Хрестоматия по юридической психологии. Особенная часть.
КРИМИНАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Пытаясь понять причины склонности к агрессии, психологи находят разные объяснения. Одни усматривают ее истоки в плохой наследственности, другие считают, что она возникает как стремление восстановить справедливость в ответ на оскорбление или как реакция на возникшее препятствие, третьи говорят, что многие видят в ней привлекательную поведенческую модель, доказывающую наличие у человека лидерских качеств и надежность, и др. Существующие теории агрессии достаточно убедительны в отношении тех преступлений, в которых обнаруживается какой-либо корыстный мотив, есть конкретная причина их зарождения. Однако есть разновидность преступлений, которые именуют как немотивированные преступления, когда для их совершения у преступника, казалось бы, не было никаких видимых причин. Однако, несомненно, какая-то причина существует, если не внешняя, значит, некая внутренняя — собственное тяготение человека ко злу. Имеющиеся у психологов диагностические методы не обнаруживают у большинства так называемых немотивированных преступников существенных психических отклонений от нормы, и вопрос о том, каким образом возникает немотивированная агрессия, остается открытым. Зло как бесконечно малая величина меньше любого рационального числа (объяснения), но все же больше нуля. Оно изворотливо и реально присутствует, хотя рационально никак неуловимо, и потому ни одна из упомянутых психологических теорий не в состоянии локализовать его существование до такой степени, чтобы поставить ему окончательный «диагноз» и указать способы избавления.

Изучая случаи немотивированных преступлений, совершенных с особой жестокостью и цинизмом, приходишь к убеждению, что целью преступника было не просто устранение человека как препятствия, им преследовалась некая сверхзадача. Человеческий разум отказывается верить в реальность случившегося и пытается защититься, объявив преступника сумасшедшим, полагая, что нормальный человек такое совершить никак не мог Таким образом люди стараются успокоить себя. Однако, увы, слишком часто судебно-психиатрическая экспертиза вынуждена констатировать, что преступник психически здоров и во время совершения преступления находился во вменяемом состоянии.

Несмотря на разность масштабов совершаемых преступлений, между тяжкими немотивированными преступлениями и хулиганскими поступками можно рассмотреть глубинное родство, и только чудовищность первых заслоняет общее в их структуре и психологической физиономии. Уголовные кодексы разных стран к такому социальному явлению, как хулиганство, относят дерзкие и как будто бесцельные деструктивные действия, «смысл» которых в том, чтобы демонстративно заявить о презрении законопослушному обществу, то есть хулиган вроде бы психически нормален, и вместе с тем его действия поражают своей неадекватностью. Это те случаи, когда нет четкого мотива и его агрессивные действия не соответствуют внешней ситуации, но в то же время нет галлюцинаций, бреда, патологического аффекта. Подобное негативное отношение чаще всего проявляется спонтанно и незапланированно и, как правило, под влиянием алкоголя.

Склонность к оскорбительному поведению психологи часто объясняют тем, что это помогает некоторым индивидам казаться более сильными и значительными. Хулиган получает особое удовлетворение от зрелища несчастья и унижения другого, и иногда кажется, что оно сродни исполнению долга отмщения всем; он не только радуется победе над другим человеком, но и испытывает восторг от нанесенного ущерба другим вообще и унижения окружающего мира.

В отличие от социальных «законов», созданных на основе субъективных представлений людей о нормах взаимоотношений друг с другом, законы природы человек нарушить не в состоянии и потому им подчиняется. Попытавшись же их нарушить, человек неизбежно получает противодействие, которое и становится наказанием за претенциозность и самонадеянность — разобьется, обожжется, утонет... Если он вообразит себя птицей и захочет полететь, бросившись со скалы вниз, то сила тяготения немедленно начнет его приземлять, когда прикоснется к оголенным проводам — разряд электрического тока мгновенно ударит его или даже сожжет.. Однако такое быстрое наказание (немедленное подтверждение нерушимости естественных законов) происходит далеко не всегда, и осознание несоответствия совершенного действия может прийти к человеку через длительное время (в виде болезней или разочарований в своих планах). В большинстве случаев возмездие следует за человеком невидимо, опосредованно, отсрочено по времени, но последствия нарушения закона рано или поздно настигают. Чтобы избежать подобных несогласованностей и расхождений с действительностью, человек должен был бы иметь ясное представление об отдаленных эффектах своих действий, о том, как они проявятся в будущем, но никто не в состоянии учесть то, что находится за пределами осознаваемого, даже когда пытается тщательно планировать свои действия. Какой бы аспект или сферу существования человека мы бы ни взяли, всюду обнаруживаем, что ни один шаг в избранном им самим направлении не гарантирует долгосрочного успеха и благополучия. Лишь в отдельных случаях (в рамках рационализированных сфер деятельности) опыт и научные исследования могут дать более или менее определенные прогнозы о полезных, нейтральных или отрицательных послеэффектах тех или иных действий.

Человек в своих решениях обычно исходит из сиюминутного видения ситуации и лишь изредка вспоминает наставления и предыдущий опыт, общий характер любых законов не является для него убедительным, чтобы уверенно экстраполировать их в будущее. Однако человек часто убеждается, что его действия через совсем непродолжительное время приводят к результатам, которые вовсе не предвидел, и потому во многих случаях действует наугад, рассчитывая на удачу, опираясь на непосредственное восприятие ситуации и оценку лишь ближних изменений. Кажущаяся отсрочка возмездия за нарушение ограничения или запрета действует во всех сторонах жизни человека. Он может сразу не почувствовать вреда, который сам себе нанес и только со временем начинает испытывать разрушающие последствия совершенного им в прошлом. В частности, по этой причине человеку предписывается соблюдать все Божьи заповеди, которые определяют, что полезно для человека, а что вредно. Сам же он не в состоянии предвидеть их возможные последствия и установить их действительный источник. О человеке вообще можно сказать, что он «тактичен», но почти никогда — «стратегичен» и потому имеет лишь мнимость правильности и предусмотрительности поведения. Только если бы люди обладали абсолютным знанием о закономерностях, действующих в мире, и неуклонно следовали им, только тогда могли бы избежать ошибок. Тем не менее люди так или иначе пытаются систематизировать имеющиеся знания о мире, на их основе формулируют принципы поведения и, следуя выработанным правилам, стремятся упорядочить свои отношения друг с другом, выстраивать хоть в какой-то степени законоподобные связи, и потому отклонения от заданных правил расцениваются как покушение на установленный миропорядок.

Законы, установленные человеком, в частности, юридические нормы, можно оспорить, изменить, нарушить, исказить... Поскольку за нарушение социальных законов преступник автоматически не получает от внешнего природного мира наказания, то это является для него доказательством, что природой его действия не «воспринимаются» как нарушение, а значит, не являются преступными. Общество само устанавливает свою норму возмездия за преступления, имитируя принцип ответного действия (кары, возмещения) как нарушение природных законов. Преследование и наказание преступника становится возможным только после того, как преступление обнаружено, имеются следы его совершения и когда он сам схвачен. Однако в течение всего периода подготовки, совершения преступления вплоть до задержания преступника он обычно не имеет препятствий для исполнения своих намерений, и часто для него в реальной жизни так и не наступает возмездия. Неочевидность неизбежности наказания за нарушение социальных норм порождает у преступника уверенность, что ему за это ничего не будет. Между нарушением некоего предписания или заповеди и последующими за этим вредными последствиями всегда имеется некий промежуток времени, «отсрочка» наказания за преступление, которое будто бы может и не наступить совсем.

Для психолога значительный интерес представляет выявление причин, почему у человека не срабатывают противовесы появившемуся желанию совершить преступление, почему у него не только возникает побуждение к противозаконному действию, но и формируется позитивное самовосприятие, несмотря на то что, как правило, он отдает себе отчет в том, что его действия преступны.

В криминальной психологии преступника характеризуют как человека, которому «то, чего хочется, всегда кажется необходимым». Если у индивида нет социальных и нравственных норм, которые могли бы повлиять на его поведение, то управляющим фактором часто становятся внешние воздействия, поощряющие его к действию либо препятствующие. Можно утверждать, что в большинстве случаев преступник руководствуется принципом: слабость подобна пустоте, которая заполняется силой, который и формирует соответствующий алгоритм действий его преступно-поисковой установки в коридоре имеющихся возможностей. В любой конкретной ситуации преступления, если сопротивление жертвы отсутствует или не является для него угрожающим, это воспринимается им как пустота, которая может и должна быть заполнена его силой — насилием.

Преступление уже перестает восприниматься им как нечто недопустимое, а лишь как некое специфическое усилие, требующееся для достижения его цели.

Даже при тщательно спланированном преступлении преступник действует как бы наощупь и постоянно следит за малейшими изменениями среды, реакциями жертвы и ее окружения. Если не возникает опасных для него последствий — он продвигается дальше. Ничто не дает ему знать, не подсказывает, что он совершает нечто плохое и недопустимое — вокруг него ничего практически не меняется. Всякая отсрочка наказания воспринимается как дозволение, поощрение и поддержка. Не получая отпора в совершении преступных действий, насильник укрепляется в мысли, что направление его действий верное. Разрешив себе совершить преступление (приняв для себя его допустимым), он каждое последующее действие мысленно соотносит с этой установкой и либо затормаживает, либо продолжает его реализацию [6, с. 84, 68].

Возможно ли найти человека, который согласится, что он сознательно отстаивает неправые (неправильные) идеи и цели? Таких, видимо, просто не существует. Даже если человек последовательно проводит в жизнь программы, от которых людям тошно, он тем не менее считает, что так правильно, так надо, люди это заслужили. Лжет ли человек, предает ли близких, убивает ли заложников, подавляет ли бездарный талантливого, использует ли одна группировка против другой бесчестные приемы и т. д. — всему человек находит оправдание и считает, что то, что он делает, справедливо. То, что человек считает, что всегда поступает «хорошо», связано с тем, что его поведение в принципе имеет множество вариантов, обдумывая и взвешивая которые он выбирает какой-то один. Окончательный выбор он производит, опираясь на наиболее ему желаемое («правильное»), а это дает ощущение свободы выбора.

В психологической литературе хулиган характеризуется как человек нравственно неразвитый, и потому он ведет себя вне связи с общепринятыми нормами, полагая, что законы, правила и мораль — не для него. Он не задумывается о последствиях своих действий, а часто действует под влиянием момента, опираясь на сиюминутно желаемое, наслаждается своей безнаказанностью, что дает ощущение свободы и полноты жизни. Объяснения причин хулиганства обычно сводятся к перечислению личностных особенностей человека, обусловленных возможной неудовлетворенностью первичных потребностей в любви, защите, неблагополучным детством, в результате чего происходит эмоциональное отторжение от окружающих, и в будущем это может вызвать агрессию, садизм как реакцию отмщения за нанесенные обиды. Склонность к хулиганским поступкам может сформировать повышенная конфликтность человека (как следствие его низкой адаптивности), тревожность, заниженная самооценка, желание изменить устоявшееся представление о себе, искаженные ценностные ориентации, отличающиеся от общепринятых этических норм, и др. Непонятным остается, почему у них возникает потребность провоцировать у окружающих возмущение, только желание заявить о себе, причем именно с целью вызвать у окружающих негативную, шоковую реакцию, и чем и ярче эта реакция будет, тем лучше хулиган себя чувствует. Его основная задача — ошеломить окружающих наглой и грубой выходкой, вселить чувство страха и тем самым подчинить их своей воле. Это дает ощущение собственной значимости, что в совокупности с чувством вседозволенности для некоторых людей становится особенно привлекательным.

Внешне хулиган — это обычный человек, который периодически испытывает как будто неразумную потребность противостоять всем и всему. В эти периоды все чувства хулигана так или иначе фокусируются в направлении тотального негативизма и враждебного отношения к миру, и кажется, что он хочет нанести вред миру в целом. Как правило, этому предшествует общее недовольство жизнью, что приводит к тому, что в нем нарастает чувство что-то предпринять, «стукнуть» по устойчивости и такой упорядоченности мира, растормошить его и «вывести из себя», и только внешняя среда и воспитание блокируют реализацию решительного действия. Однако рано или поздно блокада накопившегося напряжения оказывается недостаточной, и тогда случайный раздражающий фактор приобретает свойство пускового механизма и эмоциональная разрядка в виде агрессии становится неизбежной. Такое экспрессивное поведение является выражением и частью его внутреннего состояния, и потому внешние проявления не имеют определенной цели и ни на что специально не направлены. В большинстве случаев только страх наказания заставляет хулигана подавлять свое стремление, вынуждая жить двойной жизнью — на виду соблюдать нормы поведения и быть «правильным», но когда социальный контроль ослабевает, он начинает делать все, что вздумается.

Хулиганские побуждения обычно возникают по незначительному внешнему поводу, когда ситуация, в том числе будущий потерпевший, не дает повода для агрессии, их жертвами часто становятся совершенно случайные объекты. Если рядом с ним не окажется того, кто хоть чем-то его заденет и даст повод к агрессии, хулиган все равно найдет причину, чтобы выразить свое презрение к окружающим, в особенности к законопослушным гражданам, и, чем более те «правильны», тем большую ярость они у него вызывают. Бросая дерзкий вызов окружающим, он сам инициирует скандал, а ответное возмущение и попытки одергивания становятся для него уже конкретной причиной дальнейшей агрессии.

Хулиганство следует отнести к немотивированным преступлениям в том смысле, что подобные поступки оказываются несоразмерны породившему их поводу, не являются логическим завершением стимула, и это-то вызывает сомнения в психическом здоровье и вменяемости человека. Особенность этого вида преступлений заключается в необычности их мотивов и цели, так как с позиций житейской логики они необоснованны, неразумны и бессмысленны.

Во второй половине ХХ века была выдвинута интересная нейропсихологическая гипотеза относительно происхождения неосознаваемых негативных мотиваций, которые, казалось бы, находятся в противоречии с «законом смысла», однако у человека в условиях отсутствия идеалов периодически может возникать потребность в отрицательных эмоциях («поиск неприятностей»), что может способствовать их реализации в асоциальных поступках. Хотя выбор человека отчасти обусловлен биологическими факторами, его цели определяются внешними факторами и личностными установками [7, с. 437].

Кажущаяся «бескорыстность» и немотивированность хулиганства обусловлена тем, что в эти моменты человек творит зло из удовольствия от самого участия в исполнении им злого действия и в реализации своей протестной воли. В его действиях нет прямой и очевидной выгоды — хулиган лишь выплескивает свою агрессию, в результате которой страдают не только люди, но и животные; они нередко сопровождаются актами вандализма — разрушаются вещи, строения, произведения искусства.

Хулиган стремится заявить окружающим о своем неуважении к ним, но поскольку подтвердить свои претензии к ним ничем конкретным не может, то это его еще больше заводит, и тем более ожесточенным и безжалостным он становится в попытках «высечь» хоть какую-то искру смысла из своих выходок. Эту человеческую «странность» (гипертрофированную агрессивность) описал К. Лоренц — инстинкт, служащий у животных сохранению вида, у человека «перерастает в гротесковую и бессмысленную форму» [3, с. 247].

Странность хулиганства в том, что унижение окружающих для него подобно сверхценности. В азарте куража хулиган готов «раскурочить» весь мир, чтобы не только посмотреть, что там в конце концов за его видимостью, но и заявить всем-всему, что его душа никому и никогда неподсудна; при этом мир должен по отношению к любым его акциям быть совершенно «лоялен», поскольку претендует на свое абсолютное алиби [2].

Как утверждал Р. Лэйнг, психолог «должен обладать пластической способностью перемещать себя в другую, странную и даже чуждую перспективу мира... Только так он может достичь понимания экзистенциальной позиции пациента» [4, с. 176]. Необходимо попытаться увидеть человека не в слабости, а в силе соблазнов и оправданий, ведущих его к асоциальному и даже антисоциальному поведению. Подобная установка побуждает не ограничиваться более или менее удобными и простыми объяснениями случаев хулиганского поведения, как-то: проявлениями распущенности, невоспитанности, морально-этической неразвитости человека, и предположить, что, по крайней мере, за некоторыми из них кроется гораздо более фундаментальная мотивация — значительно более серьезная, чем только желание покуражиться, покрасоваться, показать свою удаль и превосходство над другими, повысить свою самооценку и т. п. К такому допущению склоняет то, что хулиганское поведение часто похоже на отчаянное стремление доказать нечто противоположное своему окружению в целом. В то же время если в их поле зрения попадается что-то конкретное, вызывающее недовольство, то их общий негативизм к миру как будто получает объяснение и «объективное» основание, хотя истинные мотивы ими могут не осознаваться — их объяснения и оправдания могут лишь маскировать скрытую от них самих более глубинную причину. Кажется, здесь мы сталкиваемся со стремлением человека выразить накопившееся недовольство условиями своего существования в принципе. Его агрессия не является ответной реакцией на какой-либо определенный раздражитель — это разрядка сконденсировавшегося внутреннего напряжения в виде неспецифической реакции на раздражающе высокоупорядоченную жизнь в целом, что особенно ярко проявляется, если рядом с ним оказывается ее более или менее яркий представитель.

Ощущения хулигана насыщены желанием наказать кого-либо — все равно кого! Он — задира, и поэтому всякий, кто являет собой образец «правильности», законопослушности, воспринимается им как знак покорности, готовности к подчинению, и уже только за это наказания заслуживают практически все! Хулиганство, рассматриваемое в таком ключе, предстает как протест против мира, охваченного действием неизменных законов — естественных ли, социальных ли, причем не им лично установленных, и потому все, что устоялось, стало законом, традицией, каноном, хулиган стремится принизить, осквернить, развенчать и даже уничтожить — деканонизировать. На эту мысль наводит то обстоятельство, что хулиган получает особое удовольствие, когда оскорбляет представителей культуры — издевается над ними, насмехается, желая показать их ничтожность, а также мнимость ценности идеального в сравнении с грубой силой. Почему-то он вообще чувствует себя оскорбленным и униженным культурой. М. Горький вспоминал: «Мне отвратительно памятен такой факт: в Петербурге был съезд «деревенской бедноты». Из северных губерний России явилось несколько тысяч крестьян, и сотни их были помещены в Зимнем дворце Романовых. Когда съезд кончился и эти люди уехали, то оказалось, что они не только все ванны дворца, но и огромное количество ценнейших севрских, саксонских и восточных ваз загадили, употребляя их в качестве ночных горшков. Это было сделано не по силе нужды, — уборные дворца оказались в порядке, водопровод действовал. Нет, это хулиганство было выражением желания испортить, опорочить красивые вещи. За время двух революций и войны я сотни раз наблюдал это темное, мстительное стремление людей ломать, искажать, осмеивать, порочить прекрасное... я знаю, что болезненным желанием изгадить прекрасное, злостным стремлением портить вещи исключительной красоты страдают и некоторые группы интеллигенции».

Другой, часто встречающийся пример детского озорства: «Мальчик учился в седьмом классе. Он доставлял немало неприятностей своего стула, вызывая всеобщий смех. Когда остальные склоняли спины, пыхтя над самостоятельной работой, он начинал запускать самолетики. После того как в классе сделали ремонт, он отрывал проводки, царапал обои и откручивал болтики. Для этого он специально приносил из дому инструменты».

Какие же проблемы решает такое его поведение? Не случайно С. С. Хоружий пишет, что причина тяготения к виртуальному миру в том, что это дает безопасный выход подспудным наклонностям человека, избегающего зависимости от реальности [8].

Так что же хулиганов так «тянет» к прекрасному, откуда у них возникает нечто подобное аллергии к произведениям искусства? В своих признаниях они сообщают, что всегда с опаской и настороженностью относились к упорядоченной роскоши музеев — там им нечего было делать [5]. С детства им больше нравилось лазать по заброшенным подвалам, развалинам — манила неизвестность, возможность пережить рискованные состояния, испытать страх и преодолеть его, привлекали картины катастроф, природных бедствий — в стихии разрушений виделось могущество «живой» силы.

Можно высказать предположение, что именно потому, что красота есть выражение мировой гармонии, она вызывает у них враждебность, доходящую до актов вандализма и желания обезобразить образцы художественного.

Очевидно, что хулиганство — это проявление лишь малой, эксцессной части ненормативного поведения человека, в котором проявляется общая неукротимая и сверхнормативная активность его духа и которая все-таки находит себе место для самовыражения в социально приемлемых формах здесь, на земле.

Ненормативность проникает, присутствует в любой сфере деятельности человека, который во всем, с большей или меньшей остротой, чувствует свое несоответствие реальному окружению — именно это побуждает человека искать альтернативные пути самоактуализации во взаимодействии или противостоянии объектному миру. Уверенность человека в субъективной равноценности своему окружению порождает у него веру, что его силы соизмеримо соответствуют силам природы как для сотрудничества, так и для соперничества. Как выразился психолог В. П. Зинченко, «свобода нашего сознания приближается к абсолютной. Она преодолевает даже такие фундаментальные определения бытия, как пространство и время» [1, с. 73].

В связи с изложенным хочется высказать предположение: не исключено, что потенциально наиболее «творческими» в плане будущих открытий в психологии, возможно, окажутся те сферы и аспекты жизнедеятельности человека, которые так или иначе касаются проблем нормы и патологии человеческой психики и поведения, понимания природы творчества и одаренности, задач создания благоприятных условий для формирования творческой личности, «социализации» человека, его отношения установленным в обществе нормам, развития навыков к совместной деятельности, понимания причин и мотивов девиаций и преступности и др. К таковым прежде всего следует отнести детскую психологию и психологию творчества, патопсихологию и юридическую психологию, общей темой в которых является вольное или невольное отклонение человека от соблюдения социальных норм, их незнание, игнорирование или неспособность выполнять — их объединяет интерес к человеку, поведение которого по тем или иным причинам не согласуется с общепринятой нормативной деятельностью. В то же время нельзя не напомнить, что созидательное творчество предполагает предельную сосредоточенность, последовательность и неотступность в процессе создания новых форм, и кажется, что хулиган в отличие от свободолюбивого творческого сознания просто нетерпелив, а возможно, даже духовно ленив. Он, по-видимому, не подозревает, что разрушительная активность отнюдь не равносильна созиданию, и потому, оказавшись в ситуации, когда будто бы обрел условия для свободного самовыражения — где нет ничего, хулиган оказывается совершенно беспомощным и не способным создать не то, чтобы существенно новое, но даже то, что разрушил, преобразовать в нечто конструктивное (разве что уличное граффити самого примитивного свойства и т. п.). Созиданию ему нечего противопоставить, кроме содержательно пустого действия — хаоса. В его действиях проявляются лишь первичные, сырые импульсы творческой активности, и похоже, что он способен лишь на эффектные невротические разрядки вместо упорного противостояния жестким конфигурациям бытия. Взамен этого у них лишь бессознательные душевные рефлексы, без попыток глубокого осмысления положения и задач человека в мире.

Даже если высказанные соображения о психологии хулиганства имеют определенные основания, это, разумеется, нисколько не оправдывает унизительного отношения к другим Я, поскольку своими действиями хулиган делает людей подобием вещей — относится к ним как к бездушным существам, которым любой человек по определению не является.

Список литературы

1. Зинченко В. П. Посох Осипа Мандельштама и Трубка Мамардашвили. К началам органической психологии. М. : Новая школа, 1997.

2. Леонидов-Филиппов А. Гордящиеся позором. URL : http://economicsandwe.com/ doc/1027/.

3. Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). М. : Прогресс ;. Универс, 1994.

4. Лэйнг Р. Разделенное Я. (Экзистенциальное исследование душевного здоровья и сумасшествия) // Логос. 1992. № 3.

5. Раппапорт А. Архитектуру можеі спасти только бог // «Rigas laiks» русское изд. Веста ; Рига, 2012.

6. Тюрин П. Психология между буквой и духом закона (теория и практика юридической психологии). Рига : БМА, 2012.

7. Файвишевский В. А. О существовании неосознаваемых негативных мотиваций и их проявлений в поведении человека // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. 3. Тбилиси : Мецниереба, 1978.

8. Хоружий С. С. Человек: сущее, трояко размыкающее себя. URL : http://antropolog.ru/doc/ persons/Horujy/Horujy2.

9. Юрман Н. А. Скрябин. Опыт патографии. URL : http://pathographia.narod.ru/klinic3/ page3.htm. М. : Худ. лит., 1990.