Классики юридической психологии

ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ.
В соавтор. с М.Айзенком
1989 г.

Злой самаритянин

Один из повторяющихся образов нашего времени — образ человека, подвергшегося нападению и зовущего на помощь в центре огромного равнодушного города: его крики остаются неуслышанными, очевидцы продолжают заниматься своими делами, не делая ровным счетом ничего, чтобы прийти ему на помощь. Это вопиющее безразличие используется в качестве свидетельства равнодушного и апатичного отношения, которое порождают в большинстве своих обитателей современные большие города.

Несомненно, есть немало реальных происшествий, которые служат подтверждением этой мрачной картины. Знаменитый пример — случай с Китти Джи-новиз, которую зарезали в одном из деловых районов Нью-Йорка — Квинсе, когда она возвращалась с работы домой в 3 часа дня. Несмотря на то что было 38 свидетелей, которые не просто видели, но наблюдали за убийством из своих окон, никто из них не вмешался. Только один человек хоть что-то предпринял, позвонив в полицию, но даже на этот шаг он пошел только после того, как посоветовался с другом, живущим в другой части города.

После того как эта наводящая ужас история появилась на страницах «Нью-Йорк тайме», последовали гневные письма читателей, некоторые из которых требовали опубликовать имена очевидцев этого убийства с тем, чтобы их можно было подвергнуть заслуженному ими общественному порицанию. Различные известные психиатры попытались объяснить апатичное отношение очевидцев. Более интересным, чем сами объяснения, был тот факт, что они практически не имели ничего общего. Доктор Джордж Сербан утверждал следующее: «Это атмосфера Нью-Йорка, атмосфера несправедливости. Ощущение, что вы навлечете на себя несчастье, если проявите активность, и не важно, что вы сделаете, вы будете страдать». Доктор Ральф С. Бэней полагал, что апатичность наблюдателей была вызвана смешением фантазии и реальности, смешением, порожденным нескончаемым потоком насилия на телевидении: «Мы преуменьшаем урон, который несут мозгу эти аккумулированные образы... они были оглушены, парализованы, загипнотизированы от возбуждения. Увлечены разворачивающейся на их глазах драмой, действием и в то же время не вполне уверены в том, что все это происходило в действительности». Возможно, наблюдатели ожидали, что объявится Бэтмен и решит проблему!

В другом происшествии в Нью-Йорке, на этот раз в Бронксе, была изнасилована и избита телефонистка, находившаяся одна в офисе. На короткое время она вырвалась из рук насильника и выбежала, голая и окровавленная, на улицу, крича о помощи. Примерно 40 человек наблюдали средь бела дня, как насильник пытался затащить свою жертву внутрь. Никто из них не пришел ей на помощь, несмотря на ее крики. Ее спасли два полицейских, которые случайно проходили мимо.

Был еще случай с Эндрю Мормиллом, семнадцатилетним юношей, которого пырнули ножом, когда он ехал домой в метро в Манхэттене. Несмотря на то что нападавшие тут же вышли из вагона, никто из находившихся в вагоне одиннадцати человек не попытался оказать помощь юноше, пока тот истекал кровью. На этом убийстве был основан сюжет полнометражного художественного фильма «Происшествие».

 

Контрольный эксперимент: распыление ответственности

Джон Дарли и Бибб Латане из Нью-Йоркского университета заинтересовались случаем с Китти Джи-новиз. Была ли очевидная апатия, продемонстрированная свидетелями происшествия, вполне тем, чем она казалась? Они указали, что хотя предположение о том, что чем больше людей является очевидцами происшествия, тем выше вероятность того, что жертве придут на помощь, кажется разумным, в данном случае оно оказалось совершенно неверным. При таком количестве очевидцев ведь кто-то должен же был прийти девушке на помощь?

Дарли и Латане пришли к парадоксальному выводу, что жертва может находиться в более благоприятном положении, когда имеется всего лишь один очевидец, чем когда есть несколько очевидцев. В такой ситуации ответственность за оказание помощи жертве ложится исключительно на одного человека, а не распыляется среди многих. Другими словами, когда имеется много свидетелей преступления или происшествия, происходит распыление ответственности. Возможная вина за неоказание помощи также распределяется. Каждый человек в этой ситуации несет на себе только небольшую долю вины.

Дарли и Латане подвергли проверке свои идеи в серии экспериментов, в которых экспериментатор объяснял, что он пытается выяснить характер тех личных проблем, с которыми сталкиваются студенты вузов в стрессовых условиях городской жизни. Для того чтобы избавить студентов от смущения при обсуждении личных проблем перед незнакомыми людьми, им сказали, что они сохранят анонимность и будут помещены в разных комнатах. Экспериментатор сообщил им, что он не будет слушать их разговоры, поскольку присутствие постороннего слушателя могло оказать сковывающее влияние. Общение должно было протекать с помощью микрофонов и наушников. Каждый раз участников эксперимента заставляли думать, что в обсуждении принимает участие один, два, три или шесть человек. На самом деле в каждом «разговоре» был только один реальный участник — все остальные «участники» были представлены магнитофонными записями.

Будущая «жертва» высказывался первым, сказав, что ему трудно дается привыкание к Нью-Йорку и академическим требованиям. С некоторым смущением в голосе он упомянул, что подвержен припадкам, особенно во время напряженных занятий или сдачи экзаменов. Затем о своих проблемах высказались все остальные «участники», после чего снова заговорил «жертва». Он говорил громко и бессвязно, закончив, запинаясь, следующим образом: «У меня, кажется, начинается припадок. Мне нужна помощь, нужна помощь, помощь (задыхающимся голосом)... Я умираю, я... умираю... помогите... у меня припа... (звуки затрудненного дыхания, тишина)».

Исследователи хотели выяснить, кинутся ли участники эксперимента на помощь студенту, у которого, по всей видимости, начался эпилептический припадок. Из тех участников, которые считали, что они были единственным человеком, кто знал о том, что у «жертвы» начался эпилептический припадок, каждый вышел из комнаты и сообщил о случившемся. В свою очередь, из тех, кто считал, что призывы жертвы о помощи слышали также четыре других участника, только 62 процента отреагировали незамедлительно. Поскольку каждый участник эксперимента слушал одну и ту же пленку с записью, очевидно, что произошло распыление ответственности.

Конечно, все это представляет больше академический интерес с точки зрения жертвы. Ей все равно, кто поможет ей, главное, чтобы кто-нибудь помог. Для нее главный вопрос — выше ли ее шансы на получение помощи, скажем, при пяти свидетелях, чем при одном. В исследовании Дарли и Латане шансы «жертвы» на получение помощи в течение 45 секунд после начала припадка равнялись примерно 50 процентам при единственном свидетеле и 0 процентов при пяти свидетелях. Другими словами, более вероятно, что помощь придет, и более быстро, когда имеется только один очевидец.

Другое интересное наблюдение, сделанное Дарли и Латане, касалось понимания участниками эксперимента тех факторов, которые определяли, реагировали ли они на призывы о помощи или нет. Участники, которые считали, что помимо них свидетелями припадка были еще четыре человека, и говорили, что они осознавали этот факт, когда случился эпилептический припадок, согласно заявляли, что это не оказало никакого влияния на их поведение.

Дарли и Латане также рассмотрели поведение тех участников, которые не проявили активности и не сообщили о случившемся. Несмотря на стереотипное представление о таких людях, они ни в коем случае не были «апатичными». Большинство из них поинтересовалось у экспериментатора, как чувствует себя жертва и оказали ли ему помощь. Многие проявляли различные признаки нервозности (дрожащие руки, вспотевшие ладони) и в действительности казались более эмоционально возбужденными, чем участники, которые сообщили о случившемся. Судя по всему, они решили не вмешиваться, но пребывали в неприятном состоянии нерешительности.

 

По примеру других

Конечно, количество очевидцев ни в коем случае не является единственным фактором, который определяет, окажут ли жертве помощь или нет. Как указали Дарли и Латане, реагирование на экстремальную ситуацию включает несколько этапов. Во-первых, происшествие должно быть замечено и истолковано. Процесс интерпретации крайне важен, так как многие ситуации подобного рода могут быть истолкованы по-разному: у мужчины, лежащего в канаве, может быть сердечный удар или он может быть сильно пьян. В свете выбранной интерпретации очевидцу необходимо решить, в чем состоит его обязанность, какого рода помощь требуется от него. Затем он должен действовать согласно принятому решению.

Латане и Дарли вполне справедливо утверждали, что процесс интерпретации особенно важен. Экстремальные ситуации редки, и большинство из нас плохо готовы к тому, чтобы распознавать их или реагировать на них. Итак, какого рода информацию мы используем для того, чтобы прояснить ситуацию? В большинстве случаев мы ориентируемся на других людей. Если они выглядят обеспокоенными, значит, это экстремальная ситуация. Если они остаются спокойными и невозмутимыми, случившееся можно спокойно игнорировать.

Для подтверждения влияния социальных факторов Латане и Дарли провели простой эксперимент, в котором две девушки играли в мяч в зале ожидания железнодорожного вокзала в Нью-Йорке. Когда мяч бросался соучастнице эксперимента, она либо с энтузиазмом присоединялась к игре, либо обвиняла девушек в том, что они ведут себя по-детски и поступают опасно, и тотчас отталкивала от себя мяч. Если соучастница реагировала негативно, никто из тех, кто находился в зале ожидания, не присоединялся к игре; но если соучастница присоединялась к игре, так же поступали 86 процентов всех присутствовавших людей. Более того, в последнем случае люди подходили из отдаленных концов зала ожидания, чтобы присоединиться к играющим, и главной проблемой девушек было, как поскорее закончить игру!

Значение социального влияния на решение очевидцев оказать или не оказать помощь было продемонстрировано в другом исследовании, на этот раз проводившемся в Принстонском университете Джоном Дарли и его коллегами. Всех участников попросили сделать некоторые рисунки и поместили либо в комнату поодиночке, либо вместе с другим участником. Участники сидели либо лицом, либо спиной друг к другу. В то время как они рисовали, рабочий в соседней комнате опрокинул на себя какой-то тяжелый щит, который упал с оглушительным звуком. Вслед за этим последовали вскрик «Моя нога!» и громкие стоны. Девяносто процентов участников, которые находились в комнате в одиночестве, бросились на помощь к рабочему, 80 процентов пар участников, сидевших лицом к лицу, отреагировали на грохот, но только 20 процентов пар участников, сидевших спиной к спине, попытались прийти на помощь.

Почему такая огромная разница между парами, которые сидели лицом к лицу и спиной к спине? Почему расположение, не позволявшее видеть лицо другого, имело столь существенное значение? Ответом может быть то, что интерпретация неоднозначного события, такого, как звук падения, подвергается значительному воздействию со стороны реакций других людей. При расположении лицом к лицу каждый участник мог видеть встревоженную реакцию другого, что усиливало интерпретацию случившегося как действительного происшествия. Практически все участники, сидевшие лицом к лицу, выражали своим поведением тревогу по поводу звука падения, но только половина сидевших спиной к спине интерпретировали падение в таком же ключе. Таким образом, поведение других очевидцев крайне важно и может оказывать самое разное воздействие. Не раз отмечались случаи массовой паники, иногда с катастрофическими последствиями. Обвал фондового рынка в октябре 1987 года как раз такой случай. С другой стороны, если кто-то из членов группы показывает своим пассивным и незаинтересованным поведением, что происшедшее не является чрезвычайным событием, реакция остальной группы может быть подавлена.

Негативные последствия социального влияния были исследованы Латане и Дарли в другом эксперименте, в котором участники столкнулись с неоднозначной, но потенциально опасной ситуацией (в комнату, где находились участники эксперимента, через небольшое вентиляционное отверстие подавался дым). Они оказывались в этой ситуации в одиночестве, с двумя другими участниками или с двумя помощниками Латане и Дарли, которые получили инструкцию посмотреть на дым, пожать плечами, а затем полностью игнорировать его.

Семьдесят пять процентов участников, находившихся в одиночестве, вышли из комнаты, чтобы сообщить о возможной аварийной ситуации, в отличие от 10 процентов тех, кто находился в компании сообщников исследователей, игнорировавших опасность. Как указал много лет назад автор комедий и профессор Гарвардского университета Том Лерер, люди скорее умрут, чем выставят себя дураками! Очевидно, что именно невозмутимое поведение двух соучастников подавляло реакцию участников эксперимента, так как о дыме чаще сообщалось в том случае, когда в комнате присутствовали три настоящих участника, каждый их которых усиливал опасения другого.

Количественный фактор

Словом, может быть небезопасно полагаться на старую пословицу, гласящую, что «безопасность в количестве»¹. Если при происшествии присутствуют несколько очевидцев, они могут быть менее расположены, чем один-единственный очевидец, предпринять какие-либо меры. Это может быть следствием того, что каждый из них не чувствует, что именно он обязан вмешаться, или следствием того, что пассивное и сдержанное поведение других очевидцев указывает на отсутствие чрезвычайных обстоятельств, требующих экстренных мер. Нежелание принимать на себя ответственность или ее распыление в толпе кажется более выраженным среди женщин, чем среди мужчин, возможно, вследствие культурной традиции, по которой женщины предоставляют мужчинам брать на себя инициативу в экстремальных ситуациях.

Бибб Латане и его коллеги также просили людей хлопать в ладоши или кричать как можно громче либо поодиночке, либо в небольших группах разного количества, и обнаружили, что звук двенадцати хлопающих ладоней даже в три раза не громче звука двух ладоней. Та же самая картина наблюдалась й тогда, когда люди кричали. Они сделали вывод, что это — свидетельство того же поведения, которое демонстрируют группы очевидцев, а именно свидетельство перекладывания ответственности друг на друга.

Существуют ли обстоятельства, при которых присутствие других очевидцев может скорее способствовать, чем препятствовать прямому вмешательству? Возможно, желание снискать одобрение со стороны окружающих может иногда побудить очевидца прийти на помощь? В эксперименте, организованном для того, чтобы изучить этот вопрос, участников заставили думать, что четверо других человека, участвующих в эксперименте, будут либо знать, либо не знать о том, как они реагировали на звуки, свидетельствовавшие о яростной борьбе между еще одним участником и «грабителем», — инцидент завершился тем, что грабитель «улизнул» вместе с магнитофоном другого участника. Из тех свидетелей, которые считали, что об их реакции не будут знать другие, 39 процентов пришли на помощь, в отличие от 74 процентов тех, которые думали, что находятся под наблюдением. Таким образом, присутствие других очевидцев может иметь как положительные, так и негативные последствия. Кроме того, многие из участников, которые полагали, что за их поведением наблюдают, заявили, что сознание этого в действительности помешало им прийти на помощь, что демонстрирует интересное расхождение между их действительным поведением и внутренними ощущениями.

Итак, присутствие других очевидцев может также делать более вероятным то, что люди окажут помощь в экстремальной ситуации, но только в том случае, если ситуация будет интерпретирована как таковая. Леонард Бикман подтвердил фактически, организовав эксперимент, в котором участники слышали звук, по всей вероятности, упавшего книжного шкафа на другого участника, сопровождавшийся криком. Когда сообщник экспериментатора интерпретировал звук падения и крик как экстремальную ситуацию, «очевидец» предлагал свою помощь гораздо быстрее, чем когда соучастник заявлял, что беспокоиться не о чем. Как и ожидалось, интерпретация происшествия соучастником влияла на поведение «очевидца», изменяя его собственную интерпретацию: 93 процента свидетелей, которые слышали опасения помощника экспериментатора о характере того, что произошло, полагали, что жертва пострадала, в сравнении с всего лишь 54 процентами тех, кому сказали, что ничего страшного не произошло.

 

Жертва: кому придут на помощь?

Большинство либерально настроенных людей и тех, кто мыслит понятиями равноправия, хотели бы думать, что всем людям будет оказываться помощь в экстремальной ситуации, однако имеющиеся факты свидетельствуют о том, что очевидцы и свидетели довольно избирательны в своих решениях, кому помогать. Один из моментов, который мог иметь значение в случае с Китти Джиновиз, — это то, что несколько очевидцев полагали, что происходившее было «любовной ссорой», а большинство людей в таких обстоятельствах инстинктивно предпочитают не вмешиваться. С целью дальнейшего исследования этого вопроса Ланс Скотланд и Маргарет Стро из Пенсильванского университета инсценировали яростную ссору и потасовку между мужчиной и женщиной в присутствии или в пределах слышимости очевидцев. Женщина начинала кричать и умолять: «Отстань от меня!» Для того чтобы наблюдавшие сцену люди могли установить характер «отношений» между этими двумя, женщина кричала либо: «Я не знаю вас!», либо: «Почему я только вышла за тебя!».

Огромное влияние на реакцию наблюдателей оказывали предполагаемые отношения между нападающим и жертвой: 65 процентов очевидцев вмешивались, когда считали, что речь идет о незнакомых друг с другом людях, но только 19 процентов поступали так, когда думали, что потасовка происходит между супругами. Очевидцы явно верили, что наблюдают настоящую драку, так как 30 процентов наблюдавших за сценой женщин настолько испугались за собственную безопасность, что закрыли дверь своей комнаты, выключили свет и даже заперли дверь!

Есть, вероятно, несколько причин, почему меньше людей пришли на помощь в случае драки между супругами. Во-первых, они считали, что замужняя женщина, вероятно, будет смущена заступничеством постороннего человека, в то время как женщина, подвергшаяся нападению незнакомого человека, не будет. Во-вторых, они полагали, что женщина, подвергшаяся нападению незнакомого человека, будет в большей степени нуждаться в помощи, чем женщина, ставшая жертвой своего мужа. И наконец, они посчитали, что мужчина с большей вероятностью применит силу ко всякому, кто вмешается, если объектом его нападения является его собственная жена.

Данные, опубликованные Администрацией по содействию в обеспечении правопорядка Соединенных Штатов, показывают, что 60 процентов нападений совершается по отношению к совершенно незнакомым людям. Однако когда Скотланд и Стро демонстрировали видеозаписи яростной потасовки между мужчиной и женщиной, только один человек из тридцати правильно угадал, что эти двое были незнакомыми друг другу людьми. Подавляющее большинство предположило, что между ними существовали близкие отношения. Интересно, что печатаемые в газетах интервью с очевидцами реальных происшествий такого рода подтверждают то, что наблюдатели обычно полагают, что мужчины избивают свою вторую половину. Одним словом, акты насилия с меньшей вероятностью побудят вмешаться окружающих в больших городах, чем в маленьких. Существует меньшая вероятность, что в большом городе отношения между двумя дерущимися людьми известны окружающим, а следовательно, более вероятно, что они будут неправильно истолкованы.

Другая причина, почему очевидцы неохотно вмешиваются в драку между людьми, которые, по их предположению, являются мужем и женой, — то, что они считают, справедливо или нет, что отчасти женщина сама может быть виновата в происходящем. Как правило, мы испытываем большее сочувствие к тем жертвам, которых мы считаем невиновными, чем к тем, которые, как нам кажется, «сами напросились». Пьяный бузотер в баре, задирающий окружающих, а затем сбитый кем-либо с ног, остается лежать на полу.

Ирвинг Пилиэвин и его коллеги исследовали этот феномен, инсценировав несколько происшествий в нью-йоркском метро. Мужчина, игравший роль жертвы, шел неуверенной походкой, а затем падал на пол, лицом вверх. Иногда он держал в руке черную палочку и производил впечатление трезвого человека, а иногда от него исходил запах алкоголя, а в руках он держал бутылку со спиртным, завернутую в бумажный пакет. Ему оказывали меньше помощи, когда он был «пьяным», чем когда он был «больным», вероятно, по той причине, что на самих пьяных возлагают вину за их состояние, а также потому, что оказание помощи человеку, от которого разит алкоголем, которого может вырвать или который может начать вас оскорблять, обходится дорогой ценой. Впрочем, стоит оказаться на месте одному доброму самаритянину, предлагающему свою помощь, как обычно быстро находятся еще несколько помощников, и кажется неважным в этом случае, пьян человек или болен.

В экстремальной ситуации наблюдатели вынуждены быстро принимать решение на основе довольно скудной информации. Впрочем, кое-что очевидно сразу — это расовая принадлежность жертвы, и разумно предположить, что этот момент играет свою роль в том, оказывают ли очевидцы помощь или делают вид, что ничего не замечают. Самуэль Гартнер из университета штата Делавэр выдвинул интересную теорию о том, что большинство белых в Соединенных Штатах предпочитают не думать о себе как о людях, которые проигнорировали бы крики негра о помощи, если бы исключительно от них зависело оказание помощи. Однако, утверждает он, если бы ситуация давала им возможность как-то оправдать свое предубеждение, то оно, пусть и не в очень большой степени, повлияло бы на их решение.

Гартнер исследовал эту гипотезу, устроив так, что несколько разных белых женщин становились свидетелями падения башни из стульев на кричащую девушку, которая была либо черной, либо белой. Свидетели были либо в одиночестве, либо вместе со спокойным, невозмутимым соучастником экспериментатора. Все женщины, ставшие единственными свидетелями происшествия, пришли на помощь жертве. Ее расовая принадлежность не оказала влияния на их действия. Однако 90 процентов тех, кто был вместе с невозмутимым соучастником, протянули руку помощи белой жертве, но только 30 процентов из них помогли черной жертве. В последнем случае у них была возможность оправдать свое предубеждение против черной жертвы хотя бы тем, что происшествие не было серьезным, или тем, что не только они были свидетелями этого происшествия. Кстати сказать, как в этом исследовании, так и в других, люди, выражавшие в анкетах взгляды, лишенные предубеждений, вели себя столь же пристрастным образом, как и те, кто признавался в том, что имеют предубеждения.

Итак, особенности жертвы имеют значение для определения того, окажут ли ей помощь. Помимо уже упомянутых факторов — расовой принадлежности, предполагаемых отношений между нападающим и жертвой, предполагаемой вины жертвы в своем несчастье, — имеется еще фактор физической привлекательности жертвы, который также необходимо принимать во внимание. Жертва с привлекательной внешностью имеет больше шансов получить помощь, чем жертва с уродливым родимым пятном на лице (смотрите следующую главу).

Почему же характеристики жертвы имеют столь важное значение? Согласно одной теории, наблюдатель решает, вмешиваться или нет, на основе «цены», связанной с оказанием помощи (возможное физическое насилие, словесные оскорбления, смущение) или связанной с ее неоказанием (чувство вины, порицания со стороны окружающих), и «награды», получаемой в результате оказания помощи (чувство удовлетворения, похвала со стороны жертвы и окружающих) или в результате ее неоказания (продолжение своих занятий). В этом хрупком равновесии цена будет высока, если жертва производит неприятное и отталкивающее впечатление. В другом эксперименте было обнаружено, что если «жертва» падала в метро, шансы на получение помощи были ниже и помощь оказывалась не так быстро, когда изо рта «жертвы» капала «кровь» (пищевой краситель красного цвета), несмотря на то что «жертва», очевидно, нуждалась в помощи. Вероятно, цена оказания помощи окровавленной «жертве» выше, поскольку большинство прохожих и наблюдателей имеет врожденный страх перед кровью.

Однако из всех факторов, которые, как было обнаружено, влияют на готовность окружающих прийти на помощь жертве, ни один не имеет столь сильного действия, как двойственность ситуации или отсутствие такой двойственности. Если очевидно, что кто-то крайне нуждается в помощи, соображения такого рода, как расовая принадлежность жертвы, перекладывание ответственности на других и социальное влияние, имеют сравнительно небольшое действие — почти каждый быстро и не задумываясь бросается оказать посильную помощь.

Рассел Кларк и Ларри Уорд из университета штата Флорида провели эксперимент, в котором свидетели либо слышали, как упал и кричал в агонии электрик, либо просто слышали, как он упал, но не кричал. В первом случае, в ситуации однозначно экстремальной, каждая группа участников эксперимента независимо от того, были ли они в одиночестве, в парах или в группах из пяти человек, оказала помощь пострадавшему. Другими словами, не было никакого признака распыления ответственности. Если было неясно, было ли событие чрезвычайным происшествием или нет, как во втором случае, вероятность оказания помощи составила только одну треть. Характерно, что очевидцы в группах не реагировали вовсе в неоднозначных ситуациях.

Неоднозначность ситуации играет столь существенную роль в том, что если наблюдатель интерпретирует двойственную ситуацию как не являющуюся в действительности происшествием, то ему уже очень трудно решиться на какие-либо действия и взять на себя ответственность. Иначе говоря, жертва должна производить на очевидцев совершенно убедительное впечатление и не оставлять у них сомнений в том, что она действительно нуждается в их помощи.

 

Вместо заключения

Один из главных выводов многочисленных исследований, упомянутых в этой главе, состоит в том, что представление об апатичном наблюдателе совершенно не соответствует действительности. Во многих ситуациях почти все наблюдатели сделают все возможное, чтобы оказать помощь человеку, пострадавшему в результате несчастного случая или очевидно нуждающемуся в помощи.

Проблема определения того, является ли ситуация экстремальной и требующей вмешательства или нет и что необходимо предпринять, оказывается сложной для нас потому, что большинство из нас лишено опыта такого рода. Несомненно, что общество снабжает нас некоторыми правилами на этот счет, но многие из них противоречивы. «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними»² резко противоречит такому высказыванию, как: «Не суй свой нос в чужие дела» или более поэтичному библейскому: «Хватает пса за уши, кто, проходя мимо, вмешивается в чужую ссору»³.

Наблюдатель обычно не знаком ни с жертвой, ни с нападающим и не имеет времени на то, чтобы выяснить что-либо о них. Он должен реагировать на основе скорее вероятности, чем определенности, и потому он полагается на поведение других свидетелей и «убедительность» жертвы в качестве руководства к действию. Его проблема усугубляется нервозностью, которая делает его более неуклюжим и медленным, чем обычно.

В действительности очевидцы и свидетели, вероятно, в большей степени заслуживают похвалу, чем критику. В большинстве случаев они удивительно хорошо справляются с неприятными, сложными и быстро меняющимися ситуациями.

 

¹ Примерно соответствует русским пословицам «в единении сила» и «за чужие спины легко спрятаться».

² Матфей, 7:12.

³ Книга Притчей Соломоновых, 26:17.

---