Хрестоматия по юридической психологии
Общая часть

Остро поставленная проблема перехода страны к инновационной стратегии развития как главного условия технологического встраивания в мировую экономику и обретения статуса одного из ведущих геополитических «игроков», столь же остро выдвигает на передний план вопрос качества имеющегося в России человеческого капитала, путей его формирования и рационального использования. По мнению политолога Д. Бадовского, «в определенный момент выясняется, что критическим ограничителем становится собственно качество человеческого капитала и встает вопрос социальной модернизации, а не технологической и экономической в узком смысле (курсив наш. — В.Ч.). Выясняется, что для того чтобы с этой моделью можно было работать, нужно сделать по сути дела две важные вещи: первая — чтобы у нас система социальных институтов, прежде всего образования, оставалась конкурентоспособной и одной из лучших, а весь комплекс образования и наук работал; и второе — чтобы в России были конкурентоспособные и привлекательные условия жизни...» [1].

Необходимость развития человеческих ресурсов как стратегического вектора государственной политики в настоящее время достаточно хорошо осознана на разных уровнях управления. Без всякого преувеличения можно сказать, что всякие попытки решения проблем стратегического управления «в обход» человеческих ресурсов обречены на провал. Ориентация только на укрепление (наращивание) нормативно-правовой базы имеет свои пределы, обусловленные соображениями политического, финансово-экономического и цивилизационного порядка. Только прорыв в сфере формирования, развития и рационального использования человеческих ресурсов является общепризнанным видом самых эффективных и возобновляемых ресурсов, опора на которые позволяет адекватно отвечать на новые угрозы и вызовы нынешнего и предстоящего времени. Следует отметить, что хотя общая идеология ресурсно-ориентированной стратегии управления достаточно хорошо осознана и представлена в целом ряде отечественных и зарубежных публикаций (она развивается с 80-х годов ХХ в. в рамках концепции формирования, развития и рационального использования психологических ресурсов(потенциала) как стратегического направления деятельности систем управления различного уровня в правоохранительных органах), ее реализация на практике встречает если не сознательное сопротивление, то подчас прохладное отношение. Тому есть множество причин, среди которых главной, по нашему мнению, является трудно искоренимая особенность российского менталитета рассматривать человека в качестве дешевого, готового и всегда под рукой находящегося средства разрешения любых проблемных ситуаций. Иными словами, в России еще не накоплен опыт бережного обращения с этим подлинно стратегическим (в отличие от сырьевых) ресурсом, качество которого определяет состояние национальной безопасности уже сегодня и в геополитической перспективе.

В последнее время наметился определенный сдвиг в осознании необходимости преодоления накопившегося отставания в социальных преобразованиях, наукоемких технологиях и духовной сфере. Своего рода знаком времени стало повышенное внимание к инновационности мышления и действий на всех уровнях и прежде всего на уровне требований к системам управления (менеджменту ведомства, организации, а в пределе — каждому руководителю). Эта задача выдвинута в качестве важнейшего условия обеспечения национальной безопасности страны, конкурентных преимуществ в ХХI в.

С нашей точки зрения весомый вклад в решение этих грандиозных задач должна внести и юридическая психология. Рассмотрим некоторые из перспективных направлений ее развития, актуальность которых обусловлена целым рядом ранее трудно уловимых реалий.

Главным направлением исследований юридической психологии является анализ взаимоотношений в системе «человек-право», в настоящее время это одна из наименее разработанных областей исследований. Анализ наиболее авторитетных исследований в юридической психологии свидетельствует о предпочтении их авторов изучать скорее профессиональную деятельность в сфере правопорядка, чем сложившиеся тенденции в сфере правотворчества и функционирования самой системы права. За некоторым исключением (работы О.Д. Ситковской, где обстоятельно освещаются вопросы соотношения психологии с правом, особенно с уголовным) проблематике «человек-право» до сих пор уделяется мало внимания, а имеющиеся результаты исследований во многом не соответствуют реальному масштабу сложности возникающих в этой диаде проблем. Неудивительно, что эта сторона проблемы основательно затронута не юридическими психологами, а юристами, осознавшими необходимость критически-рефлексивного осмысления сложившегося положения дел. Рассмотрим некоторые из поставленных при этом задач юридико- психологического характера.

В процессе обстоятельного анализа системы правового обеспечения стратегического управления в правоохранительной сфере начальник правового департамента МВД России В.В. Черников привел данные, представляющие большой интерес в рамках исследуемой проблемы. В частности, он отметил, что «современная правовая база правоохранительной деятельности весьма объемна. К примеру, только прямое упоминание органов внутренних дел (милиции) содержат 119 федеральных конституционных законов и федеральных законов... действует свыше 11,4 тысячи нормативных правовых актов МВД России, регулирующих сферу внутренних дел» [4, с. 23]. Исходя из этого и на основе ряда других фактов автор делает вывод о наличии своего рода коллизии. С одной стороны, есть общественные отношения, которые нуждаются в правовом урегулировании, и они без сомнения будут регулироваться, с другой — нет четких критериев областей социальной жизни, подлежащих формализации. Это приводит, по выражению автора, к тенденции «неправомерного вмешательства в насущное людское бытие». Подобная тенденция наблюдается не только в нашей стране, в подтверждение чего он цитирует высказывание известного итальянского правоведа, в котором подчеркивается неразумность растущего ограничения областей стихийного взаимодействия индивидов и преувеличение необходимости регулирования группового поведения [4, с. 23]. И если с необходимостью регулирования стихийного поведения индивидов и групп можно было бы смириться, то превышение некой, гипотетически существующей, меры самостоятельности должно повлечь за собой особое внимание со стороны специалистов в сфере человековедения.

Для понимания негативных психологических следствий диспропорции между результатами подобного рода правотворчества и природой человека (не говоря уже о возможностях реализации] совершенно необязательно было ссылаться на зарубежный авторитет. Достаточно было вспомнить предостережения отечественных ученых, сделанные еще в первой половине прошлого века (И.П. Павлов и его «рефлекс свободы», С.Л. Рубинштейн о внешних детерминантах поведения и внутренних условиях, А.Н. Леонтьев о единстве внешней и внутренней деятельности и др.). Однако В.В. Черников прав по существу поднятой им на фундаментальном уровне проблемы: история человеческой цивилизации доказала, что тотальное регламентирование жизнедеятельности (в любой форме) ведет к нарушению меры регулирования и саморегулирования в поведении человека. И в этом плане неконтролируемое никакими сдерживающими соображениями вторжение норматива в систему регуляции поведения человека не оставляет ему «ни глотка» самостоятельности, разрушает ее и по своим последствиям ничем не лучше политической тирании, с которой его роднит власть принуждения. На этом фоне как-то блекнут феномены правового нигилизма или неразвитого правового сознания, о которых так пекутся многие юристы и юридические психологи.

Отмеченная коллизия немедленно обнаруживается не только на фундаментальном уровне, но и при попытках бесконечно дробного урегулирования всех сторон деятельности сотрудников правоохранительных органов. В психологическом плане подобного рода тенденцию, с нашей точки зрения, следует оценить как тревожную. В данном случае речь может идти о подавлении механизмов регуляции поведения человека на основе исключительно нормативно-правовой регламентации, неизменно сопровождающейся угрозой правового принуждения. Казалось бы, совершенно понятно, что это тупиковый путь. Однако многие сферы деятельности сотрудников правоохранительных органов нуждаются (и будут нуждаться!) в более углубленном правовом обеспечении.

Так, в системе «право-человек» возникает проблема меры регулирования и саморегулирования (управления- самоуправления), которая не может быть зафиксирована раз и навсегда, превращая процессы управления на всех уровнях скорее в искусство, интуицию и культуру, чем в строгую науку. Сама по себе нормативно-правовая основа человеческой деятельности есть только некое основание этой деятельности, остается потенциально существующей без ее реализации в живой человеческой деятельности. В известном смысле бытие права только и возможно в реальности человеческой деятельности. Вместе с тем в настоящее время уже не только возможно, но и необходимо говорить о прогрессирующем (на фоне отмеченного лавинообразного роста числа нормативно-правовых актов во всех сферах человеческой жизнедеятельности) отчуждении человека от права. Усложнение системы права, даже лишь в количественном отношении, делает невозможным для простого человека самостоятельное пользование правовыми средствами в полном объеме. Следствием этого становится столь же лавинообразный рост различного рода посредников в виде адвокатов, юридических бюро, консультантов, помощников по юридическим вопросам и др.

Если отмеченная тенденция сохранится, то можно будет вполне обоснованно делать вывод о глобальном технократизме в правотворчестве и правоприменении, то есть принципиальной неспособности законодателя к отражению в нормах права глубинных законов регуляции человеческого поведения. С позиций законодателя человек выступает как некая теоретическая конструкция, с которой всех же приходится считаться. Потребность в понимании того, что происходит в человеческой психологии, возникает только когда на сцене общественной жизни неожиданно появляются такие феномены, как терроризм, экстремизм, коррупция и т. п., представляющие угрозу национальной безопасности. Сегодня такой в очередной раз «незапланированной» в рамках ориентированной исключительно на построение правового государства политики стала проблема межэтнических (и даже межнациональных) отношений. Лидеры ведущих европейских стран (Германия, Франция и Англия) вынуждены были заявить о крахе проводимой ими и их предшественниками политики мультикультурности. К этой проблеме вынужден был обратиться Президент России Д.А. Медведев на заседании президиума Государственного совета, на котором обсуждались вопросы межнационального и межконфессионального согласия, развития национальных культур.

Безусловно, у законодателя существует уже отработанный механизм реагирования на подобного рода «неожиданности». Его главными составляющими являются либо ужесточение наказания за ставшие массовыми правонарушения, либо отмеченное ранее стремление урегулировать очередные пробелы в законодательстве созданием все большего числа новых правовых норм. Складывается впечатление, что для законодателя не существует никакой потребности сначала понять, что же происходит в современном обществе, какова реальная (обыденная) психология людей, выступающая и как регулятор их поведения и как сопротивляющаяся реализации кабинетных замыслов реальность. Если невозможно не вмешиваться в стихию человеческого бытия, то нужно ли полностью исключать какую-либо возможность со стороны человека самостоятельно строить свое поведение, все в большей степени вынуждая его к действиям исключительно в соответствии с машиной правовых установлений. Тревожная тенденция все большего «закабаления» человека правом и связанным с ним принуждением уже очевидна, но также очевидно и деструктивное влияние на глубинные первоосновы самого человеческого бытия.

Представляется, что проложенные юристами-гуманистами России пути, на которых они обращались к психологии (душе) человека как высшей инстанции, обусловливающей трактовку юридически значимой ситуации, сегодня кардинальным образом повернуты в сторону от человека. На первый план выступила значимость права, не ограниченного ничем, никакими духовными и человеческими ценностями. Формализм, безразличие к судьбе человека, технократизм, не обязывающая к размышлению простота юридических действий (при относительно высоком уровне оплаты их субъектов), создали систему стимулов для бездумного и оправданного служения Закону.

Уход от культурно-духовной стороны государственной деятельности повлек за собой массовое распространение правового нигилизма (неизбежного следствия технократизма в правотворчестве и правоприменении), ставшего еще одной напастью для России. Потеря нравственной составляющей, ценностной системы мировоззрения, заложенной Спасителем, которой руководствовались выдающиеся русские юристы прошлого, привела к исчезновению духовного смысла права, духовной и гражданской ответственности за человека (соотечественника, согражданина), в отношении которого выносится то или иное правовое решение.

Из указанного можно сделать вывод о поистине онтологическом существовании, по крайней мере, двух барьеров, препятствующих эффективному функционированию права: 1)извечное несовершенство с содержательной и количественной сторон актуальной нормативно-правовой основы существующей человеческой цивилизации; 2) столь же извечная невозможность ее неукоснительной реализации в любой сфере человеческой деятельности.

Какова же должна быть позиция юридической психологии — науки, по своей сути призванной исследовать проблемы взаимовлияния права и человека? Ответ на этот вопрос, с нашей точки зрения, лежит в обращении к ее экзистенциальной миссии, в контексте которой трансформируются представления о ее предмете.

Как уже отмечалось ранее, сегодня в юридической психологии доминируют исследования психологического обеспечения бесконечно дробящихся и столь же бесконечно изменяющихся во времени видов правоохранительной деятельности. При этом подчас довольно сложно провести четкую границу между исследованиями, относимыми к ведению юридической психологии и психологии труда, не говоря уже о такой ее «подотрасли», как психология труда в особых условиях. Юридическими указанные исследования квалифицируются большей частью потому, что они выполнены «на материале» правоохранительной деятельности, с «попутно» формулируемыми предложениями по совершенствованию ее нормативно-правового обеспечения. Сущностной характеристикой этого направления исследований является идеология «психологического обеспечения». Данное представление об исключительно обеспечивающей роли психологических исследований в решении задач правоохранительной деятельности стимулирует рассмотрение и самой психики, и человека в целом, только в качестве обеспечивающего средства реализации целей этой деятельности. Очевидным следствием такого подхода становится превращение правоохранительной деятельности в мифическую самоценность, конструируемую по технократическим лекалам. Представляется, что именно юридической психологии, как никакой другой отрасли психологической науки, надлежит решать фундаментальные проблемы гуманистической коррекции сложившегося в отечественной правовой науке подхода. Необходимо восстановить онтологический статус психического, оттесненного на второй план сначала хорошо известной в психологии теорией отражения, а затем поверхностной и сиюминутно ориентированной прагматизацией. Только в этом случае, юридическая психология должна выполнить свою экзистенциальную миссию.

Необходимость обращения к изучению психики в онтологическом плане в настоящее время глубоко осознана. С точки зрения В.А. Барабанщикова, «долгое время онтология психических явлений считалась проблемой «второго плана» и отдавалась «на откуп» смежным дисциплинам — физиологии, логике, социологии или информатике... Сегодня становится очевидно, что без учета способа существования психических явлений, их бытия психологическое знание остается принципиально неполным, а в практическом отношении — весьма ограниченным» [2, с. 23]. Представляется, что указанное применительно к психологическому знанию в полной мере относится к любому виду практической деятельности, решающей свои проблемы без учета онтологии человеческой психики. Вместе с тем выход психического со второго плана на первый влечет за собой смену упомянутой идеологии «психологического обеспечения» на идеологию «обеспечения психического». Первые практические результаты ее реализации в юридической психологии уже имеются (различного рода психологические экспертизы, работы по проблемам психологической безопасности личности и общества, исследования в сфере экологической психологии и т. п.). Однако надо при этом отдавать себе отчет в уровне сложности этого направления психологических исследований, обусловленном не только выходом психологии из самой себя в глобальный мир, но и его преобразования по человеческим меркам.

Для юридической психологии заманчиво использовать онтологический подход для решения исходного вопроса — что представляет собой ее предмет. Исторически сложившееся направление такого поиска (еще со времен Ф. Энгельса) опирается на доминанту территориальности — новая наука имеет право на существование только при условии наличия не освоенного другими науками предмета исследований. Каждому последователю нового научного направления хочется иметь твердую почву под ногами, то есть предмет научных устремлений. Есть ли такая территория у юридической психологии? Можно ли использовать методологию поиска свободных территорий для построения ее предмета?

В качестве первого фактора, разрушающего подобные территориальные притязания, в настоящее время выступает тотальная глобализация мира и научного мышления о нем. Целый ряд видных ученых подчеркивают, что современное теоретическое и прикладное мышление уже не может не включать в себя глобализацию в качестве важнейшего фактора, определяющего многие сущностные характеристики изучаемых или созидаемых объектов. В психологии это требование выступает и как необходимость рассматривать любое изучаемое явление в качестве системы, включенной в систему более высокого порядка или метасистему (А.В. Барабанщиков, А.В. Карпов), и как методология междисциплинарного подхода, за которым стоит реальная взаимосвязанность человека и мира (А.Л. Журавлев, А.В. Юревич и др.). Причем такое расширение масштабов научного анализа в системном и междисциплинарном отношении приводит к серьезной трансформации сложившихся ранее представлений о реальных границах любого предмета психологических исследований.

Под напором новых данных не выдерживает критики и еще один оплот отмеченной ранее доминанты территориальности — построение предмета науки на идеологии стыка предметных областей двух наук. Применительно к юридической психологии речь идет о двух, фактически независимо существующих, науках — праве и психологии, каждая из которых при такой интеграции ничего не изменяет в понимании своего предмета. Наиболее последовательно эта точка зрения выражена А.М. Столяренко, полагающим, что- юридическая психология «понимает свой предмет в «психологической части» так, как его понимает психологическая наука, ав «юридической части» так, как его понимает юридическая наука» [5, с. 30]. Если даже не принимать в расчет использование термина «часть» как несистемного, то при такомподходе не достигается необходимая системная интеграция стыкуемых реалий, в результате которой стало бы возможным появление некоей новой целостности, по праву способной выступить в качестве предмета особой науки — юридической психологии. Следует отметить, что с аналогичными проблемами при формулировке своих предметов сталкивается целый ряд других отраслей психологического знания (социальная психология, организационная психология и психология управления, политология и т. п.).

Для решения вопроса о предмете юридической психологии весьма полезен опыт построения такового одним из лидеров европейской социальной психологии — С. Московичи. Чем же отличается социальная психология от целого ряда других психологических (и не только) наук? С. Московичи утверждает, что «для ответа на этот вопрос я мог бы заняться историческим и логическим анализом. Это было бы чрезвычайно интересно, но увело бы нас слишком далеко в высшие сферы теории и науки. Я думаю, однако, что воздав должное теории, мы заметим, что в действительности наша наука в меньшей степени отличается своей «территорией», чем своим специфическим подходом... это прежде всего определенный способ рассмотрения явлений и отношений» [3, с. 20-21]. В чем он видит особенности этого подхода? Социальная психология одновременно анализирует и объясняет и психологические и социальные феномены [3, с. 26]. Заметим (применительно к юридической психологии), что речь идет не об отдельных направлениях психологического и юридического анализа в соответствии со сложившимися в этих науках принципами и методами, а об одновременном анализе. Иными словами, чисто правовой анализ, равно как и сугубо психологический, ни в каких обособленных своих «частях», не являются адекватными для юридической психологии. Если, конечно, такой подход к построению ее предмета будет принят в качестве методологически исходного. Несколько спрямляя мысль, можно считать методологически некорректным любой правовой анализ, если в нем одновременно не присутствует собственно психологический. Более того, психологическая составляющая мышления в процессе правотворчества имеет как бы двойное бытие — с точки зрения учета адресата конструируемой нормы права (юридическая антропология) и как реально текущий психический процесс, включая рефлексивный анализ тех или иных его сторон.

В заключение отметим, что ни поиск своей особой территории, ни обращение к несуществующему «стыку» человека с правом не позволяют конституировать предмет юридической психологии.

С. Московичи, столкнувшись с задачей построения предмета социальной психологии, отказался от поиска в качестве такового особой территории в пользу особого способа рассмотрения социальных явлений, стирающего ранее возведенные грани между личностью и социумом.

Предмет и предназначение юридической психологии есть определенный способ понимания, изучения и служения человеческому бытию, мера благополучия которого должна стать единственным критерием эффективности системы права и его применения. Человечество упаковано в праве, вопрос заключается только в мере гармонии. Именно в поиске ее видится нам великая экзистенциальная миссия юридической психологии.

Литература

1. Бадовский Д. Россия может стать одним из глобальных R&D центров: комментарий политолога об инновационной стратегии страны URL: httn:// er.ru/er/text.shtml?18/5466,111110#.
2. Барабанщиков В .А. Системность в психологии: методологическая позиция и пути ее реализации // Системная организация и детерминация психики / под ред. В.А. Барабанщикова. — М., 2008.
3. Социальная психология / под ред. С. Московичи. — 7-е изд. — СПб.: Питер, 2007.
4. Черников В.В. Правовой аспект стратегического управления в правоохранительной сфере // Стратегическое управление в правоохранительной сфере: проблемы теории и практики: сб. ст. по материалам междунар. науч.-практ. конф. (Москва, 31 окт. 2008 г). — М.: Академия управления МВД России, 2009.
5. Энциклопедия юридической психологии/под общ. ред. А.М. Столяренко. — М., 2003.