Психологическая библиотека

5. ПРИЧИНЫ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ И УСЛОВИЯ, ЕЙ СПОСОБСТВУЮЩИЕ

СОЦИАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ, СПОСОБСТВУЮЩИЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ

К основным социальным условиям, способствующим живучести криминального профессионализма и его организованных форм, следует отнести: 1) противоречия в распределительных отношениях; 2) ослабление отдельных нравственных и социальных институтов; 3) недооценку общественной опасности профессиональной преступности и ее последствий; 4) отставание форм и методов работы правоохранительных органов от изменений качественной стороны преступности. Рассмотрим их в отдельности.

1. Противоречия в распределительных отношениях при социализме относятся к числу объективных явлений, поскольку действует принцип «от каждого — по способностям, каждому — по труду». Поэтому неравенство материального плана — явление закономерное, ибо общество без учета трудовой отдачи граждан не может их обеспечить в равной мере. Но такое неравенство не вступает в конфликт с принципами социальной справедливости. Опасна другая форма неравенства, «когда отдельные граждане тем или иным способом обирают общество, живут прямо или косвенно за его счет, за счет честных тружеников»¹ . Несправедливая, искусственно созданная форма материального неравенства явилась причиной возникновения многих социальных противоречий, связанных с частнособственнической мелкобуржуазной психологией, с острыми конфликтами в общественных отношениях.

В последние 15—20 лет повышение благосостояния народа не всегда соотносилось с должным контролем за мерой труда и потребления, неукоснительным соблюдением принципа социальной справедливости. Именно на этом отрезке времени произошел серьезный сдвиг к качественно новому состоянию общественной психологии, когда критерием социальных ценностей стали все чаще выступать уровень материального благополучия, занимаемое положение, протекционизм. Между тем «и теория, и опыт показывают, что всякое отступление от этого принципа неизбежно ведет к появлению частнособственнических, иждивенческих, потребительских настроений, других негативных явлений, чуждых трудовой природе нашего строя» ².

Бесхозяйственность и отсутствие должного контроля, а также возникшие элементы «социальной коррозии» ³ привели к активизации расхитителей социалистического имущества, которые на протяжении длительного времени, вовлекая в сферу преступлений значительный контингент служащих, превращали отдельные отрасли народного хозяйства в источник нетрудового обогащения (особенно сферы торговли и обслуживания). Крупные и сверхкрупные хищения способствовали созданию элитарной части определенных лиц в обществе, их коррумпированию⁴ , что в свою очередь влекло деморализацию правопослушных граждан, многие из которых стали ориентироваться и жить по принципу «им можно, а нам нельзя?». В дальнейшем возникающие сложности в легализации незаконно добытых средств, сбыте неучтенной продукции, а также необходимость обеспечения своей безопасности и подавления конкурентов приводили, с одной стороны, к расслоению среды расхитителей, а с другой — объединению отдельных их групп по направлениям преступной деятельности. На этой основе возникли антисоциальные мораль и своеобразная идеология.

«Экспроприация экспроприаторов»

Появление значительного числа лиц, живущих на нетрудовые доходы, в конце 60-х и начале 70-х годов способствовало переориентированию профессиональных преступников (не только) на посягательства в отношении расхитителей. Выражаясь словами одного из лидеров уголовной среды г. Ташкента Н. Каграма-няна (убит по решению сходки), «начался период экспроприации экспроприаторов»⁵ . Вначале в Москве, а затем и в других городах страны появилась четко специализированная категория преступников, посягающих на лиц, живущих, по их мнению, не по средствам. Не случайно к этому времени относится распространение краж и разбоев с проникновением в жилище, похищение людей с целью получения выкупа, антиквариата и автомашин, находящихся в личном пользовании граждан, и т. п. В это же время активизировались забытые практикой уголовного розыска игорные мошенники, деятельность которых во многом была связана с обыгрыванием лиц, живущих на нетрудовые доходы. Таким образом, по мнению А. Яковлева, начался интенсивный процесс стихийного и уголовно-организованного перераспределения национального дохода⁶ , где передаточным звеном явились хозяйственные преступники. С помощью вымогательств, краж, разбоев и карточных обыгрываний традиционная уголовная среда стала получать огромные суммы денег. Это, в свою очередь, обусловило дифференциацию профессиональных преступников, появление среди них различных группировок и категорий, своих «некоронованных королей», а главное, обеспечило приток в их среду новых лиц, зараженных психологией легкой жизни.

Установление размеров дани, взимаемой с расхитителей, а в последние годы и со многих категорий профессиональных преступников, заставило их активизировать криминальную деятельность с целью компенсации утерянной выгоды. В конечном итоге процесс расслоения уголовной среды способствовал, как уже отмечалось, сращиванию хозяйственных преступников с так называемыми блатными, тех и других — с отдельными представителями государственного аппарата.

На особый характер связей между «теневыми» дельцами, с одной стороны, и коррумпированными работниками — с другой, указывает также академик Т. Заславская ⁷, при этом подчеркивая, что можно уверенно утверждать, что без подобной связи ни те, ни другие не смогли бы с такой полнотой удовлетворять свои личные интересы. Поэтому не случайно, по данным уголовной статистики, число осужденных за получение и дачу взятки, хищения в особо крупных размерах увеличилось с 1981 по 1985 год на одну четверть. Именно в этих социальных условиях наметилась тенденция перехода профессиональной преступности к более опасной форме — организованной, в основе которой, как известно, лежат коррупция и наличие устойчивых сообществ преступников.

Следует отметить, что психология стяжательства и накопительства быстро проникла в традиционную блатную психологию, где понятие «красивой жизни» отождествлялось в 50-е годы с возможностью не работать и пьянствовать. Теперь же, в 80-е годы, воры стремились к приобретению дач, машин, кооперативных квартир и даже меценатству. В местах лишения свободы и вне их среди антиобщественных элементов возросла степень морального разложения: в преступную деятельность включалось все большее число несудимых. Так, ежегодно более 2/3 лиц осуждалось за корыстные преступления, совершенные впервые, что создавало базу рецидивной и профессиональной преступности.

2. Ослабление некоторых социальных и нравственных институтов связано прежде всего со снижением социальной роли семьи и изменением взглядов на ценности морального характера, обусловливающих мотивацию отклонений от установленных в обществе норм поведения. Действие этих факторов привело к омоложению уголовной среды. Если в 60-е годы криминологи отмечали некоторое постарение корыстного преступника, особенно воровской ориентации, то теперь отмечается обратное. В своем большинстве (91,7%) участники организованных групп являлись представителями молодежного и среднего возрастов. При этом наибольшую криминогенную часть составили лица в возрасте 19—35 лет — 77,1%. По данным официальной статистики, средний возраст воров, совершивших кражи личного имущества граждан, равнялся 29,1 года, что ниже среднего возраста всех выявленных преступников (32,6%) и всего мужского активного населения страны (34,8). По результатам нашего исследования, среди осужденных за кражу, скупку и перепродажу культурных ценностей 96% составили также лица до 30 лет; осужденных за кражи и разбойные нападения с проникновением в жилище — 70%. Даже среди «воров в законе» средний возраст не превысил 35 лет.

Рекруты профессиональной преступности

Омоложение корыстных преступников — явный показатель социальной дезориентации части молодежи. Не случайно на январском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС отмечалось: «Возросла прослойка людей, в том числе среди молодежи, для которых цель жизни свелась к материальному благополучию, к наживе любыми способами»⁸. Таким образом, для рекрутирования профессиональных преступников определились достаточно оптимальные условия. Они в значительной мере связаны с появившейся тенденцией отчужденности личности в семье, которая в отличие от семьи 50-х годов уже не обеспечивала воспитание ребенка, а это в конечном итоге приводило его к дезорганизации.

Проблема семьи связана со многими социальными факторами и поэтому находится в центре внимания социологов, психологов и педагогов. Нас же интересует лишь одна ее сторона — продуцирование корыстных преступников, что обусловливается настораживающей тенденцией «одиночества» молодежи, ведущей к усилению фактора неформального общения на уровне микросреды. Неформальное общение, особенно в группах отрицательной направленности, приводит к игнорированию опыта прошлых поколений и, выражаясь первоначально в противоправных поступках, со временем превращается в привычное криминальное занятие, да и абсолютное большинство «воров в законе» и других профессиональных преступников первые преступления совершили в несовершеннолетнем возрасте. Компенсация отсутствующих полезных социальных ценностей, таких, как честность, справедливость, сострадание, доброта, которых начисто лишены, как это видно из опроса руководителей ВТК⁹ , несовершеннолетние преступники, находится в прямой зависимости от уровня и характера общений в неформальных группах. Именно в них правонарушители не чувствуют социальной «ущербности», стремясь к статусу суперличности. Не случайно организованные группы из числа молодежи формировались на базе неконтролируемого силового спорта или преобразовывались в таковые из неформальных объединений.

В литературе распространено мнение о влиянии рецидивистов, профессиональных преступников, а также улицы на неустойчивую часть молодежи, что в целом правильно. Но при этом нельзя подходить односторонне и забывать о другом обстоятельстве — подготовленности этих лиц к ведению противоправного образа жизни. Во многих случаях до соприкосновения несовершеннолетнего с ранее судимым внутренняя причина поведения бывает уже сформирована и ждет лишь повода к действию, ибо, как отмечал К. Маркс, «характер человека создается обстоятельствами»¹⁰, иными словами, человек заранее социально предрасположен к тому или иному образцу поведения.

Совершение правонарушений, нахождение в антиобщественной среде создают, как известно, чувство социальной дискомфортности, порождают крушение надежд, связанных, например, с получением определенной должности, специальности и т. п. В совокупности с паразитическими установками данный фактор нередко определяет конечную цель индивидуума — занятие преступной деятельностью. Причем в уголовной среде такое лицо, начиная с второстепенных ролей, стремится занять определенное положение и со временем достигает его. Нередко этим объясняется упорное нежелание профессионального преступника встать на путь исправления. Даже искренне стремясь к перемене образа жизни, он испытывает сильное давление, привычной для него жизни и часто уступает ей. Из проинтервьюированных нами 90 руководителей оперативно-поисковых групп по борьбе с карманными кражами на вопрос: «Встречались ли в вашей практике случаи отказа карманных воров от совершения преступлений?»— отрицательно ответили 67 человек, с оговоркой «редко» — 23, при этом 14 из них указали такую причину, как тяжелое заболевание.

«Они и мы»

Другой фактор детерминации криминального профессионализма связан с произошедшей переоценкой духовных ценностей и прежде всего положения человека в обществе. На смену таким понятиям, как «честный и порядочный», «ударник труда», «общественник», «бескорыстный», незаметно пришли «состоятельный», «влиятельный», «миллионер» и т. п.

При этом мещанская психология вещизма и протекционизма проповедовалась почти открыто. Среди молодежи, школьников, студентов стало происходить расслоение, сопряженное со статусом родителей и их матер/бальными возможностями.

В постановлении ЦК КПСС «О мерах по усилению борьбы с нетрудовыми доходами» прямо указано на то, что «стремление к стяжательству, легкое отношение к жизни не встречают осуждения в отдельных советских семьях ¹¹. Более того, действия семьи бывают даже направлены на формирование такого потребительского отношения к жизни. Если реальные доходы семьи возросли в 2,5 раза, то расходы на детей 8—10 классов соответственно в 3—5 раз¹² . Абсолютное большинство опрошенных нами студентов 4-го курса МИХМа ждали от своих родителей не столько моральной, сколько материальной поддержки (в опросе участвовал преподаватель советского права в институте). Характерно, что если в 40-е и 50-е годы до 70% краж совершалось подростками по причине материальной нужды¹³ , то в 80-е годы свыше 40%—по мотивам потребительства¹⁴ .

Мелкобуржуазная психология вещизма в советском обществе была обнаружена как тенденция еще в начале 70-х годов. За это время она породила массу гипертрофированных потребностей, удовлетворить которые можно было лишь противоправным путем (например, иметь стереоаппаратуру, автомобиль при средней заработной плате в 170 руб.). В результате одной из проблем социологии и криминологии стала проблема псевдоблагополучной семьи, в которой внешнее благополучие значительно расходится с нравственным содержанием. При определенных издержках культуры, недостатках идеологического плана у значительной части молодежи происходит разрыв связи между поколениями, переоценка нравственных ценностей, все большее отдаление от общества и его идеалов.

Совершенно отчетливо встает проблема «мы и они»,; Следствием этого являются не только малые неформальные группы, но и определенные течения молодежи, ориентированные на западные образцы поведения и причисляемые к «панкам», «пацифистам», «нацистам», «фанатам», «рокерам» и т. п.

Несмотря на некоторые попытки средств массовой информации их социализировать, придать им оттенок безобидности, в таких группировках насаждается своя субкультура, распространены половая распущенность, спекуляция, наркомания. Лидерами нередко являются лица, ранее судимые, а также те, кто не приемлет социалистическую мораль. Процесс социальной отдаленности определенной части молодежи, и в особенности уже зараженной антиобщественными установками, способствовал ее переориентации на устойчивое корыстное поведение.

Отсюда объяснимо и то обстоятельство, что, попадая в места лишения свободы, такие лица быстро усваивали уголовно-воровские традиции профессиональных преступников.

3. Недооценка правоохранительными органами общественной опасности проблемы криминального профессионализма и его последствий, что создавало видимость благополучия в борьбе с преступностью и не позволяло принимать правильных управленческих решений. Между тем управление любыми социальными процессами предполагает анализ и учет реально складывающейся обстановки. Когда мы пытаемся найти какие-то исключительные причины профессиональной преступности и организованных форм ее проявления, то нередко упускаем из виду почти 50-летнее замалчивание данной проблемы. Не случайно из числа проинтервьюированных работников органов внутренних дел 73% назвали одним из основных условий ослабления борьбы с профессиональной преступностью невыгодность и боязнь огласки ее существования.

Оказались не готовы

Исходя первоначально из ошибочных посылок об отсутствии в социалистическом обществе социальных причин преступности, и в особенности профессиональной, правоохранительные органы, по существу, успокаивали общественное мнение, создавая искаженное представление о реальной действительности, чему также способствовали отсутствие гласности о состоянии преступности и низкий уровень социологических исследований¹⁵ . В итоге, как отмечалось на научно-практическом семинаре, проходившем во ВНИИ МВД СССР 16 декабря 1986 г., правоохранительные органы оказались малоподготовленными (или совсем не готовыми) как в организационном, методическом, так и правовом аспектах к борьбе с профессиональной и организованной преступностью. В настоящее время нет даже научных разработок (если не считать некоторых методик по отдельным проблемам) по профилактике криминального профессионализма и организованности преступников. В целом общественное мнение в стране и большой части работников правоохранительных органов не подготовлено к тому, чтобы должным образом оценить опасность профессиональной и организованной преступности. По-прежнему в основе оценки стоит количественный показатель преступлений (больше или меньше) ¹⁶. Не случайно на вопрос: Ощущаются ли принимаемые меры борьбы с «авторитетами» уголовной среды» лишь 32% оперуполномоченных органов внутренних дел ответили утвердительно, 2% сказали «нет», 66%—«пока слабо».

Немаловажным фактором несвоевременного решения проблемы профессиональной преступности явился также значительный разрыв между теорией и практикой, в результате чего подавляющая часть юридических учебных заведений страны в силу различных обстоятельств, особенно засекречивания статистики, оказалась слабо осведомленной о состоянии преступности и происходящих в ней процессах. Это обстоятельство не позволило наиболее теоретически подготовленной части ученых-криминологов включиться в процесс глубокого изучения «дна» преступности (как это, например, было в 20-е годы).

Закон для «бесхитростных»

Длительное замалчивание одной из центральных проблем борьбы с преступностью (которая в 50-е годы была частично разрешена) привело к утере позиций, профессионального мастерства, а главное — отставанию уголовного законодательства от состояния преступности. «В нынешнем своем состоянии, — отмечал А. Жилинский,— уголовный закон больше угрожает бесхитростным преступникам или потерявшим чувство опасности, чем преступникам изощренным».

По данным И. М. Гальперина и А. Р. Ратинова, с 1961 года по январь 1985 года в УК РСФСР подверглись изменению 63,5% статей, при этом 14,9% их изменялось два раза, 6,8% — три раза и более. За это же время в Особенную часть УК было дополнительно включено 49 статей (23% по отношению к числу всех статей Особенной части) и исключено 4 статьи (1,9%). Аналогичное положение отмечается в УК других союзных республик.

Попытка законодателя усилить борьбу с отдельными профессионализированными видами преступлений путем включения дополнительного квалифицирующего признака «проникновение в жилище или на объект хранения государственного имущества» не увенчалась успехом. Кражи из квартир по-прежнему возрастают. Потому, что данный квалифицирующий признак в равной мере относится с позиций правовой оценки как к случайно проникшему преступнику, так и к преступнику-профессионалу. В этой связи в определении меры наказания суды руководствовались старыми положениями. В Москве, например, в 1983—1984 гг. срок лишения свободы от 5 лет и выше назначался за кражи из квартир лишь по 5% дел, а от 2 до 3 лет — по 30% уголовных дел. По остальным делам были применены еще более мягкие санкции. (В последние годы под видом гуманизации крайне редко арестовываются даже лица, совершившие убийства и разбои. Арест применяется лишь к 25 из 100 задержанных за совершение преступлений.) Вместе с тем исключение из закона квалифицирующего признака «применение технических средств» привело к заметной активизации воров, их переквалификации на карманные кражи и другие посягательства. Увеличилось также число преступлений, совершаемых с применением технических средств.

По не совсем понятной причине в то время, когда общество усиливает борьбу с нетрудовыми доходами, из ряда статей УК исключен квалифицирующий признак — «совершение преступлений в виде промысла», что имело самое непосредственное отношение к борьбе с профессиональными преступниками, занимающимися, например, спекуляцией и валютными операциями.

При квалификации преступления и последующей оценке общественной опасности личности преступника берутся такие показатели субъекта, как признание его ранее особо опасным рецидивистом или наличие прежней судимости, а также повторность совершаемых преступлений. Однако эти признаки относятся лишь к части профессиональных преступников, в связи с чем в практике наблюдается несоответствие между степенью общественной опасности личности обвиняемого и определением ему меры наказания за содеянное. Правовая оценка преступления и личности нередко связывается также с суммой материального ущерба, и суды, руководствуясь общими стандартами, определяют мягкое наказание без учета степени профессионализации личности виновного¹⁷. Так, по данным нашего исследования, до изменения уголовного законодательства в 1977 году из числа впервые привлеченных к уголовной ответственности карманных воров 58,8% лиц осуждалось к наказанию, не связанному с лишением свободы, в том числе 30% направлялось на объекты народного хозяйства. После 1977 года эти показатели увеличились, причем последний — в два раза, хотя абсолютное большинство осужденных относится к профессиональным преступникам.

Упущения в уголовном законодательстве привели к снижению общей и частной превенции закона. Не случайно по данным переписи осужденных (1979 г.) доля воров-рецидивистов составила 77,4%, а среднее число судимостей у лиц5 отбывающих наказание за кражи личного имущества граждан, равнялось 3,0. Это самый высокий показатель среднего числа судимостей (у осужденных за преступления против собственности он равен 2,5; среди всех осужденных, отбывающих наказание в ИТУ,— 2,0.). Вместе с тем, несмотря на укоренившуюся антиобщественную установку этой категории лиц, средний срок назначенного наказания, по данным С. И. Комарицкого, не превышал 3,2 года, что ниже аналогичного показателя у осужденных за другие преступления против собственности. В результате 48,8% воров, отбывающих наказание за кражи личного имущества граждан, злостно нарушали режим и (по заключению администрации) не встали на путь исправления.

Следует учесть, что в данном случае речь идет о профессионализированной части рецидивистов. Какова же тогда оценка тех, кто систематически совершает преступления в виде промысла, но не является судимым? Совершенно очевидно, что она не объективна, в связи с чем профессиональный преступник как бы растворился в массе других правонарушителей. Пытаясь, видимо, как-то уравнять эти два типа профессиональных преступников (рецидивисты и несудимые), А. М. Яковлев не случайно предпринял в начале 60-х годов попытку к обоснованию необходимости включить в УК квалифицирующий признак «систематичность», что действительно позволило бы в какой-то мере усилить уголовно-правовую борьбу с лицами, ранее не судимыми, но обратившими преступления в источник средств существования. Усилить, но не решить полностью. Причиной, препятствующей этому, является, по нашему мнению, несовершенство институтов совокупности преступлений и соучастия в них.

Известно, например, какое значение для практики осуществления правосудия имеет институт совокупности преступлений. Однако большая часть его положений по-прежнему остается проблемой теоретического характера, в связи с чем у суда и органов следствия возникает немало вопросов. Кроме того, с этим институтом также связаны понятия повторности, неоднократности, систематичности преступлений и совершения их в виде промысла. Отсутствие четкого законодательного регулирования данного института, несовершенство действующих уголовно-правовых норм (ст. 35 Основ и ст.ст. 40, 41 УК РСФСР) приводят к тому, что лицо, обратившее преступление в источник средств существования, фактически несет реальное наказание лишь за одно из нескольких совершенных им преступлений. Суд даже в случае установления высокой общественной опасности личности виновного не может выйти за пределы санкции, предусмотренной в той или иной статье УК, по которой обвиняется данное лицо. Между тем в юридической литературе не отрицается простая повторность и повторность-система ¹⁸.

В борьбе с организованными формами криминального профессионализма не в полной мере срабатывает также институт соучастия (ст. 17 Основ и ст. 17 УК РСФСР). В законе определены лишь виды соучастников; что же касается форм соучастия, то они закреплены в отдельных статьях Особенной части УК и не отражают разновидностей организованных групп. В других случаях квалифицирующим признаком является совершение преступления в группе и закон отсылает к ст. 39 УК РСФСР для определения отягчающего вину обстоятельства — совершение преступления организованной группой. Поскольку подавляющая часть групп действует с предварительным сговором, имеет элементы организации, то судам и следствию достаточно сложно при различной степени организованности сообществ признать группу таковой, не имея четких правовых критериев. Это подтверждается данными нашего исследования: из 200 изученных групп высокой организации лишь несколько были признаны судом в силу п. 2 ст. 39 УК РСФСР организованными. Но даже если допустить идеальное применение этой статьи, борьба с проявлениями организованной преступности не станет эффективной, так как не : все виды организованной противоправной деятельности могут квалифицироваться как уголовно наказуемые. Дело в том, что в уголовном праве отсутствуют понятия такой формы соучастия, как преступная организация, и такого вида соучастника, как организатор и руководитель преступной организации. По действующему уголовному законодательству организатором признается то лицо, которое организовало совершение конкретного преступления. В этой связи лица, руководящие сообществом, но не организующие совершение конкретных преступлений, не могут нести уголовную ответственность за организационную деятельность, пропаганду воровских «идей», устройство сходок, создание денежных касс и т. п., направленных на укрепление и безопасность преступной организации. Поэтому совершенно прав И. И. Карпец, говоря, что именно через институт соучастия, отягчающих и смягчающих обстоятельств «нужно сформулировать рекомендации по ужесточению наказаний за преступления, имеющие организованный профессиональный характер» ¹⁹.

Усилению борьбы с организованной преступностью мешает противоречащая закону практика неприменения нормы УК об ответственности за бандитизм, что приводит к необоснованному переносу бандитских групп в разряд разбойных. Как уже отмечалось ранее, значительная часть изученных групп имела оружие, однако для признания их бандитскими во всех случаях требовалось наступление общественно опасных последствий (убийств, крупных хищений и т. п.), что не соответствует пониманию диспозиции ст. 77 УК РСФСР. Вместе с тем при серьезных осложнениях криминологической, можно даже сказать социальной обстановки правоохранительные органы некоторых республик изменяли взгляды на оценку бандитизма. Интересы обеспечения безопасности и правопорядка приводили к пересмотру существовавшей судебной практики по делам о бандитизме и разбое. Это, например, произошло в 1984—1988 гг. в Узбекской ССР, где резко возросла активность преступных элементов, объединенных в организованные группы и действующих под влиянием «воров в законе», а также в Грузии, где в середине 70-х годов увеличилось число похищений детей с целью получения выкупа и угрозами их убийством в случае его неполучения.

Преступнику экономически выгодно

В настоящее время борьба с проявлениями профессиональной и организованной преступности снижается также из-за сложившихся оптимальных условий сбыта похищенного. Если сопоставить сотни тысяч совершаемых имущественных преступлений с 5—6 тысячами возникающих ежегодно уголовных дел по ст. 208 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик, то станет очевидным бездействие данной нормы, доказать по которой заведомо умышленную скупку краденого крайне сложно. Между тем большая часть граждан скупает похищенное за суммы денег, явно не соответствующие стоимости вещи, в неустановленных для торговли местах и сознает или догадывается о неправомерности подобной сделки, но каких-либо правовых последствий в случае раскрытия преступлений не испытывает (кроме обращения денег в доход государства или частного определения народного суда).

Следует сказать и о таком условии рецидивирования имущественных преступлений, как экономической их выгодности для профессиональных преступников. Сложившаяся практика возмещения материального ущерба государственным организациям, предприятиям и отдельным гражданам позволяет преступнику большую часть похищенного использовать для удовлетворения своих потребностей даже после отбытия наказания. Не случайно в среднем возмещается лишь третья часть похищенного имущества. При этом для осужденных не возникает каких-либо правовых последствий во время и после отбытия наказания (за исключением некоторых ограничений). Возмещение материального ущерба, особенно потерпевшим гражданам, имеет, на наш взгляд, политическое значение, так как страдают в основном представители рабочего класса и интеллигенции. Неудовлетворенность, связанная с фактической потерей материальных ценностей (выплату по несколько рублей в месяц за похищенную машину вряд ли можно признать компенсацией), порождает, как показал анализ жалоб и писем, поступивших в МВД СССР, негативное отношение к закону и правоохранительным органам, неверие в принцип социальной справедливости.

Борьба с профессиональной и организованной преступностью снижается также из-за несовершенства уголовно-процессуального законодательства в части сбора и оценки доказательств. Совершенно очевидно, что преступления целого ряда категорий преступников уже нельзя доказывать современными процессуальными средствами. Не случайно ведь судебная практика пошла по пути признания доказательствами данных судебно-математической экспертизы по теории вероятности и фотоснимков, полученных оперативным путем (скрытой съемкой) при установлении вины карточных мошенников. Возросшая квалификация и техническая оснащенность преступников диктуют необходимость четкого правового регулирования и применения новых видов криминалистической техники.

В последние годы профессиональные и организованные преступники все чаще прибегают к запугиванию свидетелей и потерпевших, расправе над ними. Между тем у правоохранительных органов отсутствуют реальные правовые меры по защите жизни и здоровья этих участников уголовного процесса. В то же время практика некоторых западных стран (Франция, США) свидетельствует о необходимости введения правового института защиты свидетелей, которым, например, могут быть изменены фамилия, место жительства и т. д.

4. Отставание форм и методов работы правоохранительных органов от качественных изменений преступности. Это связано с целым рядом обстоятельств, негативно отразившихся на закреплении позиций в борьбе с профессиональной преступностью, достигнутых в 50-е годы.

Потеря профессионального ядра

Прежде всего это несоблюдение принципа преемственности поколений сотрудников правоохранительных органов, преимущественно милиции, в борьбе с преступностью. Например, увольнения значительной части личного состава милиции и прокуратуры наблюдались в 50-х, в конце 60-х и начале 80-х годов. Особенно болезненно процесс обновления проходил в аппаратах уголовного розыска, где работа, по выражению И. Н. Якимова, есть не что иное, как оперативное искусство, которое по своей сущности близко к любому иному искусству.

В последние 15 лет текучесть кадров привела к дестабилизации профессионального ядра уголовного розыска и иных оперативных аппаратов органов внутренних дел. Средний срок работы в этой службе не превышает 2,5—3 лет. Только с 1974 года московский уголовный розыск, например, обновлялся трижды. Вместе с опытными сотрудниками уходили в прошлое знание уголовной среды, многие апробированные формы и методы борьбы с ней. Можно сказать, не боясь ошибиться, что отсутствие стабильного ядра квалифицированных работников милиции является на сегодня одной из основных причин низкого уровня работы в борьбе с профессиональной преступностью. Не ставя целью анализировать известные кадровые проблемы, отметим, что, например, утеря профессионального ядра оперативных служб органов внутренних дел во многом также связана с неурегулированностью их труда и материального обеспечения по принципу социальной справедливости.

Дефицит информации

Отсутствие качественной информационно-аналитической базы не позволяло и не позволяет учитывать профессиональных преступников, следить за их движением, правильно оценивать криминологическую обстановку в стране и регионах. Попытки создания учетов и аналитической службы (штаба) в силу ряда объективных, но больше субъективных обстоятельств успехом не увенчались. Созданная и не имевшая аналогов картотека криминогенных лиц, от которых в силу их антиобщественного поведения можно ожидать преступления, была ликвидирована вместе со службой профилактики. При этом не был даже обобщен десятилетний опыт работы этой службы, многие направления которой не утеряли своей актуальности и сейчас (связь с трудовыми коллективами, комплексное планирование профилактики правонарушений, использование средств массовой информации и др.).

Ликвидация указанных служб и многих позиций уголовной статистики привели к дефициту информации в подразделениях органов внутренних дел. Еще в середине 70-х годов С. С. Остроумов высказал мысль о том, что уголовная статистика является непременным условием плодотворной научной и практической работы по изучению и предупреждению преступности. Без нее неизбежны элементы схоластики и догматизма. Высказанные им соображения особенно актуализируются в условиях гласности и демократизации общества.

Каждый за себя

Постоянно ощущалась децентрализация оперативно-служебной деятельности органов внутренних дел, что препятствовало надлежащему взаимодействию между службами и подразделениями в борьбе с преступностью, в особенности с профессиональной и организованной ее частью. Сложившийся узковедомственный подход, который начал преодолеваться лишь в последние один-два года, несмотря на процессы консолидации профессиональны? преступников, затруднял использование всех имеющихся сил и средств в борьбе с ними.

На протяжении длительного времени информация, выходящая за пределы интересов той или иной службы, но прямо затрагивающая функции другой, по назначению передавалась не всегда. Так, несмотря на то, что на объектах обслуживания БХСС сбывалось более 40% похищенного, информация о сбытчиках и скупщиках краденого в аппараты уголовного розыска не направлялась. Например, из 7 проверенных в 1979 году районов Москвы лишь в одном было найдено уведомление работников БХСС. Отсутствовало также взаимодействие между оперативными аппаратами ИТУ и уголовным розыском органов внутренних дел. Это не давало возможности осуществлять профилактическое наблюдение за профессиональными и организованными преступниками, оперативно выявлять их преступные намерения и связи.

Следует отметить, что децентрализация в работе была присуща ее организации и внутри самих служб, в частности, разделение ГУИТУ и ГУЛИТУ ²⁰. В аппаратах уголовного розыска раскрытием и предупреждением имущественных преступлений в зависимости от их вида занимались несколько отделов и отделений. При подобной структуре службы у ее работников неизбежно возникала проблема взаимодействия между собой. Более того, среда корыстных преступников как бы искусственно разделялась по функциям структурных подразделений уголовного розыска. Что касается оценки личности профессиональных преступников, то под ними чаще понимались рецидивисты. Однако отделы по борьбе с рецидивной преступностью в большем объеме занимались вопросами административного надзора, и таким образом анализируемая нами категория выпадала из сферы их деятельности.

Следует учитывать и другое. Проблема организованной преступности, например, до 1985 года вообще не являлась предметом обсуждения в органах внутренних дел и относилась к общему понятию групповой преступности. Но даже в борьбе с групповой преступностью отсутствовала какая-либо целенаправленность и научная организация труда. Из опрошенных в 1984—1985 гг. руководителей ГОРОВД лишь 31,4% подтвердили наличие в отделах линии борьбы с групповой преступностью, возложенной, как правило, на одного оперуполномоченного. Поэтому не случайно, что лишь 10% осужденных за преступления, совершенные в спонтанных группах, и 5% в составе организованных сообществ состояли на криминалистических учетах.

Защищайся сам

Влияла также и недостаточная правовая защита сотрудников милиции, ведущих борьбу с профессиональными и организованными преступниками. Эта проблема возникла в последние годы. Организованные преступники в целях избежания ответственности используют различные способы подавления активности отдельных работников органов внутренних дел. О серьезности этого вопроса свидетельствуют факты вынесения им воровской сходкой приговоров, заведения на них специальных досье по сбору компрометирующей и иной информации. Лидеры уголовной среды, используя коррумпированные связи, стремятся добиться возбуждения уголовных дел против работников милиции, не идущих на противоправный контакт с ними, отстранения их от расследования (раскрытия) преступлений или от должности. Не случайно в печати появились материалы, затрагивающие факты расправы над некоторыми работниками правоохранительных органов и представителями общественности.

Настало время всем нам задуматься над тем, почему боевые потери органов внутренних дел в мирной жизни превышают потери полиции в США во много раз. Только в 1988 году при исполнении служебного долга погибло 263 человека, что больше на 65%, чем в 1987 году. Оправданны ли эти потери и в угоду кому? Причин, конечно, тут много, но одна из них, и это было подчеркнуто членами Общественного совета МВД СССР, заключается в слабой правовой защищенности самих защитников интересов государства и народа.

Есть и другая сторона этого вопроса. Не оправдывая факты нарушения социалистической законности со стороны некоторых работников правоохранительных органов, все же отметим, что большая часть инсценированных обвинений со стороны преступников, различного рода оговоры с целью уйти от ответственности не находили своего подтверждения. И что же? Кто-нибудь понес за это наказание? Ничуть! Это как бы считается делом совести самого нарушителя закона. Между тем во многих странах за подобные действия приходится расплачиваться и штрафом и даже лишением свободы.

Выводы:

1. Криминальный профессионализм и профессиональная преступность порождаются теми же причинами, что и преступность как социальное явление, но вместе с тем они имеют специфическую детерминанту—воздействие уголовно-воровских традиций и обычаев, играющих роль катализатора в воспроизводстве профессиональных преступников. Они являются своеобразным антисоциальным «законом», регулирующим отношения в криминогенной среде, укрепляющим ее паразитические установки, субкультуру, мировоззрение и в целом обеспечивающим выживание профессиональных преступников в условиях социального контроля.

2. Влияние криминальных традиций на воспроизводство профессиональных преступников становится возможным при ослаблении экономических, социальных и нравственных институтов общества, особенно нарушения принципа справедливости в перераспределении народного богатства. Это ведет к расслоению и коррумпированию общества, порождает стяжательскую психологию и нравственную коррозию его членов, прежде всего среди молодежи. Гипертрофированные потребности, не согласующиеся с оплатой по труду, начинают удовлетворяться противоправными способами, при этом не получая объективной и должной оценки, осуждения со стороны целых групп и слоев населения. Не случайно распространившиеся коррупция, хищения в особо крупных размерах, различного рода злоупотребления властью привели к тому, отмечает Г. С. Батыгин, что правоохранительные органы оказались не способными справиться с этими негативными тенденциями.

Вовлечение в устойчивую преступную деятельность находится также в прямой зависимости от ослабления социализирующей роли семьи. Поэтому в целом отражением негативных социальных процессов явилось качественное и количественное изменение криминального профессионализма, перехода его к организованным формам и связи с обюрократившимися работниками государственного аппарата.

3. Организационно-управленческие недостатки в деятельности правоохранительных органов, отставание уголовного законодательства от развития общественных отношений, выступая следствием вышеуказанных социальных факторов, препятствуют нейтрализации опасных проявлений преступности.

4. В итоге можно констатировать, что рост материального благосостояния общества в целом при одновременном неравенстве граждан, возникшем за счет нарушения принципа оплаты по труду, вызвал состязательность в материальном благополучии, чем способствовал пополнению криминогенной среды новыми лицами, зараженными паразитической психологией. При соприкосновении с профессиональными преступниками, их традициями и обычаями они в конечном итоге определяли свой дальнейший жизненный путь, связанный с преступной деятельностью.

 ¹ Руткевич М. Н. О развитии советского общества к бесклассовой структуре // Коммунист. 1985. № 18. С. 43.

² Крупнейшее достижение современной марксистско-ленинской мысли. Статья третья // Коммунист. 1986. № 8. С. 7.

³ Материалы Пленума ЦК КПСС, 27 — 28 января 1987 г. М., 1987. С. 11.

⁴ См.: Больше принципиальности // Правда. 1987. 9 марта.

⁵ Тенденцию к переориентированию профессиональных преступников заметил еще Медынский Г., анализируя письма осужденных (см.: Медынский Г. Собр. соч. М„ 1981. Т. 3. С. 224).

⁶ См.: Яковлев А. Достижение качественно нового состояния советского общества и общественные науки // Коммунист. 1987. № 8. С. 14.

⁷ См.: Заславская Т. Мы — для перестройки, перестройка— для нас // Московская правда. 1987. 1 марта.

⁸ Материалы январского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС. С. 12.

⁹ См.: Курин Л. Встань, подранок, на крыло//Правда, 1986. 12 июня.

¹⁰ М а р к с К., Э н г е л ь с Ф. Соч. Т. 2. С. 145—146.

¹¹ Правда. 1986. 28 мая.

¹² См.: Кузнецова Н. Ф. Проблемы криминологической детерминации. С. 13.

¹³ См.: Миньковский Г. М. Некоторые причины преступности несовершеннолетних в СССР и пути ее предупреждения // Сов. государство и право. 1966. № 5 С. 84.

¹⁴ См.: Ветров Н. И. Профилактика правонарушений среди молодежи. М.., 1980. С. 136.

¹⁵ См.: Заславская Т. Перестройка и социология//Правда. 1987. 6 февр.

¹⁶ См.: Гонтарь И. Я. О критериях работы органов внутренних дел в борьбе с преступностью // Сов. государство и право. 1986. № 9. С. 82 — 87.

¹⁷ См.: Карпец И. И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические проблемы, М., 1973. С. 256—257.

¹⁸ См.: Комментарий к УК РСФСР. М„ 1984. С. 180.

¹⁹ Карпец И. И. Каким быть уголовному законодательству? // Сод. законность. 1987. № 6. С. 17.

²⁰ Сейчас уже действует единое подразделение — ГУИД МВД СССР.