ГЛАВА 1. КОНСТАТАЦИЯ УБИЙСТВА

4. УБИЙСТВО С ПОЗИЦИЙ ЗАКОНА

Прежде всего нам предстоит выяснить, что такое убийство в соответствии с установлениями закона, поскольку, несмотря на кажущуюся простоту, не все признаки этого преступления очевидны. Это тем более важно сделать, что уголовный закон дает лишь общее определение данного преступления и перечисляет его отягчающие обстоятельства. Речь, разумеется, идет о юридическом понимании убийства, а не о житейском, хотя в разговорной речи "убийство" в самых разных и порой неожиданных сочетаниях и смыслах, от юмористического до подлинно трагического, можно встретить на каждом шагу. Я думаю, что это чрезвычайно интересное явление, в котором можно усмотреть бессознательное стремление преодолеть страх смерти и убийства в частности; оно нуждается в специальном изучении. Давно известно, что наша так называемая простая жизнь сложнее самых сложных загадок.

Итак — убийство. Это противоправное умышленное или неосторожное лишение жизни другого человека независимо от его возраста и состояния здоровья. Нас интересует только умышленное. Проанализируем его признаки.

Признано, что убийством является лишение жизни как здорового человека, так и безнадежно больного. На этом стоит цивилизованный мир, но это не единственная точка зрения. Немецкие фашисты не считали преступлением убийство безнадежно больных, в том числе психически, а поэтому ими были убиты десятки тысяч таких людей; они избавлялись от тех, кто им был не нужен и расценивался как ненужное для государства и нации бремя. Но это не эвтаназия, когда другой человек, в частности врач, причиняет смерть, чтобы избавить от ненужных тяжких страданий неизлечимо больного, что может быть совершено и по просьбе последнего. Полагаю, что и во втором случае (в первом никаких сомнений нет) имеет место убийство, поскольку ни один человек не вправе решать, прекращать жизнь больного или нет. Если же это делает врач, то он превращается в свою противоположность, поскольку обязан принимать все меры к продлению жизни, а не к ее пресечению. Если допустить позволительность лишения жизни (со стороны кого бы то ни было и из самых гуманных соображений) в случае тяжкого заболевания, то практически далеко не всегда возможно установить грань, за которой человек однозначно обречен болезнью на смерть. К тому же эту грань преступник может сделать очень подвижной, сдвигая ее в нужную для него сторону, не говоря уже о вполне вероятных ошибках в диагнозе или в методах лечения.

Убийством является и лишение жизни только что родившегося ребенка, причем необязательно, чтобы были нормальные роды. Преступление будет налицо и в случае искусственно прерванной беременности, если ребенок появился на свет жизнеспособным, о чем должен был знать человек, производивший аборт. Нужно рассматривать как детоубийство не только убийство новорожденного после отделения плода от утробы матери и начала самостоятельной жизни ребенка, но и лишение жизни во время родов, когда рождающийся ребенок еще не начал самостоятельной внеутробной жизни (например, нанесение смертельной раны в голову рождающемуся ребенку до того момента, когда он начнет дышать).

Для наступления уголовной ответственности за убийство безразличен внешний вид жертвы, но так было не всегда: в более отдаленные эпохи убийство урода не всегда наказывалось. В прошлом в некоторых христианских странах ненаказуемость убийств уродов основывалась на представлении о том, что урод есть результат сношения женщины с дьяволом. Рождение уродов как нечто сверхъестественное заносилось летописцами в число примет, предвещающих какое-либо бедствие или несчастье для всей страны, в число провозвестников гнева и кары Божьей, посылаемой народу за его грехи. Естественно, что при этом не могло быть и речи о признании за такими существами общих для всех прав и уничтожение их не могло быть поставлено в число караемых законом убийств. И позже остатки таких представлений выразились в том, что убийство урода рассматривалось как менее опасное, причем в законах обращалось внимание на невежество и суеверие виновного. Убийство урода как особый вид преступления выделялось в начале нынешнего столетия в болгарском уголовном законодательстве.

В прошлые эпохи не пользовались защитой закона и некоторые другие категории людей, например, подвергшиеся лишению воды и огня в римском праве, объявленные лишенными мира в старом германском праве. Убийство раба рассматривалось лишь как причинение имущественного ущерба его господину. Охрана закона не распространялась также: на лиц, принадлежавших к некоторым народам, например к цыганам, как это предусматривалось в XVI веке во Франции и Германии; на лиц, совершивших определенные преступления, например в каноническом праве на еретиков и вообще на приговоренных к анафеме. Русское Уложение 1649 года постановляло, что тот, кто убьет изменника, догнав его в дороге, может рассчитывать на "государево жалованье". Не подлежали наказанию: человек, который убил вора, поймав его с поличным в своем доме, и тотчас сказал об этом окружающим либо убил его, догоняя, если тот оказал сопротивление; иностранцы, появившиеся на территории страны с враждебной для государства целью, например неприятельские солдаты во время войны.

Сейчас даже приговоренный к смертной казни при определенных обстоятельствах имеет право на защиту своей жизни. Так, его не может лишить жизни непалач и даже палач вне тех условий, которые требуются по закону для исполнения смертной казни. Он не может быть казнен до того, как будет рассмотрено его прошение о помиловании или не будет решен вопрос о помиловании даже без его прошения, или казнен иным способом, чем тот, который предусмотрен законодательством данной страны. Лица, умершие вследствие пыток или избиений, в том числе учиненных в государственных учреждениях, должны быть признаны жертвами убийств.

Некоторые мыслители, писатели, публицисты называли убийством саму смертную казнь, с чем, конечно, ни в коем случае нельзя согласиться. Так, П. Бердяев писал, что "в политических убийствах, совершенных отдельными героями, в дуэлях, в защите чести личность человеческая отдает и свою жизнь, отвечает за себя собою, а государство всегда безответственно по своей безличности. Убийство, из "хаоса" рожденное, невиннее, благороднее, для совести нашей выносимее, чем убийство по "закону", холодно-зверское, рассудочно-мстительное" [2]. Понятно негодование Н. Бердяева по поводу широкого применения смертной казни, но он, как это свойственно людям, определенно находился под влиянием своей эпохи, без всяких на то оснований героизируя политических убийц, по существу террористов, которых к тому же он называл невинными.

Если будет нанесен смертельный, по мнению нападающего, удар уже умершему человеку, о смерти которого преступник не знал, то здесь нужно констатировать покушение на убийство. Если потерпевший умер от страха при виде нападающего на него с ножом или топором человека, то в этом случае тоже можно говорить о покушении на убийство, но если при этом будет установлен умысел именно на лишение жизни. Если такой умысел отсутствует, действия виновного необходимо квалифицировать как неосторожное убийство. Если нападение совершено, скажем, на макет человеческой фигуры, который преступник принимал за того, кого он намеревался убить, то тоже будет покушение на убийство. Перечень подобных ситуаций можно продолжить, но читателю, очевидно, уже ясно, что решения по каждой из них совсем непростые и требуют достаточно скрупулезного и квалифицированного анализа.

Убийством следует считать любые внесудебные расправы государства с неугодными ему людьми либо в результате судебных фарсов, как, например, это имело место в нашей стране во второй половине 30-х годов, расстрелы мирных демонстраций, любые формы геноцида. К числу названных преступлений нужно отнести уничтожение мирного населения, военнопленных и заложников во время военных действий, межнациональных конфликтов и на оккупированных территориях, а также помещение заключенных в нечеловеческие условия, влекущие их гибель, например в большевистских и нацистских концлагерях. Я здесь привожу перечень основных видов кровавого насилия государства и иных структур, например мятежников, и этот перечень можно дополнить. К сожалению, в отечественной юридической литературе (в советской и подавно) о такого рода преступлениях упоминается чрезвычайно редко.

Лишение жизни может быть совершено как с помощью активных физических действий (нанесение ранений, удушение и т.д.) либо психического воздействия (внезапный сильный испуг человека, страдающего сердечным заболеванием, о чем преступнику известно), так и путем бездействия, когда преступник не выполняет возложенных на него обязанностей (например, не дает пищи тяжелобольному и обездвиженному человеку с целью лишения его жизни). Не может считаться убийством лишение жизни в пределах необходимой обороны, т.е., как на это указывает действующий уголовный закон, при защите личности и прав обороняющегося или других лиц, охраняемых законом интересов общества и государства от общественно опасного посягательства, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны. Превышением пределов необходимой обороны признаются умышленные действия, явно несоответствующие характеру и степени общественной опасности посягательства.

Не следует квалифицировать в качестве преступления и лишение жизни, совершенное в состоянии крайней необходимости, т.е. "для устранения опасности, непосредственно угрожающей личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересов общества или государства, если эта опасность не могла быть устранена иными средствами и при этом не было допущено превышения пределов крайней необходимости" (ст. 39 УК).

Итак, в двух перечисленных случаях предполагается освобождение от уголовной ответственности за лишение жизни, как, впрочем, и за другие действия, совершенные с соблюдением упомянутых условий. Эти условия достаточно ясно, казалось бы, изложены в законе, однако в реальной жизни все гораздо сложнее. Прежде всего отмечу, что при некоторых обстоятельствах, например в темноте, при остром дефиците времени и (или) сильном испуге, совсем непросто соотнести свои действия с характером и опасностью посягательства. Человек, неуверенный в своих физических силах, может легко нажать на курок, если на него наступает здоровенный, хотя и безоружный детина или если он искренне убежден, что нападающий именно таков. Ведь с помощью увесистых кулаков вполне можно убить, да и для очень многих людей "простое" избиение есть тяжелейшая травма, которой каждый вправе избежать.

Совсем нелегко выяснить, имело ли место преступление, когда субъект действовал в состоянии крайней необходимости. В сложных ситуациях и при дефиците времени бывает очень трудно решить, могла ли быть данная опасность устранена другими средствами и является ли причиненный вред менее значительным, чем предотвращенный. Один человек с легкостью найдет возможность устранить грозящую ему опасность без того, чтобы прибегать к насилию; он же быстро сообразит, что вред, который он намерен причинить, менее значителен, чем тот, который нужно предотвратить. Другому же в силу субъективной специфики сделать это очень сложно или даже невозможно. Особенно трудно дается такое лицу с недостаточным жизненным опытом или какими-то психическими изъянами, либо в состоянии стресса, когда теряется должная ориентация в происходящем, которое проносится перед ним в некоем тумане. Разумеется, в обоих предусмотренных законом случаях освобождения от уголовной ответственности очень многое зависит от субъективных оценок должностных лиц (следователя, прокурора, судьи), которые, естественно, могут ошибаться. В целом создается впечатление, что законодатель несколько игнорирует психологические особенности и психические состояния личности, ее способности, знания и т.д.

По понятным причинам очень непросто соблюсти условия крайней необходимости и необходимой обороны человеку, который находится в состоянии опьянения, тем более сильного, что относится не только к убийствам, но и к другим преступлениям. Уголовный кодекс лишь предусматривает, что лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, не освобождается от уголовной ответственности. Эти указания совсем не помогают решить названные проблемы, как, впрочем, и многие другие, связанные с опьянением преступника.

Убийство надо отличать от самоубийства, тем более, что предусмотрена уголовная ответственность за доведение до самоубийства или до покушения на самоубийство путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего. В некоторых случаях доведение до самоубийства можно рассматривать как убийство, если, жестоко обращаясь с потерпевшим или систематически унижая его, преступник желал именно довести его до самоубийства, т.е. таким путем лишить его жизни. Однако эта цель может быть достигнута не только путем жестокого обращения с жертвой или систематического унижения ее, но и путем внушения. В этом случае тоже будет налицо убийство, причем весьма изощренное, построенное на воле одного и бессилии, повышенной внушаемости другого. На практике подобные факты встречаются очень редко, и необходимо большое профессиональное мастерство следователя, чтобы вскрыть столь замаскированный способ убийства. В Уголовном кодексе РСФСР (1960 г.) говорилось о доведении до самоубийства лица, находившегося в материальной или иной зависимости от виновного. Трудно сказать, что имел в виду законодатель, говоря об "иной зависимости", но под такой зависимостью вполне можно понимать жесткую психологическую. Если названная зависимость имеется, то преступник не всегда прибегает к жестокому обращению с потерпевшим или систематическому унижению его личного достоинства. Более того, насильственные действия могут разрушить психологические цепи, приковывающие жертву к ее палачу, и тем самым помешать ему.

Констатировать убийство есть основания только в том случае, если между поступком одного человека и наступлением смерти другого существует причинная связь, т.е. лишение жизни является следствием определенного поступка. Необходимо помнить, что, поскольку убийство является насильственным, противоправным лишением жизни, вопрос о смерти относится к числу основных. Поэтому нужно в самом общем виде пояснить, что такое смерть, вопрос о которой в науке все еще остается дискуссионным.

Смерть — необратимое прекращение жизнедеятельности организма, неизбежный естественный конец существования всякого живого существа. Судебная медицина рассматривает смерть как гибель целого организма, связанную прежде всего с прекращением деятельности сердца и характеризуемую необратимыми изменениями центральной нервной системы, а затем и других тканей организма. Бесспорным признается наступление смерти с момента органических изменений в головном мозге и центральной нервной системе. До наступления этих изменений смерть человека называют клинической. Встречаются случаи, когда после наступления клинической смерти удается восстановить дыхание и сердцебиение и вернуть человека к жизни. Факт биологической смерти должны констатировать врачи по наличию совокупности признаков.

Если факт убийства устанавливается при наличии причинно-следственной зависимости между действием (бездействием) лица и наступившей смертью, то как быть в том случае, если само нанесенное потерпевшему ранение не было смертельным, но он умер из-за того, что ему никто не оказал помощи? Будет ли иметь место убийство, если врач (врачи) допустил ошибку при оказании раненому первой помощи, во время операции или последующего лечения? Оба вопроса сформулированы здесь в самом общем виде, и ответить на них можно лишь при выяснении ряда дополнительных, но исключительно важных обстоятельств.

Возьмем первый случай. Убийство будет налицо, если преступник желал смерти жертвы и заведомо знал, что помощь ему объективно не может быть оказана, или же сам в той или иной форме препятствовал этому. Если виновный действовал с умыслом убить, но нанес несмертельное телесное повреждение, однако смерть тем не менее наступила из-за отсутствия помощи, неоказанию которой он никак не способствовал, можно определить как покушение на убийство. Если при тех же обстоятельствах у виновного умысел обнаружен не на совершение убийства, а на нанесение тяжких телесных повреждений, его действия нужно квалифицировать как нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть.

Если умысел не был конкретизирован, т.е. убийца допускал наступление любого исхода, в том числе и смерти, его действия должны быть оценены по результатам. Однако и здесь не все так просто — как быть, например, тогда, когда смерть наступила, скажем, через три года, но находится в причинной связи с полученным ранением. Ведь за эти годы могли иметь место врачебные ошибки, отсутствие нужных лекарств, нарушение режима лечения самим пострадавшим и другие обстоятельства, сократившие ему жизнь. Некоторые юристы полагают, что в описанных ситуациях, даже при умысле на убийство, можно говорить лишь об умышленном тяжком телесном повреждении, поскольку смерть значительно отсрочена во времени, в рамках которого возникли и действовали иные существенные факторы, способствовавшие гибели человека. Я придерживаюсь другой точки зрения и считаю это убийством: даже если все эти обстоятельства функционировали, они тем не менее вторичны, производны от факта, носящего фундаментальный характер, — нанесения тяжкого ранения. Именно это событие, следствие умысла на убийство, повлекло за собой глобальные изменения в организме, потребовали медицинского вмешательства, особого режима жизни больного и т.д.

Второй случай. Убийство будет иметь место даже при наличии врачебной ошибки, если убийца, действуя с умыслом причинить смерть, нанес безусловно смертельное повреждение, однако смерть была отсрочена в силу, например, особенностей организма жертвы. Если преступник хотел лишить потерпевшего жизни, но смог причинить ему "только" несмертельное тяжкое телесное повреждение, а врач допустил ошибку, есть основание считать преступление покушением на убийство. Если виновный не имел подобных намерений, то, при тех же условиях, он должен нести ответственность за нанесение тяжких телесных повреждений.

Как мы видим, связь между причиной (деянием) и наступившим общественно опасным результатом обнаружить не всегда просто. Недостаточно знать внешние обстоятельства, взаимоотношения преступника и жертвы, а также способ убийства. Очень важно располагать точными данными о наличии умысла у действующего субъекта и характере нанесенного повреждения, его опасности для жизни. Всем студентам юридических вузов известен хрестоматийный пример: А. ударил кулаком в грудь Б., от чего тот упал на проезжую часть дороги и был задавлен автомашиной, выехавшей из-за угла уже после нанесения удара. А. невиновен в убийстве, но он был бы признан убийцей, если ударил бы в расчете на то, что Б. попадет под автомашину, т.е. имел бы умысел на лишение его жизни.

Как и любое другое преступление, убийство может быть совершено в одиночку или группой, чаще же совершается одним человеком. По закону соучастниками преступления наряду с исполнителями признаются организаторы, подстрекатели и пособники. "Исполнителем признается лицо, непосредственно совершившее преступление либо непосредственно участвовавшее в его совершении совместно с другими лицами (соисполнителями), а также лицо, совершившее преступление посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости и других обстоятельств, предусмотренных настоящим Кодексом.

Организатором признается лицо, организовавшее совершение преступления или руководившее его исполнением, а равно лицо, создавшее организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее ими.

Подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом.

Пособником признается лицо, содействовавшее совершению преступления советами, указаниями, предоставлением информации, средств или орудий совершения преступления либо устранением препятствий, а также лицо, заранее обещавшее скрыть преступника, средства или орудия совершения преступления, следы преступления либо предметы, добытые преступным путем, а равно лицо, заранее обещавшее приобрести или сбыть такие предметы". Так регламентирует закон.

Обычно решение вопроса об исполнителе убийства затруднений не вызывает. Важно учитывать характер действий и направленность умысла каждого субъекта, умышленно участвующего в самом процессе исполнения преступления. Если один преступник бьет палкой потерпевшего, а другой ножом и смерть наступает от ножевого ранения, это не означает, что первый лишь пособник — он соисполнитель. Исполнителями являются и лица, которые для совершения убийства используют душевнобольных или несовершеннолетних, не достигших возраста уголовной ответственности. Следует признать исполнителем и того, кто обманом заставляет другого человека, не ведающего об обмане, совершать действия, влекущие смерть. Во всех трех последних случаях душевнобольные, несовершеннолетние и обманутые выступают, образно говоря, в роли орудия подлинного убийцы-исполнителя. Их использование свидетельствует об изощренности, недюжинных интеллектуальных способностях убийцы и обычно ставит перед следствием и судом сложные психологические и процессуальные задачи. Кстати, по общему правилу, чем больше людей участвует в преступлении, тем выше вероятность его раскрытия и изобличения виновных. Но тут возникает новая трудность — определить роль каждого участника и особенно, чьи именно действия причинили смерть.

Преступное поведение организатора могут характеризовать черты, присущие всем соучастникам — исполнителям, подстрекателям, пособникам. Нередко преступники, выступающие организаторами убийства, готовящие его совершение, сами же в числе других исполняют это преступление, подстрекают других, скрывают следы преступления. Но это не освобождает от обязанности выяснить, в чем именно выражались организаторские функции. Сделать это особенно сложно в случаях, когда убийство совершается по найму (нанявший киллера — организатор) или представителями организованных преступных групп, а еще труднее, когда имеют место массовые убийства, совершаемые государством. В последнем случае важно установить организаторскую роль деятелей всех уровней власти — от верховного тирана, глав его спецслужб и охранно-карательных ведомств до непосредственных руководителей карательных (истребительных) подразделений.

По общему правилу организатор не несет ответственность за действия исполнителя в таких случаях, когда тот выходит за пределы предварительного сговора (эксцесс исполнителя). Если предварительно не оговаривается, каким способом, сколько человек будет убито, можно ли проявлять особую жестокость и другие важные обстоятельства, организатор должен быть признан виновным в фактически совершенных действиях исполнителя. Это относится и к массовым убийствам. Развязывая репрессии против населения (или военнопленных), руководитель тоталитарной власти, командующий оккупационными войсками и т.д. в своих приказах обычно не оговаривают, можно ли убивать с особой жестокостью беременных женщин, детей и т.д., что во всех цивилизованных странах расценивается в качестве обстоятельств, отягчающих ответственность за убийство. Поэтому организаторы подобного истребления людей должны нести уголовное наказание за все те действия, которые фактически совершили по их указанию исполнители, если даже отягчающие обстоятельства заранее не оговаривались.

В доказательство приведу пункт 6 статьи 6 Устава Международного военного трибунала для суда над главными немецкими военными преступниками в Нюрнберге. Эта норма гласит: "Преступления против человечности, а именно: убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до и во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам с целью осуществления и в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала... Руководители, организаторы, подстрекатели и пособники, участвовавшие в составлении или осуществлении общего плана или заговора, направленного к совершению любых из вышеупомянутых преступлений, несут ответственность за все действия, совершенные любыми лицами с целью осуществления такого плана". Следовательно, ответственность организатора за конкретные действия исполнителей может зависеть от того, совершено ли убийство одного конкретного человека или нескольких конкретных людей, либо же организатор планировал массовые убийства и руководил ими.

Не имеет значения, присутствовал ли организатор при совершении убийства, тем более, что иногда он может заблаговременно уехать в другое место. Как правило, большевистские и немецко-фашистские главари не присутствовали при расстрелах и не посещали концентрационные лагеря (лагеря уничтожения), что, естественно, ни в коем случае не освобождает их от уголовной ответственности. По имеющимся данным, Гиммлер лишь один раз наблюдал массовое убийство, что вызвало у него сильнейшее нервное потрясение. Если диктатор или руководитель спецслужбы непосредственно участвует в экзекуции или постоянно присутствует при расправах, это чаще всего свидетельствует об его садистских наклонностях.

Подстрекатели не участвуют в самом акте убийства, обычно пытаясь остаться в стороне, но если они принимают в нем участие, то становятся исполнителями. В одном лице могут сочетаться роли и подстрекателя, и пособника, и исполнителя, и организатора. Очень часто подстрекательство осуществляется путем натравливания одного человека на другого в пьяных драках и воровских "разборках" путем обещаний, уговоров, клеветы, убеждения в личной для исполнителя опасности и во вредоносности будущей жертвы. Классическим подстрекателем может считаться шекспировский Яго, кстати, эта категория преступников нередко играет на таких эмоциях, как ревность и месть.

Совсем необязательно, чтобы подстрекательство было направлено на убийство конкретного человека. Подстрекать можно к совершению убийств вообще — без указания личности потерпевшего. Так происходило, например, когда подстрекали на резню и погром турок-месхетинцев или армян в республиках бывшего СССР; "великие" организаторы убийств Гитлер и Сталин были и "великими" подстрекателями, призывая к уничтожению других народов или социальных групп.

Пособник не участвует в совершении преступления, он лишь содействует ему. Всех пособников преступлений, убийств в частности, можно разделить на три группы: те, которые помогают подготовиться к убийству своими советами и указаниями, предоставлением для этого средств и устранением препятствий, обещанием скрыть преступника или следы преступления либо предметы, добытые преступным путем; те, которые содействуют совершению самого акта убийства; те, которые скрывают его следы, выполняя, в частности, данные до этого обещания. Разумеется, пособник должен знать, что своими действиями он содействует совершению именно преступления. Чаще выявляют и привлекают к ответственности исполнителей, а не представителей других категорий соучастников. Именно с такими трудностями обычно сталкивается следствие по уголовным делам о преступлениях, совершенных гангстерскими группами, руководители которых, они же организаторы преступлений, чаще всего остаются безнаказанными.

Разные виды убийств в основном сосредоточены в разделе преступлений против личности в той главе уголовного кодекса, которая предусматривает ответственность за деяния против жизни и здоровья (здоровья личности быть не может, поскольку личность это социальная сущность человека; следует говорить о здоровье человека). В этой главе сосредоточено четыре вида убийств: убийство; убийство матерью новорожденного ребенка; убийство, совершенное в состоянии аффекта; убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны либо при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление.

Ответственность за убийство предусмотрена и в других главах уголовного кодекса, например при геноциде.

Не всегда просто четко отделить один вид убийства от другого, к тому же некоторые формулировки в кодексе вызывают определенные сомнения. Например, не очень понятно, что такое предусмотренное законом убийство из хулиганских побуждений, причем подобные побуждения относятся к числу отягчающих обстоятельств. На практике все, что непонятно следствию и суду в части мотивов убийства, с легкостью зачисляется в разряд хулиганских побуждений; непонятность же порождается исключительной сложностью мотивов, их глубинным, бессознательным характером, выявлять которые способны лишь специалисты соответствующей квалификации, к сожалению, обычно не принимающие участия в уголовном процессе.

В качестве отягчающего убийство обстоятельства закон называет убийство двух или более лиц. В подавляющем большинстве случаев убийство нескольких человек именно так и должно расцениваться. Но давайте представим себе, что двое осужденных в исправительной колонии (или солдат в армии) постоянно издеваются над другим осужденным (солдатом), избивают его, и тот, доведенный до отчаяния, убивает своих мучителей. При таких условиях он должен нести ответственность не за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, а за умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения. То же самое можно утверждать и относительно убийства женщины, заведомо для виновного находившейся в состоянии беременности, что уголовное право тоже относит к числу отягчающих обстоятельств. Понятно, что и беременная женщина может вызвать сильное душевное волнение. Но нельзя не упомянуть, что закон говорит не просто о сильном душевном волнении, а о внезапно возникшем. Следовательно, если жертва изнасилования через два-три дня убьет насильника, ее действия не могут быть квалифицированы как совершенные в результате сильного душевного волнения. Дело в том, что закон исходит из отсутствия разрыва во времени между убийством и поведением потерпевшего, вызвавшего сильное душевное волнение.

В данном случае законодатель не принимает во внимание психологические особенности довольно многочисленной категории людей, а именно застревающих личностей. У таких личностей действие аффекта прекращается гораздо медленнее, а стоит лишь вернуться мыслью к случившемуся, как немедленно оживают и сопровождавшие стресс эмоции. Аффект у подобных людей держится очень долго, даже если никакие новые переживания его не активизируют, но это им и не нужно, поскольку источник активности, порой противоправный, находится в них самих. Внешние воздействия оказывают особенно сильное и длительное влияние на застревающую личность и ее поступки, если затрагивают личные, наиболее значимые интересы, ее самоприятие, ее ощущения, связанные с отношением ценимого окружения, тем более, если объективно моральный и иной ущерб действительно велик.

Из немалой группы застревающих личностей можно выделить тех, которые характеризуются патологической стойкостью и силой аффекта, отнюдь не адекватного вызвавшей его причине. Немецкий исследователь К. Леонгард в своей известной книге об акцентуированных личностях справедливо отмечает, что оскорбление личных интересов, как правило, никогда не забывается такими застревающими индивидами, поэтому их часто характеризуют как злопамятных или мстительных людей. Кроме того, их называют чувствительными, болезненно обидчивыми, легкоуязвимыми. Обиды в таких случаях в первую очередь касаются самолюбия, сферы задетой гордости, чести.

Среди застревающих личностей можно выделить две группы: тех, у которых сильное душевное волнение продолжается более или менее длительное время и объективно соответствует той причине, которая его взывала (например, при изнасиловании); тех, у которых сильное душевное волнение возникло при том, что объективно моральный ущерб ничтожен, — это и есть злопамятные, болезненно чувствительные люди. Я полагаю, что в уголовный закон следовало бы внести дополнение, согласно которому лиц, относящихся к первой группе, можно было бы наказывать в соответствии с правилами, сформулированными в связи с установлением факта внезапно возникшего сильного душевного волнения. Необходимую помощь в решении конкретных вопросов по уголовным делам должны оказать эксперты-психологи.

В числе отягчающих обстоятельств следовало бы предусмотреть убийство собственных малолетних детей или детей, находящихся на попечении убийцы. Заслуживает поддержки предложение некоторых юристов (С. В. Бородин) об установлении в законе в качестве отягчающего обстоятельства убийства отца или матери, как это предусмотрено в законодательстве Югославии, Франции, Румынии и некоторых других стран. В дореволюционной России убийство родителей было включено в ряд отягчающих обстоятельств в 1649 г. Закон от 1832 г. наказывал за убийство отца или матери пожизненным заключением без права, выражаясь современным языком, на помилование и иное досрочное освобождение.

Важно отличать умышленное убийство от причинения смерти по неосторожности и вообще любое убийство от причинения смерти вследствие нарушения правил движения и эксплуатации транспорта или, например, нарушения правил безопасности при строительстве. Но сделать это иногда непросто, а в ряде случаев — исключительно сложно, особенно тогда, когда сам преступник не осознает действительных мотивов своего поведения, умысла на причинение смерти, а выявить их, доказать в уголовном процессе очень трудно. Г., управляя грузовым автомобилем в состоянии сильного опьянения, задавил на сельской улице насмерть женщину. Казалось бы, здесь все ясно и действия виновного нужно квалифицировать по той статье уголовного кодекса, которая предусматривает наказание за нарушение правил безопасности движения, повлекшее по неосторожности за собой смерть потерпевшего. Но... есть ряд существеннейших обстоятельств, указывающих, по моему мнению, на возможность совершенно иного взгляда на происшедшее. Дело в том, что Г. уже дважды был судим за то, что в нетрезвом состоянии сбивал автомашиной пешеходов, причем один раз тоже со смертельным исходом; освободился из мест лишения свободы за месяц до происшествия. Последнее преступление он, лишенный права управлять транспортными средствами, совершил, сев за руль чужого автомобиля. Его родные, в том числе жена и мать, умоляли его не садиться в автомашину, но он, используя свое физическое превосходство, сделал по-своему. Я полагаю, что Г. — убийца, он был движим стремлением к убийству, и это стремление столь же присуще человеку, как и желание породить новую жизнь. То, что Г. не наметил конкретной жертвы и ею стала случайная прохожая, ничего не меняет. Люди иногда гибнут, не являясь объектом ненависти или мести, гибнут "просто так", когда убийца стреляет по толпе или уничтожает заложников. Автомашина для них то же самое, что винтовка или топор, — орудие убийства.

Насильственное и умышленное противоправное лишение жизни имеет место не только в рамках тех видов убийств, которые названы выше. Убийства могут происходить при совершении диверсионных и террористических актов, во время массовых беспорядков и т.д. Я думаю, что все их роднит общий характер и причины, общий социальный питающий фон, общие мотивы и механизмы. В этом едином качестве они должны представать как постоянный объект научного исследования, результаты которого чрезвычайно важны для жизни.

Здесь я не претендую на обстоятельный и углубленный анализ юридических проблем убийства, потому что это просто невозможно сделать в рамках небольшого раздела. Поэтому я поневоле остановился на наиболее важных правовых признаках этих преступлений, важных и для их последующего анализа. Но и затронутые мною вопросы показывают, насколько сложны и неоднозначны соответствующие проблемы, какие противоречивые, порой взаимоисключающие суждения они порождают, насколько актуально для уголовно-правовой науки использовать достижения других наук. Юридические дискуссии об убийстве идут не одно столетие и никогда не прекратятся, в чем можно видеть постоянные попытки раскрытия его вечных тайн.

---