую сторону. Если, например, в городе средь бела дня люди видели густой дым, поднимающийся над одним из кварталов, стремление узнать, что случилось, вполне естественно. Если любопытство не будет удовлетворено официальной информацией компетентных органов, зарождение самых невероятных слухов неизбежно. Следовательно, если у людей возник недоуменный вопрос, отмахиваться от него нельзя, сколь бы щепетильным и острым он ни был. Необходимость в этом возникает и в коллективах сотрудников. Руководитель, не изучающий проблем, оказывающихся предметом познавательного интереса подчиненных, не считающий необходимым давать по ним официальные разъяснения, тем самым способствует зарождению нездоровых слухов.

Эмоциональный эффект от слухов может иметь характер острого переживания позитивной модальности. Если исходить из информационной теории эмоций, то удовольствие, наслаждение, испытываемое человеком, будет иметь место тогда, когда содержащееся в слухах сообщение (хотя бы и ложное, не соответствующее действительности, но кажущееся правдоподобным) дает больше информации, чем ожидалось прогностически. Такой своеобразный избыток информации в случае стремления к обладанию какими-то ценностями (материальными или моральными) вызывает восторг, радость. Таково последствие слуха, который, скажем, утверждает, будто давнишняя мечта, осуществление которой казалось делом маловероятным, неожиданно стала явью. В данном случае удовлетворяется потребность в эмоциональной разрядке, хотя, конечно же, слух достигает такой цели весьма специфически, лишь на период времени, в течение которого человек находится в счастливом неведении относительно достоверности сообщения.

Единожды возникнув, слухи не функционируют в первоначальном виде. Передаваясь от человека к человеку, они претерпевают серьезные изменения, например опускаются отдельные компоненты первичной информации, не производящие на людей должного впечатления, усиливаются те или иные моменты. Подобные метаморфозы происходят в одних случаях под влиянием сознательного искажения слуха заинтересованными людьми, возможны и неосознаваемые трансформации. Нередко слухи дополняются промежуточным передатчиком, дополнительной аргументацией собственного производства. Так, сообщая людям сплетню, человек стремится сослаться на анонимные авторитеты. Делается это далеко не потому, что человек кровно заинтересован в распространении небылицы любой ценой. Чаще всего извлечение новых аргументов из собственного опыта объясняется дискомфортностью психического состояния человека, сообщению которого не верят. Конечно, человек, почувствовав сомнение слушателей, которым он решил поведать новость, может придерживаться известной поговорки «за что купил, за то и продаю» и не проявлять особой активности для утверждения слуха. Но человек, обладающий такой способностью, редко становится распространителем слухов. В этом неблаговидном поступке участвуют главным образом те, кто стремится извлечь из него какую-то выгоду. Трещина в моральном облике, побуждающая рассматривать слух как товар, который можно выгодно продать, оказывается достаточной для совершения и следующего недостойного шага: человек всеми силами убеждает окружающих в достоверности слуха.

Трансформация проявляется и как приспособление слухов к микрокультуре общности людей, среди которых они распространяются. Например, один и тот же слух распространитель подает в разной форме рабочим, представителям интеллигенции, пенсионерам во дворе по месту жительства, в домашнем кругу и т.д. К каждой аудитории он приспосабливает свои домыслы.

Трансформация нередко выражается в обобщении факта до уровня принципа, какой-то всеобщей категории. Например, если милиционер допустил оплошность, то слух несет информацию (как всегда ложную) не просто о конкретном сотруднике. Иногда обыватель стремится распространить неправду на всю милицию: «Вот какие дела вытворяет милиция». Сказанное относится не только к милиции. Многие предрассудки, связанные с теми или иными общностями людей, держатся именно на этой психологической закономерности обыденного сознания.

Так, если продавщица обманула покупателя, то молва заключает: «Все они такие!» Таксист, выманивающий чаевые у клиентов и отказывающийся везти по невыгодному маршруту, дает основание для подобных же обобщений.

Таким образом, в результате разнообразных преобразований к первичному источнику слуха возвращается информация, дополненная такими подробностями и аргументами, что он начинает сам верить в достоверность вымысла. Но этим дело не ограничивается. Первичный «генератор» добавляет еще нечто от себя и -отправляет слух в новое путешествие. Как бы разрастаясь, переходя от одних источников к другим, обрастая новыми аспектами, слух все более и более усиливается, формирует определенное умонастроение общности, все опаснее дезинформирует и дезориентирует людей, шаг за шагом наращивает их эмоциональное возбуждение и тем самым готовит психологическую базу для возникновения групповых эксцессов.

Как видим, борьба со слухами — дело непростое, для этой цели используются самые разнообразные методы. Но главное — формирование у людей морально-психологической устойчивости против слухов, что достигается всей системой идеологической работы.

Большое значение имеет хорошо налаженная система изучения проблем, по которым могут возникнуть слухи, непрерывное, исчерпывающее и убедительное информирование людей. Если же слухи не удалось предотвратить, борьба с ними ведется в форме опровержения. Это не значит, будто каждый слух, как только он появится на свет, должен быть тут же официально и публично опровергнут. Подобный шаг иногда может дать противоположный эффект и послужить невольно еще более широкому распространению слухов. Пока вымысел стихийно плавает в океане общественного мнения, он оказывается в поле зрения далеко не всех людей. Но как только слух привлек официальное внимание, сама попытка опровержения, предпринятая из добрых намерений, привлекает к нему внимание и тех людей, которые раньше не придавали ему существенного значения. Более эффективны косвенные опровержения, в которых слух не повторяется, но содержатся доводы, не оставляющие сомнений относительно интересующего людей события.

 

 

§ 3. Толпа и особенности ее психологии

Выше были рассмотрены лишь некоторые особенности стихийных социально-психологических явлений. Их своеобразие заключается еще и в том, что они играют роль своеобразной лакмусовой бумажки, выявляющей людей, характеризующихся общим признаком — податливостью на моду (или слухи). При определенных условиях эти люди могут образовать специфическую общность благодаря именно этому единственному для всех признаку, хотя по всем остальным параметрам они существенно отличаются друг от друга. «Люди, придерживающиеся той или иной моды, могут и не принадлежать к какой-либо социологической общности. Но они и не составляют чисто статической общности, потому что приобщаются к моде не независимо друг от друга по каким-либо одинаковым причинам, а перенимают ее при непосредственном контакте друг с другом» (Поршнев Б, Ф. Социальная психология и история. М., 1966, с. 87.). Примерно так же формируется общность под влиянием слухов.

Степень сближения людей в такой стихийной общности может быть самой разнообразной и колебаться от аморфности до четкой очерченности круга лиц. Различной оказывается и согласованность действий. Есть общности, которые только намечены: составляющие их люди действуют, не сообразуя своего поведения друг с другом. В иных общностях согласование достигает высокого уровня. В них люди, движимые одними и теми же побуждениями, придерживаются единой линии поведения. Но это все же не коллектив, а толпа. Термин «толпа» вошел в социальную психологию в период мощного революционного подъема масс в конце прошлого — начале нынешнего веков. Под ней буржуазные психологи подразумевали главным образом слабо организованные выступления трудящихся против гнета эксплуататоров. Тем самым предпринималась попытка отвлечься от политического содержания стихийного народного возмущения и перевести предмет исследования в область чисто психологических закономерностей.

Марксистская социальная психология на основе подлинна научного подхода классифицирует все многообразие разновидностей толпы. По характеру осуществляемого поведения различают четыре основных типа толпы: случайную, которую составляют зеваки; экспрессивную, выражающую радость или горе, гнев или протест; конвенциальную, т. е. типа болельщиков на спортивных состязаниях, которые только в этой ситуации позволяют себе определенные формы поведения; действующую, осуществляющую активные действия против какого-либо объекта. По характеру идеологического фона выделяют повстанческую толпу, представляющую собой атрибут всех революционных потрясений (может быть преобразована в организованную общность, ведущую сознательную политическую борьбу). По-характеру поведения действующая толпа, кроме того, может быть агрессивной, спасающейся, стяжательской, экстатической (возникающей, например, в связи с религиозным фанатизмом или безумством поклонников кумира толпы, скажем, популярного джаза). Как отмечает автор приведенной выше классификации советский психолог Ю. А. Шерковин (Социальная психология. Краткий очерк, с. 289—290.), деление это условно. Один тип толпы может обнаруживать одновременно черты другого и переходить в новую разновидность.

На основе анализа работ советских социальных психологов (Б. Ф. Поршнев, Б. Д. Парыгин, Ю. А. Шерковин, Н. Ф. Феденко и другие) можно указать на ряд психологических особенностей толпы.

Важнейшая отличительная черта толпы — случайный характер состава образующих ее людей. Это, конечно, не значит, что возникновение толпы выходит за пределы причинно-следственных связей социальных явлений. Первоначальное ядро толпы может сложиться под влиянием рационалистических соображений и ставить перед собой вполне определенные цели. Но дальнейшее обрастание ядра происходит лавинообразно, стихийно. Толпа растет, вбирая в себя людей, которые, казалось бы, ничего общего друг с другом до этого не имели.

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к толпе подвыпивших и хулиганствующих юнцов. В составе такой толпы выделяются зачинщики, развертывающие активную деятельность по сплочению толпы и исподволь направляющие ее поведение. Это нравственно запущенные люди, внутренне не признающие норм поведения установленных в нашем обществе. От них отличаются участники толпы, идентифицирующие свои ценностные ориентации с направлением действий толпы. Так, иногда в групповой эксцесс втягиваются люди, вынашивающие обиду на объект агрессивных действий толпы. Они не являются зачинщиками, но, оказавшись в сфере влияния толпы, активно в ней участвуют. Особую опасность в толпе представляют агрессивные личности, которые примыкают к ней исключительно из-за появившейся возможности разрядить свой «буйный нрав», дать выход своим садистскоподобным импульсам. Наиболее тяжкие действия обычно совершаются их руками.

Среди участников группового эксцесса, есть добросовестно заблуждающиеся. Они попадают в толпу из-за ошибочного восприятия обстановки, движимые ложно понятым принципом справедливости. При оценке поведения такого человека необходимо различать объективные последствия и субъективную сторону поведения. Объективно он оказывается участником группового эксцесса, субъективно же он не считает себя антиобщественным элементом. K толпе примыкают также обыватели. Они не проявляют большой активности, их привлекает эксцесс в качестве, как говорят спортивные комментаторы, волнительного зрелища, которое как-то разнообразит их однообразную и бессмысленную жизнь-существование. В групповых эксцессах участвуют также повышенно внушаемые, заражающиеся общим настроением, без, сопротивления отдающие себя во власть стихийных явлений люди. Наконец, в толпу входят просто любопытные, наблюдающие (с точки зрения внутренней позиции) со стороны, не вмешивающиеся в ход событий. Но их присутствие увеличивает массовость, усиливает влияние стихии толпы на поведение людей.

Следовательно, случайный состав толпы, как отмечалось выше,— одна из ее отличительных психологических особенностей. И это нельзя не учитывать при принятии мер по борьбе с групповыми эксцессами.

Следующая особенность толпы проявляется в специфике социально-психологических явлений, определяющих единообразие поведения людей. В коллективе, как известно, единообразное поведение обеспечивается общностью сознательно поставленных и общепризнанных ценностных ориентации, имеющих положительное социальное значение. Толпа же создается главным образом за счет противопоставления данной общности людей объекту недовольства. Как отмечает Б. Ф. Поршнев, работа которого цитировалась выше, толпу подчас делает общностью то, что она «против», против «них».

Это противопоставление «мы» - и «они» относится к числу древнейших социально-психологических механизмов, регулирующих поведение людей, и в «чистом» виде обнаруживается, как пишет Б. Ф. Поршнев, у сохранившихся до наших дней первобытных племен. Наши далекие предки почти не знали сначала понятия «мы», а держались в одной общности исключительно под влиянием страха перед «они», к которым относили все другие племена. Только ощущение, что есть «они», рождало у них желание самоопределиться по отношению к «ним», обособиться от «них» в качестве «мы»! Каждое племя только себя относило к людям, а все остальные рассматривались как «нелюди», от которых нужно ожидать чего угодно и по отношению к которым хороши любые средства. Все несчастья, которыми изобиловала жизнь первобытного племени, приписывались этим «нелюдям». Отсюда проистекала еще недостаточно человеческая, но уже и не звериная ненависть ко всем «они». Исследователи отмечают, что, например, австралийские племена всякую смерть своего соплеменника приписывали «чужакам», их колдовству. После погребения умершего группа людей, жаждущих крови, отправлялась в поисках «нелюдей» на расстояния до сотен миль (Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966.).

Такая подлинно слепая ненависть ко всему, с чем люди себя не идентифицируют, в ходе исторического развития, конечно же, претерпела качественные изменения, обрела осознаваемое социальное содержание и стала управляемой, подчиняющейся общепринятым нормам и поставленным целям. Но в толпе крайние последствия противопоставления «мы» и «они» как бы утрачивают многовековые культурные напластования, воскрешают древнейшие нравы полудиких племен почти в первозданном виде. И обезумевшие от ненависти к объекту нападок люди безрассудно хватаются за камни, варварски громят v. сокрушают все на своем пути.

Следующая особенность толпы — функционирование в ней специфического социально-психологического явления, которое условно можно обозначить как эмоциональный резонанс. Люди, участвующие в групповом эксцессе, не просто соседствуют друг с другом, они заражают окружающих и сами заражаются от них. Заряд возбуждения, полученный одним, став объектом восприятия второго, еще более усиливает возбуждение последнего и т. д. вплоть до эмоционального взрыва, с трудом контролируемого сознанием.

Наступлению эмоционального взрыва способствуют некоторые психологические условия поведения личности в толпе. Оказавшийся в ней человек становится безымянным, анонимным. Это создает ложное ощущение независимости от организационных., взаимосвязей, которыми человек, где бы он ни находился, включен в трудовой коллектив, в семью и другие общности. Иллюзорная освобожденность от социального контроля резко снижает чувство ответственности за собственные действия. К тому же люди в толпе обретают столь же иллюзорное по своему объективному значению чувство неодолимой причастности к толпе, мнимое ощущение необычайной силы и вседозволенности.

От ранних признаков формирования толпы до группового эксцесса проходит несколько этапов.

Началом групповых эксцессов следует считать возникновение повода. Им может быть любое событие или факт, привлекший внимание людей и неправильно истолкованный ими. Как показывает изучение, поводы могут быть самыми разнообразными. Второй этап вызревания группового эксцесса связан с появлением первых тревожных слухов. Деятельность по предупреждению эксцессов в этом случае уже .значительно осложняется. Люди успели усвоить определенную точку зрения на событие и воспринимают любую информацию сквозь призму своих заблуждений. Основной смысл борьбы с дальнейшим усложнением обстановки — переубеждение аргументированное доказательство ложности слухов. На этом этапе наибольший эффект дает индивидуальное переубеждение людей, интересы которых наиболее затронуты событием или фактом. Публичные опровержения на данном этапе могут усугубить положение, спровоцировать дальнейшее распространение слухов.

Третий этап может быть обозначен условно как брожение умов. Слухи, которые не удалось опровергнуть сразу, распространяются, претерпевают сильную трансформацию и вызывают глухое пока возбуждение людей. Как этот, так и два предыдущих этапа предшествуют скоплению людей — собственно толпе, подготавливают ее психологически.

Четвертый этап связан с формированием толпы. Сначала среди собравшихся людей развертывается так называемая циркулярная реакция, т. е. интенсивный обмен мнениями и эмоциями, создающий психологическую основу для будущего единообразного поведения. Затем начинается процесс кружения: обостряется эмоциональное возбуждение, люди приходят в движение, вследствие чего оказываются готовыми к немедленным действиям. В процессе кружения происходит конкретизация объекта недовольства, формируется образ ненависти. Наконец, наступает момент активизации людей, в ходе которого дополнительное стимулирование, осуществляемое, например, лидером толпы, возбуждает импульсы, направленные против сформировавшегося в процессе кружения образа (Социальная психология. Краткий очерк, с. 291).

Пятым этапом является развертывание антиобщественного поведения толпы, т. е. собственно сами групповые эксцессы. Начинают наиболее агрессивные личности, подстрекаемые зачинщиками. Затем, на основе подражания, толпа подхватывает дурной пример, развертывает бесчинства.

. Для предупреждения и пресечения антиобщественных действий толпы используются различные формы и методы. Общее для них — глубокое знание и точный учет психологических закономерностей поведения толпы. Например, факт, что чувство анонимности толкает участников - толпы к безрассудным действиям, может быть использован следующим образом. Когда толпа достаточно большая, уместно по громкоговорителю обратиться к ее конкретным участникам. Это подтолкнет наиболее здравомыслящих на осознание своих действий, поможет им вернуть утраченное чувство самоконтроля и ответственности за свое поведение. В каждом конкретном случае, конечно, используемые психологические приемы будут специфическими. , Особенно сложные психологические проблемы возникают в ходе восстановления порядка в панической толпе. Нередко она возникает под влиянием таких слухов, несостоятельность которых при здравом размышлении совершенно очевидна. Но дело в том, что панике подвержены люди, уже охваченные каким-то тревожным эмоциональным состоянием, сужающим возможности логического мышления. Примером может служить случай, имевший место в Швеции в 70-х гг. Диктор радиовещания небольшого городка Барсебекк неожиданно поведал о взрыве на местной атомной электростанции. Поднятые на ноги известием тысячи людей, бросив все, кинулись к убежищам, к автомашинам. Жители Барсебекка покинули городок. Целые районы Южной Швеции, включая города Мальме и Лунд, были охвачены настоящей паникой. На самом же деле никакого взрыва не было и не могло быть: никакой атомной электростанции в Барсебекке нет. Авторы передачи специально оформили научно-фантастическую программу как можно «натуральнее». Текст читали известные жителям городка дикторы. И вот что интересно: в программе говорилось, что «взрыв», быть может, произойдет в ... 1982 году, т. е. спустя девять лет с момента передачи, но это прошло мимо сознания людей.

Надо заметить, что такое стало возможным на фоне беспокойства населения по поводу гонки ядерного вооружения, развязанной империалистическими державами. Тем не менее характерно, что само по себе сообщение диктора не содержало ничего такого, что могло побудить жителей поддаться панике. Здесь сработали психологические закономерности распространения слухов.

В мирное время паника может возникнуть в связи со стихийными бедствиями типа землетрясений, наводнений, эпидемий особо опасных заразных заболеваний и т. д. В своих крайних проявлениях она характеризуется безрассудным бегством людей от мнимой или реальной опасности. В числе условий, способствующих панике, психологи называют множество факторов, в том числе переутомление людей, психическое перенапряжение (например, вызванное длительным ожиданием очередного толчка при землетрясении), циркулирование тревожных слухов об особой опасности ожидаемого события, недостаточная информированность населения о способах действий на случай опасности и т. д.

В военное время действие всех этих факторов многократно усиливается. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов, что империалистические государства используют все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы посеять панические настроения. Так, судя по зарубежным источникам, в военное время при возникновении затруднений в снабжении населения продуктами следует ожидать, что противник пустит слух, будто имеющиеся запасы продовольствия и воды заражены медленно действующими отравляющими либо радиоактивными веществами.

О том, какого рода диверсий можно ожидать в случае возникновения войны, свидетельствует следующий факт. В годы второй мировой войны американцы сбросили над фашистской Германией листовку, текст которой гласил: «... Через несколько дней военные объекты некоторых или всех городов, перечисленных на обратной стороне листовки, будут разрушены американскими бомбами. В этих городах есть военные объекты, предприятия или фабрики, которые выпускают военную продукцию. Мы полны решимости уничтожить все, что используется вашей военной промышленностью для продолжения этой бессмысленной войны, но, к несчастью, у бомб глаз нет. Американские ВВС не хотят причинять вреда честным людям, поэтому командование делает вам предупреждение о необходимости эвакуации из перечисленных городов, чтобы спасти себе жизнь».

В обстановке страха жители этих городов уже были подготовлены к паническому бегству. Американцы именно этого и добивались: посеять хаос среди немецкого населения. Паника чувствительно ударила по военным предприятиям, нарушила городское хозяйство, привела к перегрузке транспортных магистралей, необходимых для войск.

Таковы некоторые особенности стихийных социально-психологических явлений и вызываемых ими форм внеколлективного поведения.