Хрестоматия по юридической психологии. Особенная часть.
КРИМИНАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Киберпреступность ныне признана одной из ведущих угроз правопорядку как на национальном, так и международном уровне. Однако проблемой до сих пор остается не только выбор методов борьбы с этим видом преступлений, но и целостное понимание явления. Поскольку киберпреступность является порождением информационной эпохи, роль личности в которой существенно выросла, возрастает и роль юридической психологии в борьбе с этим видом преступлений. Научные публикации лишь частично освещают вопрос использования юридической психологии в борьбе с киберпреступностью. В силу этого мы попытаемся определить место психологии в системе мер борьбы с киберпреступностью в целом, а также конкретные сферы применения психологических знаний.

[Нами применяется широкое понимание киберпреступности как любого преступного деяния, совершенного посредством электронных устройств_в киберпространстве. В связи с ограниченным объемом изложения не освещается специфика отдельных видов преступлений, однако основной акцент сделан на киберпреступления в сфере компьютерной информации, наказание за которые предусмотрено главой 28 УК РФ.]

Практическое внимание к психологии как средству решения проблемы киберпреступности обусловлено: 1) значительной ролью личностных качеств в преступлениях в сфере компьютерной информации; 2) уникальностью преступлений, имеющих наибольшую угрозу; 3) большим размером ущерба на одно преступление (согласно опросу, проведенному Ponemon Institute, средний вред, нанесенный 56 компаниям в США в 2012 г., равнялся 8,9 млн долларов); 4) потенциально значительным ущербом даже от одного преступления (например, если целью атаки будут научно-техническая информация или инфраструктурные объекты).

Еще более ясную картину о роли юридической психологии в борьбе с киберпреступностью дает теоретическая точка зрения, согласно которой ведущая роль психологии на текущий момент обусловлена глубинными и системными факторами в двух основных направлениях: 1) изменениями человеческого поведения в целом, которые происходят в связи с использованием информационных технологий (далее — ИТ); 2) особенностями киберпространства, в котором происходит большинство киберпреступлений. Как отмечено в Стратегии относительно киберпреступлений (Cyber Crime Strategy) МВД Великобритании, именно природа среды, в которой совершаются киберпреступления, представляет наибольшую сложность. К основным изменениям в поведении и специфическим характеристикам киберпространства специалисты относят [4; 11]:

— возрастание когнитивных нагрузок;

— кризис общественных механизмов саморегуляции;

— отсутствие эффективных средств нормативно-правового регулирования киберпространства;

— нематериальную природу взаимодействия;

— пониженные ощущения;

— гибкость идентичности;

— измененное восприятие;

— равный статус;

— временную гибкость;

— социальную множественность.

Все эти особенности привели к тому, что киберсреда более независима от реальных условий, и как следствие: 1) поведение в большей степени строится на психологических факторах. Более того, именно на основании психологии, в частности самопрезентации лиц при общении, строится социальная структура киберпространства [10; 12]; 2) при возможности создания любой идентичности возможно и любое, практически ничем не отягощенное, ее использование.

По вышеуказанным причинам киберпреступность имеет особенности, начиная от вероятности совершения преступления и заканчивая природой рецидива. Поэтому в данный момент особо важным кажется целостность изучения психологии киберпреступников. Прикладная междисциплинарная роль юридической психологии в борьбе с киберпреступностью может стать толчком к изучению взаимосвязей между науками уголовно-правового цикла и формированию научного комплекса, призванного обеспечить борьбу с преступностью в целом, о необходимости чего уже долго идет речь [2].

Коротко определим основные вопросы, в решении которых может применяться юридическая психология в рамках каждой из уголовно-правовых дисциплин:

— уголовное право: вопрос о месте совершения преступления, проблемы квалификации киберпреступлений, природа предметов киберпреступлений, отображение субъективной стороны в нормах уголовного законодательства, определение наказания, криминализация новых противоправных деяний;

— криминалистика: проблемы тактики расследования киберпреступлений, применение криминалистической техники относительно нематериальных следов;

— криминология: соотношение организованной преступности и киберпреступности, особенности детерминант киберпреступности и личностных характеристик киберпреступников, вик— тимологические аспекты;

— исполнение наказаний: условия отбывания наказания.

Отдельного внимания заслуживает применение психологии при оценке мер борьбы с киберпреступностью. Неправильная оценка последствий применения тех или других мер может привести не просто к неэффективности действий, но и к обратному эффекту — всплеску противоправной деятельности. Проведение мероприятий по борьбе с киберпреступностью, собственно, как и любое другое нормативное воздействие в этом направлении, требует оценки еще до их реализации или даже до опубликования информации о них. Это обусловлено спецификой киберпространства из-за того, что реакция на предпринятые меры может наступать быстро и быть непропорционально резкой.

Примером возможных последствий игнорирования такого рода оценки может служить попытка закрытия украинского веб-сервиса хранения информации ex.ua. После прекращения работы веб-сайта (было прекращено обслуживание домена по ходатайству следователя) 31 января 2013 г., начались DDOS-атаки на сайты президента Украины, Кабинета министров, Национального банка, МВД и других государственных органов. Уже 2 февраля требование о прекращении обслуживания домена было отозвано, и веб-сервис возобновил свою работу, хотя часть контента была недоступна. 15 июня 2012 г. веб-сервису были возвращены серверы, изъятые МВД. В ходе атак в социальных сетях распространялись призывы присоединяться к атакам, а также соответствующие инструкции, которые доступны и сейчас. В результате этих событий: 1) получила широкое распространение информация о способах атак на сайты государственных органов; 2) большое количество лиц было вовлечено в противоправные действия, за которые большинство не понесло какую-либо ответственность; 3) закрепилось мнение о неспособности государственных органов отражать кибератаки; 4) атаки стали рассматриваться как средство выражения недовольства, а не как противоправные действия; 5) получила подтверждение безнаказанность интернет-пиратства.

В отличие от других сфер уголовное право требует не просто исследований, но точного результата, применение которого обеспечит действенность уголовного права. Вопрос определения места совершения преступления должен решаться с точки зрения возможности более результативного уголовного преследования с учетом направленности умысла преступника. Как можно более четко прописанные правила рассмотрения умысла смогут помочь избежать международных споров, в частности в сфере выдачи лиц, обвиняемых в совершении киберпреступлений.

Требует решения и проблема квалификации киберпреступлений исключительно как отдельного, специфического вида преступлений или как преступлений «смешанного» характера, в котором совершение обычного преступления сопряжено с использованием электронного устройства. В странах СНГ преимущественно используется «смешанная» квалификация киберпреступлений. В то время как в США отдельно предусмотрена уголовная ответственность за компьютерный шпионаж или вымогательство (Титул 18 § 1030 Свода законов США), использование вводящих в заблуждение доменных имен (Титул 18 § 2252В Свода законов США), использование вводящих в заблуждение слов или цифровых изображений в Интернете (Титул 18 § 2252С Свода законов США). Введение ответственности за компьютерное мошенничество в Российской Федерации, видимо, свидетельствует о том, что в будущем законодатель все же сделает выбор в пользу введения отдельных составов преступлений. Можно предположить, что само деяние в таких преступлениях, как компьютерная кража или вымогательство, имеет несколько другую природу, нежели реальные. Распространение порнографических материалов или нарушение авторских прав потенциально может причинить больший вред и, следовательно, имеет большую общественную опасность. При этом природу общественной опасности деяний, совершаемых при помощи электронных устройств, необходимо оценивать с точки зрения (1) психологии преступника, (2) вероятного психологического эффекта преступления, (3) общественного восприятия опасности. Так, угрозы совершения преступлений, сделанные при помощи социальных сетей, имеют не только более существенные последствия, но и широкий общественный резонанс.

До сих пор споры вызывает природа предмета некоторых киберпреступлений. С одной точки зрения, предметом посягательства при краже, совершенной при помощи электронного устройства, не может в принципе являться имущество, а значит, как таковая кража не совершается, а совершаются действия, направленные на передачу права собственности на денежные средства или другие объекты. С другой точки зрения, кража все-таки совершается, потому как умысел направлен именно на завладение чужим имуществом, а не просто изменение информации. В таких условиях более глубокое изучение субъективной стороны преступления просто необходимо.

Вероятно, со временем законодатель придет к выводу о необходимости достаточно гибкого подхода к субъективной стороне киберпреступлений против информационных систем. Так, имеет место практика совершения преступлений, когда одно или несколько лиц создают вредоносное программное обеспечение (далее — вредоносное ПО), которое за вознаграждение передается другим преступникам, которые занимаются его распространением. Таким образом, действия создателей ПО могут быть квалифицированы по ч. 1 ст. 273 УК РФ, даже если ПО «нацелено» на SCADA систему АЭС или другого промышленного объекта, ведь создание ПО не создает угрозу наступления тяжких последствий. Таким образом, налицо необходимость установления взаимосвязи, в том числе психологической, между созданием вредоносного ПО и теми последствиями, которые наступили вследствие его распространения.

Особенности киберпреступлений должны найти отображение и в квалифицирующих признаках. Например, по делам о распространении порнографических материалов с использованием Интернета требуется критерий для определения вреда, который был нанесен, при этом исключительно критерий получения выгоды не является эффективным. Такие признаки, как, например, нанесение вреда более чем определенному количеству электронных устройств, возможное изменение или повреждение информации или нанесение психологического вреда могут обеспечить эффективность норм Уголовного кодекса.

Проблемным вопросом для уголовного права во всем мире остается и определение оптимального наказания за киберпреступления. При этом речь идет не только о сроках заключения, но и форме ответственности. На современном этапе особенно проблематично сочетание профилактической функции наказания за киберпреступления и справедливого наказания за каждое отдельное преступление. В результате большинство стран предпочитают просто ужесточать наказание. Однако вряд ли такие меры столь же эффективны, как и в случае с обычными преступлениями. Зачастую непропорциональность наказания содеянному вызывает осуждение и возмущение в ИТ-сообществе, как, например, после самоубийства Арона Шварца.

За рубежом уже стал актуальным вопрос о криминализации ряда действий, совершаемых в киберпространстве, таких как: распространение расистских или ксенофобских материалов; кибертравля (cyberbullying), киберпреследование (cyberstalking); распространение эротических и порнографических материалов с участием определенного лица (revenge porn), травля учителя (в том числе с целью записать на видео действия учителя, потерявшего контроль, и распространить видео в Интернете — cyberbaiting). Задачами юридической психологии являются изучение сущности подобных деяний в наших социально-культурных условиях и разработка соответствующих рекомендаций.

Широкое применение положений юридической психологии необходимо и с точки зрения криминалистики. Учитывая широкий спектр киберпреступлений, вряд ли возможно создать единую методику их расследования. Поэтому, скорее всего, оптимальным выходом было бы создание адаптивных методик формирования стратегии расследования по отдельным видам киберпреступлений. Такие методики в том числе должны быть построены на:

1) особенностях психологии преступника, в соответствии с которой он будет строить свои дальнейшие действия и 2) среды, в которой существует повышенный риск. Общими для этих стратегий могут быть минимизация вреда преступления и локализация преступной деятельности уже на первом этапе расследования.

Специфические особенности в некоторых ключевых моментах имеет тактика проведения следственных действий. Особый характер следов и обстоятельств, которые необходимо установить по делу, сложность доказывания отдельных элементов преступления, а также сложность восприятия технической информации требуют от следователя применения специальных тактических приемов для создания оптимальных условий для получения и изучения доказательств, а главное, восприятия картины преступления в целом. Ведь, как совершенно верно отмечает А.С. Александров, доказательство — это также результат восприятия, переработки, репрезентации в сознании субъекта доказывания последствий, которые повлекло преступление [1]. Работа же с нематериальными следами киберпреступлений еще более усложняет задачу: если местонахождение преступника, потерпевшего и место, откуда распространялось вредоносное ПО, находятся на разных континентах, процесс доказывания существенно усложняется.

Проведение осмотра места происшествия или осмотра предметов без предварительного допроса подозреваемого может быть сопряжено с риском повреждения, уничтожения следов киберпреступления или того, что они просто не будут обнаружены. С большой долей вероятности возможность наступления отрицательных последствий может быть минимизирована в случае проведения предварительной психологической оценки личности преступника, а также подробного изучения его незаконной деятельности. Участие понятых, которые не имеют хотя бы средних познаний в области информационных технологий, может поставить под сомнение проведенный при их участии осмотр, следственный эксперимент или воспроизведение обстоятельств. Демонстрация и использование электронных устройств в ходе допроса сможет дать больший результат. Если специалист в сфере ИТ был взят под стражу, его психическое состояние будет меняться, а значит, следователь должен спланировать, какие следственные действия лучше провести незамедлительно, а какие чуть позже. Криминалистическая литература преимущественно содержит рекомендации по привлечению специалистов к участию в следственных действиях. Однако не содержит описание того, к каким последствиям это ведет и каким образом должен следователь корректировать свое поведение при общении через специалиста.

Криминалистическая техника должна использовать психологию при расследовании киберпреступлений по причине: (1) тесной зависимости между механизмом совершения преступления, умыслом злоумышленника и следами преступления; (2) множества способов сокрытия следов или другого противодействия их обнаружению. Именно в результате распространения киберпреступности начала активно развиваться контркриминалистика. Все чаще необходимость поиска электронных следов возникает по всем категориям дел, и с каждым годом преступники все лучше скрывают информацию, которая может иметь доказательственное значение.

Важным приемом расследования киберпреступлений стало профилирование преступников (или составление психологического портрета преступника). Хотя отечественные ученые выделяют целый раздел психотрасологии, наибольшую теоретическую и практическую разработку профилирование при расследовании киберпреступлений получило на Западе. Несмотря на порой скептическое отношение к этому приему, профилирование приносит и положительные результаты. Так, профилирование, видимо, активно применялось при расследовании кибер-

атак группы LulzSec. Согласно небольшому профилю, опубликованному в СМИ до начала арестов ее членов, «стоящие за LulzSec мальчики (возможно, также девочки) просто хотят позабавиться. Символ группы — дилетант с усами, держащий бокал вина, говорит о том, что группа не воспринимает самих себя серьезно. Они — шаловливая компания, занимающаяся озорством онлайн». Действительно, по информации СМИ, большинство задержанных или уже осужденных по делу не достигли 20 лет в 2011 г., когда LulzSec действовала (возраст по состоянию на 2013 г. согласно сообщениям СМИ: Hector Xavier Monsegur — 29, Jeremy Hammond — 28, Ryan Ackroyd — 26, Cody Kretsinger — 25, Ryan Cleary — 21, Darren Martyn — 21, Donncha O’Cearrbhail — 20, Jacke Davis — 20, Raynaldo Rivera — 20, Mustafa Al-Bassam — 18). Нельзя назвать положительной характеристику, которую дают СМИ Гектору Монсегуру, лидеру LulzSec, который после задержания стал сотрудничать с ФБР. Он бросил школу в девятом классе, проживал в доме, построенном по Общественной жилищной программе для малоимущих семей, имел на попечении двух детей своей тетки, которая отбывала наказание в тюрьме, оплачивал свои счета крадеными кредитными картами, вероятно, употреблял легкие наркотики (его отец и тетка были осуждены за торговлю героином), за денежное вознаграждение помогал «улучшить» кредитную историю, в последние несколько лет не работал, хактивистом, по его собственным словам, стал в 16 лет. Профилирование киберпреступников и связанные с этим исследования являются объектом интереса частных компаний, и сотрудничество с ними в этой сфере может быть не только плодотворным, но и взаимовыгодным.

Но самым новым и тяжелым для исследования являются психологические следы, которые могут быть выявлены при анализе компьютерных атак и вредоносного ПО. Эксперты пришли к выводу, что существует зависимость между способами совершения киберпреступлений, используемым инструментарием, приоритетными направлениями преступной деятельности и: 1) местонахождением злоумышленника, а также 2) местонахождением жертвы. Например, китайские хакеры преимущественно используют готовые программные решения и предпочитают пребывание во взломанной системе для получения информации на протяжении длительного времени. Однако наиболее сложным и перспективным является выявление психологических следов, связанных с механизмом атаки или функционированием вредоносного ПО. Частично проблема уже рассматривается экспертами по кибербезопасности, которые проводят анализ вредоносного кода ПО для: 1) определения уровня знаний автора вредоносного ПО, 2) идентификации взломщика или инсайдера, который установил вредоносное ПО [6].

Навыки работы с психологическими следами необходимы и в случае применения преступниками приемов «социальной инженерии». Если пользователь не может точно сказать, каким образом или после каких его действий электронное устройство было заражено или подверглось атаке, каким образом была получена информация об авторизационных данных, не исключено, что сотрудникам правоохранительных органов придется полностью изучать активность потерпевшего за последний период (посещения сайтов, социальных сетей, электронную почту и т.д.).

Расследование киберпреступлений связано с проведением целого ряда экспертиз, в которых используются психологические знания. В отличие от обычных преступлений, криминалистическому исследованию подлежат следы особого рода, в большинстве случаев образовавшиеся в особой среде электронных устройств, что делает их еще более связанными с психологией.

Широкие коммуникационные возможности Интернета, множество форматов общения изменили не только стиль общения, но и природу языковой личности, что стало серьезным вызовом для автороведческой экспертизы. Специалисты выделяют ряд особенностей текстов в киберпространстве, усложняющих проведение экспертизы: 1) короткая длина текстов, что ограничивает выбор применимых методов; 2) структура и стиль текста отличается от обычных текстов (менее формальный, ограниченный и менее стабильный словарный запас) [13].

Кроме вышеуказанных особенностей, необходимо учесть также природу интернет-идентичности, что может влиять на стиль написания, психологическое состояние автора. Не менее важным является изучение соотношений между обыкновенными и компьютерными текстами одного автора.

Более пристальное внимание к психологии при экспертизе интернет-текста оправдано и тем, что: 1) ее использование достаточно точно в случаях, когда необходимо проводить сравнение текстов, написанных со значительным промежутком, или необходим глубокий анализ одного экземпляра текста; 2) необходимо определение принадлежности лиц к тем или иным группам; 3) необходимо обработать большой объем текстовой информации.

Сейчас ведется активная работа по разработке автоматизированных систем идентификации автора текста. Интеллектуальная система, которая будет способна проводить автоматическую выборку, классификацию идентифицирующих признаков и реагировать на изменения в письменной речи, может использовать психологические знания, поскольку помимо алгоритма работы (нейронной сети, метода опорных векторов и т.д.) в автоматизированной системе необходима первичная выборка идентифицирующих признаков (стилистические, структурные, содержательные и другие), которая сейчас зачастую проводится вручную. Исследования также показали, что письменная речь в киберпространстве подвержена вариативности: после смерти принцессы Дианы в чатах употребление местоимений первого лица во множественном числе выросло на 135%, в то время как использование «я» снизилось на 12% приблизительно на неделю [8]. Террористический акт 11 сентября также сказался на параметрах письменной речи пользователей в онлайн— дневниках [9].

Тщательные психологические исследования необходимы в сфере психической и психологической экспертиз. Достаточно часто СМИ сообщают о том, что компьютерные преступники, совершившие крупные преступления против компьютерной информации, страдают синдромом Аспергера. Требует изучения то, насколько синдром Аспергера или другие расстройства аутистического спектра влияют на вменяемость и поведение киберпреступников. Сам механизм большинства киберпреступлений предусматривает достаточно высокую степень контроля действий, поэтому, скорее всего, необходима будет специальная методология установления вменяемости киберпреступников.

Ситуационные экспертизы по делам о киберпреступлениях должны базироваться в том числе на психологических обстоятельствах преступления. Без них невозможно будет ответить на вопрос, способен ли был преступник с определенным набором инструментов в определенных условиях совершить преступление, ведь в первую очередь это зависит от способностей преступника. Результаты ситуационной же экспертизы имеют принципиальное значение, по ее результатам возможно говорить о необходимости поиска сообщников, других носителей информации, содержащих информацию или инструментарий для совершения преступления.

Психологической верификации требует криминологический взгляд на киберпреступность, поскольку это один из видов преступности, в котором: 1) внутренняя мотивация играет важную роль не только для отдельных преступников, но и в сфере организованной преступности; 2) выработка установки преимущественно происходит в киберсреде, особенно у новых поколений преступников. Профилактика киберпреступлений может быть достаточно эффективна именно благодаря возможности точно определить социально-психологические детерминанты и воздействовать на них. Так, в странах СНГ киберпреступность связана в том числе с отсутствием перспективных рабочих мест для ИТ-специалистов, ранее были известны случаи, когда кибервымогатели требовали или выкуп, или трудоустройство в США в обмен на «помощь» в устранении уязвимостей. Некоторые исследования обнаружили тесную взаимосвязь между конкретными чертами личности и преступной деятельностью: большинство хакеров, начавших свою преступную деятельность в раннем возрасте, оставляют ее после того, как у них появляется девушка, работа, дети или другие обязанности. С большой долей вероятности лица, не оставившие преступный путь к определенному моменту, будут представлять большую опасность.

Вопросом, который уже требует решения, стало то, как будут выстроены взаимосвязи между киберпреступностью и организованной преступностью. Ведь новая преступная сфера, еще не поделенная между криминальными группами, привлекает особое внимание различных уголовных элементов. Во многом предсказать механизм построения связей и их характер можно исходя из социально-психологических характеристик двух различных уголовных сфер. Некоторые исследователи считают, что киберпреступность сама по себе является организованной [3], из чего могут исходить определенные особенности взаимосвязи с «обычной» организованной преступностью.

Киберпреступность имеет ряд специфических детерминант, в том числе связанных с особенностями киберпространства, о чем уже упоминалось. Одной из задач юридической психологии является установление того, какие детерминанты играют ведущую роль — находящиеся в киберпространстве или за его пределами. Судя по всему, есть и отдельная группа детерминант, которая определяет выбор именно в пользу киберпреступления, а не другого вида преступления. В случае с киберпреступлениями в сфере компьютерной информации, вероятно, действия основной части детерминантов происходят через призму киберпространства, поскольку именно в нем, а не в реальных условиях, преступники проводят большую часть своего времени. Кроме того, требуется и теоретически возможно более точное рассмотрение влияния отдельных факторов на уровень киберпреступности и формирование преступного умысла (например, свободно распространяемых инструкций о создании вредоносного ПО, возможности приобрести киберпреступный инструментарий на черном рынке и т.д.).

Уже сейчас можно говорить о наличии ряда виктимологических особенностей, присущих киберпреступлениям, которые касаются: 1) выбора жертвы. Киберпреступники основываются не только на возрастном критерии, но и на географическом, а также знаниях жертвы в сфере ИТ. Однако целостное представление о том, каким образом киберпреступник выбирает себе жертву, пока отсутствует; 2) особенностей состояния жертвы после совершения преступления; как показали исследования, почти 80% опрошенных не верят в то, что киберпреступники будут привлечены к ответственности, жертвы обычно испытывают состояние заученной беспомощности [7].

Перспективным является применение психологии и в таких смежных областях, как технические меры противодействия киберпреступности и информационная безопасность. В том числе при разработке систем обнаружения вторжений (Intrusion Detection System, далее — IDS), в основе работы которых лежит выявление подготовки или попыток незаконного проникновения, совершения других противоправных действий. Министерство исследований и образования ФРГ финансирует проект «Система раннего оповещения и выявления вторжений, основанная на методах комбинированного искусственного интеллекта» [5]. Среди возможностей системы можно выделить следующие: 1) наличие возможных объяснений атак; 2) интерактивная помощь в выборе и осуществлении контрмер; 3) прогноз дальнейшего хода атаки (включая проверку достоверности прогноза). Проблему оценки оповещений об атаках предлагается решить при помощи моделирования, основанного на иерархически организованных процедурных знаниях, содержащих описания действий противника. Для предсказания следующих этапов многоступенчатых атак предложено использование метода вероятностной реляционной логики на основе скрытой марковской модели. Однако очевидно, что такие системы не могут быть созданы исключительно на основе эмпирического материала, полученного в ходе атаки, в их основе должно лежать моделирование поведения злоумышленника, в том числе в случае, если ему известно о применении IDS. Сочетание уже используемых методов с психологическими было бы оптимально, поскольку психология могла бы существенно дополнить представления о возможном поведении преступника. Неприменение же психологических знаний: 1) существенно снизит релевантность результатов; 2) не позволит создать достоверно саморазвивающуюся систему с более высоким уровнем обнаружения атак; 3) будет ограничивать дальнейшее использование результатов выявления атак ввиду отсутствия системы сбора психологически значимых параметров.

На современном этапе можно выделить два основных направления применения психологии в IDS:

— применение в автоматизированной оценке информации об атаках с целью выявления психологических факторов принятия решений, что увеличит точность принятия системой решений и, возможно, позволит системе работать с меньшим количеством исходных данных об атаке;

— создание новых методик выявления атак, основанных на базовых особенностях поведения злоумышленников. В некоторых IDS выявление атак, относительно которых отсутствует информация в системе, предложено осуществлять путем сравнения информации о нормальном функционировании системы и функционировании в ходе атаки. Подобным образом можно предпринять попытку выявления поиска уязвимостей или взлома веб-ресурсов на основании аномалий в поведении посетителей веб-сайтов. Однако для эффективного применения подобных систем необходимы анализ психологии поведения пользователей и группировка пользователей в зависимости от значимых факторов, в том числе создание групп риска, действия которых будут находиться на особом контроле.

Психологические средства, вероятно, единственные, позволяющие провести подробный анализ хода атаки, в частности определить факторы, возникшие в ходе атаки и повлиявшие на механизм принятия решений, или определить влияние противодействия атакам на умысел атакующего. Информация, зафиксированная IDS, о поведении в ходе атаки может быть необходима для установления обстоятельств о субъективной стороне преступления, даст возможность версирования об изначальных целях злоумышленника и поведении после атаки (возможность рецидива, вероятность распространения информации о способе удачной атаки, выявленных уязвимостях и т.д.).

Известные данные об особенностях киберпреступлений и личности преступника дают основания говорить о необходимости особого внимания к данной категории осужденных при исполнении наказаний с целью: 1) избежания конфликтов, нарушения дисциплины и оказания давления на киберпреступников со стороны других осужденных, потому как многие киберпреступники могут иметь легкие психические расстройства или низкий уровень социальной адаптации; 2) избежания совершения преступлений; неоднократно зафиксированы случаи совершения преступлений обычными преступниками с использованием телефона и Интернета прямо с территории учреждений исполнения наказаний. Необходимо учитывать тот факт, что киберпреступники могут страдать компьютерной или интернет-зависимостью, поэтому полная изоляция от использования ИТ-техники может отрицательно сказываться на состоянии заключенного, в то же время бесконтрольное использование может привести к совершению противозаконных действий.

В мире существуют различные подходы к системе органов, которые борются с киберпреступностью, а также системе подготовки кадров. В большинстве случаев формирование этой системы продиктовано финансированием, в то время как такие важные факторы, как специфика полномочий, нагрузка на сотрудников, степень специализации сотрудников, практически во внимание не принимаются. Учитывая особую природу борьбы с киберпреступностью и высокие интеллектуальные нагрузки, необходим специальный подход, в том числе с учетом психологической точки зрения.

Таким образом, целый ряд разнообразных проблем в борьбе с киберпреступностью может быть решен при помощи психологии. На данный момент именно решение этого комплекса проблем кажется ключевым для дальнейшего анализа этих преступлений. Необходимо обратить внимание, что психологические исследования в сфере борьбы с киберпреступностью будут эффективны только в случае применения комплексного подхода и беспрерывности в исследованиях. Страны СНГ имеют не только общее киберпространство, но и необходимую фундаментальную научную базу для создания стратегии борьбы с киберпреступностью. Однако до сих пор, несмотря на декларации, полноценное сотрудничество не осуществляется. Но создание научной базы является критически важным именно сейчас по нескольким причинам: 1) с ростом экономики и проникновения ИТ страны СНГ будут привлекать все большее внимание киберпреступников, которые раньше предпочитали выбирать в качестве жертв преимущественно резидентов развитых стран; 2) опыт киберпреступников значительно выше, в то время как осведомленность населения о возможных угрозах и защите от них существенно ниже; 3) фундаментальные знания проблемы помогут решать множество прикладных задач, которые возникнут в ходе эволюции ИТ, а соответственно и киберпреступности. Отказ от целостного и всестороннего исследования проблемы киберпреступности будет не просто ударом по конкурентоспособности любого государства, но может надолго отсрочить создание собственной системы борьбы с киберугрозами, а значит, и интеграцию в общемировую систему борьбы с киберпреступностью.

Пристатейный библиографический список

1. Александров А.С. Новая теория доказательств // Доклады и сообщения на конференции «Уголовная юстиция: связь времен». URL: http://wwwiuaj.net/node/406

2. Дулов А.В. Постижение взаимосвязей наук уголовно-правового цикла — основа формирования общей теории борьбы с преступностью // Научный вестник Международного гуманитарного университета: сборник. Одесса: Феникс, 2011. Вып. № 2. 214 с. C. 149—154.

3. Леонов А.П., Черкасова Т.В. О криминологических признаках организованной киберпреступности.

4. Островский А.М. Социально-философские основания гуманизации человеко-компьютерного взаимодействия: монография. М.: Издатель Островский А.М., 2010. 583 с.

5. Edelkamp S., Elfers C., Horstmann M., Schroder M., Sohr K., Wagner T Early Warning and Intrusion Detection based on Combined AI Methods // Second Workshop on Intelligent Security (Security and Artificial Intelligence) SecArt ‘10. URL: http://www.tzi.de/~edelkamp/secart/ papers/Fides.pdf

6. Kendall Kris PRACTICAL MALWARE ANALYSIS // Black Hat DC 2007. URL: http://www. blackhat.com/presentations/bh-dc-07/Kendall_McMillan/Paper/bh-dc-07-Kendall_McMillan— WP.pdf

7. Norton Cybercrime Report: The Human Impact // URL: http://www.symantec.com/content/ en/us/home_homeoffice/media/pdf/cybercrime_report/Norton_USA-Human%20Impact-A4_ Aug4-2.pdf

8. Pennebaker J. What Our Words Can Say About Us: Towards A Broader Language Psychology Psychological Science Agenda January-February 2002.

9. Pennebaker J., Cohn M., Mehl M. Linguistic Markers of Psychological Change Surrounding September 11, 2001 // Psychological Science Volume 15. Number 10. 687—693 pp.

10. Schegloff Emanuel Reflections on talk and social structure // Talk and social structure, p. 44—70.

11. Suler John The Basic Psychological Features of Cyberspace //The Psychology of Cyberspace. URL: http://users.rider.edu/~suler/psycyber/basicfeat.html

12. Talamo Alessandra, Ligorio M. Beatrice IDENTITY IN THE CYBERSPACE: THE SOCIAL CONSTRUCTION OF IDENTITY THROUGH ON-LINE VIRTUAL INTERACTIONS // 1st Dialogical Self conference — 23—26 June 2000.

13. Zheng R., Qin Y., Huang Z., Chen H. Authorship Analysis in Cybercrime Investigation // URL: http://www.personal.psu.edu/faculty/h/u/huz2/Zan/papers/authorship.isi03.pdf