Хрестоматия по юридической психологии. Особенная часть.
КРИМИНАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

У каждого общества было свое представление о преступниках, свое понимание того, что являет собой преступник и почему он стал им. Такое видение было у непосредственного социального окружения того, кто преступил уголовно-правовой запрет умышленно или по неосторожности. Причем так было и в глубокой древности, даже в первобытном обществе, когда не было писаных законов, но все руководствовались (точнее, должны были руководствоваться) всеми известными правилами.

Современное научное видение личности преступника наиболее сложное, но именно потому, что оно научное. Наука видит в преступнике продукт общества, а это означает, что никто не рождается преступником, но становится им в результате неблагоприятных воздействий на него в детстве и юности. Именно тогда возникают и формируются мотивы будущей криминальной активности, связанной, например, с ощущением незащищенности; боязнью и страхами перед действительностью, мнимой и вымышленной, виртуальной. Такой человек постоянно опасается не состояться, оказаться «внизу», и наряду с этим он воспринимает антиобщественные способы решения жизненных проблем, соответствующий стиль поведения и образ жизни, всю культуру окружающей среды или ее важнейшие фрагменты.

Наряду с этим именно общение с миром людей и вступление с ними в многочисленные и сложные (порой противоречивые) связи делают главное - его мозг мозгом человека. Он научается речи, деятельности, способам общения, возможности выбора, критическому отношению к действительности, у него появляются чувства и т. д.

Таким образом, преступник, с одной стороны, является продуктом общества, своей микросреды, а с другой - собственным произведением, которое ни в коем случае нельзя отрывать от среды. Это означает, что он должен нести ответственность за свои противоречивые поступки, хотя мог и не знать, в силу каких побудительных стимулов личностного им они совершены, поскольку не мог не знать, что они запрещены законом.

Многолетние эмпирические изыскания приводят к выводу о том, что отличительными признаками личности преступника являются:

1. ригидность, то есть «застреваемость» эмоций, которые способны существовать как бы самостоятельно, независимо от человека, который может и не подозревать об их существовании;
2. импульсивность, то есть стремление действовать по первому побуждению, без раздумий и даже подготовки;
3. влечение к игре, то есть желание участвовать в острых, эмоционально насыщенных ситуациях, даже связанных с риском для жизни, иными словами, играть со смертью;
4. размытый, диффузный страх не состояться, быть сброшенным на социальное дно, а также страх смерти, принимающий самые различные формы; страх этот обычно носит неопределенный характер и логика его переживания состоит в поисках его источника;
5. постоянное желание защититься с помощью своей физической силы, оружия или предметов, приспособленных в качестве оружия, денег, социального положения, связей и т. д.;
6. потребность в защите, утверждении, самоутверждении и в глазах ближайшего окружения.

Разумеется, все эти особенности могут быть у очень многих весьма законопослушных людей; они могут стимулировать преступное поведение в том случае, если конкретный человек получит соответствующее (неблагоприятное) воспитание. Их криминальному проявлению могут способствовать присущие преступникам (больше, чем непреступникам) такие черты, как отчуждение от нормальных связей и отношений, от семьи и трудовых коллективов, поэтому среди преступников меньше тех, у кого есть семья, высокая производственная квалификация, значительный стаж трудовой деятельности. Уровень общей культуры среди преступников очень низок. Их представления о мире, природе и обществе сильно искажены, они, особенно рецидивисты, весьма суеверны и очень верят в магическую силу различных действий, слов или цифр. К этому следует добавить, что среди осужденных в местах лишения свободы больше, чем среди свободных людей, тех, кто страдает различными расстройствами психической деятельности. Причем, чем дольше срок, проведенный в исправительных учреждениях, тем выше удельный вес среди осужденных лиц с аномальной психикой.

Таким образом, сотрудники исправительных учреждений сталкиваются с весьма неоднозначной, противоречивой, нравственно защищенной, проще говоря, преступно аморальной массой людей. Эти люди обычно не знают, в силу каких личностных причин они преступили уголовный закон, почему это случилось с ними, более того, почему это с ними случается неоднократно, как стать другими и т. д. Но самое плохое в том, что всего этого не знают те должностные лица, которые согласно уголовному закону призваны восстанавливать социальную справедливость, исправлять и не допускать с их стороны совершения новых преступлений. Совершенно очевидно, что, не зная тех, кого сотрудники исправительных учреждений призваны перевоспитывать, они не способны выполнять поставленные перед ними задачи.

Чтобы восполнить этот пробел (причем более чем существенный), сотрудникам исправительных учреждений надо знать следующее.

1. В силу каких мотивов данный человек совершил преступление, за что сейчас отбывает уголовное наказание? Причем нужны не те мотивировки, которые лежат на поверхности и в действительности не являются мотивами, а глубинные, бессознательные, о которых и сам их носитель не подозревает.
2. Какие мотивы детерминируют поведение осужденного в исправительном учреждении? Возможно, они те же самые, которые еще раньше толкнули человека совершить преступление, но они могут быть и новыми - ведь он сейчас живет в совершенно иных условиях, чем на свободе.
3. Какие мотивы способны еще раз, уже после освобождения, вновь стать причиной совершения нового преступления? Конечно, мотивы могут быть прежними, но не исключено, что они каким-то образом обновились. Такое характерно для лиц, отбывших длительные сроки лишения свободы и в силу этого оказавшихся не приспособленными к новым условиям жизни свободного человека.

Обладают ли знаниями об этом сотрудники пенитенциарных органов, отвечающие за исправление осужденных и предупреждение с их стороны новых преступлений? Ответ может быть только отрицательным. Не знают они об этом по той причине, что их этому не учат. В связи с этим очень важная составляющая часть отношения к преступникам остается без какого-либо решения.

Конечно, некоторое психологическое образование пенитенциарные работники имеют, но лишь весьма приблизительное. В каждой колонии, однако, имеются психологи и психиатры, но их работа ограничивается тем, что они главным образом путем тестирования составляют перечень психологических особенностей тех или иных осужденных. Но такие особенности могут быть у любых людей, в том числе никогда не приближавшихся к уголовному кодексу Иными словами, названный перечень, даже если его назвать психологическим портретом или профилем, не дает представления о том, почему данный человек совершил преступление или совершит ли он его в будущем.

Итак, страна остро нуждается в специалистах, которые могли бы проникнуть в глубины человеческой психики, умели бы выявлять подлинные мотивы, индивидуальные причины преступного поведения. Этому надо специально учить, существенно изменив программы психологической подготовки пенитенциарных работников. Последние должны быть уподоблены врачу, который, если он уважает себя и свою профессию, не станет лечить больного, не зная, чем тот болен. У нас же десятилетиями, если не столетиями, складывается так, что основная воспитательная нагрузка ложится на кару, возмездие, в основном на страх быть лишенным свободы.

Здесь, однако, возникает другой, не менее сложный вопрос: для чего нужно знание о подлинных, в том числе бессознательных, мотивах преступного поведения, как использовать это знание? Оно необходимо для психотерапевтического воздействия на осужденных, то есть для блокирования антиобщественных устремлений, придания им законопослушных форм, переориентации ценностных акцентов, другими словами, для формирования иного внутреннего личностного мира. Все это нужно для того, чтобы преступник вел себя должным образом и во время отбывания наказания, и после освобождения.

Многие могут возразить, что нужно уважать права личности, и если осужденный не желает, чтобы на него оказывали психотерапевтическое воздействие, то мы не имеем права принудительно навязать ему такое исправление. Однако нет оснований так думать. Во-первых, осужденный в местах лишения свободы принуждается к целому ряду действий, которые он ни в коем случае не совершил, если бы был свободен. Такое обязательное поведение имеет своей целью и его исправление. Во-вторых, психотерапевтическое «лечение» осужденного не преследует корыстных ( в материальном плане) целей со стороны администрации. Напротив, оно идет на пользу преступнику поскольку его смыслом выступает удержание последнего от преступного поведения. Следовательно, такое воспитательное влияние в его же интересах. В-третьих, оно в интересах других людей и общества, правопорядка в целом. В-четвертых, психотерапевтическое влияние можно рассматривать как разновидность принудительных мер медицинского характера, однако, если такое влияние оказывать принудительно, оно вряд ли сможет иметь желаемый эффект, поэтому возникает задача убедить осужденного добровольно принять предлагаемую помощь, сотрудничать с психотерапевтом.

Естественно, психотерапевтов для работы в местах лишения свободы надо специально готовить. Это будут специалисты для глубинного психологического анализа конкретных преступников.

Предлагаемые нововведения нужно рассматривать как важную часть отношения государства и общества к тем, кто преступил уголовный закон и наказан за это. Это еще и существенный шаг вперед по гуманизации уголовного наказания, особенно в части его исправления.

Стоит отметить, что общество и государство относятся к преступнику двояко. Государство - строго официально, принимая те или иные процессуальные решения, из которых главным является приговор. В этих процессуальных решениях нет места моральным рассуждениям, а тем более эмоциям. В отличие от государственного отношения отношение общества (людей) наполнено эмоциями и нравственными оценками, порой весьма бурными: люди негодуют относительно некоторых преступлений и требуют сурового наказания, порой даже расправы над теми, кого они считают виновными. Все это нельзя игнорировать в практической деятельности, тем более в исправительных учреждениях, где с осужденным могут расправиться в любую минуту.

К таким людям нельзя относиться равнодушно и объективно - этому препятствуют эмоции, которые они вызывают. А эмоции эти - самые отрицательные, поскольку ими были совершены страшные преступления, самые, казалось бы, выходящие за пределы всего мыслимого: массовые убийства, убийства детей, убийства с особой жестокостью. Мы можем их презирать и ненавидеть самой лютой ненавистью, более того, я, будучи сторонником смертной казни, лишал бы их жизни. Но, если закон рассудил иначе, они тоже должны быть объектом анализа и психопатологического изучения с тем, чтобы подвергнуться психотерапевтическому воздействию.

Отношение других осужденных к подобным монстрам показывает, насколько несовершенен наш людской закон. Проявляя жестокость к таким преступникам, они тем самым как бы дополняют приговор, вынесенный с точки зрения права вполне безукоризненно. Закон не позволяет проявить большую суровость, это делают другие осужденные.