Классики юридической психологии
КРИМИНАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯМ., 1933.
I. ПРЕСТУПНИК В ПЕРИОДЕ РАЗВИТИЯ
Д. Среда.
По вопросу о том, что в большей мере образует преступника — предрасположение или среда, было много споров. Исследования Gruhle (148) показали, что у 18% Flehinger’ских, принудительно призреваемых, вина за их прежнюю беспризорность ложится на среду. Другие авторы придают среде гораздо большее значение (357). Jacobsohn (236), будучи консультантом берлинского суда для несовершеннолетних, установил, что только 2% несовершеннолетних, виновных в уголовных деяниях, происходили из достаточных семей. Furstenheim (109) относит возникновение преступных деяний, главным образом, за счет социальных причин. Оценка этого вопроса зависит также от субъективного понимания. Конечно, у людей, морально павших под влиянием алкоголизма или прогрессивного паралича, среда оказала влияние BV большинстве случаев, хотя сами преступления должны быть приписаны непосредственно действию яда. Bonger (50) идет еще дальше; он стоит на той точке зрения, что предрасположение также в большею или меньшей степени зависит от социальных условий, так как в основании его лежат плохие гигиенические условия и плохое питание. Это понял Morel (350) уже в 1857 г. и это было подчеркнуто также на V международном конгрессе криминальной антропологии (356). Английская комиссия для изучения вырождения полагает, что вырождение реже бывает унаследовано, чем приобретено в течение жизни (58 в), что, по-видимому, доказывает и массовый эксперимент крупного английского промышленника W. H. Lever’a.
Среда зависит от господствующей культуры. Есть люди, которые не могут приспособиться к культуре своего времени и, вместе с тем, к среде, в которой они живут, люди, имеющие не такую же установку, как большинство людей. Kauffmann (253) говорит, что мошенники образуют свой особый мир, имеют собственные воззрения и законы. Kleemann (261) думает, что эти мелкие преступники не усматривают ничего несправедливого в своих поступках и стремлениях, так как они не признают государства и его нравственных норм. Однако, некоторые поступки, за которые законодатель грозит наказанием, по мнению целых слоев населения, несправедливо включены в число уголовно — наказуемых. В первую очередь, таковыми являются некоторые преступления против нравственности. Сообразно своим свойствам, народы издавали в разные времена и в разных местах законы для обуздания половой распущенности; естественно, они и получились весьма различными (95). Так, понятие и представление о кровосмешении сравнительно недавнего происхождения (318). Вследствие этого, народ об этом преступлении судит не так сурово, как законодатель, и часто бывает, что представление о наказуемости такого деяния совершенно отсутствует. Особенно гомосексуалисты стоят на той точке зрения, что половые сношения между представителями того же пола отнюдь не являются постыдными, и потому не должны быть наказуемы (240, 196а). Такое воззрение существует уже давно в романских странах и, по-видимому, прокладывает себе постепенно дорогу в германских странах. Kurella (284) считает наказуемость гомосексуальности остатком римской политики в отношении брака и роста населения в связи с распространившимися тогда с востока аскетическими взглядами.
Запрещение аборта рассматривается во многих кругах населения, как несправедливое вмешательство в права беременной женщины, особенно тогда, когда женщина забеременела против своего желания (360).
Вместе с новой властью прокладывают себе, по-видимому, дорогу и новые понятия о праве. Oborniker справедливо говорит (370), что преступление является продуктом личных свойств преступника, с одной стороны, и общественных отношений, окружающих преступника во время его поступка — с другой. Прекрасным примером тому служит история дуэлей (237). Общество устанавливает, что именно является преступлением; по выражению Hogel’а (245), общество — творец нравственной воли.
Наша культура принесла с собой нарастающее обострение классовых противоречий. Поступки и стремления большинства направляются жаждой денег; бедность и богатство стоят резко друг против друга, и из этого противоречия, а также и других экономических отношений создается бесконечное множество преступников (370). Не является необходимым, чтобы было на лицо определенное состояние нужды; желание обладать большим, иметь возможность тратить столько, сколько другие, уже является сильным побудителем к преступлению. Но главным рычагом является все же нужда (52), достигающая в больших городах невероятного развития (145). Для удовлетворения своих нужд, в большинстве случаев покушаются лишь на собственность другого; однако, к ©тому могут примешаться и другие преступления, чаще всего против личности; на последней ступени — бандитизм; заслуживает, однако, внимания, что при ярко выраженной нужде лишь очень редко решаются на убийство (72). Не только прямая жажда наживы, но и страх перед новым материальным бременем может вовлечь в преступление; здесь следует упомянуть о детоубийстве, при котором, конечно, нужда (118), или по выражению Hogel’a, трудность выходить и воспитать ребенка, является сильным привходящим мотивом, что, правда, Aschaffenburg находит нужным оспаривать на основании статистических данных (14). Нужда может также состоять в том, что человек подвергается вымогательствам, как описанный Godeluppi гомосексуалист (63), и не находит другого выхода, как доставать деньги для вымогателя нечестным путем. Bonger утверждает даже (50), что и при преступлениях против нравственности материальное положение играет большую роль; так, например, для уродливых и старых мужчин, которым безвозмездно не отдается ни одна женщина, если у них есть деньги — открыт публичный дом; если они бедны, то они, при некоторых обстоятельствах, доходят до изнасилования и распутства с детьми (57).
Monkemoller, при своем обследовании населения исправительных заведений Ганновера, не мог установить для женщин никакой зависимости от материальной конъюнктуры, в противоположность мужчинам (344). Этот факт находит свое подтверждение в исследованиях G. Grabe (131), Chr. Miffler’a (353) и Sichel’a (441) над проститутками, где также лишь в отдельны! случаях нужда могла быть признана главным мотивом (364).
Как состояние нужды, можно обозначить и те случаи, где родители, занятые материальными делами, не имеют возможности заботиться о детях. Несомненно, пренебрежение со стороны родителей, недостаточное воспитание играют большую роль в жизни молодого преступника. К этому присоединяется дурной пример. Не приходится думать, что родители сознательно хотят воспитать своих детей дурными людьми, или, что им безразлично, что получится из их детей. В большинстве случаев дурной пример дается без намерения. Живя в одной комнате с родителями, дети слышат многое, что для них вредно; они видят половые сношения; спят часто в общей постели с одним из родителей или с братом, с сестрой (324). Чувство стыда у беднейших слоев населения не так выражено (500), чтобы от него можно было ожидать особого влияния на ребенка. Sergi справедливо говорит, что душа впечатлительнее цветов магнолии, которые теряют свой белый цвет на месте прикосновения; ничего нет опаснее для нее, чем постоянное чувственное раздражение (439). Печальную картину, которая не является редкостью для большого города, рисует Pollak (382) из жизни 13-ти мальчиков и девочек в возрасте от 11 до 16 лет, объединившихся в преступную банду. У большинства семейное положение было безотрадно; матери ходили целый день на работу; некоторые имели сожителей; одна мать побуждала даже собственную дочь к проституции. Относительно того, что детям приходится видеть в общих спальных помещениях, Horsch недавно опубликовал ужасный пример (216). Находившийся на экспертизе в Гиссене М. имел отца пьяницу, который неделями бродяжничал и не заботился о своей семье. Его мать сходилась с другими мужчинами и была за это заколота отцом. М. совершил свое первое преступление 15-ти лет, а между 20 и 23 годами просидел 1% года в тюрьме за преступления против собственности.
Впрочем, не только в бедных слоях населения, но и в более обеспеченных кругах, мы наблюдаем дурной пример и пренебрежение к детям. Родители, будучи заняты делом, почетными должностями и разного рода домашними обязанностями, заявляют, что у них нет времени для воспитания детей. Так, упомянутый Z, находившийся у меня на экспертизе, который совершил многочисленные кражи, чтобы добыть себе денег на водку, не получил в молодости того воспитания, в котором он так нуждался. На отцовском столе постоянно стояли бутылки вина; отец был так занят, что воспитание сына передал другим людям, хотя он должен был знать, что его сын неполноценен в интеллектуальном и этическом отношении. Он даже не замечал, в какое плохое общество попадает его сын. Постоянное противоречие в отношениях родителей, чрезмерная строгость отца, с одной стороны, и мягкость матери, с другой стороны, часто действуют не очень благоприятно; один наблюдавшийся мною воспитанник старшего класса, отчасти из-за таких отношений родителей попал на скользкий путь, сошелся с проституткой, и, наконец, когда у него не осталось больше денег, предложил свои услуги французскому атташе, в качестве шпиона.
Особенно велика бывает заброшенность у незаконнорожденных, что объясняется недостатком родительского воспитания. К этому присоединяются другие обстоятельства, неблагоприятно влияющие на таких детей; мать часто мало любит их, отдает на воспитание чужим людям и почти не заботится о них; в школе на них косо смотрят. Этим объясняется, что среди незаконнорожденных мы находим сравнительно большую преступность. Holte (49) и Nacke (364) полагают, что физическая и умственная неполноценность, которая у незаконнорожденных наблюдается чаще, чем у законнорожденных (268), объясняется не только средой, но также и предрасположением. Объяснения причин преступности у незаконнорожденных едва ли можно ожидать от статистики, так как отсутствуют цифровые данные законно и незаконно рожденных, принудительно опекаемых (202). Громадное влияние недостатка воспитания на юношество можно было наблюдать во время войны, на что указывает Bowensiepen (56), Hellwig (176), Franz Liszt (309), Witlig (532) и др.
Влияет ли на несовершеннолетних в дурную сторону работа для добывания средств к существованию — еще не выяснено. Homburger (205) отрицает это на основании статистических данных, между тем, как Forcher (101) подтверждает это. По вопросу о неблагоприятном действии профессии на психику человека Lindenau (300) дал несколько основных положений. Он нашел, что существуют три главных пути, по которым профессиональная деятельность ведет к преступлению: 1) профессия создает объективно благоприятные условия для преступления; 2) лицо использует навыки, знания, приобретение на работе социально-опасным образом; 3) профессия оказывает вредное действие на нравственные воззрения. Разрешение вопроса о связи между профессией и преступлением представляет, однако, много трудностей. Например, надо считаться с тем, что данные о профессии могут иметь чисто формальный характер (344) или что определенное предрасположение, ведущее к преступлению, могло также повлиять на выбор профессии, на что в особенности указывает Hurwicz (228) и Siekel (454. Последний считает выбор профессии отчасти сублимированием эротических и преступных инстинктов. Hurwicz нашел, что, например, итальянские мясники склонны к грубым, насильственным преступлениям, и полагает, что как насильственные поступки, так и выбор профессии вытекает из предрасположения. У поденных рабочих сказывается сильное влияние отсутствия постоянного заработка и профессии. Однако, работа в качестве поденщика избирается чаще всего вследствие прирожденной или приобретенной пониженной трудоспособности. При тех профессиях, где работники находятся в благоприятном материальном положении, как чиновники, занимающие сравнительно высокие должности, — преступления очень редки. Справедливость слов Hurwicz’a, что при этом материальное положение, а не занятие, играет главную роль, подтверждается также тем, что со времени вздорожания средств к жизни, чиновники уже не так редко покушаются на государственное имущество; так, я наблюдал одного городского чиновника, который из нужды совершал подлог’ ему невозможно было на его скудное жалованье прожить со своей большой семьей, тем более, что жена его и дочь были больны. Hurwicz считает, что при рассмотрении приведенных фактов надо говорить не о профессиональной преступности. Высказывая пожелания о возможно всеобъемлющем обследовании положения определенных социальных групп, он сам начал с изучения преступности женской прислуги, при чем пришел к заключению, что условия ее работы представляют благоприятную почву для развития преступности; в обратном смысле высказываются de Rukere (412) и Fehlinger (85), изображающие условия, существующие в Северной Америке; Michaelis (341) же разделяет точку зрения Hurwicz’a. Разработка Hurwicz’oM вопроса о преступности среди женской прислуги могла бы послужить образцом для других групп.
Особого упоминания заслуживают бродяги, которые странствуют из отвращения к работе, и проститутки. В то время, как Chr. Muller (353) и Seige (435) противопоставляют их друг другу, Grabe (131) полагает, что нет никаких оснований для установления связи между этими двумя группами. Во всяком случае, и те, другие склонны к совершению преступления. Однако, образ жизни их является лишь вторичным фактором, первичным же является предрасположение и окружающая среда в юности (276), превращающие индивидуума в бродягу пли проститутку; к этому присоединяется новая среда, способствующая развитию, преступности. У бродяг, как установил Wilmanns (496), аффективные преступления особенно многочисленны. Они совершаются большей частью под влиянием алкоголя. Между бродяжничеством и профессиональной преступностью, по его мнению, почти не имеется прямой связи (497). Wulffen указывает, однако, на то, что и тяжелые преступники часто бродяжничают, и как раз на большой дороге совершают свои преступления (502). Проституция (373) является, по Ломброзо, эквивалентом преступности; эта точка зрения разделяется также Cramer'ом, но не разделяется Nacke (364) и другими. Grabe полагает, что преступность и проституция не являются ни противоположениями, ни эквивалентами, но часто сочетаются. Мнения, относительно степени развития преступности у проституток очень расходятся; точка зрения Grabe, что при наказании проституток идет речь не только о проступках нравственно-полицейского характера, но очень часто о преступлениях против собственности, разделяется также Bonlioffer {51) и Sigele (441), в противоположность Baumgarten’y (30) и Hubner’y (221). Hermann (189) считает склонность к преступлению у тайных проституток более сильной, чем у явных насколько легко и эти последние вовлекаются в преступления, показывает нам, например, процесс Riehl, который дает нам картину ужасного положения женщин в одном из венских публичных’ домов, и влияние его хозяйки на проституток (516).
Известно, что мужская проституция стоит в теснейшей связи с вымогательством. Hirschfeld (95) считает вымогателей большей частью случайно проституирующими, для них проституция является лишь ширмой.
Большое влияние на развитие преступности оказывают войны. Sommer (451) называет их массовым экспериментом для выявления аффектов и активирования душевных свойств. Starke в статье 1884 года (453) говорил почти исключительно об облагораживающей силе войны, и Travers (473) в начале мировой войны думал еще об ее благоприятном действии на преступность, о моральном улучшении германского народа благодаря войне. Он глубоко ошибался. Одушевление в августе 1914 года могло, правда, оказать кратковременное благоприятное влияние на психику народа. Но оно не имело ничего общего с военным делом. Auer (23) указал на частые жестокие преступления, произведенные как раз возвращавшимися с фронта солдатами; Hopler (207) напоминает о падении нравов — особенно у войск, выступающих в поход. Не только на солдат, но и на остающихся дома война влияет неблагоприятно. Kleemann наблюдал (265), что грубый эгоизм, слабое чувство общественности обнаружились особенно ярко как раз вовремя воины. Причины этого разнообразны, и положение вещей на родине играет большую роль. На роль недостаточного воспитания мы уже указывали выше. Hepler (207) и Liszt (303) приписывают вредное влияние на молодых людей занятие ими ответственных должностей, связанных с повышенной самоуверенностью п высокими окладами жалования; Auer же придает этому мало значения (23). О вредном действии слишком большой заработной платы упоминает также Hellwig (176). Elza Liszt полагает, что, кроме беспризорности, всеобщая амнистия повысила преступность у несовершеннолетних. AVittig (532) объединяет все внешние причины, увеличивающие преступность несовершеннолетних, под понятиями: недостатки воспитания, материальная нужда, недостаток морального чувства. Благоприятные условия для совершения преступления производят свое действие не только на молодежь. Возможность легко зарабатывать большие суммы во время войны побудила многих на поступки, на которые они никогда не пошли бы в мирное время. К этому присоединяется тот факт, что неожиданное легальное обогащение, как справедливо указывает Auer (23), действовало часто губительно на общее нравственное воззрение людей малообразованных.
По словам Le Воn’а (228), масса следует не тем же психологическим законам, что индивидуум. Она импульсивна, легковерна, не способна к критике, легко увлекаема. Krauss (22) называет душу массы — которая является результатом противоречивых и сходных психических проявлений отдельных участников — изменчивой, в зависимости от характера компонентов, которые преобладают в данной массе. Подробный анализ коллективных и кумулятивных преступлении находим мы у Strasser’a (461). Коллективные преступления могут планомерно возникать вследствие процессов брожения (преступления банд) или просто вследствие передачи идей с сильным чувственным тоном,— путем психического заражения, или внушений, действующих подобно взрыву. Последние создаются на почве доверчивости и легковерия, благодаря однородной аффективности, или благодаря соответствию все преодолевающих аффектов — дикой страсти. Мораль толпы является, по словам Зайцева (512), хуже, разум слабее, воля крепче. Jelgersma (246) считает контагий не только интеллектуальным, но также эмотивным, т.-е. толпа, по его мнению, подражает аффективным жестам отдельных лиц, а затем уже испытывает соответствующие им чувства. У отдельных индивидуумов отсутствует всякое чувство личной ответственности; они даже думают, на что указывает Le Bon (280), что исполняют лишь свой долг, принимая участие в данных поступках. Krapelin (526) выдвигает психический элемент, он думает, что продолжительный гнет нужды и лишений в годы войны может вызывать массовые истерические психозы.
Банды, совершающие преступления сообща, могут также возникать на почве внушения, особенно когда молодежь группируется вокруг взрослого лица и позволяет ему руководить собой, как это описал Pollak (382). Большей частью, однако, банды состоят из привычных преступников (444), которые, правда, могут взаимно влиять друг на друга, но сходятся уже заранее с намерением совершать преступления. В современном государстве меняется внешняя сторона банды; на место физического превосходства, выдвигается хитрость (192). Более других известны организации по торговле живым товаром и страховым мошенничествам; их внутренняя связь иногда бывает так же тесна, как в бандах прошлых времен. Часто члены шайки связаны между собой клятвой, предательство карается смертью.
От этих коллективных преступлений Strasser отличает кумулятивные. Используя известнейшие процессы, он изображает взаимодействие индивидуального фактора и социальных отношений. Речь идет о взаимной индукции, действующей постепенно; каждый участник приносит новые идеи, которые действуют на партнера и вызывают в нем новые мысли; так, Sommer (447) рисует семью, три члена которой долго оказывали друг на друга неблагоприятное влияние; все они находились в Гиссенской клинике. В одном бывшем у меня на экспертизе случае жена побуждала мужа к ненужным расходам; он покрывал их путем долгов. Супруги были тяжелыми психопатами и познакомились друг с другом в психиатрической больнице. Strasser говорит, что, вследствие взаимных влияний, невозможно из психологического анализа преступления или из индивидуальной психологии получить удовлетворительное объяснение того, как возникло кумулятивное преступление.
Чаще, чем взаимную индукцию, встречаем мы одностороннюю, и в; случаях взаимной индукции обыкновенно одна из сторон бывает более сильной, индуцирующей. Индуцируемые индивидуумы, как правило, бывают с тяжелым психопатическим предрасположением, с незначительной силой воли и большой внушаемостью. Weygandt (495) различал в данном вопросе четыре группы, при чем решающее значение имеют психическая внушаемость и влияние душевнобольного на душевно-здоровых без развития выраженного психоза. Кроме этого внушения в бодрствующем состоянии, мы знаем еще гипноз, при котором гипнотизируемый находится в необычайной зависимости от гипнотизера. Эта зависимость может у особенно хороших медиумов достигать такой силы, что в гипнотическом состоянии совершаются преступления Foler (100) и Schrenk-Notzing (428) имели такие случаи, порой даже выт званные экспериментальным путем. Wagner von Jaurreg придерживается того— мнения, что на основании изысканий приходится признать возможность использования гипнотизируемых для совершения преступлений (531).
Сильное внушающее действие оказывают, особенно па молодежь, бульварная литература и фильмы. Нужно только остерегаться все объяснять их влиянием. Hellwig нашел, что чтение и посещение кинематографа не редко приводятся, как отговорка и оправдание (171). Особенно вредными считает он, как и Kleemann (263) и Nacke (364), криминальные романы и отчеты о скандальных процессах. На вопрос, что действует вреднее, Меуег (335) отвечает, что фильма больше инструктирует и действует продолжительнее, между тем, как прочитанное должно еще переработаться фантазией в картину. Munsterberg (354) указывает на тот факт, что при записи утомления на эргографе ни желание, ни увещания, а лишь живой пример может вновь побудить к энергичной деятельности, и предлагает, чтобы было исследовано экспериментально-психологически, какие именно факторы могут направить на путь преступления или затормозить преступный импульс. Разумеется, действие бульварной литературы и фильм не одинаково вредно для каждого индивидуума. Большей частью играет роль и предрасположение (364,475).
В связи с внушением следует указать на влияние религии на преступность. Несомненно, есть люди, которых религия удерживает от преступлений. С другой стороны, мы знаем также, что религиозность очень хорошо уживается с преступным образом мыслей (46). Так, монах Мацох убил мужа своей возлюбленной, священник Ямбауэр — свою возлюбленную, при чем они давали умирающим отпущение грехов (390). Одна женщина убила своего новорожденного ребенка, совершив над ним предварительно обряд крещения (77). В письмах Гретты Бэйэр мы находим часто благочестивые изречения, иногда даже применяемые к ее преступным планам. В Гиссенской клинике находился один студент, который не решался на самоубийство из боязни умереть без отпущения грехов. Он, однако, не побоялся убить своего отца, и даже верил, что совершает этим хорошее дело, так как отец часто желал себе смерти. Одновременно с отцом он также убил трех братьев, чтобы те не остались без попечения.
Влияние определенного вероисповедания на совершение преступления мало вероятно. Wassermann (484) отрицает это в отношении евреев, и серьезные критики отрицают ритуальное убийство (180, 137). Только исповеди приписывается известная роль некоторыми авторами. Иногда исповедник может своим увещанием помешать преступлению; по возможно, что отпущение грехов, которое дается в результате исповеди, может явиться моментом, повышающим преступность (169); наконец следует упомянуть, что признания насчет половой жизни на исповеди способствовали проступкам против нравственности (161).
Большее значение, чем религия, имеют для преступности суеверия. Они распространены шире, чем обыкновенно думают. Hellwig, специалист в этой области, доказал во многих, статьях п брошюрах, что едва ли найдется преступление, которое бы не могло вытекать из суеверия, начиная от убийства и кончая сравнительно невинным воровством (178, 291). Особенно следует отметить насильственные действия против воображаемых колдуний, осквернение трупов и клятвопреступление. Lowenstimm (312) указывает на религиозный фанатизм, соединенный с убийствами. Следует также отметить, что, используя суеверия, часто совершают тяжелые преступления против собственности; сюда относятся, наконец, знахарство и «чудесное» излечение (178, 172) и злоупотребления, связанные с верой в духов (427, 416).