ТРАДИЦИОННЫЕ ВИДЫ СУДЕБНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ

Судебно-психологическая экспертиза (СПЭ), несмотря на относительную “молодость”, по праву заняла достойное место среди традиционных направлений экспертных исследований. В последние годы правоохранительные органы проявляют повышенный интерес к СПЭ. Это связано, с одной стороны, с ростом преступности, изменением ее структуры, изощренностью правонарушений, а с другой, - с развитием юридической психологии, СПЭ как ее практической отрасли, появлением новых психологических методов, позволяющих успешно решать проблемы, связанные с раскрытием преступлений.

Данная экспертиза назначается в случаях, когда для выяснения важных для дела обстоятельств требуются специальные психологические знания. Судебно-психологическая экспертиза направлена на исследование явлений психики людей, чья вменяемость, как правило, не вызывает сомнения или уже установлена в процессе судебно-психиатрической экспертизы, а потому приводится преимущественно в отношении психически здоровых людей. Поэтому судебно-психологическая экспертиза не должна предшествовать судебно-психиатрической или проводиться параллельно с ней.

Специальных учреждений собственно судебно-психологической экспертизы в нашей стране пока немного. Это сектор СПЭ Центральной Северо-Кавказской лаборатории судебной экспертизы МЮ РФ (г. Ростов-на-Дону), Лаборатория судебно-психологических исследований (г.Калуга) и Лаборатория судебно-психологических исследований Специального факультета Санкт-Петербургского университета (г. Санкт-Петербург). До сих пор сложившаяся традиция позволяла привлекать к производству подобных экспертиз специалистов в области психологии, работающих в соответствующих научных учреждениях и учебных заведениях, а кроме того преподавателей факультетов психологии университетов и кафедр психологии педагогических институтов (педуниверситетов). Вместе с тем тенденции развития судебной психологии все настоятельней требуют долгосрочной специализации экспертов-психологов, что позволит избежать все еще случающихся фактов привлечения специалистов, чьи квалификация и правовой статус не соответствуют необходимым требованиям. Первая в стране программа подготовки экспертов судебной психологии ныне введена на Межвузовском факультете практической психологии КГПУ им.К.Э.Циолковского, ОИАТЭ и ВПК ИПРАНа (гг. Калуга-Обнинск-Москва) совместно с ЦСК ЛСЭ (г. Ростов-на-Дону).

В данном методическом руководстве приводятся основные сведения о СПЭ: о ее современном состоянии, возможностях и перспективах развития. Мы познакомим с кругом вопросов, которые в состоянии разрешить СПЭ, рассмотрим основные ошибки при назначении экспертизы, проанализируем трудности, возникающие при оценке заключения СПЭ следователями и судьями, проиллюстрируем примерами из практики.

Судебно-психологическая экспертиза несовершеннолетних обвиняемых

Проблема способности несовершеннолетних обвиняемых нести уголовную ответственность за противоправные действия, по сути, возродила СПЭ после десятилетий неприятия и забвения. Г.М. Миньковский первым среди юристов поставил вопрос о необходимости использования специальных психологических познаний в форме экспертизы при расследовании некоторых дел. Он указал, что СПЭ “должна ответить на вопрос, имеются ли у данного субъекта отклонения от нормального для его возраста уровня интеллектуального развития, и если такие отклонения существуют, сделать вывод о их влиянии на вменяемость подростка” (14) . Таким образом, более 35 лет назад Г.М. Миньковский указал на принципиальную возможность с помощью экспертного психологического исследования устанавливать вменяемость психически здоровых подростков.

Практическим работникам нередко приходится сталкиваться с такими фактами, когда подросток, совершивший правонарушения, выявляет признаки отставания в психическом развитии. Это может выражаться, например, в немотивированности противоправных действий, их циничности и демонстративности, инфантильности поведения, легковесности и примитивности суждений, недостаточном понимании социальных и правовых норм, в легкомысленном отношении к своим противоправным поступкам.

При анализе самого деяния подростка может отмечаться несоразмерность объективного содержания его поведения субъективно преследовавшимся целям. Однако, по данным медицинской документации либо по заключению судебно-психиатрической экспертизы он является психически здоровым человеком. Здесь следует отметить, что отставание в психическом развитии не обязательно определяется органическими дисфункциями. Способность подростка сознавать значение своих действий и осуществлять их регуляцию зависит не только от уровня развития интеллектуальных функций, но и в значительной степени обусловливается такими факторами, как особенности эмоционально-волевой сферы, мотивация, система ценностных ориентаций. А это уже связано с особенностями воспитания подростка и педагогического воздействия на него. Вместе с тем, следует особо подчеркнуть, что данная способность не является константой, постоянной величиной, будучи характеристикой психики подростка в момент совершения правонарушения. Помимо психологических свойств личности она обусловливается особенностями криминальной ситуации. Поэтому вполне реальна возможность того, что психически здоровый человек, выявляющий низкий уровень психического развития, в экстремальных ситуациях (крайне сложных или неопределенных) будет не в состоянии полностью осознавать значение своих действий и руководить ими.

В этой связи показателен следующий пример.

15-летний А. обвинялся в соучастии в убийстве, совершенном при отягчающих обстоятельствах. В тот день он пришел домой к другу с целью забрать свой радиоприемник, который отдал починить его отцу, мастеру по ремонту телерадиоаппаратуры. Друга дома не оказалось, однако в квартире находились сам хозяин и его знакомый П., которого А. увидел впервые. Оба они были в сильной степени алкогольного опьянения. Пригласив А. войти, ему налили примерно 100 г водки, которую он выпил на кухне. Вскоре хозяин квартиры, сильно опьянев, упал на пол, и А. вместе с П., по предложению последнего, перенесли его в спальню. П. послал А. на кухню принести скалку, а сам тем временем отрезал от находившихся в комнате приборов электрические шнуры и стал связывать ими руки и ноги спавшего. Сделав удавку, П. с помощью скалки стал затягивать ее на шее хозяина квартиры. Увидев это, А. растерялся, но П. прикрикнул на него и послал на кухню за водой. Поскольку входная дверь была запертой, а квартира находилась на четвертом этаже, выйти из нее А. не мог. Принеся в спальню воду, увидел, что П. спрашивал у пришедшего в себя хозяина квартиры, где находится золото, а когда тот отказался отвечать, затянул петлю на его шее. Затем ослабив ее, П. приказал А. отливать водой потерявшего сознание. Так продолжалось несколько раз, пока П. окончательно не задушил потерпевшего. После этого он заставил А. искать в шкафах ценные вещи, говорил ему, что в таких случаях лучше всего брать. Выйдя из квартиры и заперев дверь, П. предупредил А., чтобы тот молчал, пригрозив ему убийством. Однако, А. спустя некоторое время рассказал о случившемся знакомому оперативному работнику.

Из материалов дела было известно, что в возрасте пяти лет А. получил закрытую черепно-мозговую травму с сотрясением головного мозга. В школу пошел в срок. Учился слабо, но классы не дублировал. В школе “проявлял себя чаще с отрицательной стороны, состоял на учете в ИДН, привлекался к уголовной ответственности в связи с участием в краже, но был амнистирован. Однако в последнее время стал более уравновешенным, доброжелательным и спокойным. Как показал классный руководитель, А. заметно отличается от сверстников своей инфантильностью (например, в 7-м классе мог приносить на уроки игрушечные машины и играть с ними, не обращая внимания на преподавателей). Увлекается спортом, любит читать фантастическую литературу и смотреть индийские фильмы.

Анализируя сложившуюся ситуацию, А. считает, что у него не было выхода, т.к., с одной стороны, растерялся и очень боялся П., т.к. “мог остаться вместе с хозяином квартиры” . С другой стороны, даже если бы и “ударил П. чем-нибудь тяжелым, все равно за это оказался бы в тюрьме”.

В процессе экспериментально-психологического исследования был выявлен низкий уровень интеллектуального развития А., инертность мыслительных процессов. Ему присущи такие личностные особенности, как легкомысленность, несформированность системы морально-нравственных установок, склонность к приключениям и риску, эмоционально-волевая незрелость, высокий уровень личностной тревожности, подчиняемость, заниженный уровень притязаний. В конфликтных и затруднительных ситуациях А. пассивен, склонен избегать проблем либо рассчитывать, что сможет с ними справиться с помощью других людей. Уровень социальной адаптации снижен.

Проведенное исследование позволило прийти к выводу, что А. сознавал значение своих действий, однако способность руководить ими была предельно ослаблена ввиду особенностей ситуации, значительно ограничивавших свободу выбора адекватных форм поведения, а также присущих А. индивидуально-психологических свойств, таких как эмоционально-волевая незрелость, подчиняемость, пассивность при решении затруднений, инертность мышления.

Рассмотрим основные вопросы, которые могут быть поставлены перед данным видом СПЭ.

1. Имеются ли у несовершеннолетнего испытуемого признаки отставания в психическом развитии, не связанного с психическим заболеванием, или иных аномалий психического развития неболезненного характера, и если имеются, то в чем конкретно они выражаются?
2.  Учитывая уровень психического развития несовершеннолетнего и особенности исследуемой ситуации, был ли он в состоянии полностью сознавать значение своих действий ?
3.  Учитывая уровень психического развития несовершеннолетнего и особенности исследуемой ситуации, в какой мере он был способен руководить своими действиями?

Хотелось бы предостеречь практических работников от постановки вопросов, предполагающих соотнесение интеллектуального и паспортного возраста. Конечно, понятно желание получить от эксперта ответ о том, что уровень интеллектуального развития подростка соответствует (либо не соответствует) 14- летнему возрасту и, тем самым, принять решение о способности обвиняемого нести уголовную ответственность, вытекающее из действующего законодательства. Однако, в действительности практически никогда не бывает точного соответствия интеллектуального возраста подростка паспортному. Как указывал С.Л. Выготский, “происхождение стадий (развития -авт.) никогда не совпадает совершенно точно с хронологическим течением времени... Ребенок данного паспортного возраста в отношении своего как физиологического, так и интеллектуального возраста может находиться или впереди, или позади той точки, на которой его застиг сейчас возраст хронологический” (2). Это связано с тем, что физиологическое и психическое развитие протекает скачкообразно. Поэтому принципиально невозможен вывод (встречающийся, как ни странно, в некоторых экспертных заключениях) о том, что уровень психического развития 14-летнего подростка соответствует возрасту 13.5 лет.

В еще большей степени это относится к тем случаям, когда экспертному исследованию подвергается подросток, имеющий органические дисфункции либо выявляющий признаки олигофрении в степени дебильности. Следует отметить, что аномальное психическое развитие по своим динамике и содержанию отличается от нормального, а потому невозможно соотносить их уровни даже в рамках одного и того же возраста. Тем более соотносить показатели аномального развития с показателями нормы, свойственными для более младшего возраста. То есть, вывод о том, что уровень психического развития 15-летнего олигофрена соответствует 12-летнему возрасту абсурден.

Из этого следует, что решение вопроса о способности подростка нести уголовную ответственность лежит не в плоскости установления его интеллектуального возраста, а связано с выявлением его способности в момент совершения инкриминируемого ему деяния в полной мере осознавать характер и значение своих действий и руководить ими. При этом, сама формулировка вопросов, которые могут быть поставлены на разрешение экспертизы, такова, что предполагает вариабельность ответов, отражающих действительность. А именно, помимо выводов о том, что подросток в полной мере осознавал значение своих действий и был полностью способен руководить ими, возможны и такие: не мог в полной мере осознавать значение своих действий и руководить ими, или мог полностью сознавать значение действий, но способность руководить ими была ограничена (пример А.). То есть, в действительности эксперты не так уж редко сталкиваются со случаями по сути “уменьшенной вменяемости”. Следует отметить, что вступивший в силу с 1 января 1997 года новый УК РФ впервые в российском уголовном законодательстве вводит понятие собственно уменьшенной (ограниченной) вменяемости в тех случаях, когда “вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психического расстройства не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействий) либо руководить ими...” Так, обусловить уменьшенную вменяемость могут пограничные дефекты психики, такие как олигофрения в степени дебильности, психопатии различной степени, хронический алкоголизм и т.д. (ст.22 УК РФ) (7, 20). В то же время не следует упускать из виду, что в ряде случаев возможен вывод о неспособности испытуемого осознавать значение своих действий и руководить ими и при отсутствии психического заболевания (в тех случаях, когда, как уже отмечалось, ситуация отличается крайней сложностью, а уровень психического развития подростка, включая интеллект, моральное сознание, эмоционально-волевую сферу, - низкий).