ВВЕДЕНИЕ

Экспертиза — эта наиболее действенная форма сотрудничества судебных работников с представителями различных отраслей знания — завоевала себе прочное место в нашем уголовном суде.

По нашим законам вызов экспертов обязателен «для установления причин смерти и характера телесного повреждения, а также для определения психического состояния обвиняемого или свидетеля в тех случаях, когда у суда или у следователя возникают по этому поводу сомнения».

Независимо от этого, суд имеет право обращаться к помощи экспертов, когда признает, что для разрешения дела нужны специальные познания, которых у него нет.

Мы видим, таким образом, что наш закон широко очерчивает рамки судебной экспертизы: он даже считает необходимой в определенных случаях — правда, только психиатрическую — экспертизу свидетельских показаний.

Вот почему мы встречаем в наших уголовных делах самые разнообразные виды и формы судебных экспертиз.

Так, сложные хозяйственные процессы последнего времени вызвали к жизни разнообразные экспертизы бухгалтерско— экономического характера.

Когда слушались многочисленные дела о секретных сотрудниках бывшей царской «охранки», мы встречались с экспертизами архивно-историческими, из которых некоторые представляли собою объемистые специальные научные исследования (напр., по делам Окладского и особенно Серебряковой).

Больше того. Наши суды находили полезным допускать экспертизы предсмертных писем, записок, рисунков лиц, покончивших с собою в результате тех или иных преступных действий обвиняемых, при чем психиатры на основании этого своеобразного документального материала, воссоздавая личность самоубийц пытались дать ответ на вопрос об их душевном здоровья и, следовательно, о причинах смерти (дело Альтшулера и др., дело Пенкина и др., дело о причинах самоубийства двух художниц, бросившихся на сцене Большого театра во время балета «Красный мак» с верхних приспособлений вниз).

Даже литературно-художественная деятельность обвиняемых, если она имей а значение для дела, служила основанием для вызова экспертов — литературных и художественных критиков.

Однако, нашему суду совершенно неизвестны ни экспертиза социолого-психологическая, ни экспертиза чисто-психологическая.

Очертить предмет, методику и пределы судебно-психологической экспертизы — такова задача настоящей работы.

Прикладная психология показала, что выводы ее могут оказаться плодотворными не только в педагогике, медицине и хозяйственной жизни, но и в сфере судебной деятельности. Мы имеем в западной литературе многочисленные образцы таких данных на суде экспертиз.

Эти образцы обнаруживают ряд случаев, где по некоторым делам желательно бывает выслушать заключение психолога.

Мы увидим, что по самому характеру деятельности нашего суда, по тем задачам, которые он себе ставит, объем участия психолога в судебных делах и приносимая им польза будет больше, чем на Западе: такой эксперт-психолог, ознакомившись со всей обстановкой преступления и с личностью правонарушителя может сделать важные психотехнические выводы, направленные к тому, чтобы на будущее время устранить самую возможность повторения подобных преступных деяний.

Мы в дальнейшем перечислим процессы, где сам суд ощущал необходимость извлечь из дела психотехнические уроки.

Возьмем в виде примера дела о ж.-д. крушениях. [1] Психотехника играет большую роль в вопросах ж.-д. транспорта. И это неудивительно: целый ряд действий, связанных с эксплуатацией жел. дор. носит чисто психологический характер. Таковы, как мы увидим в дальнейшем, проблемы восприятия сигналов, исчисление времени, необходимого на производство определенных движений в ответ на сигнал, изучение профпригодности различных агентов и проч.

Ряд катастроф на жел. дорогах вызывается чисто психологическими причинами: поэтому особое значение приобретает изучение обстановки работы и личности самого работника. Идеал, к которому стремится организация труда на железных дорогах, сводится к тому, чтобы исключить этот психологический момент путем введения соответствующей аппаратуры.

Нас здесь не интересует, как это будет проделываться с чисто технической стороны. В качестве иллюстрации можно указать на следующее приспособление, которое будет действовать даже в том случае, если машинист проедет по тем или другим причинам психологического характера мимо закрытого семафора (а это бывает нередко и служит одной из причин катастроф). В этом случае особый прибор будет все-таки останавливать поезд, одновременно давая род электрического удара машинисту, чтобы он почувствовал свою оплошность, и, вместе с тем, регистрируя таковую, чтобы в дальнейшем поставить вопрос о профпригодности данного машиниста.

Однако, далеко не всегда работа, требующая особых психических свойств, может на транспорте быть заменена машиной. Безопасность движения и сохранность жел.-дор. имущества, по— видимому, все же будут находиться в тесной зависимости от деятельности обслуживающего персонала и в частности от возможности с их стороны тех или иных психологических ошибок.

Мы приводим ниже две психологические экспертизы по жел.-дор. делам: они до известной степени вводят в курс тех вопросов, которые возникают перед судом в этих случаях.

Широкое поле деятельности психотехника завоевала на транспорте в виде различных институтов и кабинетов, занятых проблемами научной организации труда и профессиональной пригодности; некоторое представление об этой работе дает небольшая книга Р. Кувс — «Психотехника на службе железных дорог».

Однако ни психолог, ни психотехник не заглядывают в суд, когда гам разбираются дела о жел.-дор. катастрофах п тех или других видах: не делают они этого ни по собственной инициативе, ни по приглашению суда. А между тем, опыт показал, что одной технической экспертизы для разъяснения дела не достаточно. Без психотехника дело остается необследованным в существенных своих частях: кроме того, происходит отрыв суда от хозяйственной жизни, породившей данное ненормальное явление, — не делаются соответствующие психотехнические выводы и работа суда пропадает впустую — она не идет дальше разрешения вопроса о виновности определенных обвиняемых в определенном деянии.

Психолог же и психотехник могли бы протянуть руку своим товарищам, работающим на предприятиях, перебросить мост между судом и рядом учреждений — банками, больницами, школами, жел. дорогами, аптеками я проч. — в зависимости от того, будет ли идти речь о причинах невосприятия или неправильного восприятия сигнала, об ошибочной замене одного лекарства другим, о халатном отношении к делу банковского служащего, вызванного в сущности изъянами в его инструктировании и проч.

Подобно тому, как современная медицина ставит профилактику выше терапии, так в судебной области несравненно важнее предупреждать преступления, чем принимать меры социальной защиты.

По целому ряду дел участие психолога в качестве эксперта позволит использовать судебный опыт для реальной борьбы с различными неправильностями в организации тех или иных предприятий.

Этот судебный опыт до сих пор пропадал даром. Конечно, эксперт-психолог поможет в пределах конкретного дела разобраться также в вопросе о виновности или невинности данного обвиняемого.

Польза, которую может принести эксперт-психотехник или психолог, стоит в непосредственной зависимости от разработанности тех или других проблем судебной психологии: последняя при всем своем развитии далеко не на все вопросы имеет одинаково законченные ответы. Только те отделы судебной психологии, которые накопили достаточный экспериментальный и статистический материал, могут сыграть роль при разрешении конкретных дел.

При живом участии эксперта-психотехника или психолога в судебных разбирательствах перед психологической наукой естественно будут возникать новые проблемы. Пытаясь лабораторно воссоздать обстановку, имеющую значение для определенного судебного казуса, наука будет оплодотворять эксперимент новыми заданиями. С другой стороны, рост психологической науки позволит более глубоко использовать ее со стороны суда, увеличить те случаи, когда нельзя будет обойтись без того, чтобы не выслушать эксперта-психолога.

На пути к допущению эксперта-психотехника или психолога вырастают препятствия, которые приходилось преодолевать судебной психологии и на Западе.

Эти препятствия следующего характера. Прежде всего, требуется знакомство с психологической наукой того или иного участника процесса, иначе самый вопрос об эксперте-психологе не может быть поднят.

Нужно знать, в каких случаях психотехник или психолог окажется полезным суду: эти случаи будут нами очерчены в настоящей работе.

Должна быть далее проведена грань между непосредственной психологической проницательностью или интуицией и экспериментально проверенными выводами психологии, как научной дисциплины. Всякий суд, всякий судебный деятель на каждом шагу должен разрешать психологические вопросы. Психология — стихия, которая окружает его со всех сторон. Любой кодекс на каждом шагу ставит психологические проблемы и предлагает их разрешать суду. Однако, этот вид психологии обнимается понятием знания людей, того, что немцы называют: «Menschenkentnis». Судебному работнику это знание людей необходимо не в меньшей степени, чем всякому общественному деятелю, соприкасающемуся с человеческой психикой, будь то политик, дипломат, даже врач или педагог и проч.

Это знание людей — его природа, смысл, источники и пределы — само является одной из интереснейших проблем общей психологии, проблемой, на которую потрачено не мало творческих усилий со стороны таких крупных ученых, как проф. Адлер или Шнеерсон.

Однако, ошибочно полагать, что такого знания людей достаточно для разрешения всех психологических моментов дела. Интуиция оказывается либо недостаточной, либо даже прямо ошибочной в некоторых случаях, где научно проверенный ответ не совпадает с обычными взглядами.

Я говорю, что психология является стихией, которой со всех сторон охвачен судебный деятель. В самом деле, ему приходится разрешать тончайшие психологические задачи. Так, на едва уловимой грани, отделяющей умышленное убийство от предумышленного, укладывается вопрос о судьбе человеческой жизни: предумышленное убийство по германскому праву, напр., влечет за собой смертную казнь, между тем, как умышленное, нет.

Однако, ни один эксперт-психолог не сумеет очертить, где пролегает эта грань: потому что судебная психология не дает для этого достаточно материала.

Вот почему, когда проф. К. Марбе по делу Карла Шварца, обвинявшегося в предумышленном убийстве беременной от него служанки его родителей — некоей Шлейс, — пытался научно обосновать, что «заранее обдуманного намерения» не было, а был только умысел, он потерпел полнейшую неудачу. Аргументация его не могла опереться на точные выводы психологической науки и вращалась в том кругу доводов, который представил бы по делу любой внимательный защитник. Вот почему прокурор отнесся иронически к этой экспертизе, оспаривал ее научность и язвительно, как будто по ошибке, называл Марбе не экспертом, а адвокатом: вместо «эксперт Марбе» «адвокат Марбе», чем приводил последнего в негодование.

Однако, повторяю, имеются области, где эта житейская интуиция, это знание людей, приобретенное опытом или построенное на внутреннем чутье — оказываются недостаточными, и только представитель науки может поставить надлежащий психологический диагноз.

Очертив предмет и пределы судебно-психологической экспертизы, мы вместе с тем укажем область, где все еще судебным деятелям придется руководствоваться своим непосредственным психологичеким инстинктом.

Это сфера донаучного психологического анализа, сфера непроверенных гипотез и догадок. Эта донаучная и вненаучная психологическая проницательность должна будет постепенно уступать свое место научно-проверенным выводам и положениям.

Вненаучная психологическая проникновенность — особый талант, которым не в одинаковой степени одарены различные люди. Отсюда — большие колебания в разрешении одного и того же дела со стороны разных судей. Отсюда огромные различия в понимании одних и тех же характеров, одних и тех же душевных движений, которые бросаются в глаза при чтении речей различных ораторов, которым пришлось по случайным причинам (напр., после кассации приговора) последовательно защищать одного и того же подсудимого [2].

Не об этом особом таланте постигать чужую психику будет у нас речь, а о психотехнике и прикладной психологии, как науках, построенных на точных методах эксперимента и статистики.

В частности нас будет интересовать молодая, но быстро развивающаяся ветвь прикладной психологии — судебная психология.

Ввести в круг проблем этой сравнительно новой научной дисциплины можно двумя путями: первый сводится к тому, чтобы изложить «догму» данной науки, своего рода сводку ее выводов и достижений. Мы попытаемся это сделать в виде короткого введения. Однако, мы выбираем другой путь, который, как нам кажется, гораздо лучше ведет к намеченной цели: путь разбора и критического анализа опубликованных психотехнических и психологических экспертиз, данных по тем или иным конкретным делам. Этим мы достигаем большей наглядности и показательности: сразу видно, насколько новы те точки зрения, с которых подходит психолог к разрешению судебных проблем.

Мы располагаем большим количеством приведенных как в журналах, так и в различных курсах, — психологических экспертиз Кроме того, в самое недавнее время вышли два специальных сборника, где собраны образцы интересующих нас экспертиз. Я имею в виду работу проф. В. Штерна: «Показания юных свидетелей по делам о половых преступлениях» и труд проф. К. Марбе: «Психолог как эксперт в уголовных и гражданских делах».

В настоящем очерке мы выберем несколько наиболее типичных и разработанных экспертиз.

Придется, к сожалению, пройти мимо многих любопытных заключений психологов, данных ими на суде, потому что недостаток места не позволяет нам здесь на них остановиться.

К их числу относится одно любопытное судебно-психологическое заключение Отто Липманна. Один крупный чиновник был привлечен по обвинению в неосторожном лжесвидетельстве. Выразилось оно в том, что он по другому делу отрицал факт составления им определенной бумаги. Бумага при этом была компрометирующего для него содержания.

О. Липманну нужно было ответить на вопрос: правду ли этот чиновник говорил, когда утверждал, что он совершенно забыл о бумаге, хотя сам ее продиктовал и потом подписал.

О. Липманну пришлось произвести анализ памяти, — способности, играющей такую большую роль в деле достоверности свидетельских показаний. Этот анализ проделан О. Липманном в связи с обследованием как всей обстановки работы, так и специально личности подсудимого.

Большинство экспертиз, на которых мы остановимся, мы заимствуем из указанных выше двух сборников В. Штерна и К. Марбе. Одна, принадлежащая последнему автору, была им опубликована в журнале после издания сборника. Кроме экспертиз названных двух ученых, мы приведем оригинальную и не утратившую своей свежести, хотя она относится к 1911 году, психологическую экспертизу бельгийского педолога Ж. Варендонка, данную по делу об изнасиловании с последующим убийством.

Книга В. Штерна интересна тем, что он приводит не только свои заключения, но и других психологов: упомянутого нами Ж. Варендонка, Макса Дэринга, Гаймана, д-ра Шиллера и др.

Книга В. Штерна, кроме того, заключает в себе обстоятельное теоретическое введение, дающее сводку современных выводов судебной психологии и соответствующий законодательный материал: однако, как показывает ее заглавие, приводимые в ней экспертизы касаются определенной области — показаний юных свидетелей, притом не вообще, а только но делам о посягательствах на половое целомудрие.

В этом отношении работа К. Марбе шире: она захватывает перечень почти всех дел, по которым желательно участие эксперта-психолога, притом не только уголовных, но и гражданских.

Правда, у Марбе отсутствует теоретическая вводная часть. Однако, это отсутствие вполне восполняется другими его многочисленными трудами по прикладной психологии вообще и по судебной психологии в частности.

Эти работы представляют интерес с различных точек зрения. Прежде всего, Марбе обнаруживает большую выдумку в постановке различных экспериментов и чутье в нащупывании нуждающихся в разрешении судебных проблем. Затем Марбе никогда не ограничивается тем, что дает заключение на суде в качестве психолога. Он всегда пытается подытожить полученные результаты и сделать из них выводы, направленные на уничтожение данного антисоциального явления, насколько это возможно предпринять на путях психологии и психотехники. Так, выступив по целому ряду дел о жел.-дор. катастрофах, он пишет ряд работ, имеющих своей задачей на основе уже приобретенного по судебным делам опыта показать, какими мерам можно на будущее время предупреждать повторение аналогичных несчастных случаев Такова его работа: «Практическая психология жел.-дор. катастроф и несчастных случаев, связанных с эксплоатацисй жел. дор.». При этом выясняется любопытное явление, на которое не было обращено еще достаточного внимания, — что и на Западе и у нас причины жел.-дор. крушений почти всегда бывают одинаковыми и коренятся в некоторых психологических свойствах служебного персонала.

Кроме того, в специальной работе он исследовал причины индивидуальных несчастных случаев с людьми и на основе произведенного анализа пришел к определенным выводам, представляющим интерес с точки зрения различных видов страхования. Само собою разумеется, что во всех случаях эксперимент и выводы касались области психологических явлений.

В этом широком понимании роли эксперта-психолога большая заслуга Марбе. Он заставляет суд не ограничиваться рассмотрением данного конкретного казуса, а доискиваться общих причин антисоциального явления, чтобы иметь возможность указать тому или иному предприятию на необходимость вытекающих из судебного дела психотехнических реформ.

Сводку проблем по судебной психологии он делает в популярно изложенном курсе того же названия.

Имеются у него также большие работы общего содержания представляющие вместе с тем интерес и для судебных работников. Одна из его работ приводит, между прочим, к выводу, необычайно важному с точки зрения чисто судебной, а именно к впервые им высказанной мысли о том, что совпадение свидетельских показаний далеко не всегда является гарантией их достоверности.

Мы, вследствие той активной и воспитательной роли, которую играет советский суд, должны особенно приветствовать это стремление не замыкаться только в рамках узко-судебной задачи. Эксперт психотехник и психолог — должен уметь в трех направлениях использовать свой судебный опыт и свои знания: 1) оказывая непосредственную помощь суду при разрешении конкретного дела; 2) стремясь к постановке новых проблем и экспериментов в результате своего сотрудничества с судебными работниками; 3) подводя итоги приведенному в систему судебному опыту и находя психотехнические пути к устранению антисоциальных явлений, т.е. принося тем самым реальную пользу целому ряду учреждений и предприятий.

Кроме Штерна и Марбе мы будем пользоваться и другими опубликованными в печати судебно-психологическими экспертизами

Для того, чтобы ввести в курс проблем по судебной психологии мы выбрали метод анализа и изложения отдельных экспертиз. Этот метод имеет два преимущества: он, во-первых, нагляден и облегчает усвоение научного материала; во-вторых, при отсутствии соответствующих работ на русском языке интересно подвергнуть подробному разбору данные судебно-психотехнической и психологической экспертизы в иностранных судах, чтобы установить, какое место может быть в наших условиях отведено этим видам экспертизы.

Однако, то, что метод этот выигрывает в наглядности и простоте, он теряет в систематичности при изучении судебно— психологических проблем. Всякая судебная экспертиза дается от случая к случаю: она естественно ограничена кругом возникающих по данному конкретному делу вопросов. Затем судебные экспертизы только отчасти могут дать ответ на вопрос, по каким делам и в каких пределах необходимо привлекать эксперта-психотехника или психолога.

Вот почему мы не находим целесообразным ограничиться только одним анализом хотя бы самых разнообразных экспертиз, данных по разным поводам в судебных процессах. Мы считаем необходимым предпослать такому изложению краткую сводку наших современных знаний из области судебной психологии.

---

[1] Ср. К. Marbe. Praktische Psychologie der Unfalle und Betriebsschaden, «Происшествия на железных дорогах и борьба с ними». Сб. статей под редакцией В. В. Шухова и К. Н. Чеховского Москва. 1928 г., Р. Куве, «Психотехника на службе железных дорог».

[2] Ганс Гросс тонко замечает, что крупные мошенники совершенно невежественны в той области, где они достигают потрясающих результатов: шулера ничего не понимают в картежной игре, антиквары, фальсифицирующие старинные вещи, — профаны в вопросах, связанных с их деятельностью даже цыгане ничего не понимают в лошадях, но они выдающиеся знатоки людской психологии.

---