Учебная литература по юридической психологии

Ситковская О.Д.
Психология свидетельских показаний.М., 2002.

Глава 1. Психология свидетеля

Показания свидетеля – сведения, сообщенные им на допросе, проведенном в ходе досудебного производства по уголовному делу или в суде в соответствии с требованиями уголовно-процессуального кодекса РФ (ст.79, 187-191 и 278). Согласно УПК РФ, свидетелем является лицо, которому могут быть известны какие-либо обстоятельства, имеющие значение для расследования и разрешения уголовного дела, и которое вызвано для дачи показаний (ст. 56 УПК РФ). Он может быть допрошен о любых относящихся к уголовному делу обстоятельствах, в том числе:

о событии преступления (времени, месте, способе, средствах и других обстоятельствах совершения преступления);

о взаимоотношениях между собой различных участников уголовного процесса;

о виновности и намерениях обвиняемого при совершении преступления, мотивах и целях его деяния;

о смягчающих и отягчающих наказание обвиняемого обстоятельствах;

о событиях и происшествиях, характеризующих личность обвиняемого, потерпевшего и своих взаимоотношениях с ними и другими свидетелями;

о характере и размере ущерба, причиненного преступлением;

об обстоятельствах, способствующих совершению преступления;

об обстоятельствах, исключающих преступность и наказуемость деяния;

об обстоятельствах, которые могут повлечь за собой освобождение лица, совершившего общественно опасное деяние, от уголовной ответственности (наказания) и др.¹

Свидетель предупреждается об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний (ст.308 УК РФ), за дачу заведомо ложных показаний (ст.307 УК РФ). Его показания заносятся в протокол, который составляется с соблюдением требований, предъявляемым к протоколам всех следственных действий (ст.166 и 167 УПК РФ).

Согласно ст. 51 Конституции РФ, «никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется Федеральным законом». К их числу Закон относит родителей, детей, усыновителей, усыновленных, родных братьев и родных сестер, дедушек, бабушек, внуков (ч.4 ст. 5 УПК РФ). «С учетом этого конституционного положения суд, предлагая подсудимому дать показания по поводу обвинения и известных ему обстоятельствах дела, должен одновременно разъяснить ему ст.51 Конституции Российской Федерации. Положения указанной статьи Конституции должны быть разъяснены также супругу или близкому родственнику подсудимого перед допросом этого лица в качестве свидетеля …

Если подозреваемому, обвиняемому, его супругу и близким родственникам при дознании или на предварительном следствии не было разъяснено указанное конституционное положение, показания этих лиц должны признаваться судом полученными с нарушением закона и не могут являться доказательством…»²

Закон относит показания свидетеля к числу доказательств (ст.74 УПК РФ). При согласии свидетеля дать показания он должен быть предупрежден о том, что его показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу (ст. 56 УПК РФ). Показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе относятся к недопустимым доказательствам (ст.75 УПК РФ).

Оценка и проверка показаний свидетеля как источника доказательств компетентный орган строит с учетом следующих обстоятельств:

«1) личности самого свидетеля, свойств его памяти, психического и психологического состояния, возраста, здоровья, определенного опыта, темперамента, склонности к преувеличению или приуменьшению увиденного т.п.;

2) природных условий, при которых он воспринимал явление: времени, места, погоды, освещения, видимости, слышимости, продолжительности восприятия, расстояния до объекта;

3) размера промежутка времени, который прошел с момента, когда лицо воспринимало явление;

4) обстановки дачи показаний».³

Свидетель не может быть принудительно подвергнут судебной экспертизе или освидетельствованию, за исключением случаев, «когда освидетельствование необходимо для оценки достоверности его показаний» (ч.1 ст.179 УПК РФ).

Прежде закон (ч.3 ст.79 УПК РСФСР) признавал обязательным проведение экспертизы свидетелей и потерпевших, если их способность правильно воспринимать имеющие значение для дела обстоятельства и давать о них правильные показания вызывала сомнения. В современном уголовно-процессуальном законе свидетели исключены из перечня лиц, в отношении которых назначение экспертизы обязательно (ст.196 УПК РФ.) Между тем свидетельские показания – важнейшее доказательство по делу, именно на них во многом основан уголовный процесс. Деятельность каждого следователя, судьи в значительной степени базируется на допросах свидетелей и оценке их показаний. При этом на практике нередко правильно оценить соответствующие способности свидетеля и его показания без использования специальных психологических познаний невозможно.

Проблема использования данных психологической науки для оценки свидетельских показаний была осознана многими психологами и юристами еще на рубеже Х1Х-ХХ веков, что привело к разработке комплекса вопросов, пограничных между правом и психологией. Прежде всего речь идет об использовании психологических знаний в уголовном судопроизводстве в форме судебно-психологической экспертизы, ставшей краеугольным камнем в фундаменте юридической психологии, как научного и прикладного направления исследований (А.Болтунов, А.Брусиловский, Л.Владимиров, Г.Гросс, М.Гернет, О.Липман, Г.Мюнстенберг и др.). Интерес представляют работы О. Гольдовского «Психология свидетельских показаний» (1904); А.И.Елистратова «О влиянии вопросов без внушения на достоверность свидетельских показаний» (1904); А.В.Завадского и А.И.Елистратова «К вопросу о достоверности свидетельских показаний (1906); Е.М. Кулишера «Психология свидетельских показаний и судебное следствие» (1904); Г.Португалова «О свидетельских показаниях» (1903); И.М. Холчева «Мечтательная ложь» (1909) и др. Весьма любопытны исследования французского психолога А.Бине, направленные на изучение влияния внушения на формирование показаний малолетних.

Изучению достоверности свидетельских показаний посвящены работы немецкого психолога В.Штерна. В его опытах ошибки в свидетельских показаниях, данных непосредственно после предъявления испытуемым «экспериментального впечатления», составляли 5%, а при допросе, который был затем произведен – 30%. Штерн объяснял это тем, что при связном рассказе свидетель передает лишь то, что твердо запомнил. Когда же он отвечает на вопросы, то вынужден сознательно или бессознательно восполнять пробелы в своих воспоминаниях. Поэтому легче и чаще впадает в невольные ошибки.

Штерн считал, что любой вопрос, в какой бы форме он не излагался, в той или иной степени оказывает на свидетеля внушающее воздействие, тем более в напряженной обстановке допроса. Отсюда, по его мнению, свидетельские показания весьма субъективны, и им далеко не всегда можно доверять в силу ненадежности, большого количества ошибок. Указывая на множество психологических факторов, влияющих на формирование показаний свидетеля, Штерн приходит к выводу, что собирать доказательства должен следователь, а оценивать их может только психолог на основе лабораторных опытов.

Результаты исследований, «свидетельствующие о несовершенстве этого источника доказательств, вели к поиску возможной их замены другими доказательствами, попыткам с помощью психологической науки, особенно экспериментальной психологии, выяснить истину, провести «объективную проверку» показаний обвиняемых, потерпевших, свидетелей.

Одним из «источников доказательств, которые должны были приобрести большее, чем свидетельские показания значение, по мнению ученых того времени, являлась судебно-психологическая экспертиза, с помощью которой можно оценивать не только личность преступника, причины преступлений, но и достоверность показаний».⁴

Исследования Штерна вызвали большой научный интерес. Однако не все психологи и юристы того периода разделяли негативное отношение к свидетельским показаниям, как источнику доказательств. Так, например, категорически против выводов Штерна выступал А.Ф.Кони. Он считал неправильными и необоснованными утверждения Штерна о ненадежности показаний свидетелей. При этом он указывал на существенное «различие восприятия в условиях эксперимента и в условиях совершения преступления, когда резко нарушается привычный ход явлений»⁵. Критикуя позицию Штерна, ряд ученых (М. А. Лазарев и В. И. Валицкий), утверждали что непроизвольные ошибки свидетеля не столь опасны и распространены как сознательная ложь: почти 3/4 свидетелей по разным мотивам не говорят правды.

Экспериментальные исследования по психологии свидетельских показаний проводились А.С.Тагером. Он изучал процесс их формирования от момента восприятия тех или иных фактов и явлений до процессуального закрепления, а также зависимость показаний от эмоциональных состояний, профессии, возраста и пр. Тагер считал, что оценивая показания, необходимо учитывать индивидуальные особенности зрения, слуха, памяти, поскольку источники ошибок свидетеля «кроятся» в восприятии, сохранении и переработке информации.

Первые попытки использования достижений психологической науки в юридической практике связаны также с применением методов экспериментальной психологии для расследования преступлений. Так А.Р.Лурия в 1928г. изобрел сопряженно-моторную методику - соединил ассоциативный метод с одновременной фиксацией ряда физиологических показателей. Он считал, что исследуя таким образом аффективные следы, можно действительно объективно определять отношение человека к тем или иным фактам уголовного дела, его причастность к совершенному преступлению, а в конечном счете – достоверность показаний. В дальнейшем эта методика была положена в основу работы детектора лжи, столь популярного за рубежом.

Многочисленные исследования психологии свидетеля и свидетельских показаний в тот период начинают внедряться и в судебную практику. В этом отношении большую роль сыграл выход в свет книги А.Брусиловского «Судебно-психологическая экспертиза: ее предмет, методика и предметы». В ней содержатся конкретные примеры использования психологической экспертизы в уголовном судопроизводстве.

Однако, подчеркивая значительную психологическую составляющую в оценке свидетельских показаний и связывая развитие психологической экспертизы с их исследованием, основоположники этого направления экспертной деятельности считали, что лишь психологи могут выносить окончательное суждение об их достоверности (А. Брусиловский, О. Гольдовский, Я. Канторович и др.). Психолог в ходе проведения экспертизы на основе анализа свободного рассказа подэкспертного и его ответов на вопросы эксперта может сделать вывод о «симптомах лжи», связанных с «психологическим портретом личности». Холодные, угрюмые, циничные лица чаще других искажают факты, готовы на заранее обдуманную ложь. Их показания подвергаются сомнению в первую очередь.

Л.Е. Владимиров утверждал, что эксперт-психолог в уголовном процессе является вторым судьей, наряду с судьей-юристом, так называемым «судьей в белом», выводы которого штатный судья не вправе оценивать. «Они ( суд и следователь) не могут критически относиться к экспертизе, для понимания оснований который требуется целый ряд лет научных занятий. Им остается только следовать авторитетному указанию эксперта. Суд самостоятелен в выборе экспертов. Но раз последние выбраны, судья следует за ними, как слепой за своим поводырем»⁶.

Таким образом, в период становления судебно-психологической экспертизы ее создателями был совершен ряд ошибок. Отсутствие в то время достаточно разработанной теории, методологии и методики проведения судебно-психологической экспертизы привело к неоправданному расширению компетенции экспертов, преувеличению реальных возможностей экспертизы, стремлению поставить этот вид экспертизы в особые условия. А это в свою очередь привело к тому, что эксперты-психологи пытались решать вопросы сугубо правового содержания - о достоверности показаний, характере вины, умысла, степени общественной опасности обвиняемого и т.п., что, конечно же, на самом деле является функцией правосудия, прерогативой лиц, осуществляющих производство по делу.

Справедливая критика такого расширительного подхода к компетенции эксперта-психолога привела к отрицательному отношению работников юстиции к этому виду экспертизы, утверждениям о ее ненаучности и недопустимости. В течение длительного времени считалось, что все психологические вопросы, возникающие в уголовном процессе, следователь, прокурор, судья должны решать, исходя из своего житейского опыта, а в сложных случаях они подлежат разрешению психиатрической экспертизой.

Положение стало меняться лишь в 70-е годы, когда юридическая психология обрела второе дыхание. Вновь появились исследования, посвященные использованию специальных психологических познаний в уголовном судопроизводстве. Одним из первых после значительного перерыва в исследовании этой проблематики в 70-е годы к анализу общих проблем применения психологических познаний в уголовном процессе обратился М.М. Коченов ⁷.

За последние годы положение в области теории и практики судебно-психологической экспертизы существенно изменилось. Появился ряд публикаций, посвященных разработке теоретической базы, методологии и методики этого вида экспертных исследований. Были опубликованы результаты исследований, посвященных более детальному изучению теории и методики отдельных направлений судебно-психологической экспертизы.⁸ В литературе стала общепризнанной точка зрения о целесообразности проведения судебно-психологических экспертиз по значительному кругу вопросов. С каждым годом увеличивается количество проводимых экспертных психологических исследований по конкретным уголовным делам.

Особенно актуализировалась необходимость применения на практике специальных психологических познаний с принятием в 1996г. нового Уголовного Кодекса, который значительно расширил использование понятий и категорий, относящихся к сфере психологии. Соответственно возникла необходимость в установлении в процессе расследования новых по содержанию и значимых для уголовно-правового регулирования обстоятельств. Сказанное потребовало переосмысления многих разработанных в предшествующие годы подходов к компетенции, задачам и возможностям судебно-психологической экспертизы⁹. И в последние годы различными авторами делались небезуспешные попытки разработать общую теоретическую базу, вопросы методологии и методики этого вида экспертных исследований, границы его компетенции.

Общепризнанно, что одно из важнейших направлений судебно-психологической экспертизы – экспертиза способности свидетеля правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них показания. Отдавая должное уже упоминавшимся и более поздним исследованиям этого направления психологической экспертизы, надо указать, что в силу своего значения для уголовного процесса, оно требует более пристального тщательного исследования, пересмотра некоторых устоявшихся взглядов на возможности и компетенцию психолога.

Как уже указывалось, при оценке свидетельских показаний нередко возникает необходимость в проверке сообщаемых свидетелем сведений. Для этих целей важно учитывать особенности протекания психических процессов, таких как ощущения, восприятие, память, мышление, воображение.

Для того чтобы свидетель мог сообщить сведения о каких-либо событиях и обстоятельствах, он должен их воспринять, удержать в своей памяти и в дальнейшем правильно воспроизвести.

Окружающая действительность воспринимается человеком через ощущения: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус и пр. Большинство людей правильно и адекватно воспринимает окружающий мир. Однако у разных людей состояние органов чувств различно. Они не с одинаковой степенью точности воспринимают одни и те же обстоятельства. Неодинаков и объем восприятия, способность зафиксировать то или иное количество деталей.

На точность восприятия влияют объективные и субъективные факторы. К объективным относятся условия, в которых воспринималось событие, кратковременность или длительность, освещенность, расстояние, метеорологические факторы и пр. Кратковременность наблюдения не способствует полному и всестороннему восприятию тех или иных фактов и обстоятельств. Пробелы в восприятии нередко в дальнейшем восполняются свидетелем, имеющим определенный жизненный опыт по принципу «как бы это могло быть».

Иногда свидетели допрашиваются о времени, которое прошло между событиями, расстоянии между предметами и их величине. Обычно в условиях привычной деятельности человек способен достаточно точно оценивать временные интервалы. На точность восприятия времени влияет, например, профессия человека: чувство времени в большинстве случаев развито у спортсменов, представителей музыкальных профессий. В психологии известно, что при положительных эмоциях время субъективно «течет быстрее», при отрицательных – значительно «растягивается»¹⁰.

Субъективные факторы определяются прежде всего состоянием органов чувств – плохое - хорошее зрение, слух и пр., а также эмоциональным состоянием, усталостью, состоянием здоровья, уровнем умственного развития, образованием, наличием тех или иных профессиональных навыков, специальных знаний, жизненным опытом и др.

Дальтоник, например, не реагирует на определенную длину световых волн в той мере как личность с нормальным цветоощущением и как следствие не различает красный и зеленый цвет; при световой слепоте человек плохо видит вечером и ночью. Человек немузыкальный не в состоянии хорошо запомнить и воспроизвести мелодию.

В судебно-следственной практике иногда встречаются показания, содержание которых противоречит знаниям о порогах ощущений. Если свидетель заявляет, что преступление совершено ночью при плохом освещении, но при этом сообщает точный словесный портрет преступника, детали одежды и пр., то ясно, что он не мог видеть такие детали. В подобных случаях необходимо проверить, почему свидетель ошибается или искажает действительность.

В литературе отмечаются и некоторые половые различия в «качестве» свидетельских показаний. Так, например каждый 12 мужчина и каждая 200 женщина от рождения не достаточно точно и тонко различают цвет предмета. Чувствительность к боли, обоняние, слух обычно выше у мужчин. Женщины же вернее наблюдают и способны более детально описать детали обстановки, одежды и пр., однако в силу высокой эмоциональности, они чаще склонны к искажению действительности. Женщинам время кажется длиннее, чем мужчинам, что может играть в показаниях весьма существенную роль. На качество женских показаний оказывают влияние и функциональные состояния (беременность, менструации и пр.). Интересно, что в детском возрасте до 11 лет влияние пола практически не сказывается, показания мальчиков и девочек мало различаются между собой.

Очевидно, что наблюдения близорукого человека не могут рассматриваться как надежные, если они сделаны в отдалении и т.д. Однако необходимо иметь в виду, что и нормально функционирующие органы чувств могут приводить к ошибкам в восприятии внешнего мира, что иллюстрируется в учебниках по психологии при рассмотрении различного рода зрительных иллюзий, демонстрируя ненадежность наших наблюдений. Так, например светлые предметы обычно кажутся большими по размеру, чем темные; длина вертикально направленных объектов кажется больше равных им объектов, имеющих горизонтальное протяжение.

Общеизвестно, что художники гораздо лучше других людей различают цвета. Дегустаторы обладают высокоразвитой чувствительностью к вкусам и запахам и т.д. Портниха, допрошенная в качестве свидетеля, может сообщить о таких деталях одежды и особенностях ее пошива, которые останутся незамеченными человеком иной профессии. То же можно сказать и о всяком другом специалисте.

«Свидетели-специалисты могут дать показания о виденных ими фактах и дополнить их объяснениями и заключениями по своей специальности. Так, например, врач может не только рассказать, что он наблюдал в болезни данного лица, но и высказать свое мнение об этой болезни; опытный шофер может описать виденную им автомобильную катастрофу и высказать свое мнение о том, как управлялся автомобиль, с которым произошла катастрофа.

Допрос подобных свидетелей - специалистов труден потому, что у них легко может произойти смешение восприятия и оценки явления. Поэтому надо настаивать на том, чтобы такой свидетель поменьше высказывал свое личное мнение и обращал больше внимания на передачу виденных им фактов. В противном случае легко может получиться искаженная картина, построенная не столько на действительно воспринятом свидетелем, сколько на одностороннем его мнении»¹¹. Конечно, мнение специалиста расследованию не повредит, но выступая в качестве свидетеля, такое лицо прежде всего должно сообщить все известные ему факты, на основе которых он пришел в тем или иным выводам.

К числу «плохих» свидетелей в отношении способности к концентрации внимания некоторые авторы (А. Гейльбергс) относят юристов и представителей гуманитарной науки. Юристы – потому, что у них каждое показание включает в себя не только «впечатление», но часто и суждения правового характера; ученые же «вследствие односторонности и отвлеченности своего внимания, неправильно воспринимают детали. Чем более человек приспособлен к отвлеченной умственной работе, чем более он привык погружаться в свой внутренний мир, в свои собственные мысли, тем поверхностнее скользит его взор по окружающей действительности. Замечено, что натуралисты наблюдательнее, чем философы.

… по мнению Гейльберта, большинство даже образованных людей отличается плохой восприимчивостью к окружающей их действительности. Особенно недостаток этот проявляется относительно времени и пространства. Как долго длятся две минуты? Отстоит ли данный пункт от другого на 100 шагов? Больше или меньше, насколько? Состоит ли толпа из 200 или 500 человек? Особенно слаба восприимчивость относительно малых промежутков времени и пространства… Насколько во многих случаях для точности восприятия нужны специальные познания, настолько подчас специализация может быть вредна, ибо наблюдатель смотрит на все односторонне»¹².

Известно, что к числу «трудных свидетелей» относятся учителя и вообще люди, профессионально занимающиеся преподаванием, поскольку они привыкли взаимодействовать с теми, кто стоит ниже них по знаниям и развитию. В силу профессиональной деформации соответствующий стиль общения переносится и на всех остальных людей. При даче показаний они обычно с утомительными подробностями охотно сообщают именно то, что представляется важным лично для них, не понимая того, что эти детали не заслуживают занесения в протокол. Выступая в качестве свидетеля, нередко проявляют упрямство и более склонны поучать, чем выслушивать других. При этом они не готовы признаваться в плохой наблюдательности или неважной памяти и т.д.

Существенное значение для точности и правильности восприятия имеет наличие особого интереса свидетеля к тем или иным явлениям, предметам. Например, любовь к живописи, коллекционирование, любовь к животным и пр. Не являясь профессионалом, он может обладать обширными познаниями в соответствующей области.

Необразованный человек затрудняется в выражении своих мыслей, однако его показания более непосредственны, чем у высокообразованного, который нередко сообщает менее объективные факты, выдавая свои суждения и умозаключения за полученные на месте происшествия впечатления.

Для того чтобы иметь возможность дать свидетельские показания, соответствующие тому, что было воспринято, необходимо удержать в памяти значимые для дела обстоятельства и в дальнейшем воспроизвести их. Разные люди могут обладать различной способностью к запоминанию, то есть срок удержания в памяти тех или иных событий и обстоятельств не у каждого человека одинаковый. Поэтому возможны ситуации, когда свидетель, хотя и присутствовал на месте происшествия, но не запомнил детали происходившего, а в дальнейшем не может достаточно точно и правильно их воспроизвести. Если следователь своевременно не допросил свидетеля, знающего важные обстоятельства по делу, то, будучи вызван в суд, свидетель может уже забыть многие детали обстоятельств, интересующих правосудие.

Запоминание может быть преднамеренным (когда человек сознает, что он оказался возможным свидетелем уголовного преступления и прилагает определенные усилия, чтобы запомнить происходящее) и непреднамеренным (процесс запоминания произошел не в результате специальных усилий человека, а механически). В случае преднамеренного запоминания воспроизведение будет более полным и точным.

Обычно свидетели случайно оказываются на месте происшествия и соответственно не ставят перед собой задачи запомнить увиденное с целью последующей дачи показаний. Большой точностью показания таких свидетелей не отличаются.

Память зависит от интересов и склонностей человека. «Особенно ярко это выражается в тех случаях, когда память по тем или иным причинам, в частности, например, под влиянием преклонного возраста, начинает слабеть. В этом случае все, что связано с профессиональными интересами человека, нередко удерживается в памяти по-прежнему с большой легкостью и безошибочно, хотя все остальное уже сравнительно легко забывается им».¹³ Эти особенности памяти лиц преклонного возраста необходимо учитывать при проведении допроса и при оценке показаний этих лиц.

Интенсивность забывания у разных людей также различна и определяется: а) временем, которое прошло с момента происшедшего события; б) яркостью впечатлений от него; в) отношением к происшедшему; г) желанием запомнить; д) состоянием здоровья; е) возрастом; ж) индивидуальными особенностями памяти и др.

В силу своей избирательности, восприятие не всегда отражает правильную картину действительности. Прежде всего мы видим и запоминаем то, что нас интересует. «При восприятии незнакомого человека обычно фиксируются черты его внешности и физического облика или детали одежды, субъективно оцененные свидетелем как необычные. Этим объясняется то, что особые приметы обычно запоминаются лучше, чем другие детали… Сказанное относится и к действиям, воспринимаемым как поведение, отличное от общепринятого или оцененное свидетелем как отклоняющееся от нормы».¹⁴

Способность к запоминанию тесно связана также с мыслительной деятельностью, кругозором, знаниями. Так у некоторых выдающихся шахматистов столь сильно развита зрительная память, что они, закрыв глаза или отвернувшись в сторону, способны вести игру или даже играть одновременно несколько партий.

Тесно взаимосвязаны память и внимание. Чем внимательнее человек, воспринимающий событие, тем лучше и точнее он его запомнит. Если же он был чем-то отвлечен, погружен в свои мысли, то он может не заметить событие, не обратить на него внимание.

Процесс воспроизведения сохранившейся в памяти информации в вербальной форме нередко представляет определенные трудности для допрашиваемого. Воспроизведение, как и память в целом – это динамический активный процесс, основывающийся на гибких подвижных связях и поддающийся сознательному контролю.

Связь воспроизведения с процессами мышления известна давно. Еще Аристотель считал, что «воспоминания бывают у тех, кто способен обдумывать»; «воспоминанию нужен ум, чтобы сравнивать и различать»»; «деятельность разума предохраняет память от искажений».

Действительно, в осуществлении припоминания процессы мышления играют очень важную роль. Очевидно, что решение сложной репродуктивной задачи требует участия не только познавательных, но и других психических процессов, однако ведущая роль принадлежит именно познавательным мыслительным процессам. Содержанием воспроизведения является восстановление того, что было воспринято, запечатлено в прошлом; мыслительные же операции выступают здесь как средства, помогающие адекватному правильному отражению прошедших событий.

Динамика процесса припоминания находит свое выражение в изменении соотношения ассоциативных и смысловых связей в процессе припоминания: то, что припоминалось ассоциативно, дает повод для размышлений, рассуждений о соответствии припомнившегося реальным событиям; с другой стороны припоминание может начинаться с этих мыслительных процессов, помогающих восстановить основное, существенное, остальное же припоминается ассоциативно. Соотношение смысловых и ассоциативных связей изменяется в ходе припоминания. На одних его этапах решающую роль играют ассоциации, с помощью которых воспроизводятся определенные факты, на других – мыслительные процессы, дающие возможность найти существенное в этих фактах, восстановить те или иные связи между ними.

Взаимодействие смысловых и ассоциативных связей происходит не стихийно, оно может сознательно контролироваться: возникающие связи подвергаются анализу, сопоставлению. Одни из них отвергаются, другие намеренно вызываются.

В случае, когда необходимо воспроизвести факты и обстоятельства, наблюдаемые давно, возникает еще большая необходимость в использовании мыслительных операций, помогающих восстановить события. Эффективность использования процессов мышления в припоминании в большей мере зависит от характера мыслительной работы, имевшей место при запоминании. Если запоминание осуществлялось при активном участии мыслительной деятельности, с установлением многих смысловых связей, то даже при значительно отсроченном воспроизведении, мышление, включаясь в репродукцию, помогает восстановить нужную информацию.

Припоминание протекает различно в зависимости от того, насколько человек в этом заинтересован, насколько он чувствует ответственность за его полноту и точность. Там, где припоминание субъективно значимо, роль мышления в активном характере воспроизведения очевидна. Он проявляется в поисках путей к осуществлению припоминания, в привлечении знаний, могущих помочь лучшему осмыслению воспроизводимого. Ответственное отношение к воспроизведению, к его полноте и точности активизирует, усиливает самоконтроль в припоминании, осуществляемый с помощью мышления. Контроль за ходом припоминания осуществляется с помощью ряда мыслительных операций: анализа, синтеза, сопоставления и других процессов.

Во время воспроизведения мыслительный процесс направлен на осмысление того, что при запоминании было недостаточно ясным, того, что было воспринято поверхностно, что не представляло в момент запоминания особого интереса.

В тех случаях, когда воспроизводимый материал связан с сильными переживаниями, переживания эти воскрешаются при припоминании и придают ему своеобразный эмоциональный характер. То, что связано с сильными чувствами, обычно дольше помнится. Однако, как отмечает С.Л. Рубинштейн, большое значение здесь имеют индивидуальные особенности характера … «при прочих равных условиях одни люди будут более склонны к запечатлению приятного, другие – неприятного (в зависимости от бодрого, оптимистического, жизнерадостного или от пессимистического склада их личности). Одним – самолюбивым людям – особенно может запомниться то, что в положительном или отрицательном отношении затрагивает их самолюбие, другим – то, что также положительно или отрицательно затрагивает какую-либо характерную для них черту».¹⁵

Припоминание лицом событий, свидетелем которых он был в прошлом, требует и участия воли. Чтобы добиться адекватного и детального воспроизведения, необходимы упорство, настойчивость, критичность и пр., то есть важные волевые качества. Благодаря действию этих качеств, то, что казалось даже забытым, может припоминаться. И, наоборот, там, где нет волевого усилия или оно недостаточно, там не реализуются имеющиеся возможности воспроизведения.

Таким образом, в припоминании имеет место взаимодействие и взаимопроникновение познавательных, эмоциональных и волевых процессов. Припоминание представляет собой активную умственную деятельность, в которой проявляются не только мышление, воля и чувства, а личность в целом с ее активным отношением к действительности.

Большое значение для правильной оценки свидетельских показаний несомненно имеет возраст свидетеля. Закон не устанавливает для свидетеля каких-либо возрастных ограничений и допускает допрос, как несовершеннолетних, так и малолетних лиц, принимая во внимание только возможность правильно воспринимать события и явления и воспроизводить их.

Малолетние до 5 лет способны узнавать предметы, но не всегда способны их описать. К 6-7 годам ребенок может уже достаточно точно оценить расстояние, сравнивать объекты по форме, величине, цвету и по совокупности этих признаков. Только к 7-8 годам дети начинают овладевать понятиями прошлого, настоящего и будущего. В восприятии пространственных отношений дети склонны к преувеличению. К 7-летнему возрасту дети не только различают основные цвета, но способны уловить и незначительные цветовые различия, не всегда зная их названия.

Процесс формирования показаний несовершеннолетних весьма своеобразен. Прежде всего, он характеризуется отсутствием жизненного опыта, знаний, которые в значительной мере влияют на правильность восприятия и оценку поступков людей, фактов, событий. Именно поэтому дети нередко воспринимают лишь внешнюю сторону явлений, не проникая в их сущность, не всегда достаточно разбираясь в том, что хорошо и что плохо; правдивые показания детей (особенно малолетних) могут выходить за рамки осведомленности и превосходить их способность к вымыслу.

Ребенок может совершенно не отдавать себе отчета в истинных намерениях преступника. Он описывает события, которые сам объяснить не может, но которые могут быть объяснены другой информацией по делу. Это имеет особое значение при расследовании преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности.

Следует иметь в виду, что несовершеннолетние склонны к фантазированию, преувеличению, внушаемости, перемешиванию образов фантазии с объективной действительностью и могут дополнить ими то, что имело место на самом деле. Сделав это раз, они иногда настойчиво повторяют данные показания. Пробелы памяти при воспроизведении могут заполняться фантазиями по поводу того, при каких обстоятельствах могло протекать событие; при этом может быть невольно мобилизован жизненный опыт, подсказывающий, как могло событие произойти, как мог выглядеть тот или иной предмет и пр. Лица, склонные к фантазированию, самовнушению легко поддаются самообману и верят в собственную правдивость.

«В этой связи обращают на себя внимание показания, даваемые под влиянием самовнушения. Таковы очень часто показания детей. Крайняя впечатлительность и живость воображения при отсутствии надлежащей критики по отношению к себе и окружающей обстановке делают многих из них, под влиянием наплыва новых ощущений и идей, жертвами самовнушения. Приняв свою фантазию за действительность, незаметно переходя от «так может быть» к «так должно было быть» и затем к «так было», они упорно настаивают на том, что кажется им совершившимся в присутствии их фактом. Возможность самовнушения детей является чрезвычайной опасностью для правосудия – здесь была бы уместна психологическая экспертиза, подкрепляющая самый тщательный и необходимый анализ показания со стороны судей».¹⁶

Более того, нередко следователь или судья, желая добиться от свидетеля (тем более несовершеннолетнего) нужного ответа, невольно вызывают в нем внутреннюю уверенность, что он знает то, что от него хотят услышать. Он легко соглашается с внушаемыми ему при допросе деталями обстоятельств, несмотря на то, что в момент восприятия он не придал им особого значения и точно не запомнил их.

Если о преступлении сообщают родители пострадавшего ребенка, необходимо учитывать возможность того, что они стали жертвой неправильной информации. Иногда это происходит оттого, что выдуманная ребенком (например, для маскировки собственной мнимой вины) история о неизвестном преступнике под влиянием пристрастных вопросов постепенно конкретизируется.

В пубертатном возрасте девочки-подростки, склонны к преувеличению, особенно в «половых вопросах». «У подростков сильно выражена реакция самоутверждения, поэтому некоторые из них постоянно приукрашивают рассказы о своих похождениях, чтобы получилось поинтереснее и посмешнее. Многие стремятся произвести на собеседника хорошее впечатление, выглядеть в их глазах исключительной личностью, «крутым парнем», «бывалым человеком», «неотразимой красавицей», «большой умницей» и т.д. Инфантильные, со слабой критичностью дети нередко заражены «хлестаковщиной». Они лгут потому, что им нравится сам процесс вранья».¹⁷

Для оценки свидетельских показаний лиц старческого возраста (речь идет, как правило, о лицах старше 70 лет) необходимо учитывать психологические особенности этого контингента. Прежде всего, надо отметить типичное снижение зрения, слуха, замедление восприятия и обработки информации. В связи с атеросклерозом и другими компонентами физиологического старения у большинства людей в старости нарушается внимание, они не обладают хорошей памятью, особенно на недавнее прошлое. Многие старики прекрасно помнят отдаленные годы юности и детства. В то же время они не всегда могут вспомнить, где были и что делали несколько месяцев и даже дней тому назад.

Нередко речь идет об утрате возможностей осмысливать определенные ситуации в целом, неспособности к сохранению и воспроизведению информации через значительный промежуток времени, тем более что эти лица легко поддаются посторонним влияниям. «Здесь объяснение внушаемости надо искать в общем ослаблении жизненного тонуса… старики требуют к себе соответствующего подхода, учета возможных психических изменений, которые могут сказаться на достоверности показаний… Ослабление общего жизненного тонуса у престарелых приводит к выработке у них целого ряда компенсаторных реакций. К ним надо отнести склонность престарелых слепо следовать раз и навсегда признанным авторитетам. В этом направлении чаще всего и проявляется повышенная внушаемость лиц пожилого и старческого возраста».¹⁸

Таким образом, изменения психической деятельности, возникающие, развивающиеся и проявляющиеся в старческом возрасте, могут существенно нарушить способность правильно воспринимать имеющие значение для дела обстоятельства и давать о них показания.

Однако достижение определенного возраста в старости само по себе не означает выраженного одряхления, а протекание последнего не сразу и не в одинаковой степени влечет неспособность быть свидетелем по уголовному делу. Нередко можно видеть людей, которые, несмотря на свой преклонный возраст, мало отмечены психологическим старением.

Значительное влияние на работу органов чувств оказывает алкоголь. Даже небольшое количество спирта (100 г водки) сначала повышает чувствительность, но вскоре значительно снижает ее. Человек в таком состоянии ощущает повышение работоспособности, улучшение деятельности органов чувств. Однако экспериментальные данные свидетельствуют о том, что и невысокий уровень наличия алкоголя в крови реально влияет на психическую деятельность субъекта, притупляет остроту восприятия, обоняние и осязание; снижается острота зрения, ухудшается глазомер, восприятие времени и пространственных отношений; чувство холода и тепла кажутся меньше, чем на самом деле. В целом отмечается снижение качества интеллектуальных операций, способности адекватно воспринимать окружающую действительность. Физиологическая основа здесь - отравление организма, в том числе интоксикация центральной нервной системы. По мере возрастания дозы алкоголя все более расстраиваются функции, связанные с переработкой информации, ориентацией во внешней среде и ее осмыслением, нарушаются сенсорные процессы.

Действие алкоголя зависит от состояния здоровья, возраста, частоты и дозы употребления, временных функциональных состояний организма, ситуации, в которой происходит употребление алкоголя. Поэтому столь важно выяснять индивидуальную переносимость алкоголя свидетелем и учитывать, употреблял ли он и какое количество спиртных напитков в интересующий следствие период.

На способность свидетеля правильно воспринять имеющие значение для дела обстоятельства безусловно оказывают влияние утомление, усталость, а также и эмоциональное состояние, в котором в этот момент находится свидетель. В состоянии усталости, например, нарушается внимание, снижается продуктивность мышления, скорость ориентировки в окружающей обстановке, повышается эмоциональная чувствительность. Выраженное физическое и психическое переутомление относится к числу факторов, уменьшающих способность человека правильно и адекватно воспринимать имеющие значение для дела обстоятельства. Не менее важно учитывать и возможное наличие сильных эмоций – стресса, страха, гнева, и пр.

Г. Гросс в своем «Руководстве к расследованию преступлений» писал: «Кому приходилось наблюдать, чего только не показывают свидетели, если они во время восприятия или при даче показаний находились в возбуждении, тот знает, что цена подобным показаниям очень невелика, и такие показания бывают иногда прямо противоположны действительности. Иногда во время совершения преступления люди бывают в состоянии сильного возбуждения, случается, что на глазах у свидетеля случаются самые ужасные поступки, а он ничего не видит. В таких случаях настойчивым допросом свидетеля достичь ничего нельзя».¹⁹ Аффективные состояния – страх, отчаяние, гнев и др. - мешают объективному восприятию действительности, искажают ее, а нередко даже приводят к дальнейшему запамятованию, невозможности вспомнить и воспроизвести события, тем более детализировать их в своих показаниях.

Оценивая показания свидетеля, не следует забывать об индивидуально-психологических особенностях, влияющих на запоминание, удержание события в памяти и его последующее воспроизведение. «Одни обладают талантом воспроизведения, то есть способностью вызывать в уме очень наглядно всю огромную массу впечатлений, пережитых в прошлом, и сочетать их в общую картину, но в то же время обладают слабой способностью воспоминания в тесном смысле, то есть способностью вызвать в памяти одно определенное сочетание прошлых впечатлений и на нем фиксировать воспоминание; другие, напротив, прикреплены воспоминанием только к одному определенному моменту из пережитого множества впечатлений».²⁰

У некоторых лиц отсутствует способность сосредотачиваться на мелочах, другие наоборот, лучше запоминают частности, подробности, в то время как важное и существенное легко стирается у них из памяти. Одни относятся к наблюдаемым событиям равнодушно и ничего не замечают, другие реагируют иначе, фиксируют свое внимание на происходящем и соответственно лучше запоминают виденное.

Известно, что спокойные уравновешенные люди более точно воспринимают, а затем воспроизводят запомнившиеся сведения о событиях и обстоятельствах, чем неуравновешенные, легко возбудимые, мимо внимания которых могут пройти незамеченными те или иные обстоятельства, имеющие подчас решающее значение для следствия. Поскольку погоня за сенсацией и тщеславие – не что иное, как форма проявления эгоцентрического характера свидетеля, обусловленного переоценкой собственной личности, они легко становятся причиной пристрастных показаний. В силу своего тщеславия, такой свидетель считает, что он должен знать все, он легко заменяет отсутствующее плодами своей фантазии.

Некоторые физические недостатки, делая показание свидетеля односторонним, в то же время в определенном смысле обостряют его достоверность. Так, например, известно, что у слепых чрезвычайно обостряется слух и осязание. Поэтому то, что воспринято ими этим путем, приобретает характер особой достоверности.²¹

Для оценки способности давать показания необходимо оценить развитие речи, его словесное оформление.

«Реальный человек, сидящий перед следователем, будь то потерпевший или свидетель никогда не «говорит, как пишет». Его речь характеризуется, как правило, следующими особенностями: а) не организованна в психологическом смысле; б) в лингвистическом отношении крайне далека от литературной нормы и приближается по типу к бытовой разговорной речи; в) повышенной значимостью интонации и логического ударения; г) содержит большое количество информации, идущей не по языковым каналам».²² В тех случаях, когда значение мимики, интонации, жестикуляции важно для понимания смысла сообщения свидетеля необходимо добиться, чтобы он выразил ту же мысль словесно.

Зависимость ответов допрашиваемого от характера вопросов следователя общеизвестна и она всегда тем больше, чем ниже уровень развития его речевых способностей. По мнению А.А. Леонтьева, она проявляется в трех направлениях: а) в явлении так называемой персеверации, то есть в стремлении повторить в своем ответе те слова и конструкции, которые были только что употреблены следователем в вопросе. Персеверации особенно опасны потому, что как показывают эксперименты, разные носители языка вкладывают в одни и те же слова и выражения различное содержание; б) в явлении вербальной ригидности. Оно заключается в том, что даже, если речь допрашиваемого не копирует явно речь следователя, он как бы продолжает мыслить в языковых категориях, навязанных ему следователем; в) в языковой зависимости вопроса и ответа; при этом имеются в свою очередь две проблемы: проблема уровня понимания вопроса и проблема языковой подсказки.²³

Употребляя оценочные слова при описании человека, тех или иных событий, допрашиваемые могут вкладывать в эти слова разное содержание, что было прекрасно продемонстрировано в опытах А.А. Бодалева с подростками, утверждавшими: «средний возраст – 24 года»; «преклонный возраст «38-40 лет» и др.

Выход из этой ситуации А.А. Леонтьев видит в обязательном дублировании, повторении важных показаний другими словами: только такое показание можно считать достоверным, которое повторено хотя бы дважды с одним и тем же содержанием, но в разных речевых формах.

Показание излагается в речевой форме, оно обдумывается перед изложением, т.е. в его формировании значительную роль играет мышление. Изучение конкретных форм реконструкции сохраняемого в памяти материала показывает, что изменение его происходит вследствие мыслительных операций над ним. Свидетель обычно не в состоянии избежать в своем показании оценки воспринятых им фактов²⁴. Суждение свидетеля о воспринятом представляет собою логическую форму выражения мысли, является актом мышления. Показания свидетеля, носящие характер суждения, могут представлять значительную ценность для судебно-следственных органов. Понятие и суждение - начальные формы познания, формы мышления. Допрашиваемый не только в своей памяти должен возобновить образ прошлого опыта, но и словесно оформить это воспроизведение.

Когда свидетель дает, например, показание о пространственных отношениях, он почти всегда (за исключением тех случаев, когда в основе показания лежат измерения, произведенные самим свидетелем или другим лицом в его присутствии) излагает свое оценочное суждение. Это не означает, что каждое оценочное суждение имеет одинаковую доказательственную силу. Оценка и проверка их осуществляется по общим правилам оценки и проверки показаний. Однако неправильно было бы исключать их из показаний, имеющих доказательственное значение, без их оценки и проверки конкретно в каждом отдельном случае. Доказательственное значение того или иного суждения зависит не от вида суждения, а от его фактической основы. Умозаключения допрашиваемого имеют чрезвычайно большое тактическое значение. Из них можно делать выводы о правильности изложения фактов допрашиваемым, а еще чаще выводы о наличии таких, иногда очень важных для следствия фактов, о которых еще не было речи в показании.²⁵

«Не следует полностью отрицать доказательственного значения умозаключений свидетеля. Ведь нередки случаи, когда свидетель в силу автоматизма восприятия, неуловимости мыслительных процессов или в результате забывания не может «предъявить» исходных данных, послуживших основой сообщаемого вывода. Он, например, мог судить о длительности какого-либо события, основываясь на своем опыте и умении определять те или иные отрезки времени, или мог заключить об этом, учитывая проделанную им работу. Так у педагогов вырабатывается «чувство времени», позволяющее довольно точно определять отрезки времени, близкие к длительности урока. Такую же природу имеют многие спортивные и профессиональные навыки (глазомер и т.п.)».²⁶

Таким образом, свидетельские показания, как описание явлений прошлого, представляют собой весьма сложный процесс, который относится к области психической деятельности лица, дающего показания. При оценке полноты и точности свидетельских показаний существенную роль играет анализ психологических процессов восприятия, запоминания и воспроизведения конкретными свидетелями фактических данных, существенных для дела; необходимо иметь в виду и разницу в их способности давать показания.

Эта способность может зависеть не только от полноценности их органов чувств, уровня развития, продуктивности и надежности памяти, качеств мышления, индивидуального жизненного опыта, запаса знаний, интересов, личностных особенностей, но и в значительной мере от их отношения к самому происшествию.

В заключение хотелось бы отметить, что до сих пор встречается точка зрения, что все дело в желании свидетеля, то есть, если он хочет, то и способен давать правильные показания, в точности передать происходившее.

Конечно, важно, чтобы свидетель хотел сообщить известные ему сведения в полной мере и точно. Однако иногда лицо стремится дать правдивые показания, но не может этого сделать - сообщаемые им факты не соответствуют действительности, имеют те или иные пробелы, неточности, объективно неверное показание является невольным искажением истины в силу добросовестного заблуждения.

«Правдивые показания – сообщения, соответствующие субъективным представлениям лица о воспринятых или совершенных событиях. Поэтому в данном случае «правда» ограничена субъективными способностями восприятия, особенностями памяти, условиями, в которых происходило сохранение информации, последующая ее передача. Правдивость показаний равнозначна искренности допрашиваемого. Поэтому, если показания нескольких лиц не совпадают, то это не всегда признак того, что один из них дает ложные показания. Каждое из показаний может быть субъективно правильным»²⁷.

Обычно в качестве причин ошибочных или неправильных свидетельских показаний указывают на: неполноту восприятия, в том числе в связи с сильными эмоциональными переживаниями в момент криминального события (восприятие может быть искаженным, фрагментарным); плохую память и пр.

Искажение истины в показаниях свидетеля может являться не только следствием добросовестного заблуждения, но и быть результатом заведомой лжи. Даже незаинтересованный свидетель, видевший происшествие или слышавший нечто, связанное с ним, редко бывает совершенно объективным. Он сам составляет мнение о виновности лица, причем это мнение не всегда обоснованно. Эта предвзятость особо опасна, когда отрицательное отношение к совершенным действиям перерастает в заведомо враждебное отношение к подозреваемому, обвиняемому. Тот факт, что обвиняемый находится под арестом, является нередко поводом для того, чтобы обрушить на него свое негодование за поступок, вменяемый ему в вину. В силу неверного понимания свидетельского долга он видит свою основную задачу в том, чтобы способствовать успеху обвинения. И напротив, немало свидетелей стремятся к тому, чтобы обмануть правосудие и «вызволить обвиняемого».

Заведомая ложь, нежелание давать правдивые показания может объясняться стремлением скрыть свои собственные неблаговидные поступки, стыдливостью (например по делам о половых преступлениях), боязнью мести со стороны преступника, желанием сохранить хорошие отношения или, наоборот, неприязненным отношением к подозреваемым, обвиняемым, стремлением скрыть те или иные обстоятельства дела, давлением со стороны заинтересованных лиц и др. Такой свидетель будет умалчивать или извращать факты с тем, чтобы направить следствие по ложному пути.

Казалось бы, отличить добросовестное заблуждение от заведомой лжи на практике не представляет особой сложности. И в том и в другом случае речь идет о неверном отражении действительности, неправильной информации. Однако, если добросовестное заблуждение – результат неадекватного отражения действительности в силу особенностей протекания познавательных процессов, то ложь это сознательный и волевой акт. Кто лжет, тот знает, что говорит неправду. «Принципиальное различие лжи и добросовестного заблуждения заключается также в том, что ошибки в результате добросовестного заблуждения могут возникнуть на различных стадиях формирования показания… ложные же показания возможны только на стадии вербализации … ранее воспринятого при передаче сообщения следователю или другим лицам».²⁸

Добросовестный свидетель описывает события так, как они были им восприняты, не стремясь при этом согласовать детали своих показаний, устранить, возможно, возникающие при этом не соответствия. «Лжец не может себе позволить, чтобы в его показаниях содержались несуразности: независимые детали описания, он искусственно и в меру своего разумения приводит их в соответствие друг с другом и при этом вступает в противоречие с истиной».²⁹

Лжесвидетельство на суде встречается нередко. Но в значительном большинстве случаев свидетели хотят добросовестно исполнить свою обязанность. «Если они не умеют этого сделать, то это обязывает суд и стороны помочь им. Между тем у нас обыкновенно и судьи, и стороны болезненно склонны подозревать каждого человека в намеренном искажении истины. Стоит свидетелю прибавить к своему показанию у следователя новую подробность, неблагоприятную для обвинения или защиты, как в голосе спрашивающего уже слышится раздражение, а иногда и угроза… Свидетель тщетно пытается объяснить, что его не спрашивали об этих обстоятельствах или что следователь не записал всего, что он говорил. Его спрашивают, было ли показание оглашено следователем, предъявляют его собственноручную подпись под протоколом и окончательно сбивают его с толку. Если даже в конце этого истязания он и отречется от сказанного или подтвердит то, чего раньше не говорил, в обоих случаях показание его теряет достоинство непосредственности и противнику ничего не стоит вторично сбить его с толку. В результате суд теряет правдивое и, может быть, важное показание.

Если бы судьи и стороны помнили, что здесь происходит простое недоразумение, а отнюдь нет лжесвидетельства, то, несомненно, в каждом отдельном случае было бы нетрудно привести свидетеля к прямым и верным ответам. При спокойном внимании нетрудно заметить, что свидетель застенчив, озлоблен, плохо слышит, заикается, бессознательно пристрастен, отвечает, не выслушав вопроса, и т.д.; и столь же легко устранить все эти затруднения ровным и простым обращением с ним».³⁰

¹ Рыжаков А.П. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. Норма. - М., 2002. - С.238.

² См. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 8 от 31 октября 1995г. «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия». Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996., № 1, С. 3-6

³ Рыжаков А.П. Там же. - С. 238.

⁴ Костицкий М.В. Введение в юридическую психологию: методологические и теоретические проблемы. - Киев, 1990. С.51.

⁵ Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8 томах. - М., 1967. – Т.4 – С.41,47

⁶ Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. - СПб.,1910, - С. 198

⁷ Коченов М.М. Судебно-психологическая экспертиза. М., 1977.

⁸ Алексеева Л.В. Проблемы юридически значимых эмоциональных состояний. Тюмень, 1997; Андрианов М.С. Использование специальных познаний для определения смысловой направленности невербальных (изобразительных) средств. М., 2006; Енгалычев В.Ф., Шипшин С.С. Судебно-психологическая экспертиза. Методическое пособие. Калуга, 1997; Ратинова Н.А. Необходимая оборона. 2002; Ситковская О.Д. Аффект. Криминально-психологическое исследование. М., 2001. и др.

⁹ Ряд новых проблем и направлений судебно-психологической экспертизы, возникших в связи с введением в 1996г. нового Уголовного кодекса РФ, рассмотрен в монографии О.Д. Ситковской Психология уголовной ответственности. М.,1998, а также в работах: Ситковская О.Д., Конышева Л.П., Коченов М.М. Новые направления судебно-психологической экспертизы М., 2000; Сафуанов Ф.С. Судебно-психологическая экспертиза в уголовном процессе М., 1998 и др.

¹⁰ Сказанное относится к восприятию текущего момента. Если же речь идет о прошедшем времени, то в воспоминаниях оно кажется тем более длительным, чем оно было богаче событиями и тем короче, чем более оно было «пустым».

¹¹ Г.Гросс. Руководство к расследованию преступлений. Цит. по: Юридическая психология. Хрестоматия. Составители: В.В. Романов, Е.В. Романова. М., Юрист. 2000. – С.282.

¹² Канторович Я.А. Психология свидетельских показаний. Цит. по: Юридическая психология. Хрестоматия. Составители: В.В. Романов, Е.В. Романова. М., Юрист. 2000. – С.370-371.

^13> Смирнов А.А. Психология запоминания. М.-Л., 1948. С. 15-16.

¹⁴ Н.И. Гаврилова. Человек как предмет описания в свидетельских показаниях. //Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 29. М.,1978. - С.132

¹⁵ Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. 1948. - С.260

¹⁶ Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8 томах. - М., 1967. – Т.4 – С. 48

¹⁷ Стексова М.В. Дифференциация подростковой лжи по основанию ее мотива. //Актуальные проблемы сферы психологии и права. - Калуга. , 1998. – С.41

¹⁸ А.Р. Ратинов, Т.А.Скотникова. Самооговор. М., 1973. С.96-97

¹⁹ Г.Гросс. Руководство к расследованию преступлений. Цит. по: Юридическая психология. Хрестоматия. Составители: В.В. Романов, Е.В. Романова. М., Юрист. 2000. – С.278.

²⁰ Я.А.Канторович. Указ.соч., С. 368

²¹ Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8 томах. - М., 1967. – Т.4.- С.43.

²² Леонтьев А.А. Психолингвистический аспект проблем объективности и достоверности в судопроизводстве. /Вопросы судебной психологии М. 1971.- С.99.

^23> Там же. - С.100.

²⁴ Среди процессуалистов длительное время существовала точка зрения о том, что силу доказательства имеют лишь показания свидетеля о фактах, непосредственно им воспринятых, а не его «мнения и умозаключения».

²⁵ И. Кертес. Тактика и психологические основы допроса. 1965., С. 41

²⁶ А.Р. Ратинов Судебная психология для следователей. Юрлитинформ. М., 2001., С.219.

²⁷ Ратинов А.Р., Ефимова Н.И. Психология допроса обвиняемого. - М., 1988.- С.80.

²⁸ Ратинов А.Р., Ефимова Н.И. Психология допроса обвиняемого. - М., 1988.- С.73.

²⁹ Там же - С.82.

³⁰ Пороховщиков П.С. Искусство речи на суде. 1926. - С. 23-24