Классики юридической психологии
Учение об уголовных доказательствах. Харьков, 1881.
Особенная часть.
Книга шестая. Улики.
Определение первое
Уликою называется всякое доказанное обстоятельство, из которого можно сделать заключение о недоказанном предмете, составляющем quid probandum процессуального исследования.
Основания
Все, что находим в мире внешнем и что составляет проявление миpa внутреннего, психического, может быть уликою, если только из него можно сделать какое-нибудь заключение о factum probandum, поэтому фактический материал улик также необъятен, как все явления, наполняющие собою как мир материальный, так и нравственный. Улика есть предположение, основанное на силлогизме, в большой посылке которого помещается какое-либо общее положение. Конечно, если это общее положение есть незыблемый закон физической природы, то и улика будет уже не предположением, а неопровержимым выводом. Но в большинстве случаев, в большой посылке силлогизма помещается не закон природы, а правило, допускающее исключения. Поэтому в большинстве случаев улика будет лишь предположением, основанным на приблизительном обобщении.
Определение второе
Законным предположением (praesumptio, презумпцией) называется заключение, признанное в законе за правило, в суде при решении дел обязательное, безусловно, или доколе противное не доказано.
Основания
Законное предположение основано на логической почве, на опыте, на обыкновенном ходе жизни, хотя это предположение и допускает исключения. Такие законные предположения необходимы для социальной жизни человечества; без них невозможно было бы управление этою жизнью. Нельзя было бы, например, управлять государством, если бы каждый имел право отговариваться незнанием закона и самого знания закона избегали бы как величайшего зла. Нельзя было бы отправлять правосудия, если бы не было предположения, что res iudicata pro veritate habetur*(38).
Определение третье
Законные предположения разделяются на два класса: а) предположения неопровержимые (praesumptiones juris et de jure) и опровержимые (praesumptiones juris tantum или просто praesumtiones juris).
Основания
Цивилисты о первых дают такое объяснение: "Praesumptio juris dicitur, quia lege introducta est; et de jure, quia super tali praesumptione lex inducit firmum jus et habet eam pro veritate". Словом, предположения juris et de jure никогда не могут быть опровергаемы; напротив, предположения juris tantum суть предположения, доколе противное не доказано.
Это определение мы привели для отграничения понятия улики, которая представляет логическое заключение, не введенное в законе, а делаемое судом свободно, по убеждению.
От презумпций следует отличать фикции (fictio), которые так определяются: "Fictio est legis, adversus veritatem, in re possibili, ex justa causa, dispositio". Закон в этом случае признает за факт, не подлежащий опровержению, нечто такое, что ложно, но не невозможно. Super falso et certo fingitur, super incerta et veropraesumitur. Так, praesumptio de juris et de jure, постановляющее, что дитя, скажем, моложе 7 лет не может действовать с умыслом, по всей вероятности, говоря вообще правильно, хотя может быть неверно в отдельном случае. Напротив, фикция, что договор, состоявшийся где-то на океане, считается заключенным в Англии, признает явную неправду за факт, и делается это для того, чтобы создать подсудность вестминстерским судам.
Мы, таким образом, попытались выяснить положение улик среди всяких предположений и фикций, допускаемых в законе для пользы государства, общественного оборота и правосудия.
Определение четвертое
С презумпциями не следует смешивать общих процессуальных максим, созданных не законом, а логикою исследования достоверности.
Основания
Нет никакого сомнения, что как в уголовном праве, так и в уголовном процессе есть предположения, презумпции как juris et de jure, так и juris tantum, например: res judicata pro veritate habetur. Но наряду с такою презумпцией имеются общие положения, составляющие как бы общие начала процессуального метода исследования истины. Сюда относятся максимы, лежащие в основе уголовного процесса. Приведем наиболее яркие из них. Всякий предполагается невиновным, доколе противное не доказано. Это основное процессуально-методологическое начало влечет за собою много положений в уголовном процессе: право подсудимого на молчание, возложение onus probandi на плечи обвинителя, отсутствие допроса несознавшегося подсудимого и т. д. Res ipsa in se dо1um habet. Каждый предполагается нормальнодействующим, и когда мы видим, что А. топором бьет Б. по голове, то мы предполагаем, что он это делает с намерением разбить эту голову. Semel malus semper praesumitur malus. Нам нет надобности перечислять все накопившиеся веками максимы, имеющие в настоящее время лишь процессуально-методологическое значение, так как наша задача выяснить точнее положение улики среди разных предположений, составляющих особый, если можно так выразиться, подземный пласт в недрах уголовного процесса.
Определение пятое
Сила отдельной улики зависит от начала, лежащего в большой посылке силлогизма, коим дается заключение.
Основания
Если в большой посылке имеется незыблемый закон природы, то мы получим незыблемое заключение. Такие улики называются необходимыми, или физическими. Они неопровержимы, как неопровержим физический закон, лежащий в большой посылке.
Таким образом, по сущности общего положения, лежащего в большой посылке, улики разделяются на улики физические, улики нравственные, улики психологические, улики бытовые и т. д. Сила каждой из этих улик обусловлена достоверностью того закона или приблизительного обобщения, которые лежат в большой посылке. Возьмем следующий силлогизм. Большая посылка: нахождение краденых вещей у человека может быть принято за признак, что он украл эти вещи. Малая посылка: у А. найдены краденые вещи. Заключение: следовательно, имеется у А. признак; что он украл те вещи. Слабость этой улики вытекает из слабости общего положения, помещенного в большой посылке. Возьмем психологическую улику. Semel malus, semper praesumitur malus. Большая посылка: кто раз совершил злое дело, может его совершить и в другой раз. Малая посылка: А. раз совершил убийство. Заключение: он мог совершить преступление и в другой раз. Улики нравственные и психологические, основанные на приблизительных обобщениях, в старинных трактатах об уликах назывались также уликами неопределенными.
Определение шестое
Сила отдельной улики зависит от того периода преступной деятельности, от которой по свойству своему она происходит.
Основания
Улики, по своей принадлежности к периодам преступной деятельности субъекта, разделяются на предшествующие, сопутствующие и последующие. Предшествующими уликами называются как неопределенные улики, почерпнутые из прежней судимости, характера, отношений, связей, занятий, обычного поведения, так и из обдумывания преступления, мотивов для деяния, приготовления к самому совершению преступления и т. д. Сопутствующими уликами называются обстоятельства, доказывающие, что подсудимый был на месте совершения преступления, совершил его. Словом, сопутствующие улики, это части того изменения во внешнем мире, какое совершено преступлением; сюда относятся: положение трупа, вид фальшивого документа, следы преступления, пятна, отпечатки рук, ног и т. д. Последующими уликами называются улики, вытекающие из деятельности, следующей за совершением преступления, например, сокрытия вещей, трупа, заметания всяких следов учиненного. При анализе улик, на которых построено обвинение, лучше всего группировать их по периодам преступной деятельности. При таком анализе ярче выступает сравнительная сила улик того или другого периода. Наибольшею шаткостью, а, следовательно, и опасностью, отличаются неопределенные улики, почерпаемые из прежней жизни подсудимого, его отношений, связей, занятий и т. д. Попытка нашего Устава уголовного судопроизводства упорядочить добывание этих улик заслуживает внимания, и мы должны на ней остановиться.
С целью установления наиболее правильного способа собирания неопределенных улик наш Устав уголовного судопроизводства создал особую процедуру на предварительном следствии дознаниe чрез окольных людей (ст. 454 466). Дознание чрез окольных людей коренится в повальном обыске, игравшем громадную роль в древнем русском уголовном процессе, а затем в дореформенном следственном нашем процессе. Он превратился в средство узнания истины, при помощи которого можно открыть не обстоятельства совершения преступления, а поведение лица обвиняемого. При разработке нынешнего Устава уголовного судопроизводства в комиссии возник вопрос: как поступать в тех случаях, когда для разъяснения дела окажется необходимым иметь сведения о занятиях, связях и образе жизни обвиняемого и следует ли собирать эти сведения посредством обыкновенных свидетельских показаний или посредством предназначенного для того в Своде 1857 г. повального обыска? По обсуждении этого вопроса решено было улучшить повальный обыск Свода 1857 г., и таким образом, создано было дознание чрез окольных людей. На принятие этого института главным образом повлияли следующие соображения. "Конечно, говорится в мотивах коммисии, сведения о личности подсудимого можно почерпать и из свидетельских показаний; безусловной невозможности в этом нет; но есть столь важное неудобство, что оно почти равносильно невозможности. Обязанность личной явки в суд, лежащая на свидетелях, столь тягостна вообще и столь обременительна в особенности в России, что число вызываемых в суд должно быть по необходимости самое ограниченное, а именно, в суд должны быть требуемы только лица, могущие сообщить сведения, которые относятся прямо к существу рассматриваемого дела. Кроме того, весьма желательно, чтобы сведения о характере и нравственности подсудимого имели какуюлибо твердую точку опоры и чтобы у нас при новом порядке судопроизводства не происходило голословных по сему предмету прений, в которых обыкновенно прокурор по сведениям, под рукою собранным, выставляет почти каждого подсудимого отъявленным злодеем, а защитник по сведениям, столь же мало достоверным, выставляет то же лицо добродетельным. Известно, что во Франции, например, сведения о характере и нравственности подсудимого имеют надлежащую достоверность только в важных процессах, когда все лица, могущие сообщить эти сведения, вызываются в суд, но тогда судебные издержки возрастают до огромных размеров, а судебные заседания тянутся продолжительное время". На основании этих сообщений старинный повальный обыск, как он окончательно вылился в Своде законов 1857 г., был улучшен, и получилось дознание чрез окольных людей нашего Устава уголовного судопроизводства.
По ст. 454, если окажется необходимым для разъяснения дела, собрать сведения о занятиях, связях и образе жизни обвиняемого, или если сей последний в показаниях своих по этим предметам сошлется на местных жителей, то судебный следователь производит особое на месте дознание чрез окольных людей. О назначенном для дознания времени и о месте его производства судебный следователь доводит до сведения прокурора или его товарища и объявляет участвующим в деле лицам (ст. 455). Если обвиняемый, содержащийся под стражею, изъявит желание находиться при дознании чрез окольных людей, то он препровождается на место сего дознания (ст. 456). Прибыв на место дознания до срока, судебный следователь составляет список домохозяев и старших в семействах лиц, живших в одном околотке с обвиняемым (ст. 457). Составленный список представляется находящимся налицо сторонам, которым предоставляется указать на неправильности, допущенные в его составлении (ст. 459).
Из утвержденного списка избираются по жребию двенадцать человек, если же в списке состоит не более двенадцати, то избирается из него по жребию шесть человек (ст. 461). Избранных по жребию людей стороны могут отводить по причинам, указанными в ст. 704 709. Сверх того, как обвиняемому, так и противной стороне предоставляется отвести не более двух окольных людей без объяснения причин подозрения (ст. 463). Окольные люди допрашиваются под присягою, с соблюдением правил, установленных для допроса свидетелей (ст. 466). Акт дознания чрез окольных людей может быть прочитан на суде, на основании 687 ст. Устава уголовного судопроизводства, как неоднократно разъяснено было Сенатом (кассационные решения 67/353 Иванова, 68/194 Трунова и Федоровой и др.).
Касаясь оценки доказательственного значения акта дознания чрез окольных людей, мы должны сказать, что дознание чрез окольных людей предполагает быт патриархальный. В настоящее время, когда индивид оторвался от своего дедовского места прикрепления и гонимый ветром, подобно перекати-поле в степи, покатился по железным путям, исследование его прежней жизни стало затруднительным, а часто даже малоосуществимым. Далее, акт дознания чрез окольных людей является доказательством второстепенным, а потому и весьма слабым. Независимо от того, нельзя не заметить, что вообще неопределенные улики представляют весьма слабое доказательство и даже опасное: человек, может быть, и вел жизнь нехорошую, но мог данного преступления и не совершить. В английском процессе магистратура строго оберегает правосудие от влияния молвы о "прошлой жизни" подсудимого на вердикте присяжных.
Дав показание об аресте подсудимого, полисмен в одном деле, рассматривавшемся в 1892 г. в Лондоне, добавил в заключение: "Этот Колли хорошо известен как человек, на все способный". Защитник протестует: "Этот отзыв может повредить подсудимому в глазах присяжных". Судья заявляет, что если полисмен себе еще позволит подобное замечание, то он немедленно приостановит дело, отпустит присяжных и возложит уплату судебных издержек на правительство. В Англии стремятся к правосудию, на континенте к репрессии, и в этом великая разница между судопроизводством в Англии и в других европейских государствах. Отдайте английский процесс в руки недобросовестным чиновникам, готовым на все ради окладов и отличий, и они его вам превратят в страшное орудие против правды и свободы. Мы постоянно вспоминаем слова славного процессуалиста Миттермайера. Он повторял неоднократно: "Уголовный процесс находится в теснейшей связи с политическими, нравственными и социальными условиями жизни народа". И вот, проработав целую жизнь над изучением наиболее правильных условий исследования истины в уголовном суде, я пришел к заключению, что и плохо устроенный уголовный процесс в честных руках может вести к правосудию. С другой стороны, видим, что и превосходно устроенный процесс может давать плохие результаты, если в нем действуют люди, готовые на все ради своей выгоды, в душе которых нет неумолимой, правдивой совести.
Этим, однако, мы не желаем умалить значение научного труда над выработкою лучшей формы процесса. Нравственная система не теряет своей цены оттого, что она плохо применяется в жизни. Во всяком случае, твердо стоит одно положение: суд присяжных есть та глубокая и текучая вода, которую трудно надолго испортить даже самому искусному во зле правительству.
Авторы превосходного сочинения о судебных ошибках справедливо говорят: "Чтобы дать нашим судам то беспристрастие, ту вежливость, ту заботливость о правах защиты, которые составляют красоту английского правосудия, ненужно судебной реформы. Для этого нужна реформа наших судебных нравов". Как уничтожить судебный цинизм континентальной магистратуры?
Определение седьмое
Сила отдельной улики зависит от степени ее доказанности.
Основания
Улика есть обстоятельство, из которого делают заключение о предмете, составляющем объект процессуального исследования. Понятно, что она должна быть доказана. Доказывание улики по принципу внутреннего убеждения может совершаться и путем прямых, и путем косвенных доказательств. Таким образом, вопрос о том, может ли быть доказываема улика уликами, разрешается в положительном смысле. Вот почему и возникло учение, что улики имеют степени, что могут быть улики первой степени, второй и т. д. Название степени улик едва ли верно; лучше называть улику, доказывающую другую улику, уликою улики, как это делали старые писатели. Понятно, что улика, доказываемая уликою, должна почитаться доказанною слабее, чем улика, подтвержденная прямыми доказательствами. В этом отношении, не создавая формальной теории доказательств, можно, кажется, выставить правило: доказывание улики должно быть по возможности прямое, ибо при косвенном доказывании ее шансы на ошибку увеличиваются.
По мере удлинения цепи улик, которою поддерживается улика, доказывающая непосредственно quid probandum, последняя более и более слабеет.
Мы здесь не распространяемся о том, что в настоящее время техника обследования многих улик (пятен, следов ног, волос и т. п. предметов) повысилась, что должно внушить большее доверие косвенному доказательству, находившемуся всегда и находящемуся еще и теперь в сильном подозрении. По мере того, как техника обследования вещественных доказательств будет возрастать, будет повышаться и психическая сторона человечества, а по мере усовершенствования последней так называемые неопределенные улики, основывающиеся по большей части на свидетельских показаниях, возрастут в своей достоверности. Развитой умственно и этически человек будет давать осторожно показания о своем ближнем, которому угрожает уголовное наказание. Нынешнее недоброжелательное отношение к ближнему, являющееся источником жестокого злорадства, уступит с успехами истинного просвещения место христианскому отношению к человеку. Повысится понимание души другого человека. Теперь же она потемки для другого человека, и потемки потому, что homo homini lupus est*(39). Coвременные отношения людей полны зависти, коварства и мелкого плутовства, и все это часто на почве жестокости или леденящего равнодушия. При таких моральных условиях общества можно ли ждать, что свидетели будут постоянно осторожны и честны, насколько это нужно для правосудия? Не только в судьи, но и в свидетели не годятся еще люди, воспитанные на жестокой борьбе за существование, на взаимной вражде и зависти.
Определение восьмое
Уликою обвинения называется всякое обстоятельство, могущее подтвердить субъективный или объективный состав преступления, а также и те факты, которые увеличивают или уменьшают виновность подсудимого и составляют обстановку преступления.
Основания
Практика судебная прежних времен, когда господствовала формальная теория доказательств, выработала более или менее подробный список обвинительных улик. Конечно, нет возможности охватить всевозможные улики, как нет возможности обнять весь мир явлений физических и нравственных. Но список этот, составлявшийся постепенно на практике, любопытен и рисует картину улик. В своем месте при изложении формальной теории доказательств мы привели этот список, из которого видно, что для него взяты крупнейшие обстоятельства, предшествующие, соответствующие и следующие за преступлением. В числе этих улик поличное есть одна из древнейших улик, упоминаемых в законодательстве. В Литовском Статуте поличное называется лицом; в древнем же русском праве поличное имело значение более тесное: "А поличное то, что выимут из клети из-за замка; а найдут что во дворе или в пустой хоромине, а не за замком, ино то не поличное". Улики, основывающиеся на выражении ощущений человека (бледность, краснение, дрожание, потение, вздрагивание и т. д.), в наше время едва ли кем могут быть почтены доказательствами: убеждение в собственной невиновности, при опасностях нынешнего правосудия именно для невиновного человека, может больше волновать, чем даже сознание своей виновности.
Определение девятое
Уликою оправдательною называется такое обстоятельство, которое, не разрушая никакой отдельной улики обвинения, представляет самостоятельное оправдание, указывая, что есть данные для совершенно противоположной гипотезы о всем происшедшем.
Основания
Улика оправдательная показывает, что, кроме улики, сделанной в деле, может быть и другая, совершенно противоположная. Возьмем для примера известную оправдательную улику: alibi (инобытность). Alibi не разрушает ни одной из собранных обвинительных улик, они все остаются в своем значении. Но alibi разрушает все обвинение целиком, оно разгромляет все построение обвинения. Подсудимый не мог совершить преступления: он был во время совершения преступления совсем в другом месте. Нужно, однако, заметить, что alibi есть любимый прием защиты именно виновных людей. Его часто подготовляют наперед. Приготовив все для пожара, А. уезжает в Ростов, там является в полицию и просит отметить на его паспорте, что он приехал в город. Он вызывает удивление в полиции своею заботливостью о прописке. На другой день он получает телеграмму: "Сгорело не все".
Бэсте говорит, что сфабрикованное alibi всегда может быть изобличено на предварительном допросе.
Оправдательные улики, почерпнутые из личности подсудимого, часто имеют гораздо больше значения, чем дутое alibi.
Определение десятое
Противоуликою называется такой факт, который, не представляя самостоятельного доказательства в оправдание подсудимого, разрушает только одну какую-либо обвинительную улику.
Основания
Противоулика, вышибая одну какую-либо обвинительную улику из цепи, не представляет противоположной гипотезы, а только уменьшает число обвинительных доказательств. Такое удержание одной обвинительной улики может нисколько не вредить совокупности собранного косвенного доказательственного материала. Разрушение отдельной обвинительной улики часто удается защите. Оно только доказывает, что в числе обвинительных имеются часто несущественные улики, ибо удаление существенной улики не может не повлечь за собою потрясения всего здания улик. Дальше, это показывает, что удаленная улика не была в теснейшем согласии с остальными уликами, ибо удаление ее из цепи улик должно было бы повлечь за собою выпадение и других улик.
Определение одиннадцатое
Изолированными уликами называются такие, которые друг друга не поддерживают, не согласуются между собою, не представляют ничего связного, а потому и не дают удовлетворяющего доказательства.
Основания
Улика есть осколок от происшедшего во внешнем мире изменения. Ваза разбита, осколки ее это улики. Осколки, вместе собранные, должны восстановить вам вазу, хотя и с трещинами, но в прежнем образе. Осколки должны складываться в одно. Где такого согласия нет, где улики не направляются к одной общей цели, там нет места убеждению, что они имеют одно общее происхождение в том преступлении, том изменении во внешнем мире, от которого полетели осколки в разные стороны. Как бы много ни было изолированных улик обвинения, они не порождают убеждения, не составляют полного доказательства. Говоря об изолированных уликах, мы имеем в виду факты, а не выводы. Кажущееся согласование выводов всегда более или менее возможно при ловкости аргументации, но согласование изолированно стоящих фактов едва ли возможно при объективном контроле со стороны судей.
Определение двенадцатое
Гармоническими уликами называются такие улики, которые все согласно подкрепляют одну и ту же гипотезу, положенную в основание следствия.
Основания
Гармония улик необходимое условие доказательства посредством улик. Гармония является необходимым последствием единства происхождения собранных по делу улик. Раз улики произошли от одной причины, они не могут не быть в полнейшей гармонии. Но здесь же, в создании этой гармонии судебным деятелем, содержится и величайшая опасность косвенного доказательства. При этом нельзя не вспомнить следующих слов Бэкона: "Intellectus humanus, ex propietate sua, facile supponit majorem ordinem et aequalitatem in rebus, quam invenit et cum multa sint in natura monodica et plena imparitatis, tamen affingit parallela, et correspondentia, et relativa quae non sunt" *(40). Гармония улик может быть уничтожена одною какою-нибудь уликою, находящеюся в неразрывном противоречии с остальною массою улик. Представим себе, что имеется масса гармонических улик против человека, обвиняемого в краже большого бревна. Если будет доказано, что для поднятия такого бревна требуется десять сильных человек, то какие бы ни имелись улики, ничто нас не убедит в том, что подсудимый один утащил это бревно ночью. Naturae vis maxima. В данном случае вся масса гармонических улик разрушается одною уликою, основанною на незыблемом физическом законе. Так же точно никто не поверит никакой массе гармонических улик, что 15-летний мальчик без помощи изнасиловал колоссальную бабу 40 лет, обладающую мужскою силою. Но и психологическая улика, основанная на прочном человеческом чувстве, может иногда решить вопрос и внушить непоколебимое убеждение. Это великолепно изображено в знаменитом суде Соломона: "Тогда пришли две женщины-блудницы к царю и стали пред ним. И сказала одна женщина: "О, господин мой! Я и эта женщина живем в одном доме; и я родила при ней в этом доме. На третий день, после того, как я родила, родила и эта женщина; и были мы вместе, и в доме никого постороннего с нами не было; только мы две были в доме. И умер сын этой женщины ночью; ибо она заспала его. И встала она ночью и взяла сына моего от меня, когда я, раба твоя, спала, и положила его к груди своей, а своего мертвого сына положила к груди моей. Утром я встала, чтобы покормить сына моего, и вот он был мертвый; а когда я встретилась с нею утром, то это был не мой сын, которого я родила". И сказала другая женщина: "Нет, мой сын живой, а твой сын мертвый"; а та говорила ей: "Нет твой сын мертвый, а мой живой". И говорили они так пред царем. И сказал царь: "Эта говорит: мой сын живой, а твой мертвый; а та говорит: нет, твой сын мертвый, а мой сын живой". И сказал царь: "Подайте мне меч". И принесли меч к царю. И сказал царь: "Рассеките живое дитя надвое и отдайте половину одной, и половину другой". И отвечала та женщина, которой сын был живой, царю, ибо взволновалась вся внутренность ее к сыну своему: "О, господин мой, отдайте ей этого ребенка живого и не умерщвляйте его". А другая говорила: "Пусть же не будет ни мне, ни тебе, рубите". И отвечал царь: "Отдайте этой живое дитя и не умерщвляйте его; она его мать"". Мы нарочно выписали целиком этот дивный рассказ, чтобы показать, как глубока его психологическая правда. Иногда подобные психологические и нравственные аксиомы разрушают целое здание улик, хотя в современном хаосе жизни не так рельефно выражаются человеческие чувства, как в быту простом, первобытном. В настоящее время, когда, например в Америке, страхуют детей и потом их умерщвляют, чтобы получить страховую премию, человеческие чувства не так доказательны, как в суде Соломоновом. Тем не менее мы должны помнить, что гармония улик может быть разрушена не только физическою уликою, но и психическою или нравственною.
Определение тринадцатое
Полным доказательством посредством улик называется такое стечение нескольких, в отдельности доказанных гармонических улик, coгласиe которых не нарушается уликою оправдания и общее впечатление от которых исторгает у судей мощное убеждение в виновности подсудимого в совершении преступления, corpus delicti которого, в delicta facti permanentis, стоит вне всякого сомнения.
Основания
Анализ этого определения дает нам возможность познакомиться со всеми условиями, при которых можно надеяться, что не вовлечены будем в судебную ошибку доказательством посредством улик. Как известно, к этому доказательству следственный процесс, выработавший формальную теорию доказательств, относился с большим недоверием. Основа недоверия заключалась в том, что доказательство в улике основывается на заключении, а не дается прямо. Юристы инквизиционного периода улику называли вероятностью, подозрением, а доказывание уликами называли судебною вероятностью, прямые же доказательства в известных формальных условиях они называли совершенным доказательством. Они забывали, что всякое доказательство для суда, вне inspectio ocularis, есть лишь вероятность. Переходим к анализу тринадцатого определения.
1. Полное доказательство. Под полным доказательством мы разумеем такое стечение вероятностей, которое способно удовлетворить совесть обыкновенных двенадцати присяжных, относящихся к доказательствам объективно, т. е. не под влиянием политической, coциальной или расовой страсти, или другой какой-либо посторонней правосудию идеи, или какого-нибудь внесудебного знания дела. Введя выражение полное доказательство, мы, конечно, не имеем в виду создать нечто вроде формальной теории доказательств, отжившей свой век и в жизни, и в литературе. Но самое внутреннее убеждение, являющееся истинным критерием достоверности или дающее нужную меру доказательств, представляется в различной степени силы. Начинаясь слабым подозрением, внутреннее убеждение, по мере движения дела на суде, начинает вырастать, крепнуть и достигает наконец такой силы, когда судья сам чувствует всю мощь своей уверенности и безбоязненно дает свой вердикт. "Правильное применение улик на суде, говорит Бэст, как и других видов доказательств, зависит от разумности, честности и твердости суда". Честный человек в делах ближнего видит дальше и глубже, чем прощелыга или плут. То, что кажется знанием людей у плутов и мошенников, есть просто бoльшее знание дурных сторон человеческой природы, основанное на самонаблюдении. Зато плуты и мошенники совсем никогда не видят тех жемчужин, которые, по словам одного поэта, лежат на дне моря, хотя оно и омрачено вздымающими его поверхность волнами. При виде маленькой комнатки Гретхен Мефистофель, циник, вывалявший в грязи свою душу, говорит: "Не каждая так чисто около себя ходит", а Фауст схватывает идеальную сторону и, между прочим, восклицает: "В этой бедности сколько довольства! В этой темнице сколько радости, блаженства... Я чувствую, о девушка, вокруг себя шепот твоего духа порядка и покоя духа, который каждый день матерински наставляет тебя, учит мило покрывать скатертью стол, даже посыпать пол песком... О милая, бесподобная рука! Хижину ты превратила в небесную обитель..." Так же точно при тягостной процедуре обнажения на суде мотивов человеческих трагедий грубый, невежественный и циничный судья видит только одну грязь там, где, быть может, лучшие чувства завели человека в безвыходный туник. В сложных уголовных делах, полных психологических проблем, которые могут выясняться только при помощи улик, нравственная личность судьи играет огромную роль, и в этом, быть может, и заключается самая роковая сторона человеческого правосудия.
Люди нескоро будут говорить на одном языке.
2. Стечение нескольких улик. Для полного доказательства требуется стечение нескольких улик. В старинных теориях улик даже обозначался minimum числа улик, необходимых для полного доказательства. Некоторые требовали не менее двух гармонических улик, другие прибавляли третью, контрольную, поддерживающую связь между первыми двумя. Все это, конечно, произвольно и основано на каких-то соображениях, составляющих все-таки отзвуки старинной формальной теории доказательств. Иногда достаточно одной улики, если она основана на незыблемом законе природы, иногда же мало будет и десяти, если они слабо связаны и неубедительны. Однако в большинстве случаев одной улики недостаточно, и мы не можем не разделять мнения Бэста, опытного юриста, который по этому поводу говорит: "В работе над судебным доказательственным материалом невежество догматизирует, наука теоризирует, здравый смысл обсуждает... Осуждать, особливо в случаях, влекущих смертную казнь, на основании одной улики всегда опасно, и было замечено, что в случаях, где было много улик, судебные ошибки получались оттого, что много доверия оказывалось неопределенным уликам, между тем, как не было доказано ни одного действия обвиняемого, которое было бы близко к самому совершению преступления". Понятно, что раз мы ценим гармонию улик, их должно быть несколько, и притом разнообразных, из разных периодов преступного деяния: замышления, приготовления, совершения, пользования плодами его или скрывания его.
3. В отдельности доказанных. Вопроса о том, что каждая улика должна быть прежде всего доказана, мы уже касались. Существует мнение, что улики, часто воплощающиеся в вещественных формах, представляют даже более верное доказательство, чем свидетели. "Факты не могут лгать" вот фраза, к которой прибегают, чтобы поднять значение улик на неподобающую им высоту. Но так ли это? Факты не лгут. Допустим. Но кто установляет факты? Свидетели. А свидетели лгут. Но и вещи часто лгут. Можно положить украденную вещь в сундук неповинного человека: вещь солжет и будет служить уликою. Вещественные доказательства могут быть сфабрикованы. Человека, наклонившегося над раненым и запачкавшего кровью свое платье, можно принять за убийцу. У подъезда брошена бомба; метнувший ее исчез, а проходивший в момент взрыва молодой человек, сброшенный на землю и ни в чем не повинный, арестуется и признается бомбометателем тем более, что он был под надзором полиции. Нет, вещи лгут и лгут очень часто. Сила проницательности судьи в том и состоит, чтобы при роковом стечении обстоятельств, могущих погубить невиновного, обладать той чуткостью, которая внимательна ко всякой мелочи. Ничем не ослепляться, иметь открытыми ухо и сердце к словам подсудимого, который часто в отрывочной, иногда даже нелепой форме, бормочет важные оправдания, которых обследование может натолкнуть на веские соображения, вот высшие обязанности судьи.
4. Гармонических улик. Понятие "гармонической улики" нами уже было объяснено, равно как и самое происхождение гармонических улик из единого источника. Гармония или согласие доказательств не есть особенность улик, она требуется во всех доказательствах. Но здесь это согласие имеет особое значение: в прямом доказательстве coгласиe его с другим доказательством дает достоверность источнику доказательства (подсудимому, свидетелю); в косвенном же доказательстве самое доказательство создается отчасти этим согласием. Гармония улик доказывает:
а) достоверность факта, на котором основывается улика;
б) верность заключения, получаемого от подведения малой посылки под большую в силлогизме улики;
в) общее происхождение, в данном случае гармонических улик из одного и того же изменения во внешнем мире, оставившего следы в последнем.
А такое общее происхождение улик из одного источника есть лучшее ручательство, что они не случайно скопившиеся факты. Словом, гармония улик есть взаимная их порука в достоверности фактов, их родивших, в достоверности их связи с factum probandum как причины, или следствия, и в единстве их происхождения из одного общего источника.
5. Согласие которых не нарушается уликою оправдания. Мы уже имели случай установить разницу между противоуликою и уликою оправдания, а также разъяснить, что улика оправдания разбивает самую гипотезу обвинения, которую поддерживают обвинительные улики. Улика оправдания сама создает новую гипотезу оправдательную.
6. Общее впечатление от которых исторгает у судей мощное убеждение в виновности. Предмет, которого мы здесь касаемся общее впечатление, представляет для анализа величайшие трудности, а потому то, что мы здесь будем излагать, есть только попытка, попытка, конечно, слабая, разъяснения той стороны в восприятии и обсуждении материалов судебного следствия, которая решает окончательно вопрос нашей судейской совести: виновен или невиновен подсудимый? Первая обязанность каждого судьи дать себе точный отчет в том, какой именно доказательственный материал имеется против подсудимого. Тут место для нравственной алгебры Франклина. Необходимо по-бухгалтерски подвести баланс. При этом нужно иметь в виду, что часто приходится против протестующего внутреннего нашего голоса признать невиновность механически просто потому, что нет достаточных доказательств виновности на основании правила: лучше оправдать десять виновных, чем осудить одного невиновного. Подсудимый нам кажется проходимцем, мы часто ясно видим, что он мошенник, воришка, плут, эксплуататор, но против него не имеется достаточных доказательств, и мы его должны оправдать. Соображения, нами руководящие, суть следующие:
а) подсудимый выглядит мошенником, но мы не можем руководствоваться лишь общим впечатлением, необходим материал доказательств положительный;
б) наше впечатление может быть неверным, вводящим в заблуждение.
Эти соображения имеют силу, когда здание обвинения построено на песке. Но когда здание обвинения построено на солидном фундаменте, когда точный счет доказательств и улик дает почтенную сумму, тогда общее впечатление является звеном, завершающим процесс сложения убеждения. Но что такое общее впечатление, на которое принято ссылаться не только в делах судебных? Это совокупность известных признаков, неуловимых, которых мы не в состоянии мотивировать. Почему мы не удовлетворяемся ни портретом, ни фотографией, ни описанием какого-либо человека? Потому что, не видя человека в натуре собственными глазами, не слыша его собственными ушами, мы лишены целого ряда неуловимых впечатлений, которые в совокупности с признаками, поддающимися нашей мотивировке, дают нам решающий материал для разъяснения вопроса, что за человек пред нами, какого характера, какого свойства? Итак, общее впечатление есть тоже результат познания, а не инстинкт или чувство. Возьмем преступное происшествие, проходящее пред судьями. Это кусок действительной жизни, группа людей, между которыми разыгралось происшествие. Судья, пред которым во всех подробностях развертывается это происшествие, неизбежно совершает следующие психологические процессы. Прежде всего он не может не видеть в совершающейся пред ним житейской истории аналогии с другими, подобными же историями, которые ему приходилось наблюдать. Жизнь человеческая протекает в бытовых группах людей, приблизительно в одних и тех же условиях, по одним и тем же мотивам, в одних и тех же комбинациях, ведущих к благополучному исходу или к упадку, преступлению. Преступление есть банкротство обреченной от рождения личности, не сумевшей приспособиться к условиям общественной жизни, вследствие сильных страстей или вследствие неспособности к размеренному и хроническому проявлению той энергии, какая, безусловно, нужна в жизни, чтобы окупать свое существование без нарушения закона. Драма этой личности проходит в известной группе людей, которые являются и участниками в разных эпизодах этой драмы и свидетелями их. У всех этих людей, проходящих пред судом, свои интересы, свои страхи, свои надежды, свои сомнения, свои симпатии, свои антипатии, своя дружба, своя вражда, своя совесть и своя бессовестность, свое прошлое, свое настоящее. Все это они вносят в суд; все это невольно выражается и в их словах, и на их лицах, и в их движениях. Все это судьи воспринимают и все входит в тот психический процесс, результатом которого является приговор о виновности. Повторяем, как бы ни был хитер свидетель, как бы ни владел собой, как бы ни был искусен в лицемерии, самое это искусство кладет свою печать на его лицо, на его ухватки, на его манеры. Своего духовного миpa в общих его типичных чертах нельзя скрыть. По мере того, как развертывается происшествие на суде, участвующие лица устают играть роль, они делаются более пассивными, более непосредственно реагируют на внешнее воздействие, и, в конце концов, их истинное психологическое содержание выступает наружу даже против их воли. Применяясь к современной терминологии экспериментальной психологии, в применении ее к обнаружению внутреннего мира (Psychologiche Thatbestandsdiagnostik) подсудимого и свидетелей, мы должны сказать: судебное следствиe, развертывающее преступное происшествие, вызывает, в конце концов, у участвующих в деле лиц наружу тот комплекс представлений, который у них связан с этим происшествием и живет в их психическом мире. Реакция эта выражается в словах, движениях, игре мускулов лица, голосе и т. д. Все эти проявления, соединяющиеся в одну картину с показаниями, дают судье то, что мы называем общим впечатлением и которое заканчивает процесс судейского убеждения, складывающегося на почве определенного доказательственного материала.
7. Corpus delicti которого, в delicta facti permanentis, стоит вне всякого сомнения. Еще старый юрист Маттеус сказал: "Diligenter cavendum judici, ne supplicium praecipitet antequam de crimine constiterit". Смысл этого изречения тот, что, не убедившись в том, что совершилось преступление, не следует признавать коголибо виновным в нем. Лорд Стоуэлл в одном руководящем слове сказал: "Я понимаю эти правила (что corpus delicti должно быть вне всякого сомнения) так: если вы имеете доказанным совершенное событие преступления, вы можете принимать косвенное доказательство против того, кто его совершил, можете фиксировать виновного, имея прочный corpus delicti... Но допустить косвенное доказательство для того, чтобы раздуть значение недоказанного, сомнительного факта до степени достоверности преступного события, есть производство, совершенно искажающее правильное применение обстоятельственного доказательства". Другие авторитеты высказываются в таком же смысле, а именно: что, прежде чем доказывать виновность лица посредством улик, необходимо установить несомнительное существование corpus delicti. Corpus delicti в преступлениях, оставляющих вещественное изменение в мире внешнем, называется тот внешний предмет, который составляет вещественное тело преступления, например, труп убитого человека, сожженное здание, фальшивый документ, фальшивая монета, бунтовщическое воззвание и т. п. остатки в преступлениях facti permanentis в противоположность delicta facta transeuntis, т. е. преступлениям, в которых действие подсудимого сливается в одно с событием преступления, например, измена, заговор, оскорбление словесное, бунтовщическая речь и другие деяния исключительно психологического значения. Здесь доказывание действия подсудимого не может быть отделено от доказывания события преступления. Напротив, в delicta facti permanentis или, как их называли, в delicta cum effectu permanente, доказывание преступного события вполне отделимо от доказывания преступного действия.
В учении о corpus delicti должны быть решены два вопроса: во-первых, существует ли это тело преступления, т. е. совершилось ли событие, и, во-вторых, если совершилось, то было ли оно преступлением или просто происшествием естественным? Найден труп. Возникает вопрос: что имеется здесь, естественная смерть или насильственное лишение жизни? Пожар или поджог? Подлог или правильный документ; убийство или самоубийство? Прежде чем приступать, ввиду такого события, к доказыванию, посредством улик, виновника, нужно порешить вопрос о признаках преступности самого события. Конечно, самое лучшее доказательство в таких делах, есть непосредственное личное восприятие судьею самого corpus delicti (личный осмотр). После этого на такой уже твердой почве можно, конечно, строить здание улик против заподозренного лица. Но не имея corpus delicti, установленного вне всякого сомнения, нельзя приступать к обвинению какого-либо лица в преступлении, corpus delicti которого не доказан прямыми, несомненными доказательствами. Спрашивается: почему нельзя доказывать corpus delicti уликами?
Правило о том, что corpus delicti не следует доказывать уликами, а что он должен быть удостоверен прямым путем, не оставляющим никакого сомнения, имеет свое основание, по словам авторитетов английской теории доказательств, "в глубочайшей справедливости и самой правильной уголовной политике". Бэст так развивает это основное положение. "Прежде всего, говорит он, в делах, где событие преступления может быть отделено от действия обвиняемого, могут появиться такие причины ошибок, каких нет в делах facti transeuntis:
1) Данное происшествие может быть следствием почти неисчислимого ряда причин, основывающихся на случае или на действии людей.
2) Опасность, которая может получиться от опрометчивого заключения на основании улик, может быть осложнена собственным неблагоразумием обвиняемого или его другими действиями.
3) Свидетели и судьи по присущей людям любви к загадочному могут увлекаться доказыванием посредством улик.
4) Косвенным доказательством при возможности обходиться без точной уверенности в существовании corpus delicti, могут пользоваться для ложных обвинений". Правильная политика, выражающаяся в требовании несомнительного доказательства corpus delicti признается многими авторитетами, имевшими на практике случай убедиться в опасности осуждения человека при отсутствии прямого удостоверения в существовании corpus delicti. Обычный тип этих случаев в существенных чертах таков: человек обвиняется в убийстве на основании улик; corpus delicti отсутствует; обвиняемый осужден и казнен. Через некоторое время, считавшийся убитым возвращается из своего безвестного отсутствия.
Возникает вопрос: какими же доказательствами установляем должен быть corpus delicti? За общее правило следует принять, что лучший способ удостоверения в существовании corpus delicti есть судейский его осмотр (inspectio ocularis), т. е. осмотр трупа, пожарища, фальшивого документа, фальшивой монеты или поддельной кредитной бумаги и т. д. Все юристы, в том числе и авторитеты по law of evidence, в этом согласны. Но должны быть допускаемы и исключения, иначе ведь в самом деле все убийцы могут рассчитывать вполне на безнаказанность: стоит только уничтожить труп, и оправдание обеспечено. Вот почему авторитеты по английской теории доказательств допускают установление corpus delicti и другим доказательством, кроме осмотра, например, свидетелями. Так, допущено было доказывание свидетелями corpus delicti в таком случае. Матрос, убивший капитана на площадке судна, бросил его затем, по показанию свидетелей, в море, после чего его нигде и никогда больше не видали. На площадке найдены были кровяные пятна, равно как и на платье убийцы. Защитники обвиняемого доказывали, что corpus delicti не установлен, что капитан мог быть вытащен из воды на другое судно и, пожалуй, когда-нибудь еще появится. Тем не менее матрос был осужден, и этот приговор был признан и другими судьями вполне правильным. Нужно, однако, добавить, что, говоря вообще, если corpus delicti не может быть доказываем уликами, то опровергаем уликами он может быть всегда.
Наитруднейшие вопросы касательно доказания corpus delicti встречаются в случаях отравления, где отсутствие и присутствие яда одинаково могут быть фактами, вызывающими большие сомнения. Но здесь слово принадлежит токсикологам, и юристы здесь бессильны.
В заключение учения о corpus delicti, в его специальном отношении к уликам, заметим, что на предшествовавших страницах нашей книги мы уже касались его, когда обсуждали значение экспертизы в системе уголовных доказательств.
Соллиэ в своем превосходном труде о сомнении справедливо говорит: "Достоверность должна быть абсолютной или ее совсем нет. Но достоверность никогда не бывает абсолютной. Она есть лишь сумма вероятностей, и, когда имеется несколько гипотез, она только тогда вполне оправдывает одну из них, когда все прочие исключены. Но это имеет место только в математике. В других областях познания этого не бывает. Следовательно, сомнение всегда возможно". На предшествовавших страницах настоящего сочинения мы говорили, что сомнение это в суде должно быть разумное, а не теоретическое, философское "готовность действовать" мы признали критерием внутреннего убеждения. Но "готовность действовать" предполагает веру в свое убеждение *(41). А вера в свое убеждение является тогда, когда мы чувствуем, говоря словами Декарта, что нас влечет к убеждению "непреодолимая сила".
Строго соблюдая правила и предостережения логики уголовного процесса, судья, конечно, если он честный, разумный и гуманный служитель закона, может вполне доверяться велениям своей совести и произносить приговоры о виновности или невиновности людей. И высшею гарантией правосудия в стране является все же только тип судьи, справляющегося в трудных случаях лишь с внушениями двух великих сил: справедливого права и непокупной совести.
Владимиров Л.Е.
*(38) Судебное решение должно приниматься за истину (лат.).
*(39) Человек человеку волк (лат.).
*(40) Ум человеческий имеет ту особенность, что предполагает в мире больше порядка и единообразия, чем в действительности есть; и хотя в природе много явлений изолированных и несходных, ум человеческий все же создает между ним и аналогии, и соответствия, и соотношения, которых вовсе нет на деле. Авт.
*(41) Конечно, нужно принять во внимание, как говорит Соллиэ, что верим мы тому, чему нам верить приятно, что наиболее отвечает нашим физическим, умственным и нравственным тяготениям. В этом отношении мы только подчиняемся общему закону, в силу которого мы всегда идем лишь по линии наименьшего сопротивления или наименьшего напряжения. Авт.
