Раздел IV. Психологическая характеристика основных средств исправления и ресоциализации осужденных

Глава 21. Психологическая характеристика исправления и ресоциализации осужденных

21.1. Уголовное наказание и его цели в отечественной и зарубежной пенитенциарной теории и практике

Цели исполнения уголовного наказания в отношении преступников были разными. Согласно воззрениям классической школы криминологии, которая в прошлом делала акцент на преступлении и на вине правонарушителя, смысл наказания состоит в искуплении вины и возмездии. С точки зрения исполнения наказания эта теория была реализована в практике содержания осужденного в заключении. Существование этой модели наказания аргументировалось тем, что лишение преступника свободы причиняет ему зло и что одно лишь это заставляет его осознать свою вину (шоковое действие наказания в виде лишения свободы).

Модель строгого заключения в чистом виде теперь редко применяется, но поддерживается населением. Она реализована в так называемой «модели справедливости», ориентированной на гуманное наказание при соблюдении прав человека в отношении преступника, на добровольное его согласие подвергнуться ресоциализирующему воздействию и на защиту общества от опасных преступников.

Позитивистская школа криминологии оценивала преступника и степень его опасности с точки зрения его будущего поведения: наказание обретает смысл и цель только при исправлении правонарушителя, а также в частном и общем устрашении. В практике исполнения наказания эта теория нашла свое выражение в модели специального обращения и в медико-психологической терапии преступника (Г.Й. Шнайдер, 1994; Ю.В. Чакубаш, 1993; С.М. Иншаков, 1997; В.Ф. Пирожков, 2001). В основе ее лежит идея использования при исполнении наказания достижений психологии, социологии, педагогики, психотерапии путем диагностики личности и построенной на этой основе терапии и соответствующего психологического воздействия.

Согласно медицинской модели, являющейся особой формой модели специального обращения с преступником, преступность вытекает из структурных нарушений личности, которые поддаются излечению специальными психиатрическими методами.

С позиции современной школы криминологии (Эриксон, 1966) наказание нацелено на то, чтобы в качестве реакции на преступление установить границу между преступным и непреступным поведением, усилить правосознание общества и солидарность законопослушных граждан.

Уголовно-правовые понятия и нормы предполагается сохранить и развить дальше путем открытой и широкой пропаганды, направленной против нежелательного поведения, недостойного в социально-этическом плане.

Современная школа криминологии, опираясь на социально-психологические теории возникновения преступности (теорию интеракционизма, теорию обучения и контроля – Хирсени, 1969; Бандура, 1976), разработала и развила модель ресоциализации, ориентированную на усиление социальной связи преступников с теми социально-конформными общинами, в которых они живут. По этой причине в модели ресоциализации предпочтение отдается воздействию в условиях сохранения свободы. Тюрьмы из этой модели не исключаются, но к ним прибегают как к крайнему средству, и сроки заключения ограничиваются до минимума (Г.Й. Шнайдер, 1994).

В настоящее время можно утверждать, что чем меньше кара и слабее изоляция, тем больше шансов уберечь личность от разрушения и укрепить в ней позитивное начало, необходимое для законопослушной жизни.

В различных странах используются разные модели методов исполнения наказания (построенные на специальном обращении, справедливости, ресоциализации) во всевозможных комбинациях.

Ресоциализация является результатом усвоения десоциализированной личностью социального опыта, системы знаний, социально одобряемых форм поведения и ценностей.

Ресоциализация осужденных – это процесс восстановления навыков вхождения в социальную среду после освобождения от наказания, предполагающий социальное познание и общение, овладение навыками практической деятельности, то есть преобразование самого человека (самоперевоспитание). Ресоциализация осужденных – это сложная система реабилитационных мероприятий по восстановлению утраченных или ослабленных в результате отбывания уголовного наказания социальных функций и статуса личности. Это усвоение осужденными стандартов поведения и ценностных ориентации, осознанное подчинение правовым и иным нормам (См.: Исправительные программы различных категорий преступников. – Домодедово, 1991. С. 4.).

То, что у нас определяют словом «ресоциализация», в зарубежной практике называют социальной терапией. К ее основным направлениям относят: обучение осужденных, труд, занятия спортом, участие в культурно-просветительных мероприятиях.

А.В. Пищелко (1992) предлагает следующий поэтапный вариант ресоциа-лизации:

1-й этап – строгая изоляция, цель – лишить возможности продолжить привычную тюремную практику;

2-й этап – принуждение к выполнению правовой нормы, если осужденный отказался от асоциального поведения, то для него создается возможность организации своей жизни в пенитенциарном учреждении в соответствии с другими нормами.

3-й этап – приучение осужденного к нравственной норме; осужденный включается в разные виды деятельности, в том числе участвует в самодеятельных организациях;

4-й этап – упражнения в социальном поведении, приобретение социальных навыков.

Конкретизация цели исправления по отношению к определенному осужденному предполагает фиксирование ее в качестве адресной помощи, суть которой заключается в содержании личностных предпосылок, обеспечивающих его способность к законопослушному поведению в обществе (или восстановление ее), поддерживающих его позитивный личностный потенциал (А.И. Коробеев, А.В. Усе, Ю.В. Голик, 1991).

Поддержку получает и модель специального социально-психологического обращения, и модель медицинской терапии (места лишения свободы как «клиники»).

Трудности в реализации модели ресоциализации связаны, как правило, с традиционными методами содержания преступников в тюрьмах.

Важнейшей целью применения наказания в виде лишения свободы, как считают западные пенитенциаристы, должна быть социализация преступника. У заключенного нужно выработать способность и волю жить, отвечая за свои поступки: он должен научиться существовать без правонарушений, используя лишь те шансы, которые ему предоставляет жизнь, не идти на ненужный риск.

Социализация – ключевое понятие в исполнении наказания зарубежной пенитенциарной практики, поскольку преступления – это инфантильные в социальном и незрелые в личностном плане формы поведения.

Социализация – это процесс усвоения личностью вырабатываемых обществом норм ценностей под воздействием внешних условий, в качестве которых выступает прежде всего социальная среда, это деятельность самой личности.

Социальная реабилитация как синоним ресоциализации включает ценности, принципы, которые осужденный должен усвоить и следовать им (социализированная, десоциализированная, криминогенная личность).

Таким образом, под социализацией следует понимать процесс приспособления осужденного к принятым в обществе нормам и образцам поведения и восприятия.

Общество с высокой скрытой преступностью можно рассматривать как криминогенное, то есть порождающее преступность. Грош цена такому обществу, в котором люди не соблюдают принятые в нем нормы и не чтут его ценностей (Г. Шнайдер, 1994; Э. Шур, 1977; Дж. Наэм, 1980; В. Фокс, 1980).

Вместе с тем многие криминологи и пенитенциаристы отклоняют идею «ломки» личности заключенного в исправительном учреждении. Переживания, связанные с «ломкой» личности, ведут к неудачам и рецидиву преступлений. Человек с надломленной психикой уже не оказывает сопротивления криминальному искушению. Современное индустриальное общество находится в состоянии серьезной трансформации, поэтому нужно добиваться динамической социализации. Простое внешнее приспособление (адаптация) к господствующим ценностям и образцам поведения оказывается недостаточным', поэтому изменение мировоззрения путем убеждения и переубеждения оказывает на личность осужденного более сильное влияние. При этом желательно, чтобы он попробовал вжиться в какие-то новые для него социально-конформные роли и обрел новые жизненные установки.

Целями уголовно-исполнительного законодательства Российской Федерации является исправление осужденных и предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами: «Исправление осужденных – это формирование у них уважительного отношения к человеку, обществу, труду, нормам, правилам, традициям человеческого общежития и стимулирование правопослушного поведения» (Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации. – М., 1997. Ст. 1, 9.).

Цели наказания на протяжении нескольких столетий были разными.

Прежде всего целью наказания являлась кара за совершение преступления и устрашение (четвертование, сожжение, повешение, расстрел и т.п.), тюремного заключения – устрашение (кандалы, цепи, клеймение и т.д.), попытка исправить преступника (вызвать покаяние, раскаяние).

Тюрьма при этом использовалась как заведение, в котором необходимо как можно дольше держать в изоляции привычных преступников, поскольку они неисправимы, как медицинская клиника, в которой лечат преступников, как социальная клиника.

Выявляется следующая закономерность: чем раньше человек попадает в сферу действия уголовной юстиции, тем дольше он остается в ней.

Но есть две взаимосвязанные и усиливающие друг друга причины, носящие эмоциональный и социальный характер, затрудняющие позитивное приспособление бывшего осужденного в обществе: во-первых, тюремная обстановка еще более усугубляет криминальные отклонения; во-вторых, она противопоставляет индивида властям и приводит к «институционализированной» апатии и зависимости, которые снижают возможность успешного правоправного приспособления на свободе.

«Пенитенциарные учреждения, – утверждал профессор С.В. Познышев, – как бы они ни назывались – реформаториями, борстальскими тюрьмами, исправительными домами или как-нибудь иначе – должны быть, так сказать, «социальными клиниками». Это значит, что поступающие в них люди должны выходить социально лучшими, то есть более приспособленными к жизни» (Познышев С.В. Основы пенитенциарной науки. – М., 1923. С. 218.).

Переоценка практики исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в условиях изменяющегося государственного строя привела, с одной стороны, к гуманизации средств исправления, а с другой, в силу нарастающей криминализации общества и среды мест лишения свободы, – к отказу от формирования коллектива осужденных и тенденции к подмене цели исправления целью исполнения наказания.

Подобная позиция может лишить деятельность уголовно-исполнительной системы воспитательной перспективы. Она означает несомненный регресс, возвращение к идее «возмездия», «устрашения» и тем самым определяет движение нашей пенитенциарной системы вновь в сторону, противоположную той, куда движется мировая цивилизация.

Негативное отношение к предшествующей практике советского периода, бездоказательное отбрасывание позитивного отечественного опыта как якобы не соответствующего новым социальным условиям ничего хорошего не сулит.

Отечественная пенитенциарная практика стремилась гуманизировать исполнение наказания, забывая о том, что он имеет предел, и выход за него нередко приводил к потере управляемости уголовно-исполнительной системы. Под влиянием стремительного роста преступности все чаще раздаются голоса, требующие «закручивания гаек» и соответственно принятия мер по «ужесточению» содержания осужденных (О.С. Кузьмина, 1994).

На наш взгляд, цель исправления преступника, его ресоциализация и подготовка к будущей правопослушной деятельности после освобождения – это задачи, имеющие гуманистическое значение, которые не должны зависеть от конъюнктурных политических изменений.

На протяжении длительного времени мировая общественность критически относилась к советской исправительной политике и организации исполнения уголовных наказаний. Это отношение во многом связывалось с деятельностью ГУЛАГа для политических осужденных и нарушениями законности.

И в настоящее время пенитенциарная система превалирует излишествами тюремной атрибутики, ограничением прав и свобод осужденных, не позволяя в полной мере дифференцировать условия исполнения уголовных наказаний и осуществлять их исправление и ресоциализацию в соответствии с особенностями осужденных и степенью их социально-криминальной запущенности. Уголовно-исполнительная система оказалась под давлением агрессивно настроенных криминально опасных осужденных, так как их лидеры старались нейтрализовать воспитательное воздействие условий отбывания режима, труда, воспитательных мероприятий, осуществляемых администрацией. Вот почему внимание персонала пенитенциарных учреждений должны привлекать инновации, способные повлиять на условия отбывания наказания (отпуска, телефонные переговоры, длительные свидания и др.).

Неудачи в исправлении и ресоциализации осужденных в местах заключения обусловлены в основном следующими причинами.

1. Среда, в которой находятся осужденные, искусственна и обособленна. Они живут в режимном заведении, их деятельность целиком регламентирована, связь с семьей ослабевает или даже прекращается. Они оказываются социально изолированными. Их роль ограничена только одной функцией – исполнения. Осужденные многое не могут сделать по своей воле, а главное – проявлять самостоятельность, инициативу, что постепенно приводит их к десоциа-лизации.

2. Привыкание к СИЗО, колонии (тюрьме) – это процесс глубокого или внешнего усвоения нравов, обычаев и привычек данной общности, а также ориентации на тюремный мир. Это негативный процесс «тюремной» социализации, в ходе которого осужденные знакомятся с установившимися нормами и ценностными представлениями тюремной субкультуры, в результате чего их личность становится еще больше криминализированной.

3. Слабая эффективность воспитательного воздействия связана с жесткими правилами внутреннего распорядка колонии (тюрьмы). Оказать по-настоящему психолого-терапевтическое воздействие на осужденного часто затруднительно в силу разных причин:

а) осужденный, как правило, ощущает прессинг криминализированной среды, развращающее влияние которой дополнительно усиливается ввиду скученности, бесконтрольности досуга, отсутствия труда, господства воровской (тюремной) идеологии, принуждения к поведению, одобряемому тюремными традициями и обычаями, которые по значимости превалируют над требованиями администрации;

б) пассивность администрации, ее нежелание нарушать сложившийся баланс и проводить более «жесткую» дифференциацию.

4. Свертывание производства, закрытие вечерних школ в ИУ, формальность и ограниченность деятельности самодеятельных организаций и прекращение работы по формированию положительных традиций и обычаев в общностях осужденных приводят к отрицательным результатам.

Неэффективность процесса исправления связана также с низким уровнем психолого-педагогической компетенции сотрудников СИЗО, колоний и тюрем и слабой материальной базой.

Таким образом, теория и практика психологической службы исправления и ресоциализации должны иметь необходимую воспитательную концепцию, учитывающую, что уже само по себе лишение свободы объективно не формирует, а разрушает личность, что перевоспитание невозможно без личной ответственности.

Чтобы современные пенитенциарные учреждения стали учреждениями исправления и ресоциализации преступников, они должны быть сами ресоциа-лизированы.

При осуществлении воспитательного воздействия на осужденного персонал учреждений часто сталкивается с первоначальным отрицательным отношением к этому воздействию. Всякая попытка изменить взгляды и отношения в сложившемся образе жизни встречает сопротивление столь значительное, сколь устойчивы установки личности и инертен разум индивида. «И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем» (Откровения Святого Иоанна Богослова//Библия. – М., 1996. С. 33.).

 

21.2. Изменчивость личности осужденного как пенитенциарная проблема

В истории науки и в практике сложились разные подходы к изменчивости личности вообще. Одни отрицали возможность изменения психологии человека, другие, наоборот, указывали на неограниченные возможности развития и изменения человеческой личности.

Уже в Древней Греции довольно четко определились два противоположных взгляда на изменчивость личности. Так, Платон считал, что бессмертная душа содержит в себе готовые идеи и знания, что она изначально обладает определенными неизменными свойствами, предопределяющими общественное положение человека. Люди ума призваны управлять, воли – защищать управителей, люди животных страстей и растительной жизни – трудиться.

Противоположная позиция представлена материалистом Демокритом, который считал все, в том числе человека, постоянно изменяющимся. Линия Демокрита нашла свое развитие у Гиппократа в его учении о природных свойствах человека и их изменениях в зависимости от образа жизни и климатических условий и Теофраста, рассматривавшего личность как отпечаток социального быта.

Линия Платона – это фатализм, предопределенность судьбы человека волей всевышнего. В XIX веке на его позициях стояли английский философ Гальтон, утверждавший, что люди господствующего класса имеют высшую одаренность. Эти особенности проявляются в строении черепа, лица как признаки наследственного характера, а также определенные физические признаки – печать преступной личности. В начале XX века с этой позицией выступил Кречмер с его теорией обусловленности всех свойств личности (характера, способностей, заболеваний) наследуемой конституцией тела. Другой теоретик – Мослей заявлял, что судьба человека устроена его предками, и, как бы ни пытался, никто не может избежать тирании своей внутренней организации. Мертон старался доказать, что судьба не только личности, но и класса, нации предопределена наследственностью. В работе «Воспитание характера» он пишет, что есть такие особенности, которые до того воплотились в характере семейства, класса, нации, что стали одной из естественных сил, с которыми нельзя бороться и которым нужно подчиняться.

Торндайк, рассматривая человека как батарею генов, считал, что генное снаряжение не изменяется из поколения в поколение, остается тем же и не зависит от условий жизни.

Английский генетик С. Дарлингтон, признавая наследственность основным фактором человеческих различий, призывал вывести лучший тип человека путем скрещивания. Западногерманский теоретик Г. Вальтер, оправдывая дискриминационную политику судов, «доказывал» наследственную неполноценность способностей «низших классов» общества, приводящую их к преступлениям. Эти идеи, но уже в генной и других теориях личности преступника, живут и в настоящее время.

В генетическом подходе доктора Тойга (1986) есть утверждение, что молекулы ДНК не только несут генетический код наследуемых биологических и физиологических особенностей организма, но и предопределяют большую часть перспектив жизни человека, так как сохраняют в генетическом коде также информацию об опыте и жизненных ролях предков конкретного человека, согласно которой каждый человек имеет свое уникальное «Основное Внутреннее Направление» (ОВН).

Тойг – один из основателей виктимологии (от англ. victum – жертва) – считает, что человек во многом является жертвой генетического кода и проблем предков, невольно повторяя их ошибки, нерешенные вопросы и демонстрируя непродуктивные паттерны поведения.

В противоположность этому другое направление обосновывало веру в человека, в возможность его развития и изменения к лучшему. Эта концепция особенно ярко была выражена французскими материалистами XVIII века.

Решающее значение в формировании личности они отводили воспитанию. Так, например, Гельвеций заявлял, что воспитание делает нас тем, чем мы являемся.

Не отрицая природных задатков (ребенок уже «человек в возможности»), русские мыслители (например, В.Г. Белинский) доказывали, что природные задатки не ограничивают возможностей развития человека, так как они сами видоизменяются в какой-то степени под влиянием обстоятельств жизни и воспитания.

А.И. Герцен выдвигал положение о том, что не столько события создаются людьми, сколько люди – событиями.

Н.Г. Чернышевский, подвергая критике теории развития народов и личности, указывал, что цвет кожи, волос, красота лица не имеют прямой связи с умом и характером человека, а потому нельзя выводить из этих признаков ни способностей, ни судьбы народов. Влияние жизни – вот что имеет решающее значение в формировании человека. Даже такое свойство, как природный темперамент, отмечал он, «заслоняется влиянием жизни» (Чернышевский Н.Г. Избр. филос. соч.: В 3 т. – М., 1951. Т. 3. С. 217.).

К.Д. Ушинский придавал большое значение условиям жизни, воспитанию и самому образу жизни личности в развитии ее свойств. Так, он писал, что только практическая жизнь сердца и воли образует характер.

Последовательную борьбу против теорий наследственной предопределенности свойств личности вел П.Ф. Лесгафт. Подвергая критике взгляд о врожденных дурных качествах, он писал, что обыкновенно приписывают самому ребенку все замечаемые у него неблагоприятные явления, говорят даже иногда о врожденности его злостности, что вследствие недостатка внимания, а главное, незнания обыкновенно спешат допустить существование врожденных дурных наклонностей, красноречиво толкуют о «неисправимо испорченных детях», точно их испорченность явилась сама по себе и за нее отвечает сам ребенок. Влияние руководства взрослых как-то всегда остается в тени, хотя «испорченность» ребенка школьного или дошкольного возраста есть результат системы воспитания.

Швейцарский психолог Бовен, не отрицая значения наследственности, считает, что ее нужно рассматривать как динамическую и изменчивую. Условия жизни, по Бовену, имеют решающее значение в развитии человека. Даже новорожденный «богат» не только генетической наследственностью, но и влиянием среды.

Французский психолог Валлон, рассматривая личность как общественное существо, связывает развитие человека с социальными условиями его жизни и воспитанием. При этом Валлон большое значение в развитии придает активной деятельности самого субъекта.

Есть немало ученых, разделяющих как биологические, так и социологические подходы к проблеме преступности, личности преступника и возможности ее исправления.

Интересные высказывания об изменчивости личности, ее нравственно-психологических свойств мы находим у американского психиатра Дж. Фурста. Связывая источник развития личности с социальными условиями жизни и воспитания, он подчеркивает, что динамика жизни, изменение социальных условий влияют на психологию не только ребенка, но и взрослого человека. «Характерные психические свойства большинства взрослых, – пишет Дж. Фурст, – будучи частью жизненных процессов, постоянно изменяются, люди меняются, и не так незначительно, как это кажется. Через каждые 10 лет в сознании индивида происходят изменения; взгляды на жизнь рядового пятидесятилетнего мужчины или женщины в огромной степени отличаются от того мировоззрения, какое у них сложилось в 30 лет, и мало похожи на мировоззрение сорокалетнего человека. Таким образом, вопрос заключается не в том, изменяется ли личность взрослого человека, а в том, как добиться, чтобы изменение шло в желаемом направлении (См.: Фурст Дж. Невротик, его среда и внутренний мир. – М., 1957. С. 18.).

Представители радикального марксистского направления считали, что изменение личности происходит всегда, что вся история есть не более как постоянное изменение человеческой природы. Изменчивость они понимали в широком смысле и считали, что в результате революционных преобразований изменяются и люди. В.И. Ленин отмечал, что «коренная социальная причина эксцессов, состоящих в нарушении правил общежития, есть эксплуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причины эксцессы неизбежно начнут «отмирать». Мы не знаем, как быстро и в какой постепенности, но мы знаем, что они будут отмирать» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 91.).

Новейшая история, к сожалению, опровергла выводы марксистов относительно преступности, хотя Н.С. Хрущев высказывал намерение показать всем последнего преступника. Оказалось, что преступность – это вечная проблема, существующая независимо от того или другого общества.

В последнее время снова высказываются мнения о наследственной преступности личности. Нередко такого рода утверждения основываются на исследованиях однояйцевых близнецов, проводившихся в ряде стран. Основным итогом этих исследований было утверждение, что идентичность наследственности приводит к идентичности психики, морали, профессиональной направленности и даже преступности личности. В то же время ученые обнаружили и значительные расхождения в характере поведения и склонностях однояйцевых близнецов, и не только тех, которые живут в одних и тех же условиях, в одной стране, но и в разных странах (И. Капаев, Ш. Ауэрбах). Более того, установлено, что каждый из однояйцевых близнецов, живущих вместе, при выполнении ими различных ролей приобретает специфические свойства личности (А.Г. Ковалев, 1968), и даже при специальной системе обучения одного из близнецов он в значительной степени опережает в своем развитии другого (А.Р. Лурия). Однако практика показывает, что если один из однояйцевых близнецов совершает преступление, то и другой тоже совершает его. Одно важнейшее положение остается непреложным – это примат социальных условий в нравственно-психическом развитии человека.

Опыт педагогики на протяжении поколений служит лучшим подтверждением положения об изменчивости человеческой личности и огромных возможностях воспитания человека.

Как известно, в практике А.С. Макаренко были случаи, когда изменялись многие запущенные характеры воспитанников: из «диких», криминально и нравственно зараженных подростков и юношей он формировал убежденных, волевых людей.

Однако было бы заблуждением считать изменчивость или податливость воспитанию личности взрослого человека легким делом. Чтобы изменить взрослого, его мировоззрение, а тем более привычки, требуется длительная совместная работа воспитателей и самого воспитуемого. Пластичность человеческой психики следует уподобить пластичности стали, которая тверда и мало податлива ко всякого рода воздействиям.

Известный пенитенциарист профессор И.Я. Фойницкий под тюремной системой в широком смысле понимал совокупность всех мероприятий, практикуемых тюрьмой в видах кары и исправления, а в более узком – способ размещения заключенных в стенах тюрьмы (См.: Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. – СПб., 1889. С. 397.).

С учетом этой посылки реформа пенитенциарной системы должна в первую очередь касаться содержания деятельности главного ее звена – исправительной колонии, дать ответ на один из актуальных вопросов практики – какие требования и какие качества для ресоциализации личности призвана формировать система исполнения наказания? Реальные условия жизни свидетельствуют: слабому не выжить.

Концепция реформы уголовно-исполнительной системы, одобренной коллегией МВД СССР 16 июля 1990 г., не определила понятие воспитательной работы, в ней также отсутствует целевая установка на исправление, что может привести к потере перспективы деятельности ИУ, а в этическом плане – к возрождению теории устрашения, обоснованию необходимости ужесточения условий отбывания наказания. Концепция реформирования УИС Минюста России (на период до 2005 года) возродила эту задачу для пенитенциарной системы.

Еще в 1790 г. Штельцер говорил о том, что цель наказания может быть только одна – исправление преступника так, чтобы он по собственному почину перестал быть опасным для общественного спокойствия. Поддерживая и отстаивая доктрину исправления, профессор С.В. Познышев считал, что нет прирожденного преступника и нет неисправимого преступника.

В то же время исправление и ресоциализация зависят от степени криминальной и нравственной запущенности осужденного, которая выражается в извращении потребностей, интересов и мотивов поведения, являющихся внутренним побудителем и источником активности личности. Степень социальной и нравственной запущенности человека проявляется в глубине и устойчивости антиобщественной направленности его поведения.

Чем больше податливость и внутренняя предрасположенность человека к восприятию и выполнению общественных требований, тем меньше степень его асоциальной и нравственной запущенности, и наоборот.

В. Франкл (1990) считает, что телесно-душевный упадок зависит от духовной установки, но в этой духовной установке человек свободен.

Никогда нельзя сказать, что сделает лагерь с человеком: превратится ли он в типичного лагерника или даже в этой экстремальной ситуации останется человеком. У него сохраняется принципиальная возможность оградить себя от этой среды (В. Франкл называет это «упрямством духа»).

Ю.М. Антонян (1994) поддерживает распространенную точку зрения, что исправление преступников возможно, но вопрос в том, что должно быть объектом исправительного воздействия относительно конкретных лиц? На какие стороны личности следует обратить пристальное внимание? Прежде всего нужно воздействовать на те внутренние субъективные факторы и механизмы, которые привели человека к совершению преступления.

При совершении преступления уровень правосознания не имеет решающего значения, и нравственная ущербность в данном случае ни при чем. Основная причина кроется в высоком уровне тревожности у отдельных людей. Он формируется прежде всего у людей, которые в раннем детстве были отвергнуты своими родителями, и в первую очередь матерью. Отвержение может быть как открытым (грубые окрики, побои, раздраженность, изгнание из дому), так и скрытым, в результате чего ребенок испытывает ощущение своей ненужности. Характерными качествами для него становятся острая восприимчивость окружающего мира, ранимость, чувствительность. Поэтому он постоянно готов к агрессии, к отпору натиска враждебной среды.

На уровень тревожности конкретного человека очень сильно воздействует социальный фактор. В эпоху потрясений уровень тревожности как у социальных групп, так и у отдельных людей достаточно высокий.

Осужденные зрелых возрастов имеют, как правило, стойкие убеждения, привычки. Чем старше человек, тем менее гибки качества его личности. Эффективность процесса исправления в большой степени зависит от индивидуально-психологических особенностей людей. Одни осужденные весьма внушаемы, то есть легко поддаются всякого рода групповым воздействиям, особенно исходящим от референтных групп, другие же, наоборот, стойки и неподатливы групповому влиянию.

Различные психологические образования имеют разную устойчивость. Легче всего перестраиваются знания, труднее перестроить взгляды и убеждения, привычный образ поведения. Усвоение правил поведения еще не означает возникновения убеждений, и сложившиеся взгляды автоматически не определяют правильное поведение. А.С. Макаренко подчеркивал: «Воспитание... привычек – гораздо более трудное дело, чем воспитание сознания» (Макаренко А.С. Полн. собр. соч.: В 7 т. – М., 1960. Т. 4. С. 397.). Степень трудности исправления зависит от того, насколько далеко зашло криминальное заражение личности. Правонарушители с устойчивыми криминальными установками и привычками поддаются перевоспитанию труднее, чем лица, совершившие преступление не в силу устойчивой криминальной установки, а в силу других причин: под влиянием друзей, стечения обстоятельств, по неосторожности и т.п.

 

21.3. Взгляды на изменчивость личности преступника и модели пенитенциарных систем в зарубежной теории и практике

В конце XIX века в зарубежной практике в подходах к наказанию в качестве доминирующих утвердились три пенитенциарные модели: репрессивная, юридической справедливости и специального обращения.

Репрессивная модель отвечала новому методологическому пониманию причинности человеческого поведения как акта свободной воли (Ш. Монтескье, А. Вольтер, И. Вентам), а в отношении феномена наказания ставила на первое место не столько освобождение общества от злонамеренных членов, сколько причинение им зла и создание условий для осознания ими своей вины с помощью лишения свободы.

Ф. Лист в речи при вступлении на пост ректора Марбургского университета в 1882 г. изложил свои взгляды, содержащиеся в труде «Мысли об уголовном праве», которые сводились к необходимости воспитания поддающихся воспитанию и желающих исправиться, но в то же время – устрашения не желающих исправляться и обезвреживания тех, кто не поддается исправлению.

Швейцарский юрист Э. Фрей (1951) на основе анализа 160 дел подтверждал, что психическая предрасположенность характера как таковая во всех случаях оставалась резистентной: несмотря на все попытки перевоспитания, ни в одном случае, какие бы методы ни применялись – педагогические или психологические, – «исцеления» от психопатических аномалий в характере не наблюдалось.

По оценке А. Мергена (1907), тенденция к преступлению заложена в каждом человеке изначально. Психопат поддается ей, потому что сила этой тенденции получает патологическое преобладание над всем остальным.

Г. Тард (1843-1904) разработал теорию профессионального преступного типа и теорию преступного подражания. Профессиональный преступник обучен специальным навыкам и приемам, он долго учится, постигая профессию (подражание). Преступление – это результат неудачи «эго» в попытках удержать под контролем агрессивность, ненависть, фрустрацию.

В XX столетии зарубежными учеными предложены весьма разноплановые подходы для объяснения личности преступника. С учетом сложившихся научных традиций в зарубежных публикациях (Р. Мастере, К. Робертсон, 1990; Ф. Лезел, 1994) обычно выделяют 10 типов психологических теорий:

1) биопсихологические;

2) психоаналитические;

3) черт личности;

4) эмоциональных проблем;

5) классического, оперантного и социально-когнитивного научения;

6) душевных расстройств;

7) информационного социального контроля;

8) социопатической личности;

9) «Я»-концепции и атрибуции;

10) мыслительных моделей (См.: Поздняков В.М. Состояние и перспективы развития криминальной психологии. – Рязань, 1998; Он же. Психология в пенитенциарной практике зарубежных стран в XX столетии. – М., 2000.).

Широкое распространение в зарубежной психологии получила теория изменчивости личности.

В книге «Бихевиоризм» Уотсон (1924), утверждая свою веру в бихевиори-стическое представление о человеке, писал: «Доверьте мне десяток здоровых нормальных детей и дайте возможность воспитывать их так, как я считаю нужным; гарантирую, что, выбрав каждого из них, я сделаю его тем, кем задумаю: врачом, юристом, художником, коммерсантом и даже нищим или вором, независимо от его данных, способностей, призвания или расы его предков». Он был уверен в том, что наследственность не имеет существенного значения для развития склонностей и личности индивидуума, а его будущее зависит от воспитания.

Современная пенитенциарная деятельность зарубежных цивилизованных стран, о необходимости следовать примеру которых мы так много говорим, базируется на теории исправления.

Бывший министр юстиции США Р. Кларк по этому поводу писал: «Современные исправительные учреждения должны ставить перед собой цель социального восстановления. Этой цели должны быть подчинены все прочие соображения. Социально восстановить личность – значит дать человеку здоровье... дать ему образование, профессиональную подготовку, сформировать его мировоззрение...» (Кларк Р. Преступность в США. – М., 1975. С. 54.).

В конце 50-х – начале 60-х годов в США получила широкое распространение медицинская модель социальной помощи. Пенитенциарные заведения стали исправительными институтами. В системе работы тюрем был введен целый ряд программ индивидуальной и групповой психотерапии. Охранники получили статус консультантов. Были расширены программы профессионального и общеобразовательного обучения, все чаще стали применяться неопределенные приговоры (заключенные освобождались, когда их можно было считать реабилитированными). Исправительные меры стали исходить из попытки переделать человека, а не сломать характер заключенного.

В начале 50-х годов в клинической практике модификации поведения осужденных (заключенных) стала применяться бихевиористическая теория. Психотерапевты этого направления руководствуются положением о том, что любые психические и эмоциональные расстройства являются определенным видом неадаптивного поведения, то есть неадекватного по отношению к требованиям действительности и возникающего в результате закрепления тех или иных реакций, привычек.

Метод модификации начал рассматриваться в качестве конкретного механизма, который должен помочь не только исправлять, но и формировать заданное поведение людей.

Модификация поведения на практике отражена в «программе отработки контрольных блоков», которая применялась в эксперименте по модификации поведения в тюрьме особого режима в Эригоне (штат Иллинойс). В камерах «контрольного блока» содержались в полной изоляции 72 заключенных, которые, по мнению властей, были слишком «трудными» для обычных тюрем. Они были изолированы, лишены всяких контактов, им не разрешалось работать, читать, вести переписку и наносить визиты. Все, что было обычным для остальных заключенных, считалось привилегиями, которые надо было «заработать» как поощрение.

Национальная комиссия не только поддержала практику применения таких программ реабилитации, но и распространила ее в ряде других тюрем. Она признала также, что большинство заключенных содержатся в таких блоках длительные сроки.

Другим, не менее жестким методом модификации поведения стала «терапия отвращения». В качестве исправительных средств за малейшее нарушение режима заключенным вводились препараты, вызывающие остановку дыхания на несколько минут, что порождало паническое чувство страха смерти, или препараты, провоцирующие длительную, мучительную рвоту. Американские судебные органы нередко поддерживали такого рода исправительную практику. В деле по иску одной из жертв метода модификации суд вынес решение, в котором говорится о том, что даже если обработка заключенного необычайно болезненна или причиняет духовные страдания, он может быть ей подвергнут без его на то согласия, если признанные медицинские специалисты или власти сочтут это целесообразным. В начале 80-х годов появились сообщения о том, что и английские власти начали применять фармакологические средства для модификации поведения заключенных в тюрьме Лонг Кеш (Северная Ирландия).

Известно, что электрошок, фармакологические препараты с неприятным эффектом и даже нейрохирургия успешно применяются в медицинской практике для лечения психических расстройств и возражать против этих методов было бы так же нелепо, как против любой хирургической операции. Медицина пользуется болезненными методами вынужденно и с гуманными целями ради оказания помощи людям, их спасения. Американский профессор психологии Р. Ландон считает, что регулировать поведение граждан можно и нужно с помощью психотерапии, гипноза, обусловливания, а также путем насильственного применения электрошока, фармакологических средств и имплантации электродов в мозг с целью раздражения через них определенных участков мозга слабым разрядом электрического тока независимо от сознания и воли людей для достижения нужных состояний и настроений. Такая технология контроля за поведением, по мнению Р. Ландона, неизбежна и необходима в социальных целях.

От общей модели воспитательного воздействия медицинская модель отличается только применением специальных, в особенности психотерапевтических, методик. Зарубежные психиатрические больницы и социально-терапевтические экспериментальные заведения в большинстве случаев обращаются к этой модели, когда возникает необходимость применить их к «нечувствительным» к наказаниям осужденным.

В то же время даже продолжительное медицинское лечение не устраняло общественную опасность «закоренелых» преступников или не снижало ее, поскольку криминальный образ у многих из них стал смыслом жизни, и поэтому воспитательное воздействие с целью снижения рецидива не давало результатов.

Психологическое воздействие, по мнению пенитенциаристов, должно осуществляться в самом начале преступной карьеры, то есть в детском или подростковом возрасте. Поэтому чаще всего психологическое воздействие на преступников-рецидивистов оказывается только в целях гуманизации.

Методы модификации поведения носят характер не только наказания, но и осознания поступков индивида, к которым стремятся его приучить. Например, с помощью метода «знаковой экономии», применяемого в пенитенциарных учреждениях, первоначально определяются те виды поведения, которые необходимо сформировать и закрепить в целевой группе, например, соблюдение распорядка, проведение досуга, учеба, труд и т.п. За каждый акт желаемого поведения сотрудник выдает заключенному «знак». Им может быть жетон, квитанция или просто запись в карточке, которые означают, что в конце какого-то срока (дня, недели и т.д.) их обладатель может воспользоваться теми или иными благами (например, получить свидание). Выбор «знаков» и стоящих за ними благ зависит от условий программы «знаковой экономии» и изобретательности ее организаторов.

Модификация поведения (Скиннер, Франк, Вильсон) – это система вознаграждений, обычно применяемых в пенитенциарных учреждениях в соответствии с имеющимися там возможностями. Заключенные «зарабатывают» свои привилегии и, возможно, свою свободу.

Концепция модификации поведения отождествляет поведение с обусловливанием, определяет допустимое и недопустимое поведение и создает условия для подкрепления допустимого поведения (наказание, вознаграждение, привитие отвращения, подавление недопустимого поведения, ролевые игры, похвалу, дисциплинарное взыскание и другие способы подкрепления допустимого поведения).

Идея модификации поведения получила научную основу благодаря экспериментам И.П. Павлова по изучению условных рефлексов. Однако вряд ли эта теория поможет влиять на человека и вызывать у него чувства вины, стыда, раскаяния.

Программа специального лечения и воздействия, направленная на реабилитацию заключенного (START), применялась в федеральном центре по изучению проблем исправления в Батнере (штат Северная Каролина) и была связана с наркоманией. Целью этой программы был отбор наиболее «трудных» заключенных, проведение лечения (в том числе с помощью методов гипноза, электрошоковой терапии) и возвращение их в тюрьму, определение заключенных, более восприимчивых к мерам, направленным на их реабилитацию. К сожалению, эти мероприятия вызвали самоубийства, забастовки и бунты, так как изменение физической конструкции психики человека без его на то согласия всегда встречает сопротивление.

 

21.4. Проблема исправления осужденных в отечественной пенитенциарной психологии

В отечественной психологии типичным является следование за европейскими пенитенциарно-правовыми взглядами. Например, X. Р. Штельцер (1790) считал, что «цель наказания может быть только одна – исправление преступника, чтобы он по собственному почину перестал быть опасным для общественного спокойствия» (Таганцев Н.С. Русское уголовное право. – СПб., 1902. Т. 2. С. 904.).

А.П. Куницын («Право естественное», 1818) утверждал, что целью наказания должно быть исправление преступника и предупреждение преступлений. А.И. Галич («Картина человека», 1834), обосновывая необходимость привлечения психологических знаний к решению уголовно-правовых проблем, предлагал использовать ее людьми, работающими в тюрьмах. П.П. Лодий обосновывал идею о необходимости введения лишь тех наказаний, которые являются годными с точки зрения психологического принуждения.

Эти тенденции отразились в «Своде учреждений и уставов о содержащихся под стражей и ссыльных» (1890. Ст. 1-5).

Н.М. Ядринцевым (1872) обоснована новая система, которая должна была объединить все лучшее в европейской практике. Она предполагает следующее.

1. Предварительное дисциплинирование личности, приучение ее к подчинению и повиновению путем внешнего и механического ограничения ее воли (обычная внешняя дисциплина).

2. Развитие самодеятельности, самовоздержания, самовоспитания и самопомощи при известной доле свободы, то есть воспитание, соответствующее развитию индивидуальных способностей и сил личности (ирландская система переходных заведений Обермайера и Маккэночи).

3. Воспитание социальных и симпатических инстинктов, основанное на рациональном применении общения на условиях взаимных обязательств и взаимных услуг (применение общественного самоуправления и самопомощи, основанное на различных общинных учреждениях).

Идею перевоспитания преступника (осужденного) путем общественного воздействия поддерживает не только Н.М. Ядринцев, но и Л.И. Петражицкий (1867-1931), а в 20-30-х годах А.С. Макаренко (1888-1939) блестяще осуществляет ее на практике.

Проблема личности преступника, наказания и исправления исследовалась в рамках антропоматериалистической ориентации.

Следует отметить подход к научному осмыслению этой проблемы И.М. Сеченова, создавшего учение о рефлекторной природе психики. Он писал: «Целиком перекладывать вину за противоправное поведение на преступника нецелесообразно, так как это ожесточит его самого и общество против него. Правильнее было бы исходить из идеи, что виновен не только человек, но и обстоятельства, в которых он воспитывался... Здесь осуждение должно выступать уже не возмездием преступнику, вынесенным от лица общества, а стремлением этого общества помочь ему исправиться, осознать личностную вину и на этой основе сформировать другие рефлексы, другое нравственное поведение.

В итоге меняется не оценка преступного акта, который остается аморальным поступком, а смысл наказания, приобретающий аутентичность как для общества, так и для человека» (Сеченов И.М. Избранные произведения: В 24 т. – М., 1952. Т. 1. С. 443.).

Эти идеи получили развитие в трудах отечественных психиатров И.А. Сикорского и П.И. Ковалевского.

В 60-70-х годах XIX в. формируется социально-педагогический подход к проблеме отклоняющегося поведения и построению воспитательно-профилактической работы с детьми (П.Г. Редкий, Н.В. Шелгунов, К.Д. Ушинский).

Важно то, что проблема наказания стала анализироваться в связи с возможностями исправления преступника. В то же время в работах И.Я. Фойницкого (1889), Н.С. Таганцева (1902), С.П. Мокринского (1901) доказывалась нереальность достижения в условиях тюрьмы нравственного исправления заключенного. И хотя отечественная пенитенциарная система долгое время сохраняла многие отпечатки феодальных признаков (разделение заключенных по сословному признаку, клеймение, применение орудий, причиняющих физические страдания), но уже обсуждалась идея исправительно-воспитатель-ного воздействия на заключенных: приобщение к труду, обучение и т.д.

С 1819 г. в России к решению проблемы нравственного исправления преступника стали привлекаться члены попечительного общества, целью которого был не только общественный контроль, но и наставление преступников в правилах христианского благочестия и «занятие их приличными упражнениями».

Интерес российской общественности к тюрьмам и заключенным пробудился благодаря публикациям Ф.М. Достоевского, В.Г. Короленко, Н.Г. Чернышевского, увидевших и переживших тюремные лишения, а также Л.Н. Толстого и М. Горького.

На парадоксы тюрьмы обращают внимание Н.М. Ядринцев, П.Ф. Якубович, давший очень яркие социально-психологические портреты преступного мира и показавший влияние уголовного наказания на различные категории преступников. Он впервые поставил вопрос о тюремной общине – особом социальном явлении, влияющем на поведение заключенного.

Особой сферой научных интересов ученых является исправительный процесс в пенитенциарных учреждениях для несовершеннолетних правонарушителей. Профессор Б.С. Утевский писал, что многие принципы советской педагогики очень и очень трудно применять, одновременно карая и воспитывая людей. Эту идею разделяли В.М. Бехтерев, А.Я. Герд, Д.А. Дриль, П.И. Ковалевский, А.Ф. Кистяковский, П.Ф. Лесгафт и др.

Идея исправления, а не устрашения преступников была подкреплена: Законом об исправительных приютах (1866), Законом о воспитательных заведениях (1909), внедрением в практику различных исправительных систем (семейной, казарменной, смешанной).

После февральской буржуазно-демократической революции 1917 г. в качестве главной задачи декларировались прогрессивные пенитенциарные новации – перевоспитание преступников, проявление к ним гуманности и неукоснительное соблюдение прав человека, попечение о дальнейшей судьбе лиц, отбывших наказание, улучшение подбора кадров. Однако на практике они не были реализованы.

После прихода к власти большевиков начиная с 1918 г. шла активная дискуссия о задачах наказания в виде лишения свободы, о содержании исправления заключенного и его пределах (См.: Поздняков В.М. История пенитенциарной психологии. – М., 1998.).

В работах С. Бройде, М.Н. Гернета, С.В. Познышева, Б.С. Утевского, Ю.Ю. Бехтерева разрабатывались методики организации исправительного процесса.

Интересные психолого-педагогические методы в работе с несовершеннолетними преступниками в 20-30-е годы использовали такие отечественные ученые, как П.П. Блонский, С.Т. Шацкий, В.Н. Сорока-Росинский, А.С. Макаренко.

С.В. Познышев писал, что психология раскаяния преступника и психология раскаяния заключенного составляют две частные проблемы криминальной психологии, среди многих других, подлежащих самому тщательному изучению.

Раскаяние всегда предполагает признание вины в совершенном преступлении. Человек может раскаиваться только в том, в чем действительно виноват. Может признавать вийу, но вовсе не раскаиваться.

Покаяние отражает следующую, более высокую ступень процесса воспитания у человека чувства ответственности. По содержанию раскаяние представляет собой прежде всего переживание осужденным чувства стыда и угрызений совести. Такое переживание имеет исключительно важное значение для нравственного совершенствования человека вообще и преступника в частности.

Переживание осужденными чувства стыда и угрызений совести весьма ценно с психологической точки зрения, поскольку они становятся, по словам С.В. Познышева, механизмами, через которые общество воздействует на индивида.

Среди представителей отечественной науки еще сохраняется оптимизм относительно исправительных возможностей уголовно-карательного воздействия. Он базируется главным образом на том, что в 20-30-е и 60-70-е годы были предприняты серьезные усилия в этом направлении в исправительно-трудовых учреждениях нашей страны, которые показали, что исправление преступников возможно при создании надлежащих условий. Это подтверждает и зарубежный опыт. Но есть свидетельства о том, что отечественные и зарубежные программы ожидаемого эффекта не приносят, а их влияние на динамику преступности иногда сравнивают с воздействием летнего ветерка на движущийся локомотив. Уровень рецидива среди отбывших наказание в виде лишения свободы в большинстве развитых стран составляет 60-70%. Эти показатели на фоне наших 30-40% (даже если учесть, что удельный вес санкций, связанных с изоляцией от общества, за рубежом существенно ниже) не вселяют больших надежд на то, что можно существенно повлиять на складывающуюся криминологическую ситуацию.

Чем меньше кара и слабее изоляция, тем больше шансов уберечь личность от разрушения и укрепить в ней позитивное начало, необходимое для законопослушной жизни в обществе (А. Усе, 1997).

Идею о необходимости создания (или сохранения) системы уголовно-правового контроля, однозначно ориентированную на исправление преступников, дезавуируют аргументы чисто прагматического характера наказания, и сомнительно, что она способна дать ожидаемые от нее результаты. Итак, исправление преступника по-прежнему остается как научной, так и практической проблемой.

В обществе тоталитарного типа такого рода проблем не возникает. Граждане в целом (не говоря уже о правонарушителях) являлись «человеческим материалом», который во имя светлой цели можно и должно было воспитывать, совершенствовать и перевоспитывать. Но демократическое государство не имеет права принудительно «улучшать» своих граждан. Единственное, что ему позволено в отношении гражданина (в том числе преступника), – требовать соблюдения установленных законов. Не случайно представители либерального направления западной криминологии выступают за то, чтобы «внутренняя свобода клиента тюремного учреждения оставалась такой же неприкосновенной, как и стены, которые его окружают» (Иншаков С.М. Зарубежная криминология. – М, 1997. С. 87-97.). Это положение, несмотря на его категоричность, опровергнуть трудно. Жизнь дает многочисленные примеры того, что социальная обоснованность уголовно-правовых запретов на определенном этапе общественного развития может оказаться весьма сомнительной.

Пенитенциарист А. Усе считает, что однозначная ориентация пенитенциарной системы на исправление преступника может быть не только нереалистична, но и в определенном отношении опасна, так как легко перерастает в насилие над внутренней свободой, не позволяющей сохранить иной, отличный от поддерживаемого государством образ мыслей.

Названные обстоятельства предопределяют необходимость осторожного подхода к оценке юридической значимости такой задачи, как исправление и ре-социализация правонарушителя, то есть выдвигать ее на первый план только тогда, когда наказание (пределы которого определяют деяние и вина) назначено и границы принуждения по отношению к конкретному человеку уже очерчены. Кроме того, они побуждают отказаться от интерпретации исправления как цели, для достижения которой человек, совершивший преступление, якобы подвергается карательно-воспитательному воздействию со стороны государства. Несущий стержень этого воздействия – наказание – имеет преимущественно общепредупредительную направленность. Уголовная кара обладает ограниченным исправительным потенциалом, а в своих наиболее суровых формах (лишение свободы) способна порождать разрушающие личность последствия.

Представление о возможности «переделывать» личность путем дозировки карательно-режимных ограничений (опаснее преступник – сильнее кара – больше исправительный эффект) – атавизм, уходящий своими корнями в реформаторские учения XX века. Вера в него сопровождалась целенаправленным и изощренным причинением боли сотням тысяч людей и не принесла до сих пор сколько-нибудь убедительных результатов.

Ф.М. Гординец и Н.Ю. Самарин (1998) считают неприемлемой идею сделать систему отбывания наказания еще более дифференцированной, предусмотрев в качестве начальных условий его отбывания так называемую «строгую изоляцию» – водворение осужденных в закрытые помещения типа общих камер. Реализация этого предложения, по их мнению, будет означать, что осужденные попадут в еще большую зависимость от администрации, которая получит дополнительные средства поддержания внутреннего порядка в учреждении. Совершенно очевидно, что все это далеко от воспитания, а воспитательная задача подменяется дисциплинирующей, точнее, первая приносится в жертву второй.

По мнению психологов-пенитенциаристов, на этапе конструирования возможных форм отбывания лишения свободы законодатель должен учитывать, что интересы исправления требуют не наращивания и дифференциации тягот, адресованных осужденным, а сведения их к минимуму, достаточному для выполнения наказанием нормостабилизирующих задач и поддержания общественной безопасности.

Помимо наказания, в рамках воспитательного процесса к осужденным должны применяться и некарательные меры – то, что раньше принято было называть исправительно-трудовым воздействием. В то же время осужденный помещается в уголовно-исполнительное учреждение не для того, чтобы к нему применяли воспитательные меры некарательного характера и, таким образом, сделали его «лучше», а для того, чтобы нейтрализовать негативное влияние уголовно-исполнительного учреждения, в результате которого он может стать «хуже». Иными словами, будет вполне оправданным, если так называемое исправительное воздействие будет запрограммировано не на социально-нравственную «переделку» правонарушителя, а хотя бы на частичное восполнение социализационных недостатков (образование, кругозор, профессиональная подготовка и т.п.), а также на нейтрализацию негативных личностных последствий социальной изоляции – предотвращение эффекта «призонизации» и стигматизации. Именно понимание исправительно-воспитательных мероприятий не как насилия, а как адресованной осужденному компенсирующей помощи придает этой деятельности иную окраску и позволяет обосновать допустимость ее осуществления в условиях демократического общества.

Акцент в работе с осужденными на оказании им особого рода социальной помощи соответствует потребностям сегодняшнего дня. Значительная часть контингента уголовно-исполнительных учреждений – лица, нуждающиеся в социальной поддержке: те, кому в свое время общество что-то недодало; те, для кого совершение преступления явилось закономерным результатом условий их жизни. Именно поэтому рассмотрение непосредственных задач испра-вительно-воспитательной деятельности в этом направлении не только разрешает вопрос о ее допустимости, но и позволяет говорить о целесообразности расширения ее масштабов. В частности, самого внимательного к себе отношения требует предложение о создании сети социально-психотерапевтических учреждений, специально предназначенных для реабилитационной работы с осужденными.

Поворот исправительной деятельности от «перековки» к оказанию социальной помощи предполагает добровольность участия осужденных в соответствующих программах. Принципу добровольности применительно к воспитательной работе ранее не придавалось особого значения, поскольку осужденного должны были исправлять и перевоспитывать, хотел он этого или не хотел.

Вынося обвинительный приговор, суд исходит из того, что правонарушитель должен быть «свободен» в своем решении, то есть обладать всеми личностными предпосылками для правильного выбора и стремления удержаться в русле правомерного поведения. Если это так, то мы вынуждены признать, что этот человек в состоянии нести ответственность за свою судьбу, а значит, с таким же «знанием дела» может решать, принимать ему воспитательную помощь со стороны государства либо обойтись без нее. Следование принципу добровольности означает, что отказ от участия в исправительно-воспитательных программах не должен повлечь для осужденного каких-либо отрицательных последствий.

На этом положении добровольности, практикуемом в демократических странах, основывается, например, условно-досрочное освобождение. Оно трактуется как право осужденного и требует от администрации конкретных доказательств отрицательного поведения соответствующего лица в случае его неудовлетворения. Кстати, в этом случае не только более надежными становятся гарантии правовой безопасности, но и увеличивается сила мотивирующего влияния условно-досрочного освобождения, так как оно перестает быть «милостью» (поскольку получение его всегда проблематично) и превращается в реальную возможность, которая во многом зависит от самого осужденного.

Реализация принципа добровольности, возможно, приведет к тому, что некоторая часть осужденных окажется вне сферы исправительно-ресоциали-зационного воздействия в период отбывания ими уголовного наказания. Принудительная «помощь» взрослому дееспособному человеку может считаться помощью лишь чисто формально. Кроме того, пенитенциарная наука не располагает убедительными доказательствами того, что окончание преступной карьеры всегда или в большинстве случаев является результатом воспитательных усилий. «С такой же степенью обоснованности можно утверждать, что эти позитивные изменения наступают по причинам совершенно иного свойства, а иногда даже вопреки применяемому нами исправлению. Поэтому нет никаких оснований полагать, что отказ какой-то части лиц, лишенных свободы, от участия в исправительно-воспитательных программах отрицательно скажется на результатах деятельности уголовно-исполнительных учреждений и приведет к росту рецидива» (Гординец Ф.М., Самарин Н.Ю. Формирование ответственности у осужденных (психолрго-педагогический аспект). – СПб., 1998.).

Следует отметить, что в конце 80-х – начале 90-х годов существенно снизились возможности позитивного влияния на осужденных средств воздействия: каждый третий из них является полностью безработным, столько же заняты неполную рабочую неделю, сокращается количество общеобразовательных школ и профессиональных училищ; не пополняется библиотечный фонд; практически перестали выписываться для осужденных газеты и журналы; ослаблена воспитательная работа с осужденными, и отряд осужденных, по существу, перестал быть ее центром. При исполнении наказания в виде лишения свободы и поддержании порядка среди осужденных в пенитенциарных учреждениях сохраняется тенденция применения силовых методов воздействия: спецсредств, оружия, отрядов специального назначения. Ряд авторов считает, что эта тенденция дает возможность создать систему противовесов: с одной стороны, максимальное смягчение условий отбывания наказания для осужденных, соблюдающих режим содержания и проявляющих стремление к исправлению, а с другой – применение строгих мер воздействия в отношении злостных нарушителей. Таким образом, осужденному предоставлено добровольное право выбора этих условий.

С исправлением и ресоциализацией осужденных связано понятие трудновоспитуемости и ее психологической природы.

К трудновоспитуемым относятся лица, перевоспитание которых связано со значительными затратами усилий воспитателей, необходимостью применения особого для данного учреждения подхода к осужденному, преодолением его внутреннего сопротивления. Главный признак трудновоспитуемой личности – это резко негативное отношение к воспитательным воздействиям, стойкое внутреннее сопротивление им (В.Ф. Пирожков, 1985).

Трудновоспитуемость проявляется у осужденных неодинаково: у одних – в специфичном поведении, поступках (обычно они являются дезорганизаторами деятельности колонии), у других внешне не проявляется, чем они и вводят персонал учреждения в заблуждение.

В структуру личности трудновоспитуемого осужденного входят:

1) прочные криминальные или антисоциальные установки, привычки антиобщественного поведения;

2) неадекватная защитная доминанта и невосприимчивость к воспитательным воздействиям;

3) неадекватная (завышенная или заниженная) самооценка;

4) отягощение отрицательных черт личности психическими аномалиями, а также сдвиги в структуре личности (заострение черт характера, возникновение различных «комплексов» сверхценности своего «я» или неполноценности).

 

21.5. Психологические основы изменения направленности и воли осужденных в процессе исправления и ресоциализации

Главным в личности является ее мотивация, определяющая готовность действовать, и воля, связанная с преодолением трудностей в процессе реализации поставленных целей. А.С. Макаренко был убежден, что в центре всего воспитательного процесса должна стоять задача формирования позитивной мотивации и сильной воли. Он считал это общей, обязательной для воспитателя программой.

Изменение криминальной мотивации и развитие воли происходит в процессе индивидуальной воспитательной работы. Такая перестройка связана, с одной стороны, с включением осужденного в основные виды деятельности, а с другой – с повышением требований к нему, с постоянными упражнениями в преодолении внутренних и внешних трудностей. Систематические упражнения в положительной деятельности способствуют позитивному развитию воли и направленности, однако на практике мы встречаемся с их недооценкой сотрудниками ИУ. Так, вывод о положительном поведении осужденного нередко делается практическими работниками на основе его

отношения, например, к режиму, преступлению и наказанию. Проведенный анализ 198 педагогических характеристик на осужденных показал, что только в 9% из них была указана мотивация осужденных: к труду, образованию, к самодеятельным организациям, другим людям, к исправлению и ресоциа-лизации, к преступлению и наказанию, к самому себе; в 36% – указана мотивация по отношению только к режиму, учебе, самодеятельным организациям; в 55% – только мотивы отношения к чему-то одному. В большинстве педагогических характеристик на осужденных вообще не рассматривается мотивация осужденного к себе, без изменения которой невозможны исправление и ресоциализация. Волевые качества осужденных в характеристике личности чаще всего либо отсутствуют, либо по ним трудно составить представление о развитии воли.

Для успешного изучения психологом мотивации и воли осужденного необходимо иметь программу, в которой определялся бы круг сведений, подлежащих изучению.

Психолог должен уделять внимание не только сведениям биографического и социально-демографического порядка, условиям воспитания в семье, окружающей микросреде осужденного, особенностям отношения к учебе, работе, причинам и условиям возникновения аморального и криминального поведения, психическим процессам и состояниям, но и мотивации сложившегося у осужденного отношения: к себе, к преступлению и наказанию, исправлению, другим людям, коллективу, а также качествам, характеризующим развитие воли. Поскольку изменения в поведении и деятельности осужденного связаны с перестройкой его мотивации отношений, то естественно, что на этом пути ему придется преодолевать внутренние и внешние трудности и проявлять волевые качества: настойчивость, решительность, самостоятельность, выдержку, дисциплинированность, организованность и др. (В. Ильин, 1998).

Психолог начинает изучать возрастные и индивидуальные особенности направленности и воли с личного дела осужденного. Имеющиеся в личном деле документы дают сведения об отношении осужденного к другим людям, к себе, совершенному преступлению, наказанию и помогают выявить причины и условия, способствующие деформации сложившихся отношений.

В личном деле осужденного психолог может найти сведения о силе или слабости воли, так как в преступлении всегда проявляются не только мотивы, но и волевые качества личности. Об этом, например, говорит его роль в преступлении (исполнитель, организатор). О мотивации личности преступника и его воле может свидетельствовать поведение во время проведения расследования, а также судебной психолого-психиатрической экспертизы.

Изучая личное дело осужденного, психолог должен иметь в виду, что данные, содержащиеся в нем, не всегда бывают точными, так как они часто записываются со слов обвиняемого. К тому же с момента написания этих документов проходит определенное время, за которое человек мог измениться под воздействием расследования дела, суда и самого осуждения. Поэтому при анализе личного дела психологу необходимо:

1) выявить совпадающие данные разных лиц о направленности и волевой сфере преступника (осужденного);

2) найти противоречия в мотивации и воле осужденного, если они имеются;

3) собрать данные о проявлении осужденным положительных или отрицательных волевых качеств;

4) выявить сведения, говорящие о направленности осужденного и ее проявлении в поведении и деятельности.

По итогам изучения личного дела осужденного психолог фиксирует документально сложившееся у него мнение об особенностях его воли и направленности.

Весьма распространенным методом получения психологом данных о направленности и воле личности является ознакомление с записями в тетради (дневнике) индивидуальной работы начальника отряда о проведении работы с осужденным. Например, ознакомительную беседу психолог проводит в целях получения представления о направленности и воле осужденного, углубленные – для всестороннего изучения, в клинических беседах он выясняет его готовность к самовоспитанию. В ходе беседы сотрудник должен добиваться того, чтобы осужденный пришел к убеждению, что ему необходимо развивать волю для позитивной адаптации в обществе.

В ходе углубленных бесед психолог изучает причины и условия, которые оказали наибольшее влияние на деформацию направленности и воли осужденного. Важное значение в беседах психолог должен придавать выяснению отношения осужденного к преодолению различных трудностей, а также его индивидуальным особенностям воли, связанным с протеканием волевого процесса (постановкой цели, планированием, исполнением, наличием или отсутствием борьбы мотивов).

Для изучения направленности и воли осужденных в практике наиболее часто применяемым методом является наблюдение, цель которого заключается в восприятии и оценке психологом поведения и деятельности осужденного в естественной обстановке выполнения им режимных правил учебы, труда, досуга и др. Метод наблюдения дает возможность соотнести данные личного дела, бесед о направленности и воле с каждодневными поступками и действиями осужденного. Известно, что воля как сознательная регуляция человеком своего поведения наиболее ярко проявляется в поведении и деятельности. Поэтому психолог, определяя цель наблюдения, фиксирует мотивы и выраженность волевых качеств. Они особенно ярко проявляются при преодолении различных трудностей, например, при выполнении режима, различных трудовых, учебных заданий, общественных поручений, что позволяет говорить о силе и устойчивости волевых свойств. К тому же психолог дополняет свои наблюдения данными, полученными от других сотрудников.

Обобщение сведений, полученных при наблюдении осужденного в различных видах деятельности, раскрывает психологическую сущность его направленности и воли. Методом, позволяющим объединить многие данные об осужденном, является метод независимых характеристик, разработанный профессором К.К. Платоновым и широко применяемый сотрудниками ИУ.

Ценный материал о направленности и воле могут дать психологу сочинения осужденных о прочитанных книгах, дневники, в которых они прямо или косвенно раскрывают мотивы своего отношения к другим людям, к преступлению и наказанию, исправлению, самому себе, режиму. Подметить особенности мотивов и воли психологу помогает анализ результатов деятельности осужденных: рисунки, стихи, модели, чертежи, детали, тетради, дневники и т.п. В них находит отражение как направленность, так и воля осужденного.

В арсенале изучения психологом личности осужденного важное место занимает его переписка (с родителями, педагогами школы и профессионального училища, где он учился, членами производственного коллектива, в котором он работал).

В процессе реализации программы изучения личности осужденного психолог использует различные материалы, характеризующие направленность, волю осужденного, которые фиксируются в дневниках (тетрадях) индивидуальной работы. С помощью дневника психологу легче составить нацеленную на конкретного осужденного программу исправления. Дневник дает возможность проанализировать сделанное, увидеть тенденции, скорректировать программу и методы изучения и оказания психологической помощи. В дневнике отражаются и те трудности, которые встречаются в процессе изучения и изменения направленности и воли осужденного.

Проанализированные психологом и собранные различными методами материалы о направленности и воле осужденного и отобранные наиболее существенные, типичные и характерные индивидуально-психологические особенности отражаются в психологической характеристике, а начальником отряда – в педагогической, которые составляются на каждого осужденного. Они составляются по определенному плану и должны отражать как доминирующие отношения, их мотивацию, так и волевую сферу.

Зафиксированные в характеристиках отношения осужденного позволяют сотрудникам отнести его к группе: положительной, противоречивой или отрицательной направленности, в основе которых лежит та или иная мотивация.

Исходя из результата преодоления трудностей осужденным оценивают силу (слабость) его волевых качеств и констатируют уровень развития воли (высокий, средний, низкий). Мотивация говорит о направленности воли (положительной, отрицательной, неустойчивой).

Естественно, психологическая и педагогическая характеристики должны отражать изменения в направленности и воле у осужденного, происшедшие за истекший период, мотивы и причины, их вызвавшие, степень изменения и прогноз дальнейшего поведения. В заключение должны быть сформулированы предложения по дальнейшему исправлению и ресоциализации.

Таким образом, психолог, применяя различные методы, изучает направленность и волю осужденных в процессе их поведения и деятельности, обобщает и анализирует полученные данные, выявляет их типичность и закономерности проявления. Все полученные результаты отражаются в психологической характеристике. Дифференцирование осужденных на группы по направленности и воле дает возможность проводить психокоррекционную и воспитательную работу более эффективно.

 

21.6. Явка осужденного с повинной как один из факторов исправления и ресоциализации

Согласно уголовному законодательству явка с повинной – это добровольное устное или письменное заявление гражданина органам дознания, следствию, прокуратуре или суду о совершенном им преступлении. Различают повинную истинную, когда имело место преступление, и ложную, когда человек оговаривает себя. В зависимости от мотивов истинная повинная может быть чистосердечной или корыстной.

Явка с истинной, чистосердечной повинной свидетельствует о том, что осужденный осознал несовместимость совершенных им действий с правовыми нормами общества. Она служит залогом его успешного исправления. Суд рассматривает такую явку с повинной как смягчающее обстоятельство и учитывает это при вынесении приговора.

Что касается явки с повинной в корыстных целях, то она, способствуя раскрытию преступлений, в то же время маскирует истинные мотивы поведения осужденного, дезорганизует сотрудников и затрудняет процесс исправления и ресоциализации. Еще более отрицательную роль играет ложная повинная в случаях, когда в результате ее осужденный получил определенные привилегии.

Сотрудникам ИУ (и прежде всего психологу) необходимо правильно оценивать характер явки осужденных с повинной. В связи с этим особую актуальность приобретает разработка общей системы мер повышения эффективности психологического воздействия на осужденных с целью побудить их явиться с повинной.

Необходимо прежде всего знать мотивы осужденных по их отношению к явке с повинной. В.Ф. Пирожков (1998) условно подразделяет их на следующие группы:

– к первой группе относятся осужденные, отрицающие явку с повинной. Для них совершение преступлений составляет основной смысл жизни (такие осужденные опасны своим разлагающим влиянием на других осужденных, они запугивают тех, кто пытается явиться с повинной, терроризируют их, ведут контрпропаганду в пенитенциарных учреждениях);

– вторую группу составляют осужденные, которые используют явку с повинной в корыстных целях (например, они заявляют о менее тяжком преступлении, чтобы скрыть более опасное, добиться скорейшего освобождения, чтобы продолжить криминальный образ жизни, уклониться от тяжелого труда – работы в лесу и в зимнее время, продлить срок пребывания в колонии и тем самым укрыться в ИУ от более сурового наказания за ранее совершенное злостное преступление, кому-то отомстить и т.п.;

– к третьей группе относятся осужденные, которые прибегают к ложной повинной с целью ввести в заблуждение администрацию пенитенциарного учреждения (мотивы явки с ложной повинной могут быть различными: например, стремление демонстрацией своего исправления и раскаяния уклониться от выполнения трудовых обязанностей на производстве колонии, добиться условно-досрочного освобождения, выйти на бесконвойное содержание и т.п.), поэтому в каждом конкретном случае необходим глубокий анализ мотивов ложной повинной в целях разоблачения виновных и принятия к ним необходимых мер;

– четвертую группу составляют осужденные, которые осознали необходимость явки с повинной, но в силу ряда причин, чаще всего опасаясь более суровой меры наказания, колеблются, не решаются сразу заявить о совершенном преступлении; важно выявить таких осужденных, вскрыть причины, вызвавшие эти колебания;

– к пятой группе можно отнести тех осужденных, которые глубоко осознали свою вину перед обществом за совершенное преступление, намерены явиться с повинной, понести заслуженное наказание и никогда больше не возвращаться к преступному образу жизни, такие осужденные являются с повинной, как правило, самостоятельно, без нажима, выбирая для этого наиболее подходящую обстановку. Но иногда их явку с повинной сдерживают такие факторы, как: угроза расправы со стороны отрицательно настроенной части осужденных, недоверие к администрации, «компанейщина» в работе по явке с повинной, безразличное отношение воспитателей к переживаниям таких осужденных и пр.

Предложенная классификация осужденных может быть использована для повышения эффективности работы по явке с повинной. При этом каждая из указанных групп нуждается в дифференцированном подходе и специальной организации психологических воздействий. Например, чтобы склонить к явке с повинной убежденных преступников, необходима не только большая индивидуальная работа, поскольку это связано с ломкой криминальных личностных установок, но и формирование установки на исправление.

Колеблющихся целесообразно подталкивать к явке с повинной системой определенных мер психологического воздействия, укрепляя у них положительные мотивы.

Психологической службой совместно с другими подразделениями должна быть разработана и последовательно осуществляться система психологических, воспитательных, оперативных и режимных организационных мероприятий по явке с повинной. Для этого психологическая служба проводит изучение состава осужденных.

Как показывают исследования, основное внимание психологической службы необходимо обращать на изучение наиболее активной возрастной категории осужденных (от 18 до 35 лет), поскольку установлено, что эта возрастная категория составляет 72% всех явившихся с повинной. Изучать следует как неоднократно судимых, так и впервые осужденных. Например, если количество неоднократно судимых из числа явившихся с истинной повинной составило 39%, то впервые осужденных – 61%.

Приведенные данные говорят о том, что явившиеся с повинной впервые осужденные к лишению свободы совершают более однородные преступления (кражу, хищение) и осуждены в основном за последнее такое преступление. Практика показывает, что впервые осужденные не так запущены в моральном и педагогическом отношении, как неоднократно судимые, имеющие рецидив преступности. А это свидетельствует о нежелании таких осужденных встать на путь исправления и порвать с преступным прошлым.

В то же время необходимо отметить, что многие рецидивисты к 40-50 годам приходят к мысли о необходимости порвать с криминальным прошлым и остаток жизни прожить спокойно, не совершая преступлений. Поэтому они чаще всего могут явиться с истинной и чистосердечной повинной. В этом случае сотрудникам ИУ необходимо установить с ними психологический контакт.

Очень важно убедить их в неотвратимости разоблачения и сурового наказания за совершенное преступление и одновременно подчеркнуть преимущества, которые даст явка с повинной. В этих целях желательно использовать примеры успешного раскрытия прошлых преступлений, систематически информировать среду осужденных о привлечении к уголовной ответственности лиц, не явившихся вовремя с повинной. Кстати, частью осужденных явка с повинной расценивается как проявление трусости и малодушия, а не как акт смелости, решительности, мужества.

По данным исследований, при явке с повинной 82% осужденных не был увеличен срок наказания, а 18% лиц после явки с повинной срок наказания был увеличен незначительно.

Однако, пропагандируя явку с повинной, нельзя гарантировать осужденному смягчение меры наказания, так как возможные расхождения между обещанной работниками ИУ мерой наказания и приговором суда могут свести на нет дальнейшую работу.

Персоналу учреждений необходимо формировать общественное мнение в пользу явки с повинной. Осужденные, у которых возникло желание явиться с повинной, как правило, обращаются за советом и поддержкой к окружающим. Как показали результаты обследования (В.Ф. Пирожков, 1985), около 90% опрошенных, принимая решение явиться с повинной, обращались за советом к другим осужденным или сотрудникам пенитенциарного учреждения.

Оказалось, что наибольшее влияние на осужденных оказали оперативные работники (67%), меньшее – начальники отрядов (17%) и самое малое – учителя школы при ИУ (4%). Эти данные свидетельствуют о необходимости привлечения к такой работе широкого круга лиц и оказания осужденным психологической помощи в один из важных моментов их жизни.

Большое значение имеет развенчание авторитетов уголовного мира, которые всячески препятствуют желанию явиться с повинной, особенно колеблющихся осужденных. На этот сдерживающий фактор указали 16% осужденных, явившихся с повинной. Запугивание и насмешки над ними создают отрицательную морально-психологическую атмосферу в среде осужденных, в результате чего явившийся с повинной начинает сожалеть о своем поступке и раскаиваться в нем.

Эффективная форма воздействия на решение осужденных явиться с повинной – беседы с ними тех, кто явился с повинной и не получил нового срока. Желательно, чтобы этот осужденный рассказал другим о своих сомнениях, переживаниях до явки с повинной и в момент явки. Воздействие явившегося с повинной на другого осужденного может быть индивидуальным или общим (во время выступлений на собраниях, по радио и т.п.).

Результаты проведенной работы должны широко отражаться в наглядной агитации, каждый случай явки с повинной – анализироваться и использоваться в воспитательной работе с осужденными. 

Ключевые термины и понятия 

Исправление, ресоциализация (реабилитация), вторичная социализация, изменчивость и устойчивость личности, психологические теории объяснения личности преступника, модификация поведения, раскаяние, покаяние, чувство вины, отношение к преступлению и наказанию, трудновоспитуемость. 

Психологическое самообразование 

Вопросы для размышления и обсуждения

1. Ознакомьтесь со взглядами ученых на личность преступника (осужденного). Что, по вашему мнению, исходя из их взглядов, следует исправлять?

Ч. Ломброзо у прирожденных преступников отмечал аномалии черепа, напоминающего черепа низших доисторических человеческих рас. Мозг прирожденного преступника отличается от мозга нормального человека.

А. Краусс в своей психологии преступления выделял две преобладающие черты личности: жажду удовольствий и боязнь труда. Другими наиболее распространенными чертами он считал корысть, лживость, развитое притворство и себялюбие.

М. Кауфман связывал преступление со слабостью и духовной пустотой личности, с недостаточной рассудительностью и отсутствием предвидения.

П. Поллитц полагал, что у преступника отсутствует сочувствие, но в наличии пониженное ощущение боли, безразличие к наказанию, бесчувственность, тщеславие, склонность к азартным играм, пьянству и сексу.

З. Дюркгейм утверждал, что безграничные желания ненасытны по своему существу, а ненасытность небезосновательно считается признаком болезненного состояния.

Г. Тард подчеркивал, что социальный организм по существу своему подражательный, а подражание играет в обществе роль, аналогичную наследственности в физиологических механизмах.

А. Бьерре полагал, что преступник бежит от действительности, с которой он не может справиться, ведет придуманную жизнь, обманывает себя и ставит на себе крест.

Д. Абрахамсен считал, что у преступника не развито «сверх-Я» (супер-эго) и нет никакой контрольной инстанции. У него отсутствует душевный механизм торможения, обычно сдерживающий выход преступных тенденций наружу.

С.В. Познышев выделял эндогенных и экзогенных преступников: первые совершают преступление в силу внутренней предрасположенности, другие – под влиянием внешних факторов.

К.Е. Игошев полагал, что преступники, как правило, импульсивные или волевые.

Г.Г. Бочкарева связывала личность преступника с извращениями его потребностной сферы.

Криминальная и пенитенциарная психология обычно просто перечисляла негативные личностные свойства преступника (заключенного): лень, легкомыслие, непостоянство, тщеславие, беспечность, месть, жестокость, склонность к садизму, отсутствие совести, раскаяния, лживость, лукавство и коварство.

Так ли это? Обоснуйте ваш ответ.

2. Проанализируйте и обоснуйте разделение на 3 группы критериев прогноза исправления и ресоциализации в зависимости от уголовно-правовой, социально-демографической, психологической характеристик и отношений осужденного (рис. 18,19).

 

Рекомендуемая литература 

Андреев Н.А., Морозов В.М., Ковалев О.Г., Дебольский М.Г., Морозов А.М. Ресоциализация осужденных в пенитенциарных учреждениях ФРГ (социально-психологический аспект). – М., 2001.

Антонян Ю.М. Личность преступников и индивидуальное воздействие на них. – М., 1989.

Байдаков Г.П., Алферов Ю.А. Исправительные программы различных категорий преступников//Научный поиск, передовая практика и зарубежный опыт. – М., 1996.

Беляева Л.И. Правовые, организационные и педагогические основы деятельности исправительных заведений для несовершеннолетних правонарушителей в России (середина XIX – начало XX в.): Автореф. дисс. ... д-ра юрид. наук. – М., 1995.

Гернет М.Я. В тюрьме: Очерки тюремной психологии. – М., 1926.

Глоточкин А.Д., Пирожков В.Ф. Исправительно-трудовая психология. – М., 1975.

Еникеев М.И. Юридическая психология. – М., 1996.

Исправительная (пенитенциарная) педагогика. – Рязань, 1993.

Концепция психологической службы УИС Минюста РФ. – М., 2001.

Концепция реформирования уголовно-исполнительной системы Минюста РФ (на период до 2005 года). – М., 1999.

Митфорд Дж. Тюремный бизнес. – М., 1970.

Наэм Д. Психология и психиатрия в США. – М., 1980.

Новоселова А.С. Психолого-педагогические основы взаимодействия убеждения и внушения как условие ресоциализации личности осужденных. – Пермь, 1998.

Поздняков В.М. Отечественная пенитенциарная психология: история и современность. – М., 2000.

Стурова М.П. Воспитательная система исправительно-трудовых учреждений: Автореф. дисс. ... д-ра пед. наук. – М., 1991.

Тюгаева Н.А. Общее и профессиональное образование осужденных в воспитательной системе исправительных учреждений: Автореф. дисс.... д-ра пед. наук. – М., 1998.

Усе А. Допустимо ли исправлять осужденных//Человек: преступление и наказание: Вестн. Ряз. ин-та права и экономики МВД РФ. 1997. № 3.

Ушатиков А.И., Новоселова А.С., Серов В.И. Основы психологической коррекции в ИТУ//Бюллетень ГУИН Минюста РФ. – Рязань, 1996. № 30, 31.

Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. – СПб., 1889.

Хохряков Г.Ф. Тюрьма: возможности исправления и перевоспитания. – М., 1991.

Шнайдер Г. Криминология. – М., 1994.

Энциклопедия юридической психологии/Под ред. А.М. Столяренко. – М., 2003.

Ядринцев Н.М. Русская община в тюрьме и ссылке. – СПб., 1872.