Хрестоматия по юридической психологии
Общая часть

Обращение к изучению отдельных сторон правовой психологии было характерно и для русской правовой мысли. Судебные реформы 1864 г. и введение суда присяжных заседателей существенно активизировали исследование психологических проблем в области теории и практики судебного дела. Изучались социально-психологические особенности правосознания присяжных, его связь с действующими правовыми нормами, в частности столкновение действующих норм и представлений о них; психологические проблемы выработки присяжными заседателями коллективных решений <1>.

В данное время изучение психической стороны правосознания приобрело особый теоретико-правовой смысл, поскольку непосредственное влияние правосознания присяжных на принятие судебных решений, особенно при расхождении с нормами действующего права, рассматривалось как доказательство того, что, изучая его, исследователи входят в область действия наряду с писаными законами своего рода неписаного кодекса, основанного на жизненных воззрениях присяжных и на субъективных воззрениях присяжных и их субъективных представлениях о праве < 2 >.

В российской юридической науке одним из первых на необходимость психологического осмысления феномена права обращал свое внимание С. А. Муромцев — профессор юридического факультета Московского университета, один из основоположников социологического направления в русском правоведении. С его точки зрения, правоведение будет весьма неполным, если не коснется отношения права с другими областями социальной жизни. При объяснении права как факта социальной жизни С. А. Муромцев говорил о том, что оно (право) "не может обойтись без помощи указаний, которые проявляются общими психологическими и социальными законами" < 3 >.

Общим условием образования и действия юридических норм, по его мнению, является психический момент, заключающийся в правовом убеждении (психическом состоянии уверенности) в необходимости осуществления заключенных в этих нормах правил <4>.

Правовая психология в учении С. А. Муромцева наряду с нормами права выступает как один из факторов правопорядка. Юридические нормы, с его точки зрения, — это "правила, которые, определяя должные пределы и способ юридической защиты отношений, предписываются властью" <5>.

Направляющее значение юридических норм, отмечает далее С. А. Муромцев, обусловлено особым авторитетом, который принадлежит в обществе власти, формирующей нормы авторитетом, основанным отчасти на внутренней, отчасти на внешней силе власти. Но эта сила никогда не бывает абсолютной. Она действует рядом и совместно с другими силами, которые также оказывают влияние на образование правового порядка и могут находиться с нею в своем направлении. Кроме главного непосредственного фактора правового порядка — юридических норм — существуют другие непосредственные факторы, каково юридическое настроение лиц, через деятельность которых норма должна осуществиться. Эти факторы могут действовать вразрез с юридическими нормами и парализовать их применение. "Не всегда законодателю достаточно сказать, что то-то должно быть так-то, для того чтобы такой порядок проявился на самом деле" <6>.

Бессилие нормы может обнаруживаться или в самом начале ее существования или же наступить позднее, так что норма, первоначально действительная, становится постепенно бессильной. Первое случается, по мнению. С. А. Муромцева, когда в самом начале изданная и объявленная норма наталкивается на какое-либо сопротивление, например нерасположение к ней, которое господствует среди общества или органов власти. Так, опыт показал, что при известном экономическом и нравственном состоянии обществ почти совершенно бессильны юридические меры, направленные против ростовщичества, разврата и т. п. Последующее наступление бессилия нормы происходит в силу тех же обстоятельств, если они появляются не одновременно с возникновением нормы, а позднее. Замечательно, что, когда таким образом юридическая норма отживает свой век, далеко не сразу образуется открытое признание ее недействительности. В силу объективизма, т. е. в силу наклонности придавать долго существующему порядку вещей и идей некоторое самобытное, подчас как бы священное значение, образуется особого рода консерватизм, который сохраняет в неприкосновенности формулу отжившей нормы, допуская, впрочем, необходимые отступления от нее на практике. Таким образом, то или другое предписание продолжает выдаваться за юридическую норму, когда как на практике оно вполне или отчасти не выполняется: юридическая практика не защищает тот порядок вещей, который предписан в норме, а какой-либо иной, иногда даже прямо противоположный ему <7>.

Как можно заключить из вышеизложенного, право в учении С. А. Муромцева выступает как правовой порядок. А его составляющими, наряду с юридическими нормами, выступает и правовая психология общества, называемая им "юридическим настроением". Н. М. Коркунов, другой представитель социологического направления юриспруденции, профессор юридического факультета Санкт-Петербургского императорского университета, также утверждал, что основой всего права в конечном итоге является индивидуальное сознание. Значение и сила права заключаются "лишь в том, что оно сознается отдельными личностями как должный порядок общественных отношений. Поэтому право представляет собой не объективно данное подчинение личности обществу, а субъективное представление самой личности о должном порядке общественных отношений" <8>.

Образование представлений о должном порядке общественных отношений, отмечает далее Н. М. Коркунов, не есть дело сознательное и произвольное. Личность невольно и бессознательно приходит к сознанию своих идеалов и потому склонна видеть в них не свое субъективное творчество, а воспроизведение объективно, независимо от нее существующего порядка житейских отношений. И чем ниже умственное развитие личности, тем менее она сознает субъективное происхождение своих идеалов, тем решительнее смешивает она свои субъективные понятия с окружающей реальностью <9>.

Как видим, в концепции Н. М. Коркунова большая роль в формировании права принадлежит бессознательным началам психики человека. Но, как при этом подчеркивал сам ученый, из этого не следует, чтобы право было односторонним явлением субъективной воли. Обосновывая данный тезис, Н. М. Коркунов писал, что вырабатываемые личностью представления не только не имеют произвольного характера, но они не представляются даже вполне индивидуальными. "Бессознательный процесс их образования определяется кроме субъективных свойств личности окружающей ее средой, да и самые субъективные свойства личности слагаются часто под влиянием наследственности, частью под влиянием той обстановки, среди которой живет человек. Поэтому идеалы, вырабатываемые отдельными личностями, принадлежащими к одному и тому же обществу, представляются в общем одинаковыми и только в подробностях замечаются в них индивидуальные различия" <10>.

Помимо соответствующей социальной среды согласно Г. Ф. Шершеневичу чувство законности требует для своего развития еще и знания гражданами действующего в государстве права (законодательства). Таким образом, можно констатировать, что выдвинутое Г. Ф. Шершеневичем передающееся по наследству и развивающееся под воздействием существующего законодательства и влияния социальных отношений бессознательное психическое явление — "чувство законности", по существу, не что иное, как проявление одной стороны правовой психологии. Хотя она и является свойством психики человека, но не включает в себя влияния ее морально-нравственных качеств и не имеет ничего общего с господствующим в обществе понятием справедливости. Но это не означает согласно Г. Ф. Шершеневичу, что чувство законности отрицает оценку права. Наоборот, оно "позволяет и даже поощряет критическое отношение к законам, взвешивая их относительно достоинства и недостатков; оно одобрит, если Вы приложили все Ваше общественное влияние к отмене несправедливого и введению нового справедливого закона" <11>. Следовательно, нельзя полностью отрицать в чувстве законности наличия интеллектуального элемента. Но последнее не является главным в структуре чувства законности, которое, по словам Г. Ф. Шершеневича, представляет собой прежде всего соблюдение закона по инерции, следовательно — "область чувств, а не разума" <12>.

По Г. Ф. Шершеневичу, чувство законности выражается в двух формах: "не нарушай чужого права" и "не допускай нарушения твоего права" <13>.

На основе этих положений Г. Ф. Шершеневича можно утверждать, что именно правовая психология, согласно ученому, выполняет функцию правового регулирования общественных отношений. Основное ее предназначение — защита интересов общества и государства, а не личности. Так, Г. Ф. Шершеневич отмечал, что согласно первой форме правовой психологии человек не нарушает чужого права несмотря на то, что имеется большая вероятность и уверенность в том, что такое нарушение пройдет безнаказанным. В данном случае человек, обладающий чувством законности, воздерживается от нарушения законности вовсе не из страха, а потому, что привык согласовывать свои действия с неприкосновенностью чужих интересов. В случаях второго рода, по Г. Ф. Шершеневичу, сначала может возникнуть представление, что нравственный императив может оставить без последствия нарушения права конкретной личности. Но такой взгляд, согласно ученому, глубоко ошибочен, так как государство охраняет законными средствами само право не в интересах конкретной личности, а ради всего общества. Поэтому нет ничего удивительного в том, что проблему соотношения объективного и субъективного в правовой психологии Г. Ф. Шершеневич разрешает в пользу первого. "Общественные настроения всегда представляют собой сумму психических состояний тех индивидов, которые составляют общество. Среднее в историческом или статистическом разрезе и определяет типичное индивидуальное сознание, признаваемое за общественное" <14>. Общество, с его точки зрения, — не что иное, как совокупность индивидов. Между каждым индивидом и всей суммой остальных, являющейся для него общественной средой, существует постоянное взаимодействие. "Наше ежедневное наблюдение убеждает нас с очевидностью, — отмечает далее Г. Ф. Шершеневич, — что каждый индивид пропитан общественностью, трудно не заметить, что взгляды среднего человека, высказываемые как его личные убеждения, с точностью воспроизводят семейные традиции, национальные симпатии, даже профессиональные черты. Ум, чувства и даже воля индивида складываются под влиянием общественной среды... Общество приучает каждого индивида смотреть на все его глазами, чувствовать вместе с другими индивидами. В каждом индивиде, принадлежащем к определенной группе, осуществляется коллективный общественный тип" <15>. И индивидуальность, присущая каждой личности, по Г. Ф. Шершеневичу, заключается в той же общественной среде и является результатом своеобразного сочетания ее влияния.

Подытожив взгляды на сущность и содержание правовой психологии русской социологической школы права, можно отметить следующие ее характерные черты: — правовая психология представляет собой эмоционально — интеллектуальное отражение в сознании личности и общества "живого права" — реальных правоотношений, поведения людей в правовой сфере; — правовая психология имеет тесную взаимосвязь с экономическими, политическими, нравственными факторами общественной жизни; — правовая психология выступает как одно из средств регулирования общественных отношений и социального контроля; — общественная правовая психология, выраженная через правосознание судей, является одним из составляющих элементов правотворчества; — правовая психология представляет собой преимущественно общественное явление. Следует заметить, что дореволюционное отечественное правоведение правовую психологию в качестве самостоятельного юридического термина не использовало и не выделяло в психике человека отдельно интеллектуальные и эмоционально-аффективные начала, опосредующие право. Но, как следует из логики мысли русских ученых-юристов, они неизменно предполагали наличие эмоционально-аффективных, бессознательных начал в правосознании, и тем самым их теоретические идеи и взгляды стали своеобразной прелюдией для отдельного целенаправленного изучения правовой психологии. Особо знаменательным в этом деле является начало XX в. — время творческой деятельности одного из основоположников психологической школы права Л. И. Петражицкого. "Влияние его воззрений было столь велико,— писал о своем учителе А. Ф. Керенский, — что возвращение к взглядам на право и мораль, которых ты придерживался до знакомства с его теорией, становилось практически невозможным... В области права и юриспруденции Петражицкий сыграл ту же роль, что и Галилей в астрономии" <16>.

Реально в социальной жизни, по Л. И. Петражицкому, существуют только психические процессы, элементы человеческой психики. Право, заявляет он, представляет собой совокупность психических элементов, целиком обусловлено психикой индивида и является разновидностью этических эмоций, которые придают поведению характер обязанности <17>.

Этические эмоции согласно Л. И. Петражицкому подразделяются на две группы — моральные и правовые <18>.

В правовых эмоциях, отмечал Л. И. Петражицкий, "то, к чему мы считаем обязанным, представляется нам причитающимся другому как нечто ему должное, следующее ему от нас, так что он может притязать на соответствующее исполнение с нашей стороны, это исполнение с нашей стороны, например, уплата установленной платы рабочему или прислуге представляется не применением особого добра, благодеянием, а лишь доставлением того, что ему причиталось, получение с его стороны "своего", а неисполнение представляется причинением другому вреда, обидой, лишением того, на что он мог притязать как должное" <19>. В моральных эмоциях "то, к чему мы себя считаем обязанными, не представляется нам причитающимся другому, как нечто ему должное, следующее ему от нас", а целиком зависит от нашей доброй воли <20>.

В случаях второго рода долг представляется связанным по отношению к другому, он закреплен за ним как его добро, как принадлежащий ему, заработанный или иначе приобретенный им актив. В случаях второго рода долг не заключает в себя связанности по отношению к другим, представляется по отношению к ним свободным, за ним не закрепленным <21>.

Обязанности, которые сознаются свободными по отношению к другим, по которым другим ничего не принадлежит, не причитается со стороны обязанных, ученый предлагал назвать "нравственными обязанностями", а обязанности, которые осознаются несвободными по отношению к другим, по которым то, к чему обязана одна сторона, причитается другой стороне, как нечто ей должное, Л. И. Петражицкий называл "правовыми или юридическими обязанностями" <22>.

Исходя из таких положений, Л. И. Петражицкий утверждал, что под правом в смысле особого класса реальных феноменов следует подразумевать те этические переживания, эмоции которых имеют двусторонний, императивно-атрибутивный характер <23>.

Анализ этих определений позволяет прийти к выводу, что императивно-атрибутивные переживания должного индивидуальны у каждого конкретного человека. В связи с этим понятие права в учении Л. И. Петражицкого сводится к правовой психологии конкретного индивида. На это прямо указывал и сам ученый: "Оно (т. е. право) остается индивидуальным, индивидуально-разнообразным по содержанию, не шаблонным правом, и можно сказать, что, по содержанию совокупностей интуитивно-правовых убеждений, интуитивных прав столько, сколько индивидов" <24>.

Отмечая этот немаловажный факт, а по существу, квинтэссенцию своей уникальной теории, Л. И. Петражицкий писал: "Из совсем иной точки зрения, а именно из отрицания того, что юристы считают реально существующими в области права, и нахождения реальных правовых феноменов, как особого класса сложных эмоционально-интеллектуальных психических процессов, в совсем другой сфере (в сфере психики индивида) находит наше понятие права" <25>.

То же, что люди обычно считают правом, по мнению Л. И. Петражицкого, представляет всего-навсего спроецированные вовне феномены внутреннего мира, реально во внешнем мире не существующие и поэтому являющиеся плодом фантазии, "эмоциональными проекциями", "фантазмами" <26>.

Отождествление права с субъективной правовой психологией приводит к непомерному расширению понятия права. В состав права, по мнению данного автора, входит позитивное право государства — императивно-атрибутивные переживания, содержащие в себе представления нормативных фактов как оснований обязанности <27>. Но они не являются значимыми в правовой психологии человека. Доказывая данное положение, он отмечал, что в тех случаях и вопросах поведения, которые предусматриваются и разрешаются государственными законами или иными позитивно-правовыми определениями, например в области отношения к чужой жизни, собственности, в области имущественно-делового оборота, купли-продажи, найма квартиры, прислуги и т. д., люди фактически приписывают на каждом шагу себе или другим разные обязанности вовсе не потому, что так написано в Гражданском кодексе и т. п., а потому, что так подсказывает их интеллектуально-правовая совесть. К тому же они обыкновенно не только не знают вовсе, что на данный случай жизни предписывают статьи Гражданского или иного кодекса, а даже и не догадываются о существовании этих статьей и кодексов <28>. Поэтому, по Л. И. Петражицкому, решающим и значимым в структуре правовой психологии является так называемое интуитивное право — такие начала в психике человека, которые обязывают человека без ссылки на какой-либо внешний авторитет. Оно охватывает "все те, еще более многочисленные императивно-атрибутивные переживания и нормы, которые относятся к области жизни, находящейся вне сферы ведения и вмешательства со стороны государственных законов, судов и иных официальных учреждений и начальства" <29>.

Для отнесения соответствующих императивно-атрибутивных переживаний (эмоций) в разряд интуитивного права не имеет значения, рациональны они или иррациональны, распространены у многих лиц или происходят в сознании конкретного лица, поощряются или преследуются государством и обществом. Исходя из этих установок, Л. И. Петражицкий выделил следующие социальные сферы, отражая которые правовая психология обретает свое содержание: — разные области таких занятий и отношений, которые не имеют серьезного делового характера и значения (например, бесчисленные правила разных игр), правила этикета; — область интимных отношений между близкими лицами, соединенными друг с другом узами любви, дружбы, совместной домашней жизни; — императивно-атрибутивные переживания и проекции, свойственные детскому возрасту, т. е. право, которыми руководствуются дети в области своих забав, своих детских договоров и иного поведения — детское право, детская правовая психика; — право преступных организаций и вообще преступная правовая психика (преступное право); — право, продолжающее существовать и действовать в психике известных элементов народонаселения, классов общества, религиозных, племенных групп, входящих в состав государства, несмотря на то, что подлежащие, ссылающиеся на обычаи предков (обычное право), или иные императивно-атрибутивные убеждения и нормы с официально-государственной точки зрения не только не признаются "правом", но даже более или менее решительно и беспощадно искореняются; — императивно-атрибутивные переживания с представлениями животных как субъектов обязанностей или субъектов прав; — правовые переживания, в которых в качестве субъектов правовых обязанностей и прав выступают разные бестелесные духи и другие представляемые существа, которыми фантазия людей населяет мир <30>.

По Л. И. Петражицкому, содержание конкретных правовых переживаний, возникающих в названных выше сферах, абсолютно не ограниченно ничем. К ним относятся все этические переживания, эмоции которых имеют императивно-атрибутивный характер, какие бы действия ни представлялись, какие бы существа ни представлялись в качестве субъектов обязанностей и прав <31>.

Постоянным во всех модификациях правовой психологии, исходя из учения Л. И. Петражицкого, является так называемая правовая совесть человека, под которой он понимал "императивно-атрибутивные указания относительно того, что в данном случае следует и причитается другим от нас или нам от других, или другим от третьего лица, или мы имеем право делать, а другие должны терпеть и обратно" <32>.

Правовая совесть, отмечал Л. И. Петражицкий, находит свое выражение в словах человека, обращенных к другим, в их содержании, способе произношения, интонации, в жестах. Такое поведение, согласно ученому, есть суть правовой совести в душе действующего или того, к кому обращено действие, или третьих лиц. Правовая совесть показывает, согласно ли поведение одного лица по отношению к другому с тем, что другой в данном случае заслужил и что ему причитается, или же не согласно; является ли данный упрек основательным и заслуженным так, что упрекнувший имел право его сделать, или же он не основательный и т. д. <33>

Именно правовая совесть, по Л. И. Петражицкому, придает интеллектуальным процессам психики личности (убеждениям, верованиям) эмоциональный характер и тем самым подвергает их правовой регламентации. Так, "некоторые невысказанные суждения, например внутренние обвинения, подозрения в чем-либо гадком по адресу любимых и уважаемых нами лиц, если они нам самим представляются недостаточно основательными, вызывают протесты правовой совести, раскаяния правового типа, сознание, что мы причинили незаслуженную обиду" <34>.

Анализ вышеназванных утверждений Л. И. Петражицкого позволяет утверждать, что правовая совесть конкретного человека составляет основу правосознания человека. Именно она придает его интеллектуальным элементам ярко выраженную эмоциональную окраску, которая и начинает доминировать в нем. В результате правосознание превращается в то явление, которое в современной юридической науке называется правовой психологией. При этом необходимо отметить, что такие составляющие правовой психологии, как правовая совесть и правовая эмоция, не являются неизменными, постоянными, раз и навсегда данными во все времена. Согласно Л. И. Петражицкому они развиваются соответственно прогрессу общества. С его точки зрения, такие права, как право на уважение и право на неуважение, право на презрение и т. д., распространяются в менее культурной правовой психике не только сообразно личным заслугам, но и сообразно правовому и социальному положению лица, к которому они адресованы. В итоге господа, с одной стороны, рабы — с другой, представители высших каст, сословий, классов, с одной стороны, представители низших каст, сословий, "подлые люди" и т. п. — с другой, находятся в народной психике в существенно различном положении в отношении права на уважение и права на презрение. По мере культурного прогресса происходит постепенное уравнивание сословий в названной области. "Люди с высшею культурою правовой психики обладают правовыми убеждениями такого содержания, что каждое человеческое существо, как бы оно отвержено ни было, имеет право на известное уважение к себе, как к человеческой личности" <35>.

Таким образом, данные теоретические положения Л. И. Петражицкого предоставляют достаточные основания для утверждения о том, что культурная, развитая правовая психология сглаживает классовые противоречия и на первый план выдвигает общечеловеческие ценности. Правовая психология личности, формирующаяся на высокой правовой культуре общества, своим основным содержанием имеет эти общечеловеческие, общеправовые ценности, существующие в ней в форме эмоционально-возвышенного убеждения. С точки зрения Л. И. Петражицкого, развитию высококультурной правовой психологии, направленной на уважение прав человека, соблюдение справедливости в межличностных отношениях, способствует основанная на христианской религии нравственность. Он утверждал, что превращение нравственного сознания (императивных эмоций) в правосознание (императивно-атрибутивные эмоции) является существенным шагом вперед, социальным прогрессом. "История правосознания и социальной жизни новых европейских народов, — писал Л. И. Петражицкий, — дает многочисленные примеры такого развития, когда воспринятая ими величественная христианская, чисто императивная этика заключала и заключает в себе обильный источник и материал для образования соответственных императивно-атрибутивных принципов поведения... Общие принципы христианской морали постепенно, действием многовекового культурно-воспитательного процесса, превратились в твердые императивно-атрибутивные психические кристаллизации, в прочный капитал правосознания" <36>.

В итоге можно заключить, что согласно Л. И. Петражицкому именно правовая психология, имеющая христианско-нравственные основы, является регулятором общественных отношений, именно благодаря им не происходят резкие столкновения различных индивидуальных правосознаний соответствующих субъектов и обеспечивается как развитие самого человека, так и всего социума в целом. В связи со сказанным нельзя согласиться с мнением Я. М. Магазинера, еще на заре советской власти утверждавшего, что интуитивное право — это не что иное, как "неправо" или правонарушение, создателем которого является революция <37>.

Как видим, анализ теоретических идей и положений Л. И. Петражицкого позволяет нам прийти к выводу о том, что вся правовая реальность, с точки зрения этого выдающегося ученого, сводится к правовой психологии. Утверждая это, справедливости ради необходимо подчеркнуть истинность слов О. В. Мартышина, писавшего, что современной наукой не признается условная, произвольная терминология Петражицкого, но оценка им реальных явлений объективная и правильная <38>.

В целях подчеркивания колорита, оригинальности взглядов Л. И. Петражицкого резонно сравнивать их с учениями о правовой психологии других отечественных дореволюционных ученых-правоведов, значительное внимание уделявших психологическим проблемам права. Так, согласно А. А. Мушникову человеческому разуму присущи от природы известные представления о добре и зле. Представления эти не являются произвольным изобретением человеческого сознания, а возникают из врожденного у человека нравственного чувства, которое влечет его к добру и отвращает от зла. От воли человека вовсе не зависит заглушить в себе нравственное чувство, которое свойственно вообще всем людям. Отсутствие же или ослабление этого чувства в отдельном человеке всегда служит признаком ненормальности его душевного состояния. Из таких-то несомненно присущих человеческому разуму коренных представлений о добре и зле, по А. А. Мушникову, выводятся начала нравственности и права <39>.

Таким образом, можно заключить, что правосознание в учении А. А. Мушникова, так же как и в правовой теории Л. И. Петражицкого, сводится к правовой психологии — к этому врожденному нравственному чувству, данному человеку. Оно же является и источником права. В то же время, отмечал далее А. А. Мушников, "нравственное чувство находится в тесной связи с религиозной потребностью человека, которая выражается в постоянном его стремлении к живому общению с Богом. Но эта связь нравственности с религией получила всеобъемлющее значение лишь в христианстве" <40>.

Как следует из вышеизложенного, правовая психология, согласно данному автору, — это христианско-нравственное чувство человека. Она совпадает с нравственными чувствами человека. Данное, пусть даже беглое, сравнение взглядов двух ученых показывает, что воззрения Л. И. Петражицкого являются дальнейшим развитием взглядов А. А. Мушникова. Можно утверждать, что на формирование уникальной концепции Л. И. Петражицкого оказали определенное влияние не только труды западноевропейских авторов, таких, как Л. Кнапп, Р. Бирлинг, Э. Цительман, но и исследования русских юристов, среди которых следует назвать П. И. Деларова и А. А. Мушникова.

<1> См.: Будилова Е. А. Социально-психологические проблемы в русской науке. М., 1983. С. 54.

< 2 > См.: Бобрищев-Пушкин А. М. Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных. М., 1896. С. 614.

< 3 > Муромцев С. А. Определение и основное разделение права. М., 1879. С. 34.

<4> См.: Муромцев С. А. Образование права по учениям немецкой юриспруденции. М., 1886. С. 17 — 21.

<5> Муромцев С. А. Определение и основное разделение права. С. 149.

<6> Муромцев С. А. Указ. соч. С. 150.

<7> Там же. С. 150 — 151.

<8> Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. СПб., 1898. С. 227.

<9> Там же.

<10> Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. С. 227.

<11> Шершеневич Г. Ф. О чувстве законности. С. 18. <12> Там же. С. 22.

<13> Там же. С. 13.

<14> Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. С. 117 — 118. <15> Там же. С. 121.

<16> Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М., 1993. С. 22 — 23.

<17> См.: Зорькин В. Д. Чичерин. М., 1984. С. 196.

<18> См.: Петражицкий Л. И. Теория государства и права в связи с теорией нравственности. Т. 1. СПб., 1907. С. 49 — 51.

<19> Там же. С. 45 — 46. <20> Там же. С. 46.

<21> Там же.

<22> Петражицкий Л. И. Указ. соч. С. 46 — 47.

<23> Там же. С. 85.

<24> Там же. С. 480.

<25> Там же. С. 86.

<26> См.: Казмер М. Э. Социологическое направление в русской дореволюционной правовой мысли. Рига, 1983. С. 76.

<27> См.: Петражицкий Л. И. Указ. соч. С. 73. <28> Там же. С. 88. <29> Там же.

<30> См.: Петражицкий Л. И. Указ. соч. С. 88 — 125.

<31> Петражицкий Л. И. Указ. соч. С. 106.

<32> Там же. С. 98.

<33> Там же. С. 97.

<34> Петражицкий Л. И. Указ. соч. С. 107.

<35> Там же. С. 106.

<36> Петражицкий Л. И. Указ. соч. С. 140.

<37> См.: Магазинер Я. М. Лекции по государственному праву (Общее государственное право). Пг., 18-я типография, 1919. С. 50, 73.

<38> См.: Мартышин О. В. Совместимы ли основные типы понимания права? // Государство и право. 2003. N 6. С. 18.

<39> См.: Мушников А. А. Основные понятия о нравственности, праве и общежитии. СПб., 1894. С. 11.

<40> Мушников А. А. Указ. соч. С. 13.