Сайт по юридической психологии
Сайт по юридической психологии

Психологическая библиотека


 
Гримак Л. П.
ГИПНОЗ И ПРЕСТУПНОСТЬ. М., 1997.
 

I. КРИМИНАЛЬНЫЕ ЭПИЗОДЫ В ИСТОРИИ ГИПНОЗА


Гипноз: благо или вред?

Первый всплеск мощной волны "животного магнетизма", вызванный титанической деятельностью Месмера, начал затухать с его отъездом из Парижа. Непосредственные продолжатели его дела — Пюисегюр и Делез — еще придерживались теории флюидов и применяли лечебные методы, которые изобрел Месмер, но масштабность самого "магнетического движения" стала неизмеримо скромнее.

Для того чтобы достойным образом почтить память Месмера, необходимо хотя бы коротко сказать и о тех годах, которые стали завершением его земной судьбы.

Ничего не зная о них, читатель не получит полного представления о подлинном величии Месмера.

Стефан Цвейг, описывая последний период жизни Месмера, видит иронию судьбы в том» что этот отчаянный искатель и экспериментатор не сам сделал свое самое решающее открытие и что явление, именуемое "месмеризмом", не является ни его учением, ни его изобретением. Он видел эту силу, работал с ней и… просмотрел ее. Открытие по везде действующему правилу принадлежит тому, кто первым его сформулировал и описал. Доказал же и впервые словесно охарактеризовал явление восприимчивости человеческой психики к гипнозу и бросил некоторый свет на таинственную область бессознательного верный ученик Месмера граф А. де Пюисегюр, о чем уже говорилось ранее.

Но ведь все дело в том, что не была судьба иронична к Месмеру. Он действительно не открывал гипноза. Он открыл только то, что открыл: флюидическое лечение, дошедшее до нашего времени и получившее широкое распространение под названием биополевой терапии, энергоинформационного лечения (хотя и не получившее пока окончательного признания со стороны официальной науки).

Гипноз же и его частный случай — сомнамбулизм, открытый Пюисепором, является лишь составным элементом флюидических (энергоинформационных) отношений в природе. А они действительно представляют собой проявление некоторой универсальной сущности ("флюида"). Снабжение ею больного организма и гармоничное перераспределение внутри него, собственно, и лежит в основе того метода лечения, который и открыл для Европы Месмер. Гипноз — это лишь органическая составная часть флюидического (энергоинформационного) воздействия, "лечения биополем". По этому самостоятельному вопросу в настоящее время имеется уже немало работ. И вполне естественно предполагать, что научному признанию приоритета Месмера (во всяком случае, в европейском масштабе) еще предстоит свершиться в будущем.

Однако речь идет о последних годах жизни Месмера. Спасаясь от террора французской революции, он, обедневший и безвестный, оказался в Швейцарии и для поддержания жизни долгое время занимался врачебной практикой. Это продолжалось 22 года. Как отметил С. Цвейг, едва ли во всей мировой истории найдется пример столь стремительного падения с гребня шумной славы в бездну забвенья и безвестности. И этот стареющий в полном духовном одиночестве человек проявляет величественную скромность и полноту стоической выдержки и мудрости. В полной глуши, лишь для самого себя, совершенно анонимно он продолжает свои опыты и тем поддерживает ровное горение своего научного интеллекта. И даже в тот момент, когда в 1812 г. Берлинская академия вновь вспомнила о "животном магнетизме" и пожелала заслушать доклад самого автора, он не принял этого приглашения, ссылаясь на то, что он стар и слишком устал от борьбы за свои научные убеждения. Справедливости ради стоит отметить и тот факт, что французское правительство назначило ему пожизненную ренту в возмещение того миллиона франков, который он потерял при обесценивании государственных счетов во время революции.

5 марта 1814 г. в восьмидесятилетием возрасте Месмер почувствовал приближение конца и попросил сыграть ему на любимой стеклянной гармонике. Похоронили его без всякой пышности, ни в одной газете не было известия о его кончине.

Однако история признания наукой биофизического явления, о котором Месмер впервые громогласно возвестил и за признание которого страстно боролся, продолжалась и после его ухода из жизни.

Для криминологии небезынтересен тот период научной дискуссии, который ознаменовался борьбой различных, прямо противоположных взглядов на природу гипноза. Дело в том, что хотя давнишний научный спор вроде бы утих и определенная конформистская точка зрения уверенно возобладала, но до сих пор, словно искры из затухающего костра, нет-нет да и разгорятся в науке дискуссии на прежнюю тему: опасен ли гипноз? Чувствуется, что и победившие в споре сторонники мнения о полной безвредности гипноза не всегда уверены до конца в своей правоте.

Начало этого спора связано с новой волной повышенного интереса к гипнозу, возникшей более семидесяти лет спустя после смерти Месмера. События развивались следующим образом. Как уже отмечалось, ведущие медицинские учреждения Франции во главе с Академией наук осудили "животный магнетизм" и тем самым затормозили научные поиски в этом направлении на многие годы. Между тем в Великобритании усилиями Д. Брэда работы в области гипноза получили новое развитие. Брэд отверг теорию флюидов и обосновал "психоневрофизиологические" механизмы гипноза. По его мнению, гипнотизер подобен механику, который лишь приводит в действие психофизиологические силы, имеющиеся в самом организме человека.

Интересно, что хирург из французского города Бордо, ознакомившись с работами Брэда, стал применять гипноз для анестезии при операциях. Он поделился опытом со знаменитым Полем Брока, который также провел в госпитале Неккера хирургическую операцию под гипноанестезией и сделал 5 декабря 1859 г. соответствующий доклад в Академии наук.

Об этих фактах мы сообщаем здесь в связи с тем, что некоторые нынешние популяризаторы гипноза пытаются сегодня присвоить приоритет в использовании его в качестве обезболивающего средства в хирургии.

Во Франции работами Брэда заинтересовался начинающий сельский врач А. Льебо. Он начал сам экспериментировать с гипнозом. Его успехи в этой области и последующие публикации принесли ему популярность. В 1882 г. эти эксперименты привлекли внимание Г. Бернгейма, профессора медицинского факультета университета в г. Нанси. Бернгейм проникся убеждением в их ценности и начал заниматься гипнозом. Опытный клиницист, одаренный аналитическим складом ума, он объединил вокруг себя энтузиастов и провел несколько крупных исследований в этой области, став основателем так называемой Нансийской школы гипноза. В числе его горячих сторонников оказался и профессор медицинского факультета физиолог Бони. С помощью существовавших в то время методов объективной регистрации физиологических функций (частоты пульса, дыхания и пр.) ему удалось показать, что внушением в гипнозе можно целенаправленно изменять течение ряда физиологических процессов в организме.

Как и многие другие исследователи, занимающиеся гипнозом с позиций подлинной науки, Бони видел, какое большое значение имеет работа в этой области для правильного толкования явлений, граничащих с мистикой. Его книга заканчивается следующими словами: "Нужно, чтобы вопрос о гипнотизме вышел из области чудесного и вошел в научную область; нужно, чтобы магнетизеры и беснующиеся уступили место врачам и физиологам; этот вопрос должен изучаться в клиниках и лабораториях, со всеми вспомогательными средствами, которыми мы теперь обладаем, со всеми тонкими приемами экспериментального метода"[13].

Нансийская школа гипноза во главе с Бернгеймом сразу же после своего образования повела яростный спор с другой аналогичной школой, возглавляемой светилом неврологии Жаном Мартеном Шарко, профессором Сальпетриерской клиники нервных болезней в Париже. Здесь проводились многосторонние исследования эффективности гипноза применительно к лечению больных истерией.

Шарко пришел к выводу, что психологические особенности гипноза (такие, как повышенная восприимчивость испытуемых к внушению вплоть до возможности внушения любых галлюцинаторных образов) представляют собой нечто вторичное, производное. Главные же, определяющие феномены гипноза он видел в происходящих в этом состоянии физиологических сдвигах: изменениях восприимчивости органов чувств, возбудимости нервов и мышц и т. п. Было установлено, что аналогичные изменения этих функций имеют место и у больных истерией, у которых и без погружения в гипноз наблюдаются такие симптомы, как сведение мышц, каталептическая гибкость суставов, полная бесчувственность некоторых участков кожи к болевым раздражениям. Поэтому Шарко пришел к выводу, что гипноз в целом есть не что иное, как разновидность истерического расстройства, и что это — болезненное состояние, подобное тому, которое иногда наблюдается в результате нервного потрясения, шока.

Рассуждая и дальше в таком же духе, естественно было признать, что каждый сеанс гипноза (а они проводились тысячами) умножает ряды истериков, т. е. самым непосредственным образом наносит вред здоровью людей.

Основные положения учения о гипнозе Сальпетриерской школы в сжатом виде были следующим образом представлены в одном из докладов на Первом международном конгрессе по физиологической психологии, состоявшемся в Париже в 1889 г.:

1) Соматические явления, наблюдаемые под гипнозом у некоторых пациентов, имеют фундаментальное значение, ибо только они позволяют обоснованно говорить об отсутствии симуляции.

2) В гипнотических феноменах можно вычленить три различных состояния. Это позволяет выделить самую законченную форму гипнотизма, которая должна быть взята за образец. Ее принято называть глубоким гипнозом.

К двум предыдущим положениям примыкает третье, гласящее, что соматические свойства гипнотизма и состояние глубокого гипноза могут появляться независимо от внушения.

Гипнотизм в своих наиболее выраженных формах должен рассматриваться как патологическое состояние[14].

Как видим, в случае согласия с тем, что данные положения имеют под собою реальную основу, следовало бы немедленно исключить гипноз из арсенала лечебных методов. Однако к тому времени уже был накоплен огромный материал, безусловно свидетельствующий о положительном влиянии гипнотического метода при лечении многих болезней. В защиту гипноза решительно выступили сторонники Нансийской школы.

Вообще же 80—90-е гг. прошлого столетия характерны тем, что в этот период было проведено огромное количество исследований в области гипноза, причем не только во Франции, но и в других странах Европы, в том числе в России. Начали выходить специальные периодические издания, посвященные проблемам гипноза. Жаркие дискуссии между школами Парижа и Нанси, между двумя противоборствующими взглядами ученых на гипноз разгорались на страницах книг и периодических изданий, на съездах врачей и специальных конгрессах гипнологов и психологов. В орбиту этого спора втягивались все новые и новые участники: врачи и физиологи, психологи и философы, писатели и публицисты.

Вначале было трудно сказать, на чьей стороне окажется перевес. Но в 1889 г. на I Международном конгрессе физиологической психологии в Париже стало очевидным, что большинство исследователей разделяют точку зрения нансийцев.

Полемика между школами велась в острых, темпераментных тонах, исключавших какой-либо компромисс. Оспаривая основные положения Шарко, глава Нансийской школы Бернгейм восклицал: "Нет! Гипнотический сон не болезненный сон! Нет! Гипнотическое состояние не невроз, подобный истерии. Конечно, у загипнотизированного можно вызвать истерические проявления, можно развить у него настоящий гипнотический невроз, который будет повторяться в искусственно вызванном сне. Но эти проявления не обязаны своим происхождением гипнозу, они обусловлены внушением со стороны оператора или иногда самовнушением лица особенно чувствительного… Мнимые физические проявления гипноза — не что иное, как феномены психические; каталепсия, контрактуры и т. п. являются результатами внушения. Установить, что подавляющее число людей внушаемо, — значит исключить идею невроза… Сам сон есть результат внушения. Я утверждаю: никто не может быть усыплен против своей воли… Идея производит гипноз; психическое влияние, а не влияние физическое или флюидическое определяет это состояние"[15].

Утверждая, что гипноз не формирует патологии и что роль внушения и самовнушения в создании клинической картины гипнотического состояния приобретает ведущее значение, Бернгейм был прав. Однако с такой же пылкостью, хотя и с меньшей убедительностью, он отрицал и наличие трех фаз глубины гипноза, установленных Шарко (каталепсия, летаргия, сомнамбулизм). Он утверждал, что эти фазы — нечто кажущееся, что они результат того же внушения. Переоценка фактора внушения в последних работах Бернгейма проявилась в том, что он стал отрицать даже и сам гипноз как особое состояние нервной системы, заявляя, что все наблюдающиеся в нем эффекты можно объяснить действием внушения, которое он сводил к самовнушению. Эта точка зрения впоследствии справедливо критиковалась даже сторонниками Бернгейма.

Однако, несмотря на некоторые явно ошибочные положения, Нансийская школа постепенно завоевывала все большее признание среди врачей и ученых. Ее сторонники последовательно отстаивали положение о большой эффективности гипноза и внушения, разрабатывали практику применения этих явлений в медицине. Вскоре взгляд Шарко, согласно которому гипноз может быть полезен лишь в отдельных, исключительных случаях, тогда как в общем он оказывает вредное, ослабляющее воздействие на нервную систему больного, был признан несостоятельным большинством врачей и исследователей.

Итак, борьба между Нансийской и Сальпетриерской школами закончилась тем, что соматическая теория потерпела поражение. Однако победа Нансийской школы в сфере изучения гипноза оказалась недолговечной, и после смерти Шарко (в 1893 г.) исследования в этой области пошли на спад. Снова усилившиеся нападки на гипноз постепенно дискредитировали гипнотерапию как якобы опасную для здоровья и посягающую на свободу и достоинство больных. Осуждению подвергалось даже внушение. Утверждалось, что оно направлено на автоматически действующую и, следовательно, низменную часть личности пациента. Как это ни странно, но кампанию против гипноза возглавил ученик Бернгейма бернский врач П. Дюбуа, который считал внушение аморальным и вредным и предлагал вместо него использовать метод убеждения как рациональный и обращенный к воле больного[16].

Пустив в оборот термин "рациональная психотерапия", Дюбуа исходил из того, что ее задачей является систематическое переубеждение больного, когда речь идет об оценке им своей болезни. Правильная оценка достигается в аргументированном споре между врачом и больным. Существенная и даже коренная особенность рациональной психотерапии состоит в том, что она всегда строится на логической аргументации. Цель рациональной психотерапии, считал Дюбуа, — воздействовать на мир представлений пациента непосредственно, а именно путем убедительной диалектики. Рациональная психотерапия обращена к уму и рассудку больного и призвана демонстрировать ему ошибки в его рассуждениях, связанные с неправильной оценкой болезненного состояния.

Время показало, что П. Дюбуа был прав, и метод рациональной психотерапии прочно вошел в арсенал медицинских методов. Однако, вопреки его убеждениям, этот метод применяется не вместо гипноза, а наряду с ним, законно и вполне мирно поделив с ним специфические диапазоны воздействия в широчайшем спектре психотерапевтической помощи.

Таким образом, П. Дюбуа, получив первоначальную подготовку в духе ортодоксального гипнотизма в школе Г. Бернгейма, спустя некоторое время порвал отношения со своим учителем и громогласно отрекся от его учения, назвав внушение "безнравственным воздействием".

Показательно, что примерно в тот же период "крестник" другой научной школы гипноза — Сальпетриерской школы Ж. М. Шарко — Зигмунд Фрейд также навсегда отказался от применения гипнотического метода в своей врачебной практике и осудил его.




Предыдущая страница Содержание Следующая страница