Классики юридической психологии

ПРИРОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ: ОБЪЕКТИВНОЕ ИЗУЧЕНИЕ ДЕЗОРГАНИЗАЦИИ ПОВЕДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
М., 2002. Стр. 106-166.

Глава 3. Исследование аффекта преступления

1. Проблемы и материал

Каждый материал неизбежно выдвигает свои новые и специфические проблемы. Два момента особенно привлекают психолога, изучающего механику аффекта, к исследованию преступников.

Первый из них связан с той исключительной силой аффективных травм и переживаний, которые мы имеем возможность наблюдать у преступников. Психологи, занимавшиеся аффективной жизнью человека, всегда искали случая исследовать настоящий, сильный аффект, глубоко потрясающий всю деятельность организма. В этих поисках психологи прибегали к самым разнообразным ухищрениям, тратили массу остроумия, пытались вызывать такие аффективные реакции стрельбой из револьвера над ухом испытуемого или показыванием картин, предложением «вспомнить что-нибудь сильно неприятное» или кормлением хиной, демонстрацией фекальных масс и т. д.1 Во всех этих случаях психологи, искавшие устойчивого, резкого аффекта, чаще всего терпели неудачу; получаемое ими состояние или не было достаточно устойчивым, или оказывалось недостаточно резко выраженным, или же было слишком искусственным, поверхностным, не задевавшим какие-либо глубокие слои личности. Это состояние было обычно эмоцией частной ситуации и никогда не оказывалось аффектом личности.

Изучение преступников представляет в этом отношении значительные преимущества. Если нам удастся получить для экспериментального исследования человека, который только что совершил тяжелое преступление, например убийство, и был задержан после этого преступления, мы будем свидетелями необычайно резкого аффективного поведения. Обычно аффект складывается здесь из двух моментов: с одной стороны, не исчезло еще аффективное переживание, связанное с самим преступлением; оно бывает особенно резким в тех случаях, когда субъект совершил преступление первично, и, как это чаще всего бывает с убийствами, без заранее обдуманного систематического плана, а потому с наличием резкого аффективного взрыва. Чем тяжелее преступление, чем более необычно оно, чем резче конфликт с обычными социальными установками, тем значительнее и актуальнее этот первичный аффект преступления. На него наслаивается обычно вторичный аффект. В данном случае он связан не столько с самим преступлением, сколько с ситуацией ареста и с ожиданием возможного наказания. Уже само лишение свободы вызывает понятные аффективные реакции; ожидание наказания, связанное обычно с чувством неизвестности и неопределенности его размеров, вызывает этот вторичный аффект; естественно, что такой аффект тем сильнее, чем тяжелее преступление; в случаях убийств и особо тяжелых преступлений, когда преступника может ожидать смертный приговор, этот вторичный аффект может достигать своей максимальной остроты.

Совершенно понятно, что теоретически возможны и нередко встречаются случаи, когда у субъекта резко проявляется лишь вторичный аффект при отсутствии первичного; при аресте и обвинении ошибочно подозреваемых, непричастных к преступлению лиц мы имеем именно такую структуру процесса.

Как правило, во всех этих случаях мы встречаем аффективное поведение исключительной силы; оно тем больше, чем тяжелее преступление, чем мобильнее первичная система субъекта и чем ближе к моменту преступления мы его наблюдаем. Совершенно ясно, что психолог, изучающий аффективную механику, не может пройти равнодушно мимо такого материала, и исследование аффекта у преступников представляет для него исключительно интересную задачу.

Вместе с тем перед психологом выдвигается здесь другая задача, специфичная для данного материала. Если при исследовании аффекта, возникшего в ситуации экзамена, нас в первую очередь интересовали симптомы разлитого аффективного состояния, то при изучении поведения преступников на первый план выдвигаются задачи установления аффективных следов, связанных с преступлением.

В самом деле, может ли психолог, изучающий аффективные следы у преступника, объективно установить причастность его к преступлению?

Уже изучение влияния экзамена на психику студента показало нам, что определенная травма вызывает не только общую аффективную реакцию испытуемого, но и оставляет ряд концентрированных, связанных именно с этой травмой, аффективных следов. Изучая поведение такого субъекта, мы получаем ряд совершенно объективных симптомов, показывающих нам, какие именно группы слов связаны у него с известными аффективными переживаниями; это позволяет нам с достаточной убедительностью ставить диагноз перенесенной студентом травмы, основываясь исключительно на полученных в объективном исследовании данных.

Возможен ли такой диагноз в случае, когда в психике субъекта остались следы совершенного им преступления? Этот вопрос представляет значительный психологический интерес. Ясно, что каждый задержанный после совершения известного акта преступник переживает не «аффект вообще»; его аффективные переживания концентрированы вокруг вполне определенных, связанных с преступлением комплексов, и если психолог окажется в состоянии экспериментально установить наличие таких аффективных следов, которые есть у преступника и которых нет ни у какого другого (даже подозреваемого в преступлении) лица, то задача изучения аффективных следов преступления перестанет быть задачей чисто академической и приобретет новый, практический смысл.

Нам нечего указывать на то, что наличие острого аффекта, концентрированного на вполне определенных следах, представляет огромные возможности для исследователя; возможность изучить этот аффект на различных этапах истории данной психологической драмы (арест — предъявление обвинения — получение признания — осуждение) открывает особые перспективы для изучения аффективной динамики.

Мы были поставлены в совершенно исключительные условия для изучения указанных вопросов. Благодаря организации специальной лаборатории при Московской прокуратуре мы получили возможность проводить наши опыты в весьма чистой обстановке. В отличие от ряда исследователей, занимавшихся психологическим исследованием преступников (К. Г. Юнг, М. Вертгеймер, Риттерхаус, Лоффлер, К. Хайброннер, Ф. Штейн, О. Лёвенштейн и др.) мы были в состоянии производить наши опыты не с уже осужденными или помещенными на экспертизу преступниками, но с только что задержанными лицами, часто отделенными от совершенного ими преступления всего несколькими часами или днями. Когда того требовали условия эксперимента, мы получали преступников до всякого допроса и до объявления им причины их ареста. В особой серии экспериментов мы могли проследить влияние допроса и признания, ставя наши опыты как перед, так и после производимого допроса. Наконец, нам удалось поставить ряд опытов с арестованными, но невиновными лицами, ошибочно подозревавшимися в тех или иных преступлениях.

В течение пяти лет мы собрали материал исследования около пятидесяти испытуемых, по большей части убийц или подозреваемых в убийствах. В специальном исследовании, посвященном аффектам и комплексам преступников, мы останавливаемся на детальном анализе всего нашего материала; здесь мы по необходимости должны ограничиться приведением лишь отдельных случаев, придавая нашему изложению характер сводок, иллюстрируемых типичными случаями.