Учебная литература по юридической психологии

Глава VI.  КСППЭ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ОБВИНЯЕМЫХ И ПОТЕРПЕВШИХ

§ 1. Медицинское, психологическое и юридическое содержание понятия «умственная отсталость»

Основные задачи КСППЭ несовершеннолетних обвиняемых вытекают из ст. 392 УПК РСФСР и соответствующих статей УПК других союзных республик, а также разъясняющего их постановления Пленума Верховного Суда СССР от 3 декабря 1976 г. «О практике применения судами законодательства по делам о преступлениях несовершеннолетних и о вовлечении их в преступную и иную антиобщественную деятельность» (в ред. от 9 июля 1982 г.— Бюллетень Верховного Суда СССР, 1982, № б, с. 3—11). Согласно этим нормативным документам, в задачи экспертов-психологов и экспертов-психиатров входит установление вида и причин умственной отсталости не* совершеннолетнего, оценка степени ее выраженности с целью ответа на вопрос, мог ли подросток «полностью осознавать значение своих действий и в какой мере мог руководить ими».

Успешное решение этих задач требует уточнения границ и содержания понятия «умственная отсталость» в юридической, медицинской (психиатрической) и психологической науках.

Согласно «Международной классификации болезней»¹, медицинское понятие «умственная отсталость» имеет собирательное значение, объединяющее различные по происхождению формы психической патологии. В числе разновидностей умственной отсталости выделяются тяжелые «ядерные» олигофренические формы, связанные с влиянием различных биологических (генетических, органических, интоксикационных, обменных и др.) вредностей. Но также выделяются и формы, обусловленные влиянием неблагоприятных социально-культурных факторов: неправильным воспитанием, педагогической запущенностью, отрицательными соматическими и психогенными влияниями, недостаточностью органов чувств (дефектами зрения, слуха и др.). Они включаются в группу «пограничной» или «легкой» (в МКБ-9) умственной отсталости.

Современной психологией принято в сущности аналогичное понимание умственной отсталости как проявления недоразвития сложных форм психической деятельности вследствие непрогрессирующей органической недостаточности головного мозга или неблагоприятных социальных факторов.

В статье 392 УПК РСФСР упомянуты только формы умственной отсталости, «не связанные с душевным заболеванием». В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 3 декабря 1976 г. такого ограничения не приводится. Это позволяет считать, что в последней редакции термин «умственная отсталость» использован в полном объеме и включает формы, не только связанные с педагогической запущенностью, сензорной депривацией (ограничением внешних раздражителей), но и обусловленные биологической патологией головного мозга (олигофрении, простой и осложненный инфантилизм и др.). С нашей точки зрения, все виды задержки психического развития (как интеллектуального, так и личностного), подпадающие под медицинский критерий, предусмотренный ст. 11 УК РСФСР, но не исключающие вменяемости исследуемого, могут быть объектом и предметом КСППЭ вне зависимости от вызвавших их причин (этиологии). Отечественными детскими психиатрами неоднократно подчеркивалось, что любая вредность, действующая на индивид, не закончивший своего формирования, физиологического роста, может привести к общей или частичной задержке психического развития. При этом речь идет не только об экзогенно-органических вредностях, но и о любых соматических заболеваниях детей, неправильном воспитании, хронических психотравмирующих ситуациях и т. д. На практике разграничение этих причин представляет большие трудности даже при стационарном исследовании подэкспертных. Оно тем более не может быть сделано, как справедливо отмечал И. Л. Петрухин, априори, до исследования специалистами. Дело в том, что обычно признаки педагогической запущенности, дефекты сензорных систем сочетаются с органическими дефектами психики. Нередко понижение зрения и (или) слуха имеет одно и то же происхождение с общими органическими изменениями головного мозга, например вследствие менингитов, энцефалитов, черепно-мозговых травм и др. Педагогическая запущенность особенно легко и в первую очередь возникает как раз у несовершеннолетних лиц с органической недостаточностью психики, так как обычные меры социализации для них могут оказаться малоэффективными. Поэтому даже при ведущем значении органических причин умственной отсталости практически всегда могут иметь место и признаки педагогической запущенности, неправильного, искаженного, иногда патологического развития личности несовершеннолетнего. Именно такое искаженное развитие личности Л.С.Выготский считал существенным компонентом структуры психики умственно отсталого ребенка и в связи с этим предлагал рассматривать процесс созревания психики последнего в целом, оценивая не только интеллектуальный дефект, но и неизбежную при отсутствии специальных педагогических мер личностную недостаточность.

Понимание умственной отсталости как состояние психики несовершеннолетнего с задержкой не только интеллектуального, но и общего личностного развития не противоречит ст. 392 УПК РСФСР и ее разъяснению в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 3 декабря 1976 г. На это указывает наличие в данном разъяснении наряду с интеллектуальным критерием — требованием выяснения возможности полностью осознавать значение своих действий, также волевого критерия — необходимости установления меры способности несовершеннолетнего руководить своими действиями. Таким образом, Верховный Суд СССР не сводит состояния психики, определяемые понятием «умственная отсталость», только к интеллектуальному недоразвитию.

Изложенные аргументы и проведенное сопоставление различных аспектов содержания понятия «умственная отсталость» позволяет сделать два вывода.

1. Понятие «умственная отсталость» в медицине, юриспруденции и в психологии учитывает причинное влияние как социально-психологических, так и биологических патогенных факторов. Поэтому практически во всех случаях умственная отсталость может быть предметом компетентного совместного рассмотрения экспертом-психологом и экспертом-психиатром. КСППЭ — наиболее адекватная форма такого рассмотрения и оценки.

2. Юридическое понятие «умственная отсталость» не сводимо лишь к интеллектуальному недоразвитию, но включают в себя также признаки нарушения, задержки личностного развития. В связи с этим в своем полном, широком значении оно соответствует понятиям «психическая отсталость», «общее недоразвитие личности». Такое толкование позволяет использовать для диагностики умственной отсталости не только данные об интеллектуальном развитии несовершеннолетнего, но и сведения о степени сформированности у него мотивационно-потребностной я эмоционально-волевой сфер, об уровне функционирования морального и правового сознания, стадии развития самосознания. Тем самым обосновывается возможность применения для решения экспертных задач в качестве критериев общей психической (личностной и интеллектуальной) зрелости широкого круга данных медицинской, возрастной и педагогической психологии.

§ 2. «Психологический возраст». Методология и принципы диагностики периодов возрастного развития. Обоснование подхода к решению экспертных задач

Как справедливо отмечал Л. С. Выготский, «проблема возраста не только центральная для всей детской психологии, но и ключ ко всем вопросам практики»². Первым и основным этапом решения этой проблемы, по мнению Л. С. Выготского, является «определение реального уровня развития» ребенка. Оно позволяет оценить ход его умственного развития, делает возможным установление форм и причин отклонения этого развития от нормы.

Знание особенностей возрастного психического развития имеет важное значение в юридической практике при расследовании преступлений несовершеннолетних. Устанавливая возраст, по достижении которого граждане могут быть привлечены к уголовной ответственности за преступные действия, законодатель, нужно полагать, опирался на данные научной психологии, которые позволяют в общем виде решить вопрос о том, с какого возраста люди обычно правильно понимают общественное значение своего поведения и адекватно социальной необходимости руководят им. Констатация того факта, что обвиняемый не достиг возраста уголовной ответственности, указывает на отсутствие в данном случае субъекта преступления.

Закон устанавливает лишь одно понятие возраста — паспортное, т. е. число прожитых лет. Вместе с тем в законе предусмотрены обстоятельства (ст. 392 УПК РСФСР), когда ход психического развития несовершеннолетних существенно отклоняется от возрастных закономерностей и приводит к умственной отсталости. Определение реального уровня и патологических особенностей психического развития в этих случаях помогает ответить на вопрос, полностью ли несовершеннолетний сознавал значение своих действий и в какой мере мог руководить ими.

Для того чтобы осветить используемые при этом критерии экспертной оценки, необходимо коснуться содержания понятия «возраст» в психологии. «Мы могли бы предварительно определить психологический возраст, — писал Л. С. Выготский, — как определенную эпоху, цикл или ступень развития, как известный относительно замкнутый период развития...»³.

Такое понимание возраста полностью сохранено современной психологией⁴. Дальнейшая эволюция учения о возрастной периодизации психического развития показала незыблемость также намеченных Л. С. Выготским положений о диалектическом, кризисном характере развития ребенка, протекающего в виде закономерно повторяющихся периодов относительно медленного количественного нарастания возрастных изменений («стабильных возрастов») и быстрого формирования качественно новых личностных образований («кризисных возрастов»).

Таким образом, в советской психологии под «психологическим возрастом» понимают качественно определенный возрастной период психического развития человека как индивида и как личности. Темп психического развития и возрастные границы периодов, имеют конкретно-исторический характер. Они достаточно изменчивы, во многом зависят от социально-экономических условий развития личности, особенностей воспитания, характера деятельности и общения, в которые вовлекается ребенок в процессе социализации. Интериоризация (усвоение и внутреннее закрепление) и смена этих ведущих деятельностей — непосредственно-эмоционального общения со взрослыми, предметно-манипулятивной деятельности, интимно-личностного общения, учебно-профессиональной деятельности — приводит к формированию у ребенка базовых психических структур и последовательной смене периодов возрастного развития: младенческого, раннего детства, дошкольного, младшего школьного, младшего подросткового и старшего подросткового. Согласно Д. Б. Эльконину, в одни периоды (1, 3, 5) происходит преимущественное становление мотивационно-потребностной сферы личности, в другие (2, 4, 6) —«формирование интеллектуально-познавательных сил детей, их операционально-технических возможностей»⁵.

Развитие личности каждого ребенка индивидуализировано. Вместе с тем единство социальных законов психики определяет типичные психологические особенности, общие для людей одного возрастного периода. Это позволяет диагностировать «психологический возраст» на основании знания общих закономерностей развития психики и сопоставления с ними «реального уровня» развития несовершеннолетнего. Однако при этом возникают два принципиальных методологических ограничения. Во-первых, критерии такого сопоставления могут носить лишь качественный характер, так как развитие ребенка есть «единый, но не однородный, целостный, но не гомогенный процесс»⁶. Во-вторых, на основании такого качественного сопоставления можно диагностировать только сам период возрастного развития, иногда его фазу, но никак не паспортный возраст. Иными словами, принятое в советской психологии понятие «психологический возраст», эквивалентное периоду возрастного развития, принципиально не равноценно паспортному возрасту, существенно шире его границ.

Поэтому встречающиеся еще в постановлениях следователей или определениях судов вопросы о соответствии развития несовершеннолетнего его паспортному возрасту или возрасту уголовной ответственности (т. е. 14 или 16 годам), на наш взгляд, сформулированы не вполне верно. Требуемой точности ответ на них часто не может быть получен в силу особенностей самого эталона. Понятие «умственный возраст», введенное в психологию А. Бине и Т. Симоном в 1908 году в виде термина «умственный уровень», было отвергнуто советской психологией, так как оно основывается на неприемлемых теоретических пред- t посылках о спонтанно линейно развертывающемся врож-денном интеллекте и опирается на сугубо статистическое понимание возрастных особенностей. Умственный возраст, по А. Бине, определяется числом решенных при тестировании задач нарастающей трудности, каждая из которых, согласно мнению автора, соответствует определенному хронологическому периоду жизни ребенка. Отношение умственного возраста к хронологическому возрасту (в %) было названо коэффициентом интелекта IQ⁷.

Исчерпывающая критика метода А. Бине, основанного на чисто количественной концепции детского развития, была дана Л, С, Выготским, Вместе с тем, Л, С, Выготский не умалял значения психологических измерений, в том числе и «коэффициентов умственного развития». Он лишь отрицал необоснованные претензии этих измерений на самостоятельную диагностику возрастного развития и низводил их до адекватной роли одного из симптомов развития. При этом Л. С. Выготский подчеркивал важный методологический принцип диагностики возрастного развития — опору на всю совокупность данных, характеризующих психическое созревание, прежде всего — на качественные новообразования личности, а не только установление уровня интеллекта.

Истинность методологических положений Л. С. Выготского подтверждена современными исследованиями. Как указывает Ю. В. Карпов, в настоящее время нет ни одной теоретически обоснованной методики, позволяющей определить, на какой стадии развития интеллекта находится тот или иной ребенок⁸. На основании собственных данных Ю. В. Карпов, а также А. Я. Иванова доказывают продуктивность использования для целей диагностики и оценки состояния умственного развития детей специального подхода — так называемого обучающего эксперимента по Л. С. Выготскому. Этот принцип диагностики возрастного развития был предложен Л. С. Выготским с целью определения «зоны ближайшего развития». Диагностика «зоны ближайшего развития» позволяет установить состояние еще не созревших, но находящихся уже в периоде созревания психических структур и процессов. Этим не только существенно расширяется охват психологического материала, но и определяется потенциальная динамика личности, интеллекта.

В настоящее время отрицательное отношение к понятию «умственный возраст» высказывается и в зарубежной психологии. От него, в частности, отмежевывается признанный авторитет в области тестирования интеллекта Д. В. Векслер, считающий концепцию умственного возраста «сомнительной и неоднозначной». Автор обоснованно указывает, что вследствие разного характера ошибок при решении задач теста одинаковые результаты его применения (показатели успешности) не могут считаться психологически эквивалентными, так как измеряют неоднородные интеллектуальные качества⁹. По мнению А. Анастази, понятие «умственный возраст» (МА) удобно прежде всего как наглядная метафора, облегчающая оценку «умственного развития неспециалистам. Ссылаясь на критерии Американской ассоциации по изучению умственной неполноценности (ААМД), А. Анастази отмечает, что ребенка не следует определять как умственно отсталого, если только наряду с отставанием в интеллектуальном функционировании не будет выявлено задержки личностного развития (по шкале социальной зрелости) и связанных с этим нарушений адаптивности поведения¹⁰. При указанных ограничениях МА и IQ теряют свою самостоятельную экспертную значимость и не могут сами по себе, без учета личностного фактора, использоваться для диагностики умственной отсталости даже при их ортодоксальной трактовке. Они тем более не пригодны для прямого достижения конечной цели КСППЭ несовершеннолетних обвиняемых — решения вопроса о мере осознания и руководства своими действиями, так как не раскрывают регулирующих и отражательных функций личности.

Основные методологические принципы диагностики возрастного развития могут быть резюмированы в следующих положениях.

«Психологический возраст» есть качественно определенный период развития личности несовершеннолетнего, охватывающий хронологический промежуток в несколько лет и ограниченный критическими точками. Анализ психического развития должен начинаться с выяснения критического периода, открывающего диагностируемый возрастной этап.

Определение «психологического возраста» требует учета всей совокупности личностных и интеллектуальных особенностей, взятых в единстве и динамике с ситуацией социального развития.

Наиболее адекватно принцип целостности и динамики в диагностике «психологического возраста» может быть реализован при комплексном подходе, основанном на изучении всей истории развития («схемы развития») несовершеннолетнего, дополненной определением актуального уровня развития и зоны ближайшего развития.

Диагностика личностных и интеллектуальных новообразований имеет качественный характер. Результаты психометрических исследований играют вспомогательную роль и должны учитываться в общем контексте диагностируемого качества личностных структур и интеллекта.

Задержка психического развития несовершеннолетних может быть установлена на основании отклонений в ходе их психического развития от соответствующих личностных и интеллектуальных норм педагогической и возрастной психологии. Существенное отставание реального уровня развития от этих «норм» позволяет говорить о различных вариантах задержки психического развития: умственной отсталости (при большей выраженности интеллектуального недоразвития) и (или) личностном инфантилизме (при преимущественном недоразвитии личностных структур). Как правило, эти варианты психического недоразвития сочетаются и поэтому обязательно должны учитываться в едином комплексе. При этом следует постоянно иметь в виду, что во всех случаях психической отсталости, как связанных, так и не связанных с патологией биологической основы психики, конечная цель экспертов заключается не в определении периода возрастного развития. Диагностика отклонений в психическом развитии несовершеннолетнего есть лишь первый этап экспертной оценки. Второй ее этап состоит в решении вопроса, мог ли несовершеннолетний, обладающий установленными возрастными особенностями психики, в актуальный период — в ситуации совершения инкриминируемого ему преступления — полностью сознавать значение своих действий и в какой мере мог руководить ими. Ответ на этот вопрос эксперты могут получить посредством анализа содержания и структуры сознания и самосознания несовершеннолетнего, рассмотрения способов и качества произвольной регуляции им своего поведения. В случаях психической отсталости, не связанной с биологическими (органическими) причинами, такая оценка может быть сделана преимущественно на основании степени отклонения реального уровня психического развития несовершеннолетнего от существующих возрастных стандартов. При зависимости психической отсталости главным образом от биологической, органической патологии головного мозга отклонения от нормативных данных служат лишь вспомогательным показателем тяжести патологии и используются в комплексе с патопсихологическими и психиатрическими критериями оценки глубины умственной отсталости. Использование в прямых целях возрастных стандартов здесь встречает ограничения двоякого рода.

Во-первых, вследствие патологической дисгармоничности, диссоциированности созревания психики, наличия не только количественных, но и качественных различий с нормой практическое применение возрастных нормативов резко затруднено или малоэффективно. Как отмечал Л. С. Выготский, «психологическая картина умственной отсталости не есть однородное целое, что те симптомы, в которых обнаруживается отсталость, не могут быть выстроены в один ряд...»¹¹.

Во-вторых, и это главное, при выраженной умственной недостаточности органической природы, особенно при олигофрениях, применение обычных, полученных на здоровых «норм» с прямой диагностической целью является не только малоэффективным, но и методологически неверным. Единство законов психического развития в норме и патологии не означает их тождества.

Именно поэтому в таких случаях отклонения от возрастных нормативов должны использоваться и трактоваться преимущественно как показатели тяжести психической («умственной») отсталости, глубины ее влияния на ограничение рефлексии и саморегуляции, но не как симптомы, позволяющие диагностировать (в строгом смысле) определенный возрастной этап развития. Они сохраняют свойства инструмента измерения нарушений развития, но во многом утрачивают практическое значение критериев диагностики психологического возраста.

Таким образом, в КСППЭ несовершеннолетних определение степени отклонения реального уровня развития подэкспертного от возрастных стандартов всегда является не самоцелью, а средством решения главной задачи. Сама по себе диагностика возрастного периода даже тогда, когда она может быть выполнена методологически и методически корректно (в случаях умственной отсталости, обусловленной педагогической запущенностью), еще не дает полного ответа на вопрос о мере способности несовершеннолетнего руководить своими действиями и полноте их осознания. В сравнительно простых ситуациях рефлексия и саморегуляция у него могут оказаться актуально достаточными, в других, более сложных, будут неполными. Диагностика отклонения от нормы соответствующего возрастного периода дает лишь общий ориентир, но не предрешает экспертной оценки. Последняя выполняется обязательно с учетом внешних (сложность ситуации) и внутренних (динамические состояния личности, например аффект) условий совершения инкриминируемых деяний.

Рассмотренные методологические ограничения заставляют искать подходы, позволяющие преодолеть возникающие экспертные трудности. Одним из таких подходов, предложенным автором настоящей книги совместно, с Е. Г. Дозорцевой и апробированным в практике Института им. В. П. Сербского, является определение актуального уровня функционирования психологических структур и механизмов, обеспечивающих реализацию способности несовершеннолетних полностью сознавать значение своих действий и в полной мере руководить ими.

Как известно, мотив, побуждающий деятельность, определяет лишь «зону объективно адекватных целей» (А. Н. Леонтьев), через которые он может быть реализован. Полнота субъективного отражения этой зоны зависит от социального опыта человека, усвоенности им соответствующей сферы значений (ценностей, «образцов целей», возможных форм поведения, принятых в культуре), Окончательный выбор целей и средств их достижения обусловлен их оценкой. При этом сознательным и свободным можно считать лишь тот выбор, который основан на адекватной оценке, учитывающей многообразные объективные обстоятельства и связи. Поскольку оцениванию подлежат будущие действия, то необходимым его элементом является прогноз, способность предвидеть как непосредственные результаты, так и возможные последствия этих действий. Такая оценка осуществляется на нескольких уровнях, которые в целом соответствуют уровням критичности. Сделанная на основе операциональных, целевых и смысловых критериев оценка приводит к принятию решений, выбору целей и способов их достижения. В свою очередь реализация этих целей зависит от способности субъекта руководить своими действиями или способности к организации целенаправленного поведения. Основное значение в этом аспекте имеют возможности прогнозирования, планирования, контроля и коррекции действий. Прогноз становится теперь основой плана, т. е. конкретного определения конечных и промежуточных (опосредующих) результатов, а также последовательности выполнения действий и операций. Контроль выполняет функцию сличения субъективного образа потребного результата и реального положения вещей, оценки расхождения между ними, сигнализируя о необходимости коррекции. Коррекция направлена на устранение этого расхождения, приближение реального к должному, иными словами, на реализацию плана и достижение целей.

Достаточный уровень развития и слаженность функционирования рассмотренных звеньев, связанные с определенной степенью созревания лежащих в их основе личностных структур, позволяют осуществлять адекватное полагание и эффективное достижение целей. Именно наличие такой степени зрелости и функциональной слаженности создает потенциальную возможность субъекта преступления сознавать преступное значение своих действий и руководить ими. Эта возможность должна пониматься как его способность в конкретной ситуации верно отражать в сознании в системе своих субъективных личностных смыслов объективные содержания, связи и отношения, заданные культурой. Полное осознание несовершеннолетним значения своих действий включает в себя правильное понимание объективного содержания собственного поведения, целей совершаемых действий, предвидение их прямых и косвенных результатов, последствий для себя и общества, оценку своего поведения с точки зрения действующих правовых норм и общепринятой морали. Возможность лица руководить своими действиями следует определить как способность в конкретной ситуации совершать произвольные и осознанные поступки, как свободу выбора целей и средств их достижения. Необходимой предпосылкой этого является наличие объективных и субъективных альтернатив поведения.

Описанная теоретическая схема, использованная Е. Г. Дозорцевой, позволяет дифференцированно оценивать меру возможности субъекта преступления сознавать значение своих действий или руководить ими. Эта мера может быть охарактеризована как степень достаточности и адекватности, слаженности функционирования рассмотренных структур и механизмов в конкретной криминальной ситуации. Поскольку данные структуры и механизмы являются теми психическими звеньями, которые опосредуют влияние не только уровня возрастного развития, но и патологических причин и связанных с ними особенностей личности несовершеннолетних, такой подход позволяет учесть результат взаимодействия обоих факторов: и фактора индивидуального психического развития (онтогенеза и дизонтогенеза), и психопатологического. Для практики КСППЭ это имеет принципиально важное значение, так как наиболее полно соответствует ее предмету — установлению системного взаимодействия психологических и психопатологических причин, решению конкретных экспертных задач.

Рассмотренный подход не только позволяет операционализировать процесс добывания экспертного знания, но и служит основанием для разработки критериев экспертной оценки, дает общие ориентиры для решения методических вопросов.

§ 3. Методическое обеспечение КСППЭ несовершеннолетних обвиняемых

Изложенная методология КСППЭ несовершеннолетних обвиняемых с признаками умственной отсталости определяет как общие методические принципы исследования, так и выбор конкретных методик для решения частных практических задач.

КСППЭ несовершеннолетних обвиняемых предъявляет особые требования к экспериментальному психологическому исследованию. Наряду с выяснением уровня актуального развития обязательным является установление «зоны ближайшего развития», которая Л. С. Выготским определялась как «большая или меньшая возможность перехода ребенка от того, что он умеет делать самостоятельно, к тому, что он умеет делать в сотрудничестве...»¹². По мнению Л. С. Выготского, «зона ближайшего развития» является «самым чувствительным симптомом, характеризующим динамику развития и успешности ребенка»¹³. В связи с этим в КСППЭ несовершеннолетних широко применяют «обучающий эксперимент»¹⁴.

Принципом исследования является качественный подход. Это обусловлено, во-первых, качественным характером возрастных норм, в которых определяющую роль играют показатели, личностного развития, не сводимые к количественным характеристикам, во-вторых, — необходимостью анализа проявлений определенных свойств в конкретной реальной обстановке, и, в-третьих, — наличием определенного отношения подэкспертного к самому исследованию, часто выражающегося в форме установочного поведения, стремления исказить результаты. Такой подход, разумеется, не исключает использования на первом этапе исследования методик, основанных на статистическом принципе, иногда снабженных коррекционными показателями и дающих сведения об определенных личностных свойствах (MMPI, ПДО, 16-PF и др.). Вместе с тем синтез результатов происходит на качественной основе.

Набор конкретных методик не является стандартным для всех случаев. Исследование строится относительно гибко, с учетом индивидуальных особенностей подэкспертного для того, чтобы максимально полно выявить присущие именно ему факторы, влияющие на способность сознавать значение своих действий и руководить ими. Следует отметить, что практически каждая методика полифункциональна и позволяет делать выводы не только о той переменной, на исследование которой она направлена, но и относительно других психологических особенностей.

Наиболее часто для изучения интеллектуальной сферы употребляются патопсихологические методики исследования памяти, внимания, мышления, в частности процессов опосредования, обобщения, способности устанавливать логические связи и осмысливать ситуации («Пиктограммы», «Исключение предметов», «Классификация», «Сравнение понятий», последовательности сюжетных картин, небольшие рассказы для пересказа и др.). Общая осведомленность, ориентация в практической сфере, а также в специальных областях (например, в сфере половых взаимоотношений) выявляются при помощи серии специальных вопросов и проективных ситуаций. Характерологические свойства, особенности эмоционального реагирования, мотивационной сферы можно выяснить при помощи личностных опросников, проективных методов (тест Розенцвейга, ТАТ, CAT, «Рисунок человека», тест Люшера и пр.). Для определения некоторых свойств, часто имеющих значение для конкретных дел — подчиняемости, внушаемости, истощаемости и пресыщаемости, а также для выявления способности к волевым усилиям, — существуют специальные пробы. Осведомленность в вопросах нравственных норм выясняется путем обсуждения тех или иных поступков, проективных ситуаций с морально-этическим и правовым конфликтом (ситуации из тестов Барюка, Пиаже, Бочкаревой). Наблюдение за выполнением исследуемым заданий позволяет судить о его способности к организации целенаправленных действий, самостоятельности. На основе полученных данных делается вывод о наличии, характере и степени выраженности отклонений психического развития несовершеннолетнего от возрастных норм.

Ответ на вопросы, мог ли несовершеннолетний обвиняемый полностью сознавать значение своих действий и в какой мере мог руководить ими, может быть дан путем анализа содержания его действий в криминальной ситуации, поскольку действия представляют собой, с одной стороны, результат, с другой — показатель психического развития несовершеннолетнего. Объективная сторона действий отражена в их описании в материалах дела, субъективная выясняется путем направленного расспроса несовершеннолетнего. С учетом всех фактических данных необходимо выяснить, в какой мере в криминальной ситуации обвиняемый предвидел результат своих действий, их возможные последствия, насколько развиты у него общие предпосылки осуществления прогноза: опыт, способность суждения, логичность мышления и пр. Объективным показателем развития способности к прогнозированию могут служить действия, направленные на предотвращение возможных правовых мер воздействия, предусмотренных соответствующими санкциями, принятие мер предосторожности. Об адекватности операциональной оценки инкриминируемых действий можно судить по тому, в какой мере выбранные средства достижения цели соответствовали условиям преступной ситуации, насколько последние принимались в расчет при непосредственной реализации преступного замысла.

Выяснение функционирования звена смысловых оценок в организации поведения несовершеннолетнего является наиболее трудной частью экспертного анализа. Следует с максимально возможной полнотой и объективностью попытаться определить, ради чего ставил перед собой несовершеннолетний преступные цели, учитывал ли он при этом другие мотивы, был ли способен оценить свои действия с точки зрения моральных и правовых норм, как соотносится его проступок с общей мотивационной структурой личности, стилем поведения.

Выбор несовершеннолетним действий в криминальной ситуации зависит от того, были ли субъективно представлены альтернативы реализованному варианту поведения. Выяснение этого обстоятельства особенно важно тогда, когда преступные действия совершаются в ситуации хронической или острой фрустрации, в составе преступной группы. В силу недостаточного, ограниченного опыта, характерологических особенностей, эмоционального состояния несовершеннолетние часто не могут найти правильный выход из затруднительного положения, эффективно преодолеть препятствие, некритично следуют навязанной извне линии поведения. Все указанные аспекты и причины нарушения поведения подлежат специальной экспертной проверке.

Важнейшей стороной экспертного анализа является исследование способности несовершеннолетнего обвиняемого к организации своих действий, к опосредованному целенаправленному поведению. О мере достаточности функционирования лежащих в их основе личностных структур можно судить по наличию и степени разработанности плана преступления, быстроте и адекватности реагирования на изменяющиеся условия реализации замысла, последовательности исполнения требований взятой на себя роли, успешности взаимодействия с другими соучастниками, возможности отсрочить исполнение заранее принятого решения до благоприятного стечения объективных или (и) субъективных обстоятельств.

§ 4. Критерии экспертной оценки в КСППЭ несовершеннолетних обвиняемых. Обязанности и компетенция экспертов

Для верного решения вопросов, поставленных перед КСППЭ следователем или судом, основное значение на первом этапе экспертного анализа имеет правильное определение соответствия уровня развития несовершеннолетнего окончанию подросткового возраста и (или) началу ранней юности. Рубеж, разделяющий их, в значительной мере условен. До недавнего времени было принято рассматривать подростковый период как интервал между 11 и 15—16 годами. Согласно последним данным, подростковый возраст определен в промежутке между 11 — 12 и 14—15 годами. Это приблизительно соответствует границам возраста уголовной ответственности в советском праве: 14 годам — за наиболее тяжкие преступления, 16 годам — за остальные. К этому времени при нормальном возрастном развитии окончательно формируется абстрактное мышление, способность к проведению формальных логических операций, интеллект переходит на новый уровень отражения объективных связей внешнего мира. Возникает возможность осознания и оценки значения своих поступков и поведения окружающих. Качественно и резко изменяется содержание мотивационной сферы, появляется ориентация на участие в социально значимых сферах деятельности, планирование долгосрочных перспектив. Уменьшается элемент ситуативности в поведении, формируется способность к сознательной регуляции поведения сообразно социальным нормам. Чрезвычайно важное значение при этом имеет становление самосознания, образа «Я», способности к адекватной самооценке. Созревание этих основных психологических новообразований подросткового возраста знаменует подлинное «рождение личности» (А. Н. Леонтьев). Несформированность их у подростков и юношей 14—16 лет, проявление черт, характерных для более ранних этапов и возрастных периодов, свидетельствует о задержке психического развития.

Вследствие того, что самосознание подростка есть то личностное новообразование, которое определяет специфику всего возрастного периода, диагностика завершенности созревания личности должна основываться именно на анализе самосознания и сознания. Наибольшее значение для решения вопроса, полностью ли несовершеннолетний обвиняемый осознавал значение своих действий и в какой мере мог руководить ими, имеет оценка степени зрелости морального и правового сознания. Именно эти личностные структуры являются основными регуляторами нормосообразного поведения. В качестве личностных составляющих морального сознания к концу подросткового периода у нормально развивающегося подростка окончательно дифференцируются понятия и нравственные чувства долга, ответственности, стыда, чести, достоинства, совести.

В чувстве долга фиксируется превращение моральной нормы в установку и позицию субъекта. В этом случае общая моральная формула «все должны» преобразуется в сознании несовершеннолетнего в убеждение «я должен»¹⁵.

В чувстве ответственности очерчиваются границы морального долга в зависимости от реальной способности субъекта осуществлять должное в наличных обстоятельствах¹⁶. Ответственность представляет собой форму контроля морального сознания за деятельностью субъекта либо с позиций общества, либо с позиций личности. Интеграция этих моральных оценок осуществляется критикой, являющейся основанием личностного выбора. Поэтому степень развитости у обвиняемого морального уровня критичности не только характеризует его способность к адекватной смысловой оценке, осознанию своих действий, но и дает представление о свободе его личностного выбора, способности избирать определенную линию поведения, т. е. о мере руководства подэкспертиым своими действиями.

Чувство стыда является оценкой несовершеннолетним обвиняемым своих действий, поведения на основании возможности «предположить, какова будет реакция других»¹⁷. Развитость чувства стыда, следовательно, свидетельствует о сохранности адекватного социального прогноза, понимании общественного значения своего поведения, т.е. о наличии достаточного осознания значения своих действий.

Чувство достоинства характеризует представление несовершеннолетнего обвиняемого об идеале человека. Достоинство является формой самоконтроля личности, основой ее требовательности к себе самой, не позволяющей по своей воле «совершать поступки ниже своего достоинства»¹⁸.

Наиболее важным чувством морального сознания и самосознания несовершеннолетнего обвиняемого является совесть. Развитость этого нравственного чувства наиболее полно характеризует способность лица осуществлять моральный самоконтроль, предполагает смысловую дифференцированность усвоенных общественных норм.

Сформированность морального и правового сознания подростка является мерилом интериоризации им наиболее важных социальных норм, критерием успешности его социализации, достаточной развитости внутреннего (совесть) и внешнего (стыд) контроля, что создает психологические (личностные) предпосылки его ответственности.

Реализация преступных действий есть всегда реализация конкретно-ситуационных мотивов, сознательных актуальных целей личности. Сохранность полноты осознания и произвольности их выбора — субъективная предпосылка вины и ответственности субъекта преступления. В связи с этим для полноты суждения о способности несовершеннолетнего обвиняемого полностью сознавать значение своих действий и мере руководства ими анализ морального сознания подростка должен быть дополнен анализом его целеполагания и целедостижения, психологическая структура и механизмы которых были описаны выше. Предпосылкой их эффективного функционирования во многом служит достаточная развитость мыслительной деятельности, интеллекта. Когнитивная дифференцированность личности, высокий уровень операциональных ее возможностей в существенной мере определяют глубину раскрытия важнейших сторон ситуации, выбор адекватных путей и средств ее преобразования, адекватный учет внутренних ресурсов и собственных качеств (когнитивная самооценка).

Вследствие этого анализ личностных новообразований подростка в качестве обязательного компонента включает оценку его интеллектуальных функций. Умственное развитие подростка не сводится к накоплению знаний и операциональных навыков, но выражается также в реорганизации психических функций. В завершающий подростковый возрастной период нормально развивающийся подросток приобретает способность к сложной аналитико-синтетической умственной деятельности, самостоятельному мышлению, дифференцированному восприятию окружающего мира, достаточно полной рефлексии. В результате перестройки интеллектуальных функций упорядочивается операциональный и смысловой опыт субъекта, совершенствуется организация его памяти и внимания, которые приобретают характер полностью произвольно регулируемых психических процессов.

Правильная и полная оценка новообразований личности подростка — особенностей его сознания, самосознания, интеллекта и воли — не может быть сделана без учета «социальной ситуации развития»¹⁹. Именно знание этой ситуации позволяет представить процесс формирования характерологической структуры, складывающейся к концу подросткового периода, понять своеобразие функционирования эмоционально-волевой сферы личности несовершеннолетнего. В последние годы в психиатрии описаны и типизированы пороки «социальной ситуации развития» детей (неправильное воспитание и неблагоприятная семейная ситуация), приводящие в подростковом возрасте к становлению клинически очерченных психопатических нарушений личности²⁰. При отчетливой их структурированности к концу подросткового периода, свидетельствующей об уродливом функционировании регулятивных личностных систем, снижении произвольности поведения, вопрос о полноте меры руководства преступными действиями в ряде случаев не может быть решен положительно. Подросток, не умеющий самостоятельно принимать решения, может оказаться неспособным в полной мере руководить своими действиями в условиях психологического давления. Как раз такое качество особенно свойственно неустойчивым и тормозимым психопатическим подросткам вследствие их повышенной внушаемости, зависимости, слабости волевой регуляции поведения.

В случае констатации умственной отсталости или (и) других нарушений психического развития эксперты должны установить клиническую форму и патогенетический тип нарушения индивидуального психического развития (дизонтогенеза). Существуют различные его классификации. В современной психологической систематике выделяются: недоразвитие, задержанное развитие, поврежденное развитие, дефицитарное развитие, искаженное развитие, дисгармоничное развитие. Каждый вид (тип) дизонтогенеза характеризуется различной глубиной и преимущественной сферой поражения психики. Знание этих особенностей- облегчает выбор наиболее адекватных критериев экспертной оценки психического состояния несовершеннолетних обвиняемых. Разработка этих критериев должна осуществляться с учетом возможности формулирования трех вариантов ответа:

• несовершеннолетний в полной мере мог сознавать значение своих действий и руководить ими;

• несовершеннолетний не в полной мере мог сознавать значение своих действий и руководить ими;

• несовершеннолетний не мог сознавать значение своих действий и руководить ими.

Последний вариант ответа по существу совпадает с признанием несовершеннолетнего при наличии психической патологии также и невменяемым, так как формулировки «способность отдавать себе отчет в своих действиях» (ст. 11 УК РСФСР) и «способность сознавать значение своих действий» (ст. 392 УПК РСФСР) по смыслу практически эквивалентны.

В связи с отмеченным первый и второй вариант ответов у несовершеннолетних обвиняемых с пограничной психической патологией, не исключающей вменяемости, должны рассматриваться и выноситься как конкретизация состояния вменяемости. Только при таком подходе две альтернативы ответов, возможные при определении вменяемости-невменяемости (мог или не мог субъект отдавать себе отчет в своих действиях), могут быть согласованы и непротиворечиво увязаны с тремя более дифференцированными альтернативами (вариантами) экспертной оценки, допустимой в отношении лиц 14—18 лет.

В свете сказанного важно выяснить, какие общие признаки психологического функционирования присущи группе несовершеннолетних, признанных невменяемыми. Именно они могут выступать в качестве критериев одного из трех возможных вариантов экспертных выводов — показателем того, что несовершеннолетний не мог сознавать значения своих действий и руководить ими.

Результаты специального анализа, проведенного Е. Г. Дозорцевой, позволяют утверждать, что одним из таких признаков является неразвитость способности к смысловым, нравственным оценкам, обусловленная незрелостью как интеллектуальной сферы, так и системы мотивации, морального сознания. Это проявляется в отсутствии соответствующей реакции на сложившуюся судебно-следственную ситуацию даже в эмоциональной форме. Для большинства подэкспертных данной категории характерна облегченность, отсутствие озабоченности и сожалений о содеянном либо неадекватные эмоциональные проявления, в частности в форме агрессивных тенденций. Выявляется неспособность к содержательной и дифференцированной самооценке, исследуемые оценивают себя неправильно.

Еще более выражение в группе невменяемых проявляется совокупность признаков, характеризующая неспособность к произвольным действиям: неустойчивость поведения и эмоций, невозможность самостоятельной организации целенаправленной деятельности. В их основе лежит неразвитость важнейших личностных структур — мотивационной системы, интеллектуального контроля действий и их волевой коррекции. Даже в тех немногих случаях, когда несовершеннолетнему доступно элементарное осмысление сложившейся ситуации и он пытается повлиять на ее исход, проявляя защитные тенденции, он оказывается не в состоянии до конца реализовать эту линию поведения из-за нарушения механизмов произвольной деятельности.

Рассмотрение нозологических подгрупп в общей группе невменяемых позволило установить, что нарушение способности несовершеннолетних к осознанию и регуляции своих действий не всегда прямо связано с недостаточностью интеллектуального функционирования. Это наиболее заметно на полярных по признаку сохранности интеллекта группах исследуемых: с диагнозом олигофрении и с синдромом психофизического инфантилизма. Первая из них характеризуется конкретностью и примитивностью мышления, бедностью словарного запаса и представлений, трудностями обучения, способностью устанавливать лишь наиболее простые логические связи при недоступности целостного осмысления ситуации. В данном случае именно интеллектуальная недостаточность обусловливает неспособность к верному прогнозу своих действий, их оценке и интеллектуальному контролю. Несовершеннолетние с диагнозом психофизического инфантилизма отличаются значительно большей способностью к абстрагированию, оперированию категориями, обучаемы, обладают хорошим словарным запасом, легко устанавливают логические связи и осмысливают несложные ситуации. Вместе с тем у них не развиты волевые функции, они не способны к правильной смысловой оценке. Суждения, касающиеся правонарушения, несмотря на формальную логичность, не имеют личностной, эмоциональной окраски, отражают ограниченный, детский характер их опыта. В основе характерной для несовершеннолетних с психофизическим инфантилизмом несогласованности между формально сохранными интеллектуальными потенциями и реальной неспособностью к верному осмыслению сложных ситуаций лежит неполная сформированность их мотивационной сферы, отсутствие подкрепления знаний опытом собственной деятельности. Игровой характер, ситуативность мотивов не позволяют такому подростку создать систему внутренних ориентиров оценки, которые могли бы регулировать его поведение. Из этого можно сделать вывод, что изолированная оценка операциональных интеллектуальных способностей несовершеннолетнего не может быть достаточным критерием сохранности у него возможности сознавать значение своих действий и руководить ими. Не может быть таким критерием также формальное знание социальных норм и наличие представления о неправомерности своих действий. Все исследованные Е. Г. Дозорцевой невменяемые несовершеннолетние знали о том, что нарушали нормы в криминальной ситуации. Однако это формальное знание не приобретало для них личностного смысла даже в качестве операционального регулятора деятельности. Другими словами, отмечалась почти полная неразвитость морального сознания, в том числе и его низшего — эгоцентрического уровня²¹.

Третья подгруппа невменяемых — несовершеннолетние, обнаруживающие признаки органического поражения головного мозга с выраженными изменениями психики (в большинстве случаев в виде психопатоподобного синдрома) — характеризовалась парциальностью нарушений и способностью частично, на примитивном уровне осмыслять ситуацию. В то же время у этих несовершеннолетних произвольность поведения была грубо нарушена расторможенностью низших уровней мотивации, примитивных влечений и побуждений (сексуальных, агрессивных), проявления которых имели импульсивный характер и не контролировались сознанием, что полностью лишало их возможности сознавать значение своих действий и руководить ими.

Таким образом, основным показателем невозможности несовершеннолетних обвиняемых с психической патологией и признаками нарушения психического развития осознавать и регулировать свои действия является нецеленаправленность их поведения, обусловленная ситуативностью и неустойчивостью мотивов, неспособностью к интеллектуальному контролю и коррекции. Наряду с этим выступает неспособность к адекватной смысловой оценке сложившейся ситуации и самого правонарушения, которая является результатом как недостаточности интеллектуальных возможностей (при олигофрении), так и следствием неразвитости базовых смысловых структур, несформированности устойчивых смысловых образований, иерархизированной системы мотивов социально значимых деятельностей.

Общей характеристикой несовершеннолетних с признаками нарушений психического развития, способных сознавать значение своих действий, но не в полной мере, является правильная эмоциональная реакция на сложившуюся судебно-следственную ситуацию, иначе говоря, ее верная смысловая оценка, выраженная хотя и в обобщенной, но достаточно дифференцированной форме. В ряде случаев эта оценка сопровождалась относительно устойчивыми защитными тенденциями. Несмотря на трудности самостоятельной организации деятельности в условиях экспериментального исследования, эти подэкспертные принимали помощь, корригировали свои ошибки и успешно работали в сотрудничестве с экспериментатором при внешней регламентации их поведения. Другими словами, они имели относительно широкую «зону ближайшего развития». В ее пределах им было доступно установление логических связей, понимание личностных отношений и правильное осмысление несложных ситуаций, что свидетельствовало о сохранности у них минимально достаточных предпосылок для прогнозирования, оценки и корригирования своей деятельности.

Вместе с тем ряд особенностей психического функционирования указывал на наличие признаков, ограничивающих возможность несовершеннолетних сознавать значение своих действий и руководить ими. Для несовершеннолетних с диагнозом олигофрении, наряду с признаками недоразвития интеллектуальной сферы, затрудняющими прогноз, оценку, выбор и планирование собственных действий, было характерно слабое структурирование мотивационной сферы, а также наличие таких личностных черт, как внушаемость, подчиняемость, снижающих способность к самостоятельным действиям. В ситуациях правонарушений эти личностные качества приводили к тому, что страдающие олигофренией несовершеннолетние легко следовали чужой воле, не производили самостоятельного выбора действий, неосознанно полагаясь на прогноз, оценку и контроль другого лица.

Подэкспертные с органическим поражением головного мозга в большей степени были способны к оценке своих действий и прогнозу их возможных последствий. Однако эта способность существенно ограничивалась недостаточной сформированностью мотивационной сферы, непосредственностью и неустойчивостью побуждений, склонностью к необдуманным поступкам. Прогноз сводился лишь к предвидению ближайших последствий без учета всех существенных обстоятельств. Конкретную цель преступления они представляли себе также не всегда ясно. Полученные данные позволили Е. Г. Дозорцевой наметить дифференцированные критерии экспертной оценки того, в полной ли мере несовершеннолетние обвиняемые могли сознавать значение своих действий и в какой мере они могли руководить ими. О принципиальной возможности подэкспертного сознавать значение своих действий и руководить ими на минимально достаточном для вменения уровне свидетельствует наличие у него следующих психических потенций: способности к верной смысловой оценке ситуаций (в виде эмоциональных реакций, оценок на эгоцентрическом уровне морали, защитных тенденций); способности к прогнозу ближайших последствий своих действий; способности учитывать в своем поведении социальные нормы, корректировать действия, успешно работать в условиях внешней регламентации.

На ситуационное ограничение этой способности указывают следующие признаки: трудность смысловой оценки своих действий, нарушения опредмечивания мотивов; трудность прогноза, недостаточный учет важных обстоятельств; трудность самостоятельной произвольной организации поведения (выбора действий, планирования, контроля, коррекции) вследствие недостаточной сформированности мотивационной сферы, ситуационности побуждений, а также наличия черт подчиняемости, внушаемости, нерешительности с трудностью принятия решений в стрессовой ситуации.

Для несовершеннолетних обвиняемых, в полной мере сознававших значение своих действий и в полной мере руководивших ими в ситуациях правонарушения, были характерны правильная, точная смысловая оценка сложившейся ситуации и целенаправленность поведения при экспериментальном исследовании и в беседе. Наблюдался не только сниженный соответственно ситуации фон настроения подэкспертных, но и их активное стремление повлиять на результат экспертизы и исход дела. Это проявлялось в виде старания произвести благоприятное впечатление, вызвать сочувствие, сгладить свою вину, реабилитировать себя, а также в форме сознательно-демонстративного приуменьшения своих интеллектуальных возможностей. Такие установочные тенденции прослеживались у ²/з несовершеннолетних, исследованных Е. Г. Дозорцевой. Им были свойственны хорошая обучаемость, сообразительность, ориентация в практических вопросах, способность правильно осмыслять ситуации. Вместе с тем в большинстве случаев мышление отличалось тенденцией к конкретности, запас общих сведений, кругозор — ограниченностью. Относительно большие трудности при выполнении интеллектуальных проб обнаруживали исследуемые с некоторыми изменениями психики, вызванными органическим поражением головного мозга.

У всех подэкспертных этой группы отмечено становление определенных моральных позиций с преобладанием эгоцентрической их формы. В половине случаев был обнаружен феномен «двойной морали»: склонность к демонстративному соблюдению норм, когда это может быть выгодно, и их игнорированию с уходом от ответственности, если для этого есть возможность. Характер моральных взглядов отразился и в оценке собственного правонарушения. Большая часть несовершеннолетних формально негативно оценивала свой поступок, но без соответствующей эмоциональной глубины, без чувства вины, сожалея преимущественно по поводу неблагоприятных для себя последствий.

Несовершеннолетние обвиняемые, полностью сознающие значение своих действий и в полной мере руководящие ими, в большинстве случаев ориентировались на будущее, на получение профессии, на престиж среди окружающих. Выражена была также установка на материальное благополучие.

Способность к контролю своего поведения — одна из основных характеристик этой группы. Подэкспертные могли соотносить свои действия с ранее намеченным замыслом или даже с разработанным планом. Некоторое снижение контроля обнаруживалось лишь у несовершеннолетних с признаками органического поражения головного мозга. Однако в ситуации правонарушения их действия были в достаточной степени опосредованы и организованы.

Таковы основные психологические критерии экспертной оценки психического состояния несовершеннолетних обвиняемых с задержками психического развития в КСППЭ.

Что касается психиатрических критериев, то они основываются преимущественно на тщательном клинико-психопатологическом и патогенетическом дифференцировании формы и вида умственной отсталости.

В отличие от органических вариантов «пограничной интеллектуальной недостаточности» для истинных олигофрении типичны не дефекты памяти, внимания, снижение умственной работоспособности (механическая память у олигофренов может быть на высоком уровне), а слабость абстрактного мышления, неспособность к сложным суждениям, умозаключениям, отвлечению и обобщению, полная беспомощность при необходимости интеллектуального творчества (в задачах на сообразительность, при нестандартных жизненных ситуациях).

Правильная диагностическая квалификация умственной отсталости дает возможность не только составить представление о природе задержки психического развития, но и определить ее глубину. Существующая систематика умственной отсталости (интеллектуальной недостаточности), отражающая континуум утяжеления интеллектуальной и личностной патологии²², позволяет сделать это с достаточной точностью. Окончательная оценка тяжести умственной отсталости опирается на анализ структуры и динамики психических аномалий. Идиотия и имбицильность всегда предопределяют невменяемость. Экспертная оценка дебильности зависит от степени ее выраженности (легкой, уверенной или глубокой), характера актуальных динамических сдвигов (декомпенсации состояния, психогенные наслоения и реакции, опьянение, аутохтонные или психопровоцированные дистимические или дисфорические расстройства) и требований конкретной ситуации. Тотальность, относительная стабильность и сравнительно равномерное недоразвитие уровня познавательных процессов, прежде всего отвлечения и обобщения (абстрактного мышления), скудный запас знаний, умений и представлений, неразвитость и бедность речи, преобладание речевых штампов, неточное, неверное, неосмысленное употребление слов свидетельствуют в пользу выраженности дебильности. На это также указывают признаки общей задержки личностного развития: примитивность, ограниченность интересов витальными потребностями, недифференцированность эмоций, подражательность в поведении, пассивная подчиняемость, патологическая внушаемость. Большое экспертное значение имеют особенности психомоторики и аффективного фона больных. Более грубые мориаподобные (дурашливые), дисфорические и адинамические расстройства были свойственны лицам с глубокой дебильностью, требующей признания невменяемыми. Раздражительные, эксплозивные психопатоподобные нарушения чаще встречались при легкой дебильности, не исключающей вменения. Таким образом, учет личностного недоразвития и эмоционально-волевых расстройств в его структуре является, наряду с проявлениями дефицитарности интеллектуальных функций, важнейшим показателем меры способности несовершеннолетних обвиняемых с умственной отсталостью к осознанию значения своих действий и руководству ими.

Особую важность среди личностных показателей экспертной оценки глубины олигофрении имеет выяснение критичности исследуемого. Верное в целом понимание несовершеннолетним обвиняемым реальных отношений действительности, осознание существенных сторон сложившейся ситуации, возможность в общих чертах правильной оценки жизненной перспективы — все эти качества позволяют говорить о достаточной сохранности личности и интеллекта несовершеннолетнего, о его критичности. Вместе с тем недостаточная способность к последовательному обдумыванию, планированию и прогнозированию своих поступков, импульсивность криминальных действий, формальность осознания моральных и правовых норм, последствий их нарушения для себя и окружающих указывают на неполноту осознания значения своих действий и невозможность в полной мере руководить ими. При решении этого вопроса следует учитывать ситуацию и характер совершенного преступления.

Как отмечает О. Е. Фрейеров, дебилы нередко понимают те конкретные требования закона, где не нужна сложная интеллектуальная оценка этих требований: «понимают, например, что нельзя воровать, убивать, поджигать и т.д.». «Требования же закона, основанные на более сложных отношениях и умозаключениях, часто ими не осознаются...»²³. Такие деяния требуют особо осторожной экспертной оценки.

Дифференцированный подход к оценке меры возможности умственно отсталого несовершеннолетнего понимать значение своих действий и руководить ими наиболее важен при наличии психотравмирующих ситуаций. Глубина нарушений привычных способов компенсации своего интеллектуального дефекта в этих случаях усугубляется явлениями острой растерянности, общей психической и моторной заторможенностью или генерализованным возбуждением с агрессией.

Еще большие сложности представляет экспертная оценка несовершеннолетних обвиняемых с различными формами «пограничной умственной отсталости». Констатация задержек психического развития по типу неглубокого психического инфантилизма в сочетании с нерезко выраженной интеллектуальной недостаточностью (простой инфантилизм, частично — органический инфантилизм) обычно не ведет к признанию исследуемых невменяемыми, но лишает их возможности полностью сознавать значение своих действий и руководить ими. О значительной выраженности явлений инфантилизма позволяет судить наличие сопутствующих проявлений синдрома фантазирования, особенно при его сочетании с псевдологией.

Экспертная психиатрическая оценка «пограничной умственной отсталости», связанной с недостаточностью слуха и зрения, опирается на общие клинические критерии тяжести состояния, разработанные в детской психиатрии.

Как видно из сказанного, практически все формы умственной отсталости несовершеннолетних обвиняемых могут быть содержательно рассмотрены и надежно с различных сторон взаимодополнительно оценены экспертами-психологами и экспертами-психиатрами. Некоторое исключение составляют лишь задержки психического развития, связанные с дефектами воспитания и дефицитом информации с раннего детства. В советской литературе эти формы «пограничной умственной отсталости» рассматриваются в рамках сборной неклинической группы «педагогической запущенности», или «микросоциально-педагогической запущенности»²⁴. Роль и участие экспертов-психиатров в ее оценке поэтому в основном ограничиваются лишь дифференциальной диагностикой, постановкой медицинского диагноза. При этом эксперт-психиатр должен отметить и оценить, в какой мере на задержку психического развития повлияли перенесенные в детстве тяжелые инфекционные заболевания, черепно-мозговые травмы, психогенные состояния, атипично протекающий период полового созревания. Выраженность этих факторов может быть различной, но последствия обратимыми, незначительными, не исключающими окончательного заключения о психическом здоровье. Однако оценка всех этих обстоятельств медицинского анамнеза явно выходит за пределы компетенции эксперта-психолога. Констатация такой «пограничной» психической нормы, установление диагноза душевного здоровья — прерогатива эксперта-психиатра. Последующая же оценка качества и степени выраженности психической отсталости, не связанной с психической патологией,— задача эксперта-психолога²⁵.

Таким образом, в обязанности эксперта-психиатра входят диагностика формы и вида умственной отсталости, определение структуры и динамики интеллектуального дефекта, соответствующего медицинским критериям ст. 11 УК РСФСР, оценка его тяжести и степени общей личностной измененности несовершеннолетнего обвиняемого.

К обязанностям эксперта-психолога относится установление содержательных особенностей и степени зрелости психических (интеллектуальных и личностных) структур несовершеннолетнего, определение уровня функциональной организации и потенциальных возможностей их динамики, диагностика периода и фазы возрастного развития несовершеннолетнего обвиняемого (при отсутствии выраженной психической патологии).

В совместную компетенцию экспертов могут быть включены анализ социальной ситуации развития и ситуации правонарушения, оценка меры возможности несовершеннолетнего обвиняемого с признаками умственной отсталости сознавать значение своих действий и руководить ими.

§ 5. КСППЭ несовершеннолетних потерпевших по делам о половых преступлениях

Необходимость в комплексном психологическом и психиатрическом исследовании несовершеннолетних потерпевших чаще всего возникает при расследовании или рассмотрении в судах дел об изнасиловании. Одним из квалифицирующих признаков этого преступления является использование виновным беспомощного состояния потерпевшей. Согласно уточнению, внесенному постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 26 апреля 1984 г. № 7, состояние потерпевшей признается беспомощным в тех случаях, когда она «в силу физического или психического состояния (физические недостатки, расстройства душевной деятельности и иное болезненное либо бессознательное , состояние и т. п.) не могла понимать характера и значения совершаемых с нею действий или не могла оказывать сопротивления виновному». В приведенной редакции исключено указание на малолетний возраст, которое содержалось в п. 6 ранее принятого постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1964 г. № 2 «О судебной практике по делам об изнасиловании»²⁶. По-видимому, это связано с тем, что вследствие ускорения темпов психического и физического созревания подростков, культурных перемен, наступивших в последние 20 лет, способность несовершеннолетних понимать характер и значение совершаемых с ними сексуальных действий стала менее жестко зависеть от выхода за границы малолетства — 14 лет²⁷. Вместе с тем ныне действующее постановление Пленума Верховного Суда СССР не запрещает учитывать фактор возрастного развития, не препятствует принятию его в расчет. Оно лишь снимает формальные рамки его определения, подразумевает содержательные основания оценки его влияния. Это еще больше повышает экспертное значение развиваемого в данной работе методического подхода, опирающегося не столько на установление достижения несовершеннолетними нормативного уровня психического развития, сколько на выяснение действительной возможности реализации в конкретной ситуации указанных в постановлении Пленума Верховного Суда СССР психических способностей потерпевших. Для КСППЭ такой подход наиболее приемлем и продуктивен еще и потому, что объектами ее исследования обычно являются несовершеннолетние потерпевшие с психической патологией, наличие которой наряду с психической незрелостью может существенно ограничивать их способности понимать характер и значение совершаемых с ними сексуальных действий или оказывать сопротивление виновному. Следовательно, задача КСППЭ по делам об изнасиловании и иных половых преступлениях, при которых вопрос о беспомощном состоянии приобретает юридическую значимость, состоит в установлении наличия или отсутствия медицинского (расстройство душевной деятельности, иное болезненное состояние психики) и (или) психологических (актуальное состояние и мера достаточности рассматриваемых психических способностей) критериев беспомощного состояния несовершеннолетних потерпевших в ситуациях посягательства на их половую неприкосновенность. Решение этой задачи требует предварительного раскрытия психологического содержания ключевых юридических понятий, определяющих беспомощность в действующем постановлении Пленума Верховного Суда СССР.

Теоретический анализ позволяет считать, что категория понимания потерпевшей характера действий виновного подразумевает прежде всего правильное отражение их содержательной стороны, основанное на информированности потерпевшей в вопросах пола: в существе сексуальных отношений между полами, принятых формах их проявлений, в одобряемом общественной моралью времени начала половой жизни, в физиологии половых отношений, зачатия, деторождения, функциональных особенностей мужчины и женщины и др.

Категория понимания потерпевшей значения действий виновного схватывает главным образом смысловой аспект отражения этих действий в сознании потерпевшей, раскрывает результат их смыслового оценивания по трем важнейшим направлениям.

Во-первых, со стороны осознания отношения своих мотивов и целей в криминальной ситуации к мотивам и целям сексуальных действий преступника, его намерениям.

Во-вторых, со стороны отношения последствий совершаемых с нею действий к ее будущему, целям дальнейшей жизни, их «перспективе».

В-третьих, со стороны отношения этих действий к морально-этическим и правовым нормам.

Психологическая реализация первого аспекта смыслового оценивания во многом зависит от способности правильно разгадать истинные намерения виновного. Для того чтобы на основании внешних поведенческих признаков сделать вывод о намерениях (мотивах и целях) другого человека, необходим определенный житейский опыт общения, развитое чувство эмпатии, а также способность логически связывать между собой отдельные проявления поведения, целостно осмысливать ситуацию. Существенно, на каком этапе развития ситуации потерпевшая смогла понять сексуальный характер и истинное личностное значение действий виновного. Чем позже происходит их осознание, тем большим оказывается дефицит времени и средств для возможности выбора эффективных способов сопротивления.

Раскрытие второго смыслового аспекта понимания потерпевшей значения действий виновного, касающегося перспективной оценки последствий его преступного поведения, требует достаточного созревания базовых личностных структур, прежде всего иерархии мотивационных линий и самосознания. Они дают возможность рефлексировать и опосредовать главные отношения личности, упорядочивают и реорганизуют смысловой опыт несовершеннолетней, позволяя ей использовать его для верного социального прогноза.

Реализация третьего, нравственного аспекта смысловой оценки, отражающего личностное значение принятых в обществе норм поведения, предполагает хорошее развитие морального сознания личности, способного выполнять роль регулятора поведения, деятельности.

Таким образом, теоретическое рассмотрение психологического содержания понятий «характер действий» и «значение действий» позволяет наметить наиболее важные личностные структуры, необходимые для анализа способности несовершеннолетней (малолетней) потерпевшей понимать характер и значение действий виновного. К ним могут быть отнесены смысловой опыт личности, становление иерархии мотивационных линий, развитие самосознания и морального сознания с рефлексией собственных нравственных качеств и моральных чувств. Становление и достаточный уровень функционирования этих образований, свидетельствующих о вступлении развития личности потерпевшей в поздний подростковый этап созревания, являющийся границей малолетства (14 лет), вместе с тем означает и развитие потенциальной способности несовершеннолетней понимать характер и значение сексуальных действий виновного. Несформированность же данных структур или их патологическое функционирование— об отсутствии этой способности.

Различное психологическое содержание рассмотренных способностей, преимущественно информационное —у первой и смысловое — у второй, допускает, а при явлениях акселерации, дисгармоничности психического развития нередко и предопределяет неодинаковое их личностное созревание. Это необходимо учитывать при вынесении экспертного решения. Формальная осведомленность потерпевшей во внешней стороне половых отношений, создавая предпосылку для понимания в общих чертах сексуального характера действий виновного, еще не предполагает и не предрешает наличия у нее правильного и полного осознания их личностного и общественного значений, важнейшей составляющей которых является соответствие поведения нравственным предписаниям.

В различной степени и соотношениях могут быть нарушены также способность понимать характер и значение действий виновного и способность оказывать сопротивление. Отсутствие понимания характера и значения криминального поведения виновного всегда влечет за собой и неспособность оказывать ему сопротивление. Но не наоборот. Это связано с тем, что понимание и реализующие его механизмы (обращение к смысловому опыту, предвидение, оценки) лежат в основе целенаправленного волевого поведения, определяющего возможность сопротивления. Однако волевая регуляция деятельности может быть нарушена и в другом звене: на уровне организации поведения, в звене целедостижения. Поэтому для анализа способности оказывать сопротивление виновному может быть использована структурно-функциональная схема целедостижения, описанная в § 2 настоящей главы.

Закон требует установления не только принципиальной способности, но и выяснения реальной возможности потерпевшей понимать характер и значение действий виновного и оказывать им сопротивление. Вследствие этого, как и у несовершеннолетних обвиняемых, определение уровня развития указанных психических способностей и особенностей функционирования обеспечивающих их механизмов, обусловленных патологией психики, является важнейшей промежуточной, но не конечной целью КСППЭ. Достижение последней требует учета меры актуальной реализации потенциальных способностей в конкретной ситуации. В свою очередь это предполагает оценку новизны и внезапности ее развития, делает необходимым принимать в расчет динамику состояния личности в процессе ее взаимодействия с ситуацией (наличие аффекта страха, острой растерянности с дезорганизацией мышления и поведения), заставляет обращать внимание на сохранность энергетических психических ресурсов (быстроту истощаемости).

Таким образом, общие принципы экспертной оценки, использованные в КСППЭ несовершеннолетних обвиняемых, пригодны и для анализа психического состояния несовершеннолетних потерпевших. Выяснение возможности таких потерпевших понимать характер и значение действий виновного и оказывать им сопротивление становится методологически безупречным только при интегративной оценке результатов влияния на актуальное функционирование личностных структур, обеспечивающих реализацию рассмотренных способностей, уровня созревания этих структур и ограничений, привносимых психической патологией, взятых в единстве и соотнесенных с требованиями криминальной ситуации. Необходимость учета психопатологического фактора прямо предусмотрена в законе указанием на расстройство душевной деятельности и иное болезненное состояние. Последнее вне зависимости от своей природы может оказывать существенное влияние на психическое функционирование и в связи с этим требует специальной экспертной оценки. Эффективной процессуальной формой определения влияния всей совокупности указанных обстоятельств может быть только КСППЭ.

Изложенные методологические принципы обусловливают методические подходы к выяснению качества психического функционирования и определяют критерии оценки его достаточности в конкретной ситуации.

Как уже отмечалось, установление возможности потерпевшей понимать характер действий виновного основывается преимущественно на оценке полноты ее осведомленности в вопросах отношения полов. Это может быть сделано в направленной беседе с потерпевшей, при изучении объективных сведений о круге ее интересов, учете данных о начале полового метаморфоза ее поведения. В последнем случае специальному выяснению подлежат наличие у несовершеннолетней опыта сексуального общения с противоположным полом, его формы, стереотипы поведения, а также принятые в референтной группе потерпевшей взгляды и мнения на этот счет.

Уточнение границ смыслового сексуального опыта, диагностика форм проявления и места полового влечения в мотивационной структуре личности — важная составная часть определения у несовершеннолетней способности к пониманию значения преступных действий виновного, возможности прогнозировать развитие криминальной ситуации и предвидеть ее последствия для себя в актуальный период времени и в будущем. Знакомство с этим опытом позволяет также судить о диапазоне имеющихся у несовершеннолетней поведенческих средств сдерживания сексуальных притязаний, стереотипов избежания нежелательных контактов, разрешает оценить их достаточность с учетом конкретных приемов преступника и ситуации насилия.

Центральное место в экспертной оценке возможности потерпевшей несовершеннолетней сознавать значение действий виновного и оказывать ему сопротивление занимает анализ сознания и самосознания несовершеннолетней. Важно установить характер ее самооценки, раскрыть содержание идеального и реального, настоящего и будущего «Я-образа», определить составляющие этот образ важнейшие ценности субъекта. Особое значение при этом имеет выяснение личностных составляющих морального сознания потерпевшей. Сформированность у нее таких важнейших нравственных чувств, как чувство долга, ответственности, чести и достоинства говорит о возможности дифференцированного оценивания действий виновного, является мерилом достаточной развитости внутреннего и внешнего контроля, позволяющего эффективно регулировать свое поведение, целенаправленно организовать сопротивление. Несформированность, неразвитость морального сознания — критерий невозможности правильной оценки значения преступных действий виновного, признак неспособности оказывать осознанное сопротивление.

Существенное значение для определения возможности потерпевшей оказывать сопротивление, кроме анализа ее осведомленности, способности к прогнозу и смысловым оценкам, имеет рассмотрение качества опосредования деятельности, общего стиля реализации обеспечивающих ее смысловых и целевых установок. В этом плане большую роль играет выяснение того, насколько у несовершеннолетней характер «снят» ценностным «ядром» личности, т. е. насколько сознательно актуальные потребности у нее опосредуются высшими ценностями, насколько сознательно и направленно она способна соподчинять мотивационные линии, осуществлять выбор между мотивами, насколько независимо от ситуации она может строить свое поведение, разводить сиюминутные ситуационные и перспективные жизненные цели.

Эти качества не только наиболее полно отражают уровень произвольности и осознанности поведения потерпевшей, но и дают представление об общей социальной зрелости ее личности. «Опосредованное поведение, — отмечала Б. В. Зейгарник, — это всегда поведение зрелой личности»²⁸. По ее мнению, особенности опосредования являются устойчивым свойством личности, своего рода обобщенной ее чертой, характеризующей «постоянный модус» поведения субъекта, меру осознанности и произвольности его поступков.

Исследование черт характера может иметь и самостоятельное экспертное значение, освещая возможность потерпевшей оказывать сопротивление в ситуации психологического давления. Особенно важно такое выяснение у потерпевших старших возрастных групп, достаточно осведомленных в содержании половых отношений. Анализ КСППЭ, проведенных в психологической лаборатории

Института им. В. П. Сербского Е. Г. Дозорцевой, позволяет говорить о двух типах характера, распространенных в экспертной практике.

Одной группе исследованных были свойственны черты тормозимого типа: внушаемость, подчиняемость, нерешительность, несамостоятельность, робость, доверчивость, эмоциональная неустойчивость, трудности прогнозирования последствий своих действий, тормозимые реакции в экстремальных условиях, легкость развития дезорганизации мыслительной деятельности с реакцией растерянности в стрессовых условиях. Этим потерпевшим были присущи позитивная социальная направленность, хорошая или удовлетворительная успеваемость, положительные характеристики в школе и семье.

Вторая группа потерпевших характеризовалась иными признаками: педагогической запущенностью, несформированностью морально-этических установок, повышенным интересом к интимным отношениям, возбудимостью, расторможенностью, слабостью волевого контроля поведения. Обстановка дома у них не всегда была благоприятной в связи с алкоголизацией родителей, интереса к учебе они не проявляли, часто пропускали занятия в школе, рано начинали курить и употреблять спиртные напитки, вступать в половые связи, проявляли асоциальные тенденции.

Психологические механизмы виктимного поведения в этих двух группах были различными.

Для потерпевших первой группы характерным было пассивное подчинение требованиям виновных, реакция сильного страха и острой растерянности в ответ на угрозы с неспособностью предпринять активные действия. В отдельных случаях действия таких потерпевших носили неадаптивный характер, свидетельствующий об отсутствии учета жизненно важных обстоятельств, прогноза, невозможности выбора альтернативных линий поведения. Возможность отмеченных личностных черт существенно влиять в условиях криминальной ситуации на поведение потерпевших первой группы, в частности лишать или резко ограничивать их способность к активным действиям, сомнений, как правило, не вызывала. Нарушение произвольности действий в этих случаях было обусловлено, главным образом, состоянием сильного эмоционального напряжения, глубокой дезорганизацией мыслительной деятельности и проявлялось в трудностях актуального выбора верной линии поведения, средств сопротивления, в неспособности волевой организации направленных к цели действий. При этом смысловая оценка ситуации и понимание характера действий виновного могли быть в целом достаточными. Наиболее резко рассмотренные механизмы были выражены у несовершеннолетних с психопатиями - тормозимого круга.

Произвольность действий потерпевших второй группы в части случаев также была ограничена. Однако психологические механизмы здесь были иными. Эти потерпевшие иногда сами инициировали сексуальные притязания виновных. Однако реализация их расторможенных примитивных влечений под влиянием непосредственных побуждений, без достаточного прогноза и оценки последствий своих поступков, без культурного опосредования и учета самых общих моральных норм, требований ситуации не позволяла считать такое их поведение полностью осознанным и произвольным, основанным на понимании подлинного значения совершаемых с ними действий.

Описанные психологические и психопатологические механизмы были особенно присущи несовершеннолетним потерпевшим с выраженной степенью олигофрении (глубокой дебильностью), а также с тяжелыми органическими поражениями психики, проявляющимися в очерченных психопатоподобных синдромах, расстройствах влечений и задержке интеллектуального развития. Эти потерпевшие не могли своевременно и правильно раскрыть истинные намерения преступников, предвидеть общий ход развития ситуации, учесть признаки актуализации угрозы, ближайшие и отдаленные ее последствия для себя. Существенные, внутренние стороны и связи происходящего для них оставались скрытыми. Неспособность правильно осознавать внутреннее содержание действий виновного и своих действий, как правило, сопровождалась и непониманием их социального и нравственного значения.

Таким образом, выяснение понимания несовершеннолетней потерпевшей характера и значения действий виновного должно включать в себя определение как ее осведомленности в сфере половых отношений (понимание сексуального характера действий), так и способности к смысловой оценке противоправных .действий виновного, т. е. к оценке отношения указанных действий к ее собственным мотивам, к будущему, к морально-этическим нормам (понимание значения действий).

Способность потерпевшей оказывать сопротивление виновному в ситуации правонарушения зависит от понимания ею характера и значения действий виновного; понимания значения собственных действий; способности к выбору необходимых действий, средств оказания сопротивления в стрессовой ситуации; уровня волевого контроля поведения.

Установление степени созревания и достаточности актуального функционирования обеспечивающих эти способности структур и личностных механизмов — обязанность эксперта-психолога.

Вклад экспертов-психиатров в решение этих вопросов основывается на оценке глубины обнаруженных психических отклонений. Наличие тяжелых органических поражений головного мозга, глубокой степени олигофрении, выраженного инфантилизма, а также данных за развитие у потерпевшей в момент происшествия острого реактивного состояния свидетельствует о ее неспособности понимать характер и значение действий виновного или оказывать ему сопротивление. Критериями этого являются психотический уровень протекания психогенного состояния, наличие у потерпевшей наряду с интеллектуальной недостаточностью резко выраженных эмоционально-волевых расстройств, имеющих характер очерченных психопатоподобных синдромов с признаками нарушений влечений.

 

---

 

¹ См.: Международная статистическая классификация болезней, травм и причин смерти 9-го пересмотра. Женева, 1980, т. 1, с. 202— 203.

² Выготский Л. С. Собр. соч., т. 4, с. 260.

³ Цит. по: Эльконину Д. Б. К проблеме периодизации психического развития в детском возрасте.— Вопросы психологии, 1971, № 4 с. 7.

⁴ См.: Краткий психологический словарь. М., 1985, с. 46—47; Психологический словарь. М., 1983, с. 53.

⁵ Эльконин Д. Б. Указ, соч., с. 18—19.

⁶ Выготский Л. С. Собр. соч., т. 5, с. 273.

⁷ Концепция умственного возраста и тест Бине наибольшее распространение получили в США. Адаптированный и усовершенствованный психологами Станфордского университета этот тест под названием шкал Станфорд — Бине широко применяется в клинической практике и сейчас (последняя рестандартизация теста проводилась в 1972 году). «Умственный возраст» (МА) индивида в шкалах Станфорд — Бине определяется путем нахождения базового возраста (уровень сложности заданий, при котором исследуемый справляется со всеми заданиями теста) и прибавления к нему добавочных месяцев за каждый правильно решенный тест, находящийся выше этого уровня. См.: Анастази А. Психологическое тестирование. Книга I. Пер. с англ. М., 1982, с. 210.

⁸ Карпов Ю. В. О диагностике стадии интеллектуального развития ребенка.— Вестник МГУ, сер. 14, 1985, № 1, с. 7.

⁹ Wechsler D. Manual for the Wechsler Preschool and Primary Scale oi Intelligence. — New York University Achool of Medicine, 1967, p. 4—5.

¹⁰ См.: Анастази А. Указ, соч., с. 213.

¹¹ Выготский Л. С. Собр. соч., т. 5, с. 128.

¹² Выготский Л. С. Избранные психологические произведения. М., 1956, гл. 6, с. 275.

¹³ Там же.

¹⁴ Иванова А. Я. Обучающий эксперимент. — Раздел в кн.: Рубинштейн С. Я. Психология умственно отсталого школьника. М., 1986, с. 77—87.

¹⁵ Столин В. В. Указ. соч., с. 74; Дробницкий О. Г. Проблемы нравственности. М., 1977, с. 60.

¹⁶ См.: Столин В. В. Указ. соч., с. 74.

¹⁷ Дробницкий О. Г. Указ. соч., с. 63.

¹⁸ Там же, с. 66.

¹⁹ Выготский Л. С. Собр. соч., т. 4, с. 258—259.

²⁰ Личко А. Е. Указ, соч., с. 185—202; Гурьева В. А., Гиндикин В. Я. Юношеские психопатии и алкоголизм. М., 1980, с. 16.

²¹ Братусь Б. С. Нравственное сознание личности (психологическое исследование). М., 1985, с. 33—34.

²² См.: Ковалев В. В. Психиатрия детского возраста. М., 1979, с. 519, 523.

²³ Фрейеров О. Е. Легкие степени олигофрении. М., 1964, с. 185.

²⁴ Ковалев В. В. Указ, соч., с. 543.

²⁵ Сходное распределение ролей имеет место в дефектологическом обследовании. Здесь также принят комплексный подход к диагностике умственной отсталости с обязательным участием врача-психоневролога, педагога-дефектолога или патопсихолога. При решении вопроса о наличии умственной отсталости и целесообразности обучения во вспомогательной школе первый специалист дает заключение о состоянии центральной нервной системы и психики ребенка, второй — оценивает особенности его познавательной деятельности. См.: Рубинштейн С. Я. Психология умственно отсталого школьника М., 1986, с. 14.

²⁶ См.: Бюллетень Верховного Суда СССР, 1964, № 3, с. 19; 1984, № 4, с. 9. Данная формулировка беспомощного состояния применима и к другим видам преступлений, при которых вопрос о беспомощном состоянии приобретает юридическую значимость.

²⁷ См.: постановление Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1980 г. — Ведомости Верховного Совета СССР, 1980, № 19, ст. 348.

²⁸ 3ейгарник Б. В. Патопсихология. М., 1986, с. 109.

---