Классики юридической психологии

ОБЩАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА I. О Судебном Следователе

4. Как должен поступать С. С. в своей деятельности

Для С. С., раз он приступил к следствию, по моему мнению, самым важным является прежде всего найти такой верный момент, когда он может составить о деле твердое убеждение. От этого, в высшей степени важного обстоятельства в более серьезных делах почти всегда и зависит успешный исход дела. Если С. составляет себе убеждение преждевременно, то он впадает в предубеждение, которого и держится с большим или меньшим упорством, пока наконец оно становится невозможным, и когда уже упущено самое драгоценное время, так что следы преступления исчезли и вновь разыскать их уже не представляется возможным. Если же С. С. пропускает этот момент составления верного взгляда на дело, то предварительное следствие ведется без плана, на ощупь, посредством нерешительных попыток и бесцельных розысков. Когда именно наступает этот важный момент, установить вперед нельзя ни вообще, ни в каждом данном случае, но можно сказать так, что

С. С. всегда уловит такой момент, если только он приступает к следствию с верными, непоколебимыми принципами и если он постоянно имеет в виду, что «убеждение о деле» не может появиться в готовом виде, но что он должен дойти до этого убеждения, шаг за шагом, на почве, которую он сам подготовляет путем осторожных и основательных отдельных «убеждений, по поводу фактов и эпизодов дела.

Не следует составлять определенного мнения о событии в самом начале следствия: сообщения полиции, заявления частных лиц должны иметь для С. значение лишь установления известного факта в гаком виде: «говорят, что там-то совершилось такое-то преступление». Равномерно последующие сообщаемые данные о виновнике преступления, о вреде, причиненном преступлением, о мотивах его и т.д. должны иметь лишь такое значение: «по слухам, это так». Предположим, что С. С. по серьезному делу отправился на место, где целый ряд сильных впечатлений действует на его воображение настолько, что в первый момент внимание его поглощено этими впечатлениями вполне; вместе с тем он со всех сторон получает от чинов полиции сообщения, к нему обращаются причастные к делу и посторонние лица с предложением рассказать ему все, что им известно по делу, важное и неважное, которым никак нельзя отказать, чтобы не потерять какого-нибудь полезного сведения. В таком положении С. получает как будто достаточно материала для составления убеждения, которое, однако, потом может оказаться ошибочным. В эти важные моменты следствия С. С. должен, как губка, впитывать в себя все отдельные капли, причем чистая ли, или мутная получится жидкость, безразлично: он принимает все только к сведению. По мере того как дело подвигается вперед, постепенно образуются и формируются отдельные мнения и взгляды: тот или другой свидетель оставит хорошее впечатление, так что показания их будут признаны заслуживающими доверия, и вот возникает представление о том, как подозреваемый проник на место преступления, какие у него были орудия, когда именно совершилось само деяние. И, наконец, когда известные взгляды на отдельные моменты преступления сложились, является возможность установить между ними связь, хотя бы только в самых общих чертах, так что можно сказать таю «в таком виде, как представлялось событие, оно, наверное, совершилось не так, а ему искусным образом была придана другая внешность», или же складывается положительное убеждение, что в данном случае совершилось такое или иное преступление. Говоря кратко, С. достиг возможности установить в самых общих чертах и план последующих следственных действий. Ранее же этого момента строить план было бы излишне, или рискованно: излишне потому, что план каждую минуту может измениться, рискованно же потому, что вследствие предрешенности взгляда легко направить следствие по ложному пути. Этим, однако, я не хочу сказать, что следует в начале следствия избегать какого бы то ни было предначертания своих действий, без этого следствие будет вестись наугад, без успеха и толка. Между предварительным определением первоначальных действий и установленным планом существует большая разница.

Но если трудно составить себе план следствия, то еще труднее придерживаться этого плана в точности. Нельзя сравнивать план следствия с теми планами, которые составляются для предприятий, всецело состоящих в зависимости от воли человека. План следствия рассчитан на явления подвижные, изменяющиеся, часто совершенно неизвестные и отнюдь не зависящие от воли составителя плана. Такой план нельзя сравнивать с чертежом для постройки дома и можно сравнить лишь с планом предстоящей войны. План предварительного следствия строится на таких данных, которые С. умел или предполагал иметь при составлении плана, этому плану надо следовать энергически, пока и данные, на которых он был построен, остались теми же или даже получили более осязательную форму. Но как только окажется, что основные данные изменились или были ложно поняты, то и план должен быть изменен весь или в частях. Что это так, представляется естественным и понятным, но не в природе человека так легко отступать от составленного однажды плана. Чем труднее достигнуть какого-либо результата, тем более им дорожат, — вот почему глупцы так всегда упрямы: они только поневоле расстаются с теми идеями, приобретение которых стоило им больших усилий.

Если трудно начертать план следствия и не менее трудно руководствоваться им при дальнейшей работе, то понятно, что отказаться от него нелегко не только сознательно, по и тогда, когда работа ведется механически. Таким образом, может случиться так: следствие ведется по плану, которого держатся с самой щепетильной точностью, но основные положения этого плана или изменились, или давно уже оказались неправильными, так что все здание, воздвигнутое по этому плану, если и не оказалось совершенно висящим в воздухе, то во всяком случае вышло косым, готовым рухнуть. Приведенное правило может показаться слишком резко педантичным, но оно всегда приносит хорошие плоды, если только в более или менее важных делах после каждого следственного действия (после свидетельского показания, осмотра, экспертизы) подвергать свой план строгой проверке, прочны ли основные положения, бывшие при составлении плана, и, если нет, то в чем план подлежит изменению.

Поэтому в большинстве случаев легче и вернее составлять план по возможности несложный ¹, предполагая естественный порядок событий, без особенных уклонений от этого порядка и не забывая притом, что преступники, особенно в тяжких преступлениях, часто делают «одну большую глупость». Сколько раз С. уклонялись от избранного правильного пути только потому, что говорили себе: «нет, преступник не мог быть до такой степени глупым» — и столько же раз уголовные процессы доказывали, что преступники обнаруживали себя именно глупыми, непредусмотрительными — вследствие ли тревоги, страха, излишней торопливости или по иной причине. Вот почему С. С. поступит правильно, если сначала предположит естественный ход события.

П ф и с т е р («Merkwürdige Criminalfälle») совершенно основательно говорит: «высшее искусство уголовного судьи при ведении следствия заключается в том, что, при чтении актов, каждое сведущее лицо может проследить его направляющую руку, между тем как менее опытный думает: «как все это хорошо вышло, удачно случилось». Но эта «направляющая рука» только тогда становится ясной, когда все следствие было проведено по плану, в каждый момент подвергавшемуся строгой проверке. Как часто, однако, мы имеем дело со следствиями, в которых современные «уголовные судьи», составив довольно порядочный план, затем осуществляли его с отчаянным упорством даже и тогда, когда данные, его составление обусловившие, давным-давно исчезли! Такое упорство подчас может быть более злополучным и опасным, нежели бесцельная работа наугад: в последнем случае по крайней мере возможно случайно набрести на истинный путь, а в первом случае это совершенно немыслимо. Самым пагубным, однако, для исхода дела бывает такое положение, когда «план» был составлен с определенною целью привлечь к делу в качестве обвиняемого известное лицо и когда следствие велось исключительно в этом направлении, пока не выяснилось с несомненностью, что это лицо к делу неприкосновенно. Если, благодаря такому ложному пути, истек значительный промежуток времени, то следствие в большей части случаев может считаться уже безнадежным, именно потому, что слишком рано высказан был определенный взгляд на событие преступления и улики собирались исключительно в одном направлении, главным же образом потому, что время было упущено. Если первоначальные предположения не подтверждаются, то неизбежно чувство некоторого разочарования, испытываемое в равной мере и чинами исполнительной полиции, и вновь созданный план уже не встречает к себе достаточного сочувственного отношения, собираемый материал представляется как будто лишенным достоверности и доказательности, иные факты потерялись из виду, иных уже нет возможности восстановить. При каждой же новой добытой улике приходится считаться с возражениями, как собственными, так и со стороны других лиц, в том смысле, что на первых порах тем же самым данным придавалось совершенно иное или меньшее значение. Для избежания таких затруднений есть только одно средство: никогда не увлекаться одной предвзятой идеей. Если твердо держаться этого весьма важного основного правила и притом не разбрасываться в разные стороны, то отсюда вытекает новое правило: иметь в своем распоряжении людей, которые готовы были бы помочь, хорошо знать их способности и качества и уметь ими пользоваться.

Ныне часто приходится слышать следующие фразы: «С. С. не есть чиновник полиции», «это — дело полиции», «задачи С. заключаются в совершенно ином». Я уверен, что успехи, достигнутые лицами, высказывающими эти мысли, не говорят в их пользу. Никто не требует, чтобы С. предпринимал такие меры, которые были бы не согласны с его достоинством, но направление всего следствия всегда должно быть в руках С., и полиция должна работать по его точным поручениям. Как именно она их исполняет, это может быть, по обстоятельствам, дела, предоставлено в ее полное ведение, но инициатива должна исходить от С. Кто пожелает точно определить, что может сделать сам С. и что — полиция, пусть прочтет весьма интересно написанную книгу Рудольфа фон-Ф е л ь з е н т а л я «Aus der Praxis eines österriechischen Polizeibeamten. Wien. Manz. 1853 г.», в которой излагается история изобличения известного в свое время Петра фон-Боор, обвинявшегося в ряде подделок банковых билетов. Каждый С. С. может многому поучиться при чтении этой книги; так удачна и целесообразна была деятельность полиции по этому делу, и в то же время С. вынесет из нее ясное представление, что именно из всего сделанного полицией могло бы быть и делом самого С. и что он не мог делать.

Впрочем, я нахожу, что полиции часто отводят совершенно неверную роль: или ставят ее слишком низко или слишком высоко, — низко, когда С. не считает нужным идти с ней рука об руку, работать вместе с ней, когда он слишком резко проводит границы между областями деятельности своей и полиции; слишком высоко, когда С. предоставляет полиции полную самостоятельность, позволяет делать ей, что угодно, и считает не подлежащими проверке и законченными те обстоятельства, которые будут ею обнаружены без его участия. Правильное положение полиции будет отведено в том случае, если С. С. не будет себя ни возвышать, ни унижать перед полицией и, в интересах дела, будет работать с ней рука об руку, будет постоянно сообщать ей о новых обстоятельствах, добытых им, и только то поставит себе в действительную заслугу, что доведет дело до удачного конца. Но раз С. С., без всякой со своей стороны надменности, будет работать рука об руку с полицией, то он должен самым настойчивым образом требовать и поставить дело так, чтобы руководство и направление действиями полиции всецело перешло к нему, чтобы ничто не происходило без его ведома и чтобы все его поручения исполнялись по его указаниям. С таким положением всякий верный своему долгу полицейский чиновник охотно и добровольно согласится, а это лишь послужит па пользу делу правосудия. С. С. же будет иметь в своем распоряжении лиц, ему преданных, которые, с доверием относясь к нему, скоро и точно будут исполнять все его поручения. Но С. должен хорошо знать этих людей, знать их вообще и знать их взгляды по каждому отдельному делу.

Положим, что какое-нибудь более выдающееся дело выяснилось настолько, что явилось на кого-либо подозрение или установилось твердое убеждение об истинном характере события (был ли грабеж или было ложное заявление о грабеже с целью сокрытия растраты). С. дает следствию определенное направление, руководствуясь одним своим личным убеждением. Предположим затем, что имеются данные, уличающие А в совершении известного преступления и дающие основания подвергнуть его задержанию и т.д. Но, как уже сказано, С. не должен вести следствие наугад только в одном направлении, т.е. что только А совершил это преступление: для пользы дела С. должен вести следствие одновременно и в нескольких других направлениях. Вот именно для таких случаев С. необходимо иметь подведомственных ему лиц, знать их возможности и уметь ими пользоваться. И он будет их иметь, если установит надлежащие отношения к полиции, будет их знать, если до того времени был с ними в деловом общении, и с успехом для дела будет ими пользоваться, если станет руководить ими прежде всего согласно с их природными качествами и образованием, а затем соответственно их взглядам на данное дело. В этом случае должно сообразоваться со степенью развития человека и давать каждому соответственное поручение по его силам.

Предположим такой случай. Если некоторые из полицейских чинов заявили первое подозрение на А, то весьма целесообразно воспользоваться их усердием и доброй волей для разъяснения и раскрытия других следов именно в этом направлении и заставить их искать новых улик против А. Если же подозрение это не вполне обосновано, то С. С. примет п соображение, что имеются чипы полиции, с другим взглядом на дело и подозревающие совсем иное лицо В. Он может выслушать и их соображения и, если подозрение их не окажется абсолютно лишенным основания, то он поручит этим чинам полиции дальнейшие розыски. Если же среди чинов полиции окажутся лица, имеющие особый, третий взгляд на дело, то и этим он должен поручить проверку их предположений, и тогда С. С. может быть уверенным, что розыск поручен надежным лицам. Если таким образом С. С. приложит заботы к тому, чтобы каждое, возможное в данном деле, направление или убеждение было надлежащим образом выяснено, то он может посвятить сам свои силы в том направлении, какое лично считает наиболее правильным. От времени до времени он будет проверять данные, обнаруженные работающими в других направлениях, и сопоставлять их с результатами своей работы. Пусть даже при этом С. С. не убедится и том, что другие взгляды на дело более правильны, этим он все-таки предотвратит возможность рискованных и ложных шагов. Довольно часто случается, что полиция, задержав якобы виновного, препровождает его на распоряжение С. С. и после этого считает свою роль оконченной и складывает руки. С. производит следствие и этом направлении и в конце концов вынужден освободить задержанного, чем приводит в смущение полицию. Более, однако, ничего не остается делать, и следствие прекращается «впредь до обнаружения новых обстоятельств». Но эти «новые обстоятельства» никогда не появляются.

Весьма важное значение в обращении с полицией имеет отношение С. С. к допущенным ею ошибкам. Само собою разумеется, что С., будучи строгим к самому себе, должен так же строго относиться и ко всем, работающим совместно с ним и под его руководством, должен требовать от них точного исполнения обязанностей, не допуская снисхождения там, где замечает уклонение от таковых. Но если случаются ошибки, происшедшие вследствие какого-либо заблуждения или непонимания, то следует отнестись к ним возможно снисходительнее, внушая подведомственным лицам, что в делах по ограждению общественной безопасности и отправлению правосудия более, чем где-либо, необходимо возможно быстрое признание в сделанных ошибках. Должно прежде всего помнить, что именно в этой области возможны наиболее частые ошибки, и поэтому нигде они не должны быть прощаемы с большей снисходительностью. С другой стороны, следует постоянно твердить, что нигде допущенная и неисправленная ошибка не приносит такого вреда, как именно в делах по расследованию преступлений и обнаружению виновных, и нигде замеченная ошибка не исправляется так легко при условии, если только она обнаружена сколь возможно быстро. Ни от кого нельзя требовать, чтобы он не делал ошибок, но можно требовать, чтобы каждый, сделавший ошибку, немедленно в ней сознавался и ее исправлял, — это есть самое серьезное требование, которое можно предъявить к каждому честному и добросовестному уголовному деятелю.

Если спросить, на что собственно С. С. должен обращать внимание полиции, то можно дать такой ответ, что в общем это зависит от данного дела и что невозможно установить в этом отношении каких-либо общих правил. Можно только сказать, что главная деятельность С. должна быть направлена к тому, чтобы «индивидуализировать» данное дело для подведомственных лиц. На это способен лишь образованный человек, образованный в психологическом смысле. Опытнейший же, самый исполнительный полицейский чиновник этого сделать не в состоянии. Индивидуализировать дело может только С., который, выделив одно дело из ряда ему подобных, сумеет отыскать в нем все характерные его особенности: в обстановке события, в личностях потерпевшего и подозреваемого, и затем исключить те средства или пути, которые безнадежны для розысков. Насколько труден и даже невозможен для полицейского чиновника этот процесс распознавания характерных особенностей дел, настолько же легко для него усваивать указания и способствовать выяснению тех особенностей дела, на которые обращено его внимание Следователем.

Наконец, С. С. должен почти по каждому уголовному делу — мы говорим здесь только о больших городах ² — обращать внимание полиции на таких лиц, которые по профессии своей всегда могут дать важные сведения, а именно: на извозчиков, рассыльных и проституток ³. Всякому известно, какое важное значение имеют эти лица в наших делах, и тем не менее весьма редко прибегают к их услугам. Значение этих лиц заключается в том, что 1) занятия их нерегулярны и вследствие этого им часто в течение дня выпадают случаи для наблюдений и 2) эти люди действуют обыкновенно в пределах известного участка и поэтому могут наблюдать во время досуга как за обыкновенными происшествиями, так и за необыкновенными, из ряда выходящими. От них в большинстве случаев можно узнать, как вел себя вообще потерпевший или подозреваемый, что он делал или чего не делал, с кем был знаком, сколько зарабатывал и тратил, когда выходил из дому и когда возвращался и т. д., и они же знают, что с ним случилось необычного, из ряду выходящего (в день, когда совершилось преступление), в отношении его расходов, знакомства, прогулок и вообще поведения. Если удалось выяснить эти два момента: обычное и необычное поведение известного лица, то почти всегда найдена нить к дальнейшим розыскам. Другая причина, свидетельствующая о значении этих трех категорий лиц, лежит не столько в них самих, сколько в том, что преступник в весьма многих делах, до совершения преступления или после того, вступает с ними в сношения. Часто после совершения преступления у него в руках оказываются деньги, и он старается как можно скорее и незаметнее удалиться от места преступления: для этой цели он нанимает извозчика. Ему приходится посылать письма, сбывать вещи или покупать: он пользуется услугами рассыльного. Наконец, он хочет рассеяться и забыться: он идет к проституткам. Третья причина важного значения этих лиц заключается в известной связи их друг с другом, связи обширной, почти организованной: один извозчик знает почти всех других извозчиков, рассыльный знает своих товарищей по ремеслу, равно как и проститутка своих подруг по несчастью. Они состоят между собою в некотором общении, и что известно одному из них, об этом узнают и остальные. Полиция таким образом всегда может добыть от них, что ей нужно. Но, конечно, это отнюдь не легко, если полицейский чиновник только на другой день после совершения убийства захотел бы свести нужное ему знакомство с извозчиками, рассыльными и проститутками: это делать необходимо гораздо ранее. Он должен уже знать этих людей и заручиться их доверием, тогда он узнает все, что ему нужно. С. С. должен заранее обратить внимание чинов полиции на важное значение этих людей в деле розыска. Не шпионов или сыщиков он должен вырабатывать, а только содействовать тому, чтобы известное число лиц предназначалось для услуг правосудию. В Англии и Франции к этому давно привыкли, у нас же еще слишком мало.

Часто может оказывать С. С. важные услуги старинная поговорка: «cherchez la femme». Она звучит довольно романически, но каждый опытный практик может подтвердить, что в ней заключается много правды. Несомненно, что относительно ее можно иной раз ошибаться в двояком отношении: если думать, что непременно каждое преступление является подстрекательством женщины, или же если довольствоваться тем, что в следствии упоминалось о какой-нибудь женщине. В первом случае мы зашли бы слишком далеко, а во втором мы не шли бы к цели. Будет более правильным, если мы, без педантичного упрямства, поведем следствие, лишь имея в виду предположение о закулисном влиянии женщины. Не всегда мысль о преступлении будет исходить от нее, но зато весьма часто окажется, что важнейшие поступки виновного, до или после преступления, совершались из-за нее или для нее. А это далеко не безразлично: если при производстве следствия нам не удается вскрыть мотивы злодеяния, то мы чувствуем всегда некоторую неуверенность и до той поры не придаем веры какому-либо событию, пока не убедимся в том, что послужило мотивом к нему. Советую всегда и прежде всего ставить именно предположение, что в деле кроется участие женщины. Конечно, нет необходимости, чтобы так было всегда, по такой прием в начале следствия и считаю нужным особенно рекомендовать.

Начиная с самых незначительных проступков, когда, напр., работник похищает у своего хозяина овес, для того чтобы сшить своей возлюбленной пару башмаков, или когда лесной сторож станет заниматься недозволенной охотой, чтобы пощеголять перед любовницей в новом платье, и кончая самыми важными политическими делами, когда, напр., оскорбленная красавица составляет заговор для достижении своих, опасных для государства, планов, — везде мы найдем женщину. Имущественные преступления совершаются нередко для того, чтобы приобрести средства для вступления в брак с невестой или с целью промотать похищенное в обществе проституток. Большая часть драк на народных гуляньях происходит из-за девушек; самое верное место укрывательства похищенных вещей находится у женщин, по внешности честных; побег и сокрытие преступников в большинстве случаев совершается при помощи женщин; в крупных мошенничествах и подделках монет сбыт подделанного почти всегда совершается женщинами; пользующиеся самой дурной известностью игорные дома всегда состоят под ведением женщины. Все бесчисленные преступления, совершенные вследствие неудачной любви, происходили по вине женщин, и сколько сделалось преступниками благодаря им!

Каждый опытный уголовный судья привык искать женщину в деле: в иных случаях это может повести к ошибкам, но совершенно упускать из виду провозглашенное правило: «cherchez la femme» не следует никогда.

¹ «In détection is the simplest hypoihesis always the best», — говорит многоопытный майор ф. А. Грефиц в своей книге «Mysteries of Police and Crime». Лондон.

² См. Рошер «Bedurfnissc d. Modern. Krim polizei», в цитир. Архиве, т. I, стр. 244.

³ О связи между преступным миром и проституцией см. хорошую книгу "Kriminal. Streifüzge: Betrachtungen eines unpolitischen Praktikers». Берлин. Сигизмунд. 1894 г. Я бы охотно узнал, кто этот анонимный автор. Затем Баумгартнер в цитир. Архиве, т, 8, стр. 233 и т. 2, стр. 1.