Классики юридической психологии

Часть VII. ПРАВО.

Предотвращение преступления

До сих пор все наши рассуждения относились к охране правовой жизни путем создания твердых установлений, законов и предписаний. Все они имеют целью, чтобы, в случае содеянного преступления или спора враждующих сторон, было поступлено по справедливости. Но мы займемся охраной правовой жизни в не менее важном направлении, если поставим своей задачей не только заботу об исследовании и трактовании уже состоявшихся нарушений права, но и о том, чтобы они вообще не возникали. Итак, вопрос идет о предотвращении преступления. К предупредительным мерам, принимаемым обществом для предотвращения противозаконных поступков, прежде всего принадлежат уже сами постановления уголовного кодекса. До сих пор мы рассматривали уголовное законодательство только со стороны его необходимости для наказания преступления. Но несомненно, что уголовное право должно также содействовать предупреждению преступления, во-первых, тем, что, грозящая кара внушает страх, задерживающий импульс к преступлению; во-вторых, тем, что применение наказания лишает заключенного в тюрьму преступника на более или менее долгий срок возможности совершить преступление и, наконец, в-третьих, тем, что приведение в исполнение наказания так воспитывает и изменяет человека с преступными наклонностями, что он в будущем не выходит уже за пределы закона. Совершенно очевидно, что первая и третья формы предупреждения основываются на чисто психологических способах воздействия.

Но надо сказать, что более внимательное отношение к душевным процессам способствовало также пониманию того, что само наказание может увеличить влечение или тяготение к преступлению. Все психологи, занимающиеся вопросом о наказаниях, единодушно признают деморализующее действие публичных телесных наказаний, напр., наказания розгами или кнутом, так как они способствуют огрубению нравов и, таким образом, прямо вызывают преступления. О том, не оказывает ли и смертная казнь неблагоприятное влияние на толпу, существуют, напротив, различные мнения. Но чаше всего источником духовной заразы является общение в исправительном заведении с другими преступниками. После отбытия наказания часто продолжаются социально-психические его последствия — общее отчуждение и исключение вернувшегося из общества, что также ведет его снова на путь преступления. Над всеми новейшими попытками реформы уголовного кодекса во всех культурных странах господствует постоянно растущее сознание, что необходимо самое тщательное взвешивание психических факторов для того, чтобы назначение и проведение в жизнь наказания могло действительно содействовать предотвращению преступления. Сюда относятся прежде всего преследующие новые цели условное осуждение и осуждение на неопределенный срок. При условном осуждении наказание при известных условиях совсем не приводится в исполнение. Там, где нарушение закона было незначительным и наказание легким, виновного хотят избавить от тех вредных влияний, которые могут быть следствием именно первого пребывания в тюрьме, и таким образом не дать ему окончательно погибнуть для общества. И все же эта отмена наказания в начале — только отсрочка его; и лишь тогда, когда условно осужденный в течение известного времени вел себя безупречно, наказание окончательно отменяется. Итак, в этом случае устранение вредных влияний на психику виновного органически связано с принуждением его к исправлению своей психики. В тяжелых случаях, напротив, осуждение на неопределенный срок или хотя бы осуждение в широких границах, по-видимому, оказывается возможно лучшим соединением отрицательных и положительных факторов для психического перерождения преступника. Вступая в тюрьму на заранее определенный срок, виновный слишком легко становится душевно равнодушным. Таким образом нельзя достигнуть глубокой, внутренней психической переработки личности. Если же отбывающий наказание знает, что срок его заключения всецело зависит от его поведения, то создается весьма действенный стимул для энергичной внутренней борьбы с противообщественными наклонностями.

Этой новой психологии наказания соответствует существующая в настоящее время тенденция не сокращать короткого срока заключения до такой степени, чтобы он мог показаться виновному чем-то вроде отдыха, и не удлинять чересчур наказаний за тяжелые преступления, дабы оно ни в коем случае не разрушало всего социального существования заключенного. Но прежде всего новыми влияниями объясняется все растущее требование индивидуализированного уголовного судопроизводства. Законодатель может содействовать предотвращению преступления еще до представления отдельного случая на суд правовых органов во всех этих и многих подобных направлениях, образуя новые правовые формы. <…> Раз проблемы уже изолированы, то отношения могут быть довольно просто и гладко переведены на язык психологии, придерживающейся строго причинного мышления. Тогда речь пойдет об импульсах и задержках, о внушении и привычке, что может быть описано и объяснено в качестве психофизических процессов. При этом на первом плане должна стоять психология произвольных и непроизвольных задерживающих процессов. Но раз все это действительно будет представлять собою нечто иное, связанное точными понятиями психофизиологии, то явится также возможность оказывать влияние и на практические соображения, пользуясь более точным знанием законов, управляющих психологией нормального человека. Вопросы о том, какие условия благоприятствуют разряжению импульса и какие его задерживают, и многие другие в том же роде, в настоящее время не должны решаться посредством простого здравого смысла, а лишь при помощи физиологической психологии.

Но даже наилучшая из всех мыслимых систем устрашения посредством наказания и приведения его в исполнение не могла бы сама по себе выполнить задачу, стремящуюся к сокращению до минимума преступности в социальном общении. Здесь должны оказать содействие и другие социальные факторы, причем и в этом случае наиболее важным остается внимательное отношение к психическим элементам. Быть может, наибольшего значения здесь заслуживают старания евгенистов, на которых мы подробно останавливались в отделе медицинской профилактики. Несомненно, отношение между психопатологией и преступлением не может быть выражено простой формулой, что существует определенный род врожденных душевных болезней, необходимый симптом которых — преступное действие, и которые просто передаются по наследству из поколения в поколение. Этот, доходящий до крайности взгляд на врожденную преступность, по существу уже потерпел поражение, и наука в наши дни поколебалась бы признать, что субъект, не обнаруживающий никаких других симптомов преступности, так недоступен нравственной педагогике, что он с самого начала обречен на преступную жизнь. <…>

Может случиться, что социальные противоположные представления, задерживающие подстрекающий преступный импульс, недостаточно усвоены, или не с должной быстротой появляются в сознании, или слишком слабы; с другой стороны, можно предположить, что представления преступной цели со слишком большой силой возникают в душе, так что нормальное задерживающее представление уже не может с ними справиться, или что эти представления связаны со слишком бурными душевными переживаниями, или что отказывается служить сам задерживающий механизм, или не хватает умственной одаренности, чтобы охватить во всем объеме следствия и поступки. <…> Темперамент, характер и интеллигентность представляют у нормального человека столько различий, что сила импульсов, влияние задерживающих представлений, уверенность суждений, участие аффектов и т. д. совершенно равным образом вооружают каждого в отдельности для противодействия искушению совершить преступление. Очевидно, что все эти уклонения свидетельствуют не о таком дефекте психофизического механизма, который обнаруживается только при избегании преступления; неудовлетворительное функционирование аппарата в одном из упомянутых мест вредит, наоборот, вообще успеху отдельного индивида в борьбе за существование. Итак, здесь дело идет о недостаточной духовной одаренности, не имеющей первоначально никакого органического отношения к преступлению и способной при соответственном специальном педагогическом воздействии привести к ограниченной, быть может, малоценной в общественном смысле жизни, не вступающей, однако, к конфликт с уголовными законами.

Существуют, правда, и такие формы дефективности, следствием которых особенно часто является ненормальная радость при виде чужих страданий, что должно, по-видимому, вызывать зверскую жестокость и грубое стремление причинить другому боль. В других случаях к преступлению приводит страсть ко лжи и обману. Но даже и эти явления, почти всегда истолковываемые как специфически преступные духовные ненормальности и нередко действительно повторяющиеся в различных поколениях одной и той же семьи, прежде всего все-таки говорят об общем понижении одаренности; конечно, такой дефект, при наличии подходящих условий в жизни ребенка, уже в раннем возрасте приводит к известным уклонениям от нормы, быстро принимающим затем все большие размеры. Из этого мы видим, что понятие врожденной преступности едва ли выдерживает критику, но тем яснее повсюду выступает тесная связь преступления с психической дефективностью и, в особенности, с тяжелыми формами психоневроза. В родословном дереве обитателей заведений для душевнобольных значатся, беспорядочно сменяя друг друга, запойные пьяницы, эпилептики, идиоты, слабоумные, проститутки, бродяги и преступники всякого рода. Отягощенный психопатической наследственностью не имеет защиты от соблазнов и требований окружающей его социальной жизни. Кто хочет удалить преступников из народного организма, тот, прежде всего, должен позаботиться о том, чтобы рождалось как можно меньше людей с тяжелой психопатической наследственностью. Мы уже подчеркивали, что врачи считают на этом пути первым шагом, который сравнительно легко сделать, стерилизацию слабоумных во время половой зрелости. Но независимо от того, какие пути евгеники окажутся допустимыми в наше время, — всякое мероприятие, предупреждающее рождение духовно дефективных существ, означает предотвращение преступлений.

Но гораздо непосредственнее ведут к достижению цели усилия, направленные к уничтожению искушений и поводов к преступлению и к возможному подавлению всего того, что может увеличить импульс к преступлению или ослабить задерживающий механизм. В этом направлении типичны общественные движения, направленные против злоупотребления спиртными напитками или стремящиеся к совершенному изъятию из продажи алкоголя. Такие движения основываются первоначально на данных чисто уголовного и социально-статистического характера. Но при более глубоком анализе явлений эти данные, в конце концов, все-таки приводят к психологическим факторам, которые, в свою очередь, с недавних пор стали доступны экспериментально-психологическому исследованию. Нельзя серьезно возражать против существования тесной взаимной связи между преступлением и алкоголизмом. Ввиду того, что преступление находится в зависимости от целого ряда факторов, нельзя, конечно, ожидать, что уменьшение и увеличение количества преступлений в разных странах должно идти совершенно параллельно с падением и ростом алкоголизма; но в отношении некоторых групп преступлений аналогия прямо поразительна. Прежде всего анализ причин преступлений дает явную картину чрезвычайно большого влияния алкоголя, в особенности водки, на возникновение нарушений права. Авторитеты в области тюремных вопросов в этом случае сходятся во мнениях. Хотя мы встречаемся здесь с разногласиями, но можем однако, не боясь преувеличений, заявить, что приблизительно половина всех преступлений или проступков в Германии находится в известной причинной связи с алкоголем. <…>

Психологически такая связь вполне понятна и может быть объяснена действием алкоголя, способным быть установленным экспериментальным путем. Мы уже указывали на некоторые из этих экспериментов с алкоголем в своем рассмотрении вопросов из области медицины и промышленности. Воздействие, оказываемое алкоголем на восприимчивость чувств, на память, преимущественно же на понимание и реакцию, необходимо приводит психолога к общему заключению, что задерживающие центры перестают в большинстве случаев функционировать, что понимание затруднено в особенно сильной степени, что страдает память, ускоряется и усиливается реакция, вследствие бездействия задерживающих центров, и нарушается умственная и моторная деятельность. Всякое из этих изменений фактически есть расстройство известных функций, так как и ускорение реакции в отношении общественной жизни также означает не улучшение действия, а стремительное совершение поступка без достаточного самоконтроля. Именно следствием такого усиления душевной реакции является преждевременное оскорбление, сорвавшееся с уст бранное слово, которое трезвый сумел бы удержать, или удар, слишком быстро следующий, в качестве автоматической реакции, за оскорбительным словом, чтобы его могли подавить пришедшие в нормальное состояние задерживающие центры. Именно их бездействие приводит в дальнейшем к нанесению тяжелых увечий, к грабежу и убийству, и ослабевшее понимание содействует еще всему этому, рисуя пьяному картину событий в совершенно извращенном виде. К этому надо еще прибавить половое чувство, усиливающееся под влиянием алкоголя и способное стать также чрезвычайно опасным ввиду бездействия задерживающих центров. В отношении пьянства остается в силе высказанная нами раньше мысль, а именно, что такая сложная проблема, как употребление алкоголя, в современном обществе не может рассматриваться исключительно в плоскости преступления. И действительно, давно уже обнаружено, что даже строгое запрещение алкоголя совсем не сокращает наполовину числа преступлений; на смену ему быстро являются другие вредные для психики суррогаты. Но не может быть сомнений относительно того, что потребление алкоголя для большей части населения всегда несет за собой опасность конфликтов с общественными законами. Вот почему социальная противоалкогольная политика обязана преследовать, пользуясь всеми средствами научной психологии, вредные влияния опьяняющих напитков на те психофизические функции, которые имеют отношение к преступлению. То же самое нужно сказать и о других возбуждающих и раздражающих средствах, в особенности о чрезвычайно распространенном в преступных кругах кокаине. О действии никотина и кофеина в этом направлении нам еще мало известно.

Социальные реформы, стремящиеся к предотвращению преступления, стараясь удалить способствующие ему психические условия, не должны, конечно, ограничиваться такими психическими факторами, как алкоголь. Общественное мнение вполне осведомлено насчет той роли, какую бульварная литература играет и духовной испорченности юношества; не трудно также понять, что все увеличивающееся стремление печати всего мира дать как можно более точное описание сенсационных подробностей разных преступлений и громких процессов действует на психику крайне возбуждающим образом и, следовательно, должно послужить источником новых преступлений. Психология подражания слишком ясно показывает нам, как импульс приобретает в сознании больше силы, если для чувственного восприятия становится доступным живой пример. Простые лабораторные опыты с эргографом показывают, что в тот момент, когда собственное желание уже не в состоянии заставить человека вытянуть больший вес посредством сокращения мускулов и не помогают никакие уговоры, иногда ему достаточно бывает увидеть, что другой произвел нужное движение, чтобы у него открылся новый резерв психофизических сил. <….> Факторы, способные увеличить тяготение к преступлению или содействовать задержанию преступного импульса, должны быть исследованы при помощи психологических опытов, планомерно преследующих эту определенную цель.