Слово «зло» звучит почти как что-то из сказки — древнее, мистическое, выходящее из тьмы. Но стоит открыть криминальную хронику, включить вечерние новости или заглянуть в архив уголовных дел — и становится ясно: зло не вымерло вместе с драконами и средневековыми палачами. Оно вполне живо. Оно среди нас. Иногда — в словах. Иногда — в действиях. А иногда — в равнодушии, которое позволяет жестокости расти.

Почему одни люди совершают преступления, а другие — нет? Почему кто-то переступает грань дозволенного, зная, что причиняет боль, разрушает, отнимает? И почему эта грань для одних видна ясно, а для других словно стерта?

Психология не даёт однозначных ответов. Зло не измеряется в килограммах и не определяется лабораторным анализом. Но мы можем приблизиться к пониманию: как формируется склонность к злым поступкам, что толкает человека на насилие, какие внутренние и внешние факторы участвуют в этом выборе. И самое важное — можно ли распознать это заранее? Можно ли остановить?

В этой главе мы не будем углубляться в философию или метафизику. Нас интересует реальное зло — человеческое, житейское, уголовное. То, с чем сталкивается практический психолог и юрист. То, что важно не только понять, но и научиться сдерживать. И прежде всего — в себе.

С точки зрения психологии, зло — это не мистическая сила, не врождённая порча души и не абстрактная категория. Это прежде всего поведение, связанное с причинением вреда другому человеку, нарушением моральных норм, агрессией, жестокостью, унижением или игнорированием чужой боли.

Важно понимать: не всякое плохое поведение — это зло.
Ошибка, слабость, эмоциональный срыв, а порой даже преступление не всегда совершаются с злым умыслом.

Человек может солгать, чтобы избежать наказания — не из желания навредить, а из страха. Может украсть — потому что голоден. Может вспылить, нагрубить, даже ударить — в состоянии аффекта, не имея цели причинить страдание.

Во всех этих случаях мы имеем дело с негативным, неодобряемым поступком, который, тем не менее, может не быть злым в прямом смысле слова.

Для психологии здесь ключевой вопрос: было ли намерение причинить вред, было ли равнодушие к последствиям, было ли удовольствие от разрушения?

Если эти элементы присутствуют — речь идёт о зле как о психологическом явлении, мы имеем дело с тем, что психологи называют деструктивным или асоциальным поведением. А в бытовом языке это и есть то самое «зло». Если же их нет, важно не торопиться с ярлыками.

Зло может быть разным по форме:

Явным — как в случае физического насилия, пыток, убийства.

Скрытым — как манипуляция, унижение, моральный прессинг.

Пассивным — как бездействие там, где нужна помощь: молчаливое наблюдение за травлей, игнорирование страданий.

Иногда злой поступок совершается в ярости, в состоянии аффекта. А иногда — хладнокровно и расчётливо. И то, и другое интересно с точки зрения психологии: ведь в обоих случаях человек перестаёт воспринимать другого как ценного и уязвимого. Он либо теряет контроль над собой, либо сознательно отказывает жертве в праве на уважение и безопасность.

Есть и ещё одна форма зла — будничная, незаметная, о которой говорили многие психологи: когда человек делает «как все», «по инструкции», «не задумываясь». Это зло «по привычке» или «по должности», которое трудно заметить и легко оправдать. Оно может проявиться в издевке над заключённым, в бездушном обращении с подследственным, в произнесённой вскользь фразе: «Да кто он вообще такой, чтобы его жалеть?»

Зло не всегда громкое. Иногда оно просто удобное.

И всё же, чтобы понять, откуда оно берётся — нужно вернуться к корням: к детству, к обидам, к опыту, который делает человека злым. Именно с этого мы и начнём дальше.

Можно ли родиться злым? Или человек становится таким под воздействием среды, обстоятельств, опыта?

Психология и криминология не раз задавались этим вопросом. И ответ, как это часто бывает, сложнее, чем простое «да» или «нет».

Начнём с неприятного, но важного признания: потенциал к злу есть у каждого человека. Это не значит, что каждый способен на преступление. Но в определённых условиях — под действием страха, боли, унижения, власти или жестокой среды — даже самый обычный человек может сделать то, чего сам от себя не ожидал.

Именно на этом основаны многие классические эксперименты, о которых мы поговорим в других главах.

Внутри нас уживаются самые разные импульсы: от желания помочь — до желания ответить злом на обиду. Что именно победит — зависит от воспитания, самоконтроля, нравственных ориентиров и опыта.

Зло — это не врождённая сущность. Это выбор, подкреплённый жизненными обстоятельствами.

В середине XX века в науке существовала гипотеза: склонность к насилию может быть наследственной. Особое внимание уделялось мужчинам с так называемым картиотипом XYY — лишняя Y-хромосома якобы делала их агрессивными и опасными.

Некоторые учёные даже пытались объяснять эту аномалию среди заключённых: мол, «генетически предрасположены к преступлениям».

Однако со временем эти представления были опровергнуты. Исследования показали, что большинство людей с XYY-картиотипом вовсе не агрессивны, а преступники среди них — не чаще, чем среди других.

Зло не зашито в хромосомах. Оно связано не с биологией, а с жизненным сценарием, условиями, в которых человек растёт и формируется.

Обида, отверженность, унижение, физическое или эмоциональное насилие в детстве — всё это может стать почвой, на которой вырастает злость, ожесточённость, агрессия.

Если ребёнка били — он может вырасти с ощущением, что сила даёт право. Если его унижали — он может стремиться к власти, чтобы мстить за прошлое. Если он рос в атмосфере безнаказанного насилия — у него может исчезнуть граница между добром и злом.

Психологи подчёркивают: многие жестокие взрослые были жертвами в детстве. И если никто не вмешался, не помог, не показал другой путь — они перенесли боль на других.

В окружении, где зло — это «норма», человек быстро учится жить по этим правилам. Если родители решают конфликты кулаками, если уличная иерархия держится на страхе, если уважение можно получить только силой — злой поступок становится способом выживания. Добавьте сюда чувство беспомощности, отсутствие поддержки, неразвитую эмпатию — и мы получим психологический портрет того, кто легко переступает границы.

Пример? Пожалуйста. Представим молодого человека, выросшего в обычной семье, не конфликтного, спокойного. Но он попадает на службу в охранную фирму, где старшие коллеги регулярно унижают его. В один из дней он отвечает ударом — это первый акт насилия в его жизни. Ему впервые нравится чувство силы. Через несколько месяцев он уже участвует в избиении задержанного, а позже — в вымогательстве. Не потому, что он изначально был «злым» — просто обстоятельства, группа, искажённая мораль сделали своё дело. Начав с «оправданного» ответа на унижение, он быстро скатился в преступное поведение.

Иногда злой поступок — это не проявление силы, а наоборот — попытка спрятать слабость. Обиженный может стать мстительным. Страдающий — жестоким. Загнанный — опасным. Если человек не умеет справляться со своими чувствами — он направляет их наружу: на тех, кто рядом, на тех, кто слабее.

Когда речь заходит о жестоких преступлениях, почти автоматически возникает мысль: "Это просто злой человек. Он родился таким." Но всё не так однозначно. Психология подчёркивает: большинство людей не являются злыми по своей природе. Зло в человеке — это не врождённое свойство, а формирующееся поведение, поддерживаемое определёнными установками, эмоциями, реакциями и жизненными условиями.

Это поведение может закрепиться — и стать привычной моделью взаимодействия с миром. В некоторых случаях оно становится единственным способом, которым человек умеет добиваться своего, выражать гнев или защищаться.

Чтобы понять, почему один человек спокойно идёт мимо соблазна, а другой внезапно оказывается в сводке криминальных новостей, нужно заглянуть в глубины мотивации. Ведь за каждым поступком стоит своя психологическая пружина — иногда туго заведённая, иногда сломанная, а иногда и вовсе сделанная из ржавой проволоки.

Есть поступки, рождённые на волне сильных эмоций. Гнев, ревность, страх — и вот человек уже не хозяин себе. Сознание «замылилось», руки дрожат, в глазах — красная пелена. Такие преступления называют импульсивными, и в них главное — внезапность. Зло вспыхивает, как сухая трава от искры: не было ничего — и вдруг пожар. И, что особенно коварно, иногда даже сам преступник спустя несколько часов не понимает, как он дошёл до этого.

Есть и другой полюс — преступления, которые совершаются в полном спокойствии, с чашкой кофе и внутренним «Excel»-ом. Тут нет эмоций, есть только выгода. Человек хочет денег, власти или контроля — и без малейшего сомнения берёт своё. Жертва для него — всего лишь «расходный материал». Совесть? Она давно отключена, как ненужное приложение. Именно такие дела особенно интересуют судебных психологов: они показывают, как легко холодный разум превращается в оружие.

Бывает, человек искренне уверен, что поступает правильно. Он может верить, что «так надо», что «это справедливо» или даже «угодно высшим силам». Радикальные секты, фанатичные идеологии, криминальные субкультуры — всё это создает альтернативную «мораль», где убийство превращается в подвиг, а жестокость — в норму. Здесь мы сталкиваемся с теми, кто, разрушая, чувствует себя строителем. Это, пожалуй, самая страшная форма самообмана.

Иногда преступление — это не месть и не расчёт, а способ сбросить внутреннее напряжение. Годы унижений, стыда, обид и нереализованных амбиций копятся, как пар в закрытом чайнике. И вот крышку срывает. Преступление становится мгновением освобождения: пусть ненадолго, но человек ощущает себя сильным, значимым, победителем. К сожалению, цена этого «психологического облегчения» всегда ложится на других людей.

И, наконец, есть те, для кого причинять страдания другим — это удовольствие. Они не прячутся за лозунгами, не оправдывают себя средой, не играют в бизнес-планы. Их мотив — удовольствие от боли другого. Это уже отдельный мир — тяжёлые нарушения личности, садистические наклонности, психопатология. Здесь нужна не только психология, но и серьёзная диагностика. Об этом мы ещё поговорим отдельно, потому что в одном абзаце такую тему не уместишь.

В итоге мотивы преступлений похожи на буфет в студенческой столовой: кому-то достался кипяток страстей, кто-то выбрал холодный рациональный супчик, а кто-то с аппетитом наложил в тарелку «идеологической каши». Есть и такие, кто тайком прихватил сладкое пирожное — удовольствие от чужой боли. Казалось бы, всё это разное, но результат один — несварение у общества.

И если мы хотим понять зло, важно не только подсчитать убытки и составить протокол, но и разглядеть, с какой именно «кулинарии» оно родилось. Потому что борьба с преступностью — это не только погони с мигалками, но и умение вовремя заметить, что кто-то в жизни уже встал не в ту очередь.

Преступник не падает с неба, как кирпич на голову. Склонность к преступному поведению формируется не у всех одинаково, и в психологии принято говорить о нескольких сценариях.

Первый — социально-обусловленный. Это преступления от среды. Когда мальчишка растёт в квартале, где тюрьма — это, по сути, продолжение школы, а кража — способ заявить о себе, у него просто нет шанса увидеть мир иначе. Если старший брат сидит, отец кулаками «воспитывает» мать, а соседи обсуждают не погоду, а размер условки, то перспектива быть «уважаемым человеком» автоматически связана с тем, чтобы воровать или драться. В такой среде преступность не воспринимается как зло — это некий местный «спорт», только без олимпийских медалей.

Второй — аффективный тип, когда преступление совершается на фоне сильного эмоционального всплеска — ревности, ярости, страха. Это преступления на горячих углях эмоций — когда человек словно спотыкается об собственный гнев. Это те самые истории, после которых соседи говорят: «Да он всегда был тихий, нормальный человек!» Человек жил-жил, терпел-терпел, а потом — бац! — и крышку сорвало. Тут логика отдыхает, уступая место оглушающему крику эмоций. Представьте женщину, узнавшую об измене мужа: в голове — пожар, в руке — нож, а в глазах — сплошная муть. Она не планировала месть, не разрабатывала хитрый план, просто мгновенный взрыв боли и ярости. Такие преступления трудно предсказать, потому что они рождаются внезапно, словно гроза в июльский день.

Третий тип сценария — инструментальный, когда преступление — это средство достижения цели. Здесь уже всё холодно и рационально. Человек идёт на преступление не потому, что его охватили страсти, а потому что он видит в этом самый удобный способ получить выгоду. Карманники, мошенники, взяточники — все они действуют с той самой улыбкой, что и продавец на рынке, только товар у них специфический. Типичный пример — чиновник. Сначала он берёт «маленькую благодарность за хлопоты» — конфеты, бутылку коньяка. Потом уже и чемодан с долларами не кажется чем-то из ряда вон. Так рождается коррупция: шаг за шагом, как будто человек играет в компьютерную игру с уровнями, где каждый следующий бонус соблазнительнее предыдущего.

Есть и патологические формы, связанные с нарушениями личности. А вот это уже серьёзнее. Здесь речь о людях, у которых сама психика работает иначе. Они не умеют сочувствовать, не чувствуют вины, и потому не понимают, зачем вообще останавливаться. Для них обман, насилие или жестокость — это не трагедия, а обыденность. Психопатия, расстройства привязанности, искажённые ценности — всё это может сформировать человека, для которого понятие «доброта» звучит как чуждое слово из словаря редких диалектов. Но даже здесь не всегда виноваты «гены зла». Часто это следствие детских травм, хронического отвержения, эмоционального голода — когда вместо любви ребёнку достались лишь пинки, равнодушие и пустота.

Итак, преступное поведение — это не всегда результат дьявольского замысла или врождённой темноты души. Чаще это смесь слабости, отчаяния, искалеченной морали и отсутствия иной дороги. Важно понимать: зло многолико. Оно не обязательно ходит в плаще и с кинжалом, иногда оно вежливо улыбается в костюме чиновника или беззлобно копирует привычки «районных авторитетов». И чем глубже мы понимаем эти механизмы, тем точнее можем настроить профилактику, систему правосудия и — главное — отношение к самому понятию зла. Потому что оно не так далеко, как хотелось бы думать: иногда оно прячется в соседнем подъезде, а иногда — в собственной слабости.

Если юристы любят делить преступников по статьям УК, то психологи смотрят глубже — в то, что движет человеком, когда он решается переступить закон. Получается своеобразный зоопарк характеров и мотиваций. И хотя в жизни всё гораздо сложнее, условные типажи помогают хоть немного разобраться в хаосе человеческой души. Существует множество классификаций, но на научно-популярном уровне можно условно выделить несколько психологических типов, основываясь не на статье УК, а на мотивации и личностных особенностях:

Импульсивный. Это герой в стиле «ой, не сдержался». Вчера он пил чай, а сегодня — кидает табуреткой, потому что сосед не так посмотрел. Действует сгоряча, в состоянии аффекта, эмоции управляют им, а не наоборот. Через пару часов может искренне рыдать: «Я же не хотел!» Но урок из этого обычно не извлекается. Короткая память на чужую боль и длинный список извинений — его визитная карточка.

Расчётливый. Холодный, спокойный и вежливый. Мол, вам дверь придержать? А потом — кошелёк вынести. Всё обдумано, просчитано, без лишних эмоций. Его интересует выгода, власть, контроль. С виду может быть галантным джентльменом, но эмпатия у него отключена, как Wi-Fi в метро. На лице — улыбка, в голове — Excel-таблица с графой «доход от преступления».

Мстительный. В его голове звучит торжественная музыка: он борется за «справедливость». Правда, справедливость эта весьма специфична — обидели его, значит, мир обязан содрогнуться. Таких преступников двигает не жажда наживы, а жгучее желание отомстить, наказать, доказать. Его агрессия — это крестовый поход «во имя личной правды». И аргументы у него тоже соответствующие: от язвительной записки до кирпича по окну.

Зависимый от среды. Сам по себе — мягкий, как ватный шарик. Но стоит рядом появиться авторитетному «другу» или грозному лидеру — и он уже бежит «на дело». Ему сложно сказать «нет», зато легко поддаться давлению или подражанию. Этот тип любит действовать в стае, где ответственность удобно растворяется: «Это не я, это мы». Сам бы он максимум украл конфету в магазине, но в компании готов и на ограбление.

Искажённо-нравственный. Это не просто преступник, а «миссионер». Он искренне верит, что творит добро — во имя религии, партии, великой миссии или хотя бы «светлого будущего». В его глазах убийство может быть «священной жертвой», а террор — «борьбой за правду». Именно поэтому такие люди особенно опасны: они не играют ради выгоды, они играют ради идеи. А с идеей, как известно, спорить куда сложнее, чем с кошельком.

Фрустрированный. Он долго терпел. Терпел начальника, жену, жизнь, собственную неприметность. И вот наступает момент — крышку у кастрюли срывает. Преступление для него — способ доказать миру (и себе в первую очередь), что он не пустое место. Его поступки нередко носят демонстративный характер: чтобы заметили, чтобы признали. Это взрыв копившейся злобы, обиды и ощущения собственной никчёмности.

Авантюрный. Для него преступление — это вовсе не способ выжить или заработать, а аттракцион. Мир для него слишком скучен, а ограбление банка куда интереснее, чем очередной сериал на Netflix. Его глаза горят, когда он перепрыгивает через забор или убегает от полицейской сирены. Деньги? Да ладно, деньги часто улетают в тот же вечер — в казино, на вечеринку, на ещё одну безумную затею. Главное — чтобы кровь бурлила. По сути, он — экстремал, но вместо прыжков с парашютом выбирает взлом замков.

Профессиональный. Его отличает педантичность. Если уж он карманник, то знает сотню способов вынуть кошелёк так, что жертва ещё спасибо скажет. Если вор-домушник, то замок он вскроет тише, чем ветер откроет окно. Для него преступление — это профессия, искусство, ремесло. Он может даже гордиться «чистотой работы». В его мире статус измеряется не суммой украденного, а мастерством исполнения. Такой преступник обычно не импульсивен, не фанатичен — он просто работает. Только вот «работа» у него специфическая.

Эти типы — не ярлыки, а скорее карикатуры на человеческие судьбы. Каждый преступник — это всегда отдельная история, со своей внутренней логикой. И понять эту логику — значит, сделать шаг к тому, чтобы в следующий раз зло не повторилось.

Мы часто говорим: «Главное — не перейти черту». Но где эта черта? И что помогает человеку не сделать шаг в сторону зла, когда внешние обстоятельства словно подталкивают его? Почему один человек, оказавшись в конфликтной ситуации, отступает и ищет компромисс, а другой — хватает нож?

Внутри каждого из нас работает система внутренних тормозов — совесть, эмпатия, чувство вины и стыда. Эти механизмы закладываются в детстве, в семье, школе, ближайшем окружении. Представьте мальчика, который нашёл чужой кошелёк в школьном коридоре. Он может его взять и спрятать. А может — принести в учительскую. То, какой выбор он сделает, зависит не от «уровня зла» в его ДНК, а от того, как его учили относиться к чужому, что он знает о последствиях и какую реакцию ждет от взрослых. Такие мелочи формируют моральный компас.

Сдерживание зла — это не врожденный дар, а результат внутренней работы, воспитания, культуры, среды и личного выбора. Один из важнейших механизмов — эмпатия, способность поставить себя на место другого. Представьте: молодой парень работает в магазине. Его унизили, обозвали, обвинили в краже. Он сжимает кулаки, в голове мелькает мысль — ударить. Но в этот момент он вспоминает, как однажды его младшего брата в школе оскорбили одноклассники, и тот пришёл домой в слезах. И гнев уходит. Эмпатия сдерживает импульс.

Другой важный тормоз — совесть. У многих она формируется в детстве под влиянием семьи, у других — позже, под воздействием религии, культуры, авторитетов. Иногда это почти физическое ощущение: как будто внутри загорается красный свет. И хотя никто не видит, человек знает — он не может так поступить. Молодой полицейский, найдя у задержанного бумажник с крупной суммой, сначала думает оставить его себе: всё равно никто не узнает. Но уже на выходе из отдела останавливается, возвращается и с неловкостью передаёт вещдок в дежурную часть. Не из страха перед камерами, а потому что иначе не сможет смотреть на себя в зеркало. Такие внутренние стоп-сигналы — и есть главное, что отделяет нас от скатывания во мрак.

На уровне общества важнейшую роль играют социальные нормы и институты контроля. Человек ведёт себя иначе, если знает, что его действия вызовут реакцию: осуждение, наказание, общественное порицание. Но дело не только в страхе перед санкцией — важно ощущение принадлежности к сообществу, где есть правила.

Сдерживать зло помогает и осмысленность жизни. Люди, у которых есть цели, любимые занятия, семья, вера — реже совершают преступления. Зло часто проникает туда, где пусто. В подростке, которому никто не объяснил, зачем он живёт. В мужчине, потерявшем всё и не видящем смысла. Порой возвращение к самому простому вопросу — «ради чего я живу?» — уже становится барьером.

Иногда помогает просто маленький добрый пример. Старшеклассник хотел избить соседа по парте, зажигалка уже в руке. Но за день до этого он видел, как тот заботился о щенке с перебитой лапой. Злость угасла. Добро, как ни странно, может быть не менее заразительно, чем зло.

Сдерживание зла — это не разовое усилие, а постоянный труд, похожий на укрепление дамбы перед наводнением. И в этом труде участвуют все: семья, школа, государство, друзья, книги, культура. Потому что даже если зло существует в каждом из нас — у нас всегда есть выбор. И от того, как мы учимся этот выбор делать, зависит, какой будет наша жизнь — и жизнь рядом с нами.

Но не всё держится на внутреннем. Когда человек чувствует, что за его поступки никто не спросит, а закон — это только слова, запреты теряют силу. Безнаказанность — благоприятная почва для зла. Она внушает ощущение вседозволенности. Пример? Представим работника, который крадёт по мелочи со склада. Он начал с пары канцелярских мелочей. Никто не заметил. Потом — пачка дорогого кофе. Всё сошло с рук. Через полгода — уже техника уходит «мимо кассы». Молчаливое одобрение среды и отсутствие контроля превратили мелкое искушение в укоренившуюся привычку.

Общество обязано реагировать. Правосудие — это не только каратель, но и педагог. Оно очерчивает границы дозволенного. Суд не просто выносит приговор, он транслирует обществу сигнал: «этого делать нельзя». Если преступник выходит из зала суда с реальным сроком — люди видят последствия. А если уходит с условным или штрафом за серьёзное деяние — они читают: «можно, если осторожно». Таким образом, наказание — это не только возмездие, но и социальное предупреждение.

Однако самым мощным инструментом борьбы со злом была и остаётся профилактика. Образование, культура, доступ к психологической помощи, социальная поддержка, работа с подростками в группах риска — всё это создает среду, в которой злу труднее прижиться. Человеку, который умеет управлять своими эмоциями, чувствует себя защищённым, не нужно самоутверждаться через агрессию. Его выбор — не кулак, а диалог.

Сдерживание зла — это не разовая акция. Это постоянная работа — над собой, над обществом, над системой. И чем сложнее вызовы времени, тем важнее не терять человеческий ориентир. Предупреждать зло — всегда гуманнее и эффективнее, чем бороться с его последствиями.

Иногда судьбу человека может изменить даже один честный следователь. Так, в одном деле подростка обвинили в поджоге сарая, и всё указывало на его вину: он был замечен на месте, имел конфликт с хозяином участка и даже хвастался перед друзьями. Большинство коллег следователя склонялись к быстрой передаче дела в суд. Но опытный следователь заметил нестыковки: подросток путался в деталях, а реальные улики говорили о другом — о взрослой руке и тщательно спланированном поджоге. После дополнительного расследования выяснилось, что настоящий виновник — сосед, пытавшийся замести следы другого преступления. Один принципиальный шаг остановил несправедливость и не позволил системе породить новое зло — осуждение невиновного. Именно такие примеры напоминают: справедливость — не абстрактное понятие, а реальный инструмент, сдерживающий тьму.

Проблема зла — не отвлечённая философия. Это реальность, с которой каждый день сталкиваются и психолог, и юрист. Для первого — это краеугольная проблема: понять, почему человек переступает внутренние запреты, какие механизмы превращают обычного гражданина в преступника, как предупредить зло, пока оно ещё только зарождается в сознании. Для второго — это основа профессии: от того, насколько точно удастся распознать зло, установить его мотивы и масштабы, зависит не только судьба конкретного человека, но и доверие к правовой системе в целом.

Понимание зла делает нас не только справедливее, но и человечнее. Оно учит видеть тревожные сигналы в себе и в других, различать слабость от подлости, ошибку — от намеренного вреда. Мы начинаем тоньше чувствовать границу между наказанием и местью, между защитой и агрессией, между законом и произволом.

В этом — общий интерес психологии и права. Один стремится заглянуть в глубины личности, другой — выстроить систему, которая защищает общество. И если они работают вместе, у зла остаётся гораздо меньше шансов.

В следующих главах мы посмотрим, как зло проявляется в самых разных формах — от обмана и манипуляций до насилия и молчаливого соучастия. Потому что понять зло — значит научиться ему противостоять.

Помните всегда о том, что сказал еще несколько веков назад английский философ Эдмунд Бёрк: «Всё, что нужно для триумфа зла — это чтобы хорошие люди ничего не делали».