Классики юридической психологии

ОБЩАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА I. О Судебном Следователе

6. О некоторых качествах С. С.

По вопросу о качествах, необходимых для С., мы должны сказать, что С., строго говоря, должен обладать всеми хорошими качествами, присущими человеку; неустанное усердие и рвение, самоотвержение и твердость, остроумие и знание людей, образование, безусловно вежливое отношение ко всем, железное здоровье и сведения по всем отраслям знания — эти качества предполагаются сами собой, но на некоторых из них я хочу остановиться, так как, мне кажется, им придают слишком малое значение.

Прежде всего я требую, чтобы С. С. обладал в высшей степени тем качеством, которое выражается вполне только словом: Schneidigkeit, т. е. твердой решительностью в характере и в действиях. Нет ничего более печального и вредного, как С. медлительный, малодушный и вялый; мне думается, что эти последние качества скорее можно было бы простить в кавалеристе, но отнюдь не в С., и у кого нет этой решительности, тот должен избрать себе другую отрасль судебного дела: он никогда не будет хорошим С. Это качество С. должен проявлять не только в том деле, где он имеет перед собой раздраженного, или строптивого обвиняемого, или даже прибегающего к агрессивным действиям, но и тогда, когда вдали от места своего пребывания один, без чинов полиции, должен подвергнуть такого обвиняемого допросу или задержанию. Этим качеством он должен обладать и в тех случаях, когда ведет трудное, сложное и запутанное дело. Положительно неприятно видеть такого С. С., который берется за дело медленно, неуверенно в себе, с чувством робости и притом, так сказать, надев на руки перчатки. Наоборот, сердце радуется, если приходится наблюдать действия энергичные и твердые, и проведение этой энергии от начала и до конца дела.

Часто талант и многолетнюю опытность с успехом заменяет только одна энергия, а где и энергии нет, то ее уже нечем заменить, и точно так же, как для всякого человека, так особенно для нас, уголовных деятелей, имеют значение несравненные слова Гете: «Не клади свою руку в гнездо осы, но если ты на это решишься, то бей смелее».

В известном отношении С. С. должен обладать также способностью к самоотвержению. Успех его работы должен быть результатом самоотверженного, спокойного и безусловно честного труда, причем он должен отказаться с самого начала от всякого внешнего и блестящего успеха. Пускай вызывают удивление публики чрезвычайная ловкость полицейского агента, эффектная речь прокурора, талантливое управление ходом заседания председателя суда, — С. С. должен отказаться от всего этого: его тяжелый, утомительный труд скрыт в молчаливых актах и бумагах следствия, и оценка его труда, изнурительной, быть может, умственной работы, удачных комбинаций, его всесторонних познаний предоставлена лишь тем немногим лицам, которым приходится изучать подлинное дело, и часто плоды талантливой работы С. пожинаются не им, а этими лицами.

За малейшую ошибку, хотя бы и совершенно маловажную и притом могущую быть обнаруженной лишь впоследствии, С. С. подвергается нареканиям, а его труд и заслуги редко кем оцениваются по достоинству. Пусть С. С. заблаговременно уяснит себе эти печальные истины и решит при этом, в состоянии ли он удовлетвориться тем вознаграждением за свой труд, которое в большинстве случаев заключается лишь в сознании верно исполненного долга.

Другим качеством, безусловно необходимым для С. С., является чрезвычайная точность. Это не значит только то, чтобы все было записано в протоколе именно так, в каком порядке С. Производил осмотр и как показывали свидетели: это разумеется само собой. Под этим словом я понимаю такое отношение к делу, при котором С. С. не удовлетворяется одними заявлениями или сообщениями других, если возможно установить истину только путем лично произведенных действий и более тщательного расследования, и не о том хочу сказать, чтобы С. работал «аккуратно», и поэтому вместо этого слова употребляю другое «точность», имеющее хотя и почти то же значение, но с особенным оттенком, почему оно и употребляется ныне преимущественно в научном смысле. Высокое состояние современной науки и достигнуто именно вследствие «точных» исследований и работ, и если сравнить современную научную книгу в какой бы то ни было отрасли знания с подобною ей, но написанной несколько десятилетий назад, и если мы спросим, в чем именно заключается различие способов исследования одного и того же предмета, то мы придем к такому заключению, что в настоящее время труд носит более точный характер, чем ранее.

Само собой разумеется, исследователь должен приходить к каким-нибудь «открытиям», но во всех остальных отношениях преимущество всегда будет принадлежать тому исследователю, работы которого будут носить более точный характер. Блестящие идеи, расширяющие горизонты человеческой мысли, которыми ученые поражали мир, часто были не столько гениальной вдохновенной внезапностью, сколько плодом точнейших исследований. Аккуратное отношение к делу, расследование его до мельчайших подробностей, бесчисленные сличения, кропотливые опыты, говоря короче, выяснение природы, существа предмета раскрывают столь многочисленные стороны дела во всех фазах его развития, что новые взгляды, новые идеи являются сами собой, и раз эти идеи правильно поняты и оценены, то они могут повести к серьезному несомненному успеху.

Убедившись в важном значении «точности» труда во всех сферах, в какие проникает пытливость человеческого ума, мы должны применить ее также и к нашему делу. Что значит работать «точно»? Не что иное, как: «не верить другому, а смотреть самому, не верить себе, а смотреть снова и снова». Кто будет так делать, тот будет работать «точно», и сотни заблуждений во всех сферах человеческого знания могли бы быть избегнуты, если бы только не строили некоторые своих заключений на непроверенных сообщениях других, и если бы не признавали возможное за несомненное, раз замеченное за постоянно бывающее. В нашей же деятельности мы имеем возможность лично наблюдать и повторять свои наблюдения только в самых немногочисленных случаях. По преимуществу мы должны полагаться на то, что говорят нам другие, — в этом и заключается вся трудность и несовершенство наших расследований. Недостаткам этим можно однако в значительной мере положить пределы, если, с одной стороны, действовать лично там, где только есть для этого возможность, а не ограничиваться одними сообщениями других лиц, и если мы, с другой стороны, этим самым сообщениям будем давать более точное содержание посредством проверки, насколько правдиво и правильно лицо сообщающее передало о чем-либо, прибегая для этого к наглядным приемам, сравнениям и опытам. Как достигнуть первого, указать легко: «убеждайся в правдивости сообщенного лично, производи личные осмотры, измерения, проверяй и соображай на месте». И если дело идет о предмете несложном, для удостоверения которого достаточно лишь простой тщательности, то, не полагаясь на приблизительные указания, основывайся лишь на несомненных данных, сообщенных полицией на основании особого о том поручения.

В одном серьезном деле С. С. на основании ряда обстоятельных комбинаций пришел к таким важным выводам, которые могли иметь решающее значение для дальнейшего хода дела. В последнюю минуту одному лицу, принимавшему самое незначительное участие при следствии, вздумалось спросить: действительно ли не подлежит сомнению, что от одного известного места до другого две тысячи шагов, — каково обстоятельство было одним из краеугольных камней искусно построенной системы обвинения. «Но ведь два свидетеля удостоверили, что это расстояние равняется двум тысячам шагов». Однако решили проверить это обстоятельство через полицейского чиновника, и когда при этом оказалось вместо 2000 только 450 шагов, то все сделанные выводы получили значение как раз противоположное. Это характерный пример из сотни ему подобных, которые с каждым из нас могут случиться.

Гораздо труднее указать, как показаниям свидетелей и др. придавать более точное содержание, если непосредственный осмотр на месте не представляется возможным. Само собой разумеется, я имею в виду только те случаи, когда свидетель желает сказать правду и лишь неправильно понял происходившее. Вообще можно дать совет: прибегать в подобных случаях к приему: «ad oculos demonstrare», к проверочным опытам. Положим, что свидетель говорит: «X бил меня по крайней мере в течение 10 минут». Я советую в этих случаях предложить свидетелю посмотреть по часам, сколько времени требуется для того, чтобы минутная стрелка прошла 10 минут, и действительно ли X бил его столько времени. Спустя четверть минуты свидетель восклицает: «ну действительно, он меня долее этого не бил». Или же свидетель говорит: «я наверное могу утверждать, что крик, который я слышал, был снизу». Сделанный же опыт на месте доказывает, что свидетель не в состоянии догадаться, был ли крик справа, слева или снизу. Или свидетель говорит: «X имел в руке, хотя я взглянул только мельком, не более 12 талеров». Неужели вы можете определить это на взгляд?» — «Наверное». — «Сколько же вы видите у меня теперь в руке монет»? — «Ну приблизительно 12». — «Нет, 25». Или напр., свидетель говорит: «увидав один раз человека, я его всегда потом узнаю».  — «Вы видели арестанта, которого вывели отсюда, когда вы вошли ко мне?»  — «Конечно, очень хорошо».  — «В таком случае я попрошу вас указать мне его из числа 10 других». Или напр., свидетель, — на важный для дела вопрос о расстоянии от одного места до другого отвечает, что это расстояние равно 200 шагам. Следует повести этого свидетеля па улицу и предложить указать, до какого места, по его определению, будет 100, 200, 300, 400 шагов. И если проверить эти новые его указания, то выяснится, насколько точно свидетель определяет на глаз расстояния. Ввиду часто возникающей надобности в определении расстояний, рекомендуется заранее измерить расстояние, напр., от окна камеры С. С. до некоторых пунктов или предметов, вне находящихся. Так я лично, состоя в должности Следователя, заранее измерил и знал, что от окна моей камеры до угла улицы 65 шагов, до одного тополя на улице 120 шагов, до ближайшей церкви 210 шагов, до небольшого домика 400 шагов, до насыпи железнодорожного полотна 950 шагов расстояния, и, пользуясь этими данными, я бесчисленное число раз производил опыты со свидетелями, всегда с успехом; в случаях хотя бы только приблизительной правильности определения ими этих расстояний, я оказывал доверие их показаниям о расстоянии по данному делу, в противном же случае я не верил свидетелю. Или же я сам исправлял неправильность показания свидетеля, если оказывалось, что один и тот же свидетель во всех случаях обнаруживал свойство преувеличивать расстояния, или наоборот.

Такие и им подобные «проверочные» опыты принадлежат к самым поучительным, приводящим иногда к поразительным результатам. Всякий, кто попробует применять их, скоро убедится в неоцененной их пользе.

Если точное отношение к делу необходимо при каждом, самом незначительном, следственном действии, то важность такого отношения к делу выступает на первый план при установлении в более серьезных делах тех основных данных, на которых будут опираться последующие следственные действия, при установлении, так сказать, «операционного базиса». Вот именно здесь и случаются нередко самые крупные недоразумения. При чтении следственных производств по серьезным делам как часто можно встретить, что именно тогда, когда созидался этот «операционный базис», какое-нибудь незначительное обстоятельство не было достаточно проверено, был сделан затем неправильный вывод, — и все дальнейшее следствие, произведенное с величайшей точностью и остроумием, оказалось бесполезным, как здание, прекрасно и тщательно построенное на шатком основании.

Расскажу два случая для лучшего разъяснения сказанного. В первом из них странным образом впоследствии выяснилось, что С. С. стоял продолжительное время над трупом убитого человека и — его не нашел. В одном большом городе на берегу реки найден был окровавленный пиджак, и так как одновременно с этим бесследно исчез некий И.С., проживавший недалеко от места нахождения пиджака, то были приняты меры к розыску его; при этом выяснилось, что найденный пиджак принадлежит ему. Куда именно исчез И.С., узнать не оказалось возможным. Только две недели спустя один старый пильщик заявил, что как-то утром (как было установлено, на другой день после исчезновения И.С.) на одном, указанном им месте берега (по не на том, где нашли пиджак) он заметил значительные кровяные следы. Старик пильщик не умел читать и был довольно глуховат, так что об исчезновении И.С. и о возможном убийстве его он узнал слишком поздно. То место, где им указаны кровяные следы, оказалось у самого моста, русло реки в этом месте значительно суживалось, и берег был огорожен довольно высоким каменным барьером. В этом месте обыкновенно сваливали за барьером свозимый с улицы снег. Так как после каждой снежной метели на этом месте сваливались большие массы снега и, кроме того, зимою уровень воды почти никогда не достигал подножия барьера, то образовывался снежный холм сажени в 2 высоты и ширины, который стаивал только поздней весной. Судя по кровяным следам, о которых показал пильщик и которые с того времени бесследно исчезли, пришли к тому выводу, что убитый был сброшен на этот снежный холм через решетку, устроенную над барьером, и затем был засыпан снегом, который выпал в самую ночь его исчезновение. При этом выяснилось также, что на другое утро весьма рано стали свозить с улиц снег и сваливать туда же. Все это происходило 15 декабря, 20 и 27 декабря снова выпал снег и сваливался в то же место, но в первый раз, 15 декабря, снег выпал в особенно большом количестве. Сделано было распоряжение разгребать снег и сбрасывать его в реку с целью разыскать труп. С. С. и приглашенные им лица были на месте, чтобы немедленно, в случае отыскания трупа, составить протокол. Между прочим, С. обратился к окружающим его лицам с вопросом: действительно ли первый снег был 15 декабря, в ночь, когда исчез И.С.? (С. спросил об этом вследствие запамятования.) Спрошенные ответили, что 15 декабря был второй в течение зимы снег, не очень большой, так что погибший должен находиться на довольно высоком слое снега первого и самого большого выпада; при этом было упомянуто, что этот первый слой снега должен быть от 6—8 футов высоты. В силу этого решили разгребать снег именно до первого слоя, на котором убитый должен лежать. Когда наконец снег был настолько разгребен, что до земли осталось всего фута 4, то С. приостановил работу, придя к заключению, что старый и глухой пильщик, очевидно, ошибся. Но на самом деле пильщик не ошибся: когда весною снежный холм растаял до земли, то на самой земле оказался труп убитого И. С. и как раз на том месте, над которым С. стоял в течение работы несколько часов. Оказалось тогда, что лица, у которых С. спросил о времени первого снега, ошиблись: снег 15 декабря не был вторым, а первым, труп, значит, был сброшен через барьер в то время, когда снега еще не было, и потому его следовало искать в самом низу, и если бы С. С. в тот раз выяснил «точно», когда именно выпал первый снег, то сугроб был бы разрыт до основания и труп был бы найден. С тех пор прошло много времени, и виновный до сих пор не обнаружен.

Второй случай — также убийство — показывает, как вследствие неверных показаний целого ряда свидетелей подозрение может быть направлено с настоящего виновного на невинного человека.

Двое обнищавших крестьян, пользовавшихся плохой репутацией, Сп. и Б. уговорили третьего, зажиточного крестьянина Т. отправиться вместе с ними на базар в одно довольно отдаленное местечко, чтобы закупить быков. Они вышли из своей деревни С. рано утром, дошли до Л., здесь пообедали и пошли далее в 3 часа. Намерение их было идти через Ф. до Ст., чтобы там переночевать и на другой день прибыть на базар М., до которого от Ст. — всего час ходьбы. На другое утро Т. был найден в канаве между местечками Л. и Ф., ближе к Ф., в бесчувственном состоянии: на затылке его оказались тяжкие повреждения. На другой день Т. пришел в сознание и рассказал след.: все трое, как выше было сказано, в 3 часа дня — в это время били церковные часы — после обеденного отдыха вышли из Л. и пошли по большой дороге; приблизительно час спустя Сп. и Б вдруг стали говорить, не отменен ли базар в М. ввиду чумы, следовало бы об этом узнать в ближайшей деревне, лежавшей в стороне от дороги. Т. возражал им, что такое предположение лишено основания и что, кроме того, об этом можно справиться в любом трактире на дороге; там скорее об этом знают, чем в какой-нибудь деревушке в стороне от дороги; кроме того, нет надобности, говорил Т., удлинять и без того неблизкий путь, делая крюк в сторону. Сп. и Б., однако, оставались при своем мнении, так что Т. догадался, что у них есть в той деревушке какое-нибудь тайное дело, вероятно, какая-нибудь покупка скота, о котором Т. не должен был знать. Поэтому он сказал им, чтобы они шли в тy деревню, а он будет тихо идти по той же дороге, чтобы они могли его нагнать. Так как они долго не возвращались, то Т. сел на верстовом камне у дороги, чтобы подождать товарищей, и так как был сильный ветер, поднимавший с дороги массы пыли, то он сел спиной к дороге. Вдруг он получил сзади сильный удар по голове, и что было далее, он ничего не помнит. Деньги же, взятые им для покупки скота, исчезли. Несколько дней спустя Т. умер вследствие повреждений головы, причем вторично он допрошен не был. Сп. и Б. показали довольно согласно, что они действительно заходили в деревню исключительно затем, чтобы узнать о базаре, о чем они и спросили в одном трактире у неизвестных посетителей, после чего пошли далее догонять Т., но, не найдя его нигде на дороге и даже не заметив его, лежавшего в дорожной канаве, решили, что он успел дойти до Ф. или Ст.: не найдя же его и там, они пошли на другой день на базар в М. Только па обратном пути они будто бы услыхали о полуживом забитом крестьянине, и так как в той местности никто этого крестьянина не знал, то их просили зайти посмотреть на него, положенного в одной крестьянской избе, — тогда они признали своего спутника Т.  То обстоятельство, что они не заметили его в канаве, они объясняют тем, что, когда они проходили тем местом, где он был найден, было уже темно (дело было поздней осенью). Дальнейшее следствие привело к тому предположению, что Сп. и Б., очевидно, задумали при наступлении темноты напасть на Т., убить его и ограбить: чтобы беспрепятственно сговориться об этом, они придумали предлог о необходимости навести справки относительно базара в соседней деревне, так как они знали, что Т., как самый слабый из них ходок, откажется от лишнего пути. Конечно, они не могли предусмотреть, что Т. сядет поджидать их на дороге и притом на камне, спиной к дороге, по всей вероятности, они предполагали избрать местом преступления лес, через который они должны были идти по расчету времени уже при наступившей темноте; увидав же его в описанном выше положении, столь для них удобном, и убедившись в том, что на дороге никого не видно, они немедленно воспользовались случаем и нанесли ему удар сзади, ограбили его.

В пользу обвиняемых было только то, что все ими рассказанное действительно было вполне возможно: Т. был убит и ограблен кем-либо неизвестным, проходя же мимо него, они действительно могли не заметить его вследствие наступившей темноты. Был допрошен целый ряд лиц из той местности, которые единогласно показали, что если в такое время года, когда происходило все описанное, выйти в 3 часа дня из Л. и сделать крюк в сторону на ту деревню, о которой говорили обвиняемые, то при медленной ходьбе утомленных людей Сп. и его товарищ должны были дойти до того места, где был найден Т., действительно тогда, когда совершенно стемнеет. То обстоятельство, что при выходе из Л. часы показывали ровно 3, было удостоверено также и теми лицами, которые находились в том трактире, где обедали наши три спутника, причем, по словам этих свидетелей, один из них далее сказал громко: «пора идти, бьет 3 часа, нам еще далеко».

Несмотря на всю слабость описанных улик, дело однако окончилось осуждением Сп. и Б.

Ранней весной осужденные однако исходатайствовали себе разрешение возобновить дело, и им действительно удалось ослабить некоторые улики. Они заявили подозрение на одного человека с дурной репутацией, который как раз в той местности бродил в то же время, когда был найден Т., и так как упомянутое обстоятельство, что они могли не заметить своего тяжко раненного товарища, все еще служило самой веской «гирей» оправдания, то С. С. имел намерение задержать этого человека и возобновить следствие. Но предварительно он решил произвести местный осмотр, и, так как не было возможности отложить дело до поздней осени, когда именно совершилось преступление, то он вытребовал от профессора астрономии местного университета сведения о том, какой весенний день по смене света и мрака (восхода и заката солнца) соответствует указанному осеннему дню (дню совершения преступления), и, получив эти сведения, он в сопровождении лица прокурорского надзора в определенный профессором день отправился на место. Они вышли из JI. ровно в 3 часа, шли тихим шагом, как должны были идти утомленные Сп., Б. и Т., зашли в помянутую деревню в стороне от дороги, пробыли там соответствующее время и наконец прибыли на место преступления — при полном дневном свете. Затемони произвели всевозможные опыты: один за другим они ложились в дорожную канаву, на то место, куда упал после удара Т. и где он был найден на другой день, затем по очереди проходили мимо по дороге и пришли к убеждению, что, с какой бы стороны дороги ни идти, нельзя было не заметить человека, лежащего в канаве. Только по окончании этих опытов, потребовавших много времени, наступили сумерки, и таким образом выяснилось, что показания всех ранее допрошенных свидетелей были ошибочны и что единственное обстоятельство, говорившее в пользу подсудимых, после «точной» проверки оказалось даже не существовавшим.

В таком роде дела случаются нередко, и с каждым из нас было нечто подобное, но именно по тому самому, что такие дела нередки, следует обращать особенное внимание на то безусловно важное значение, которое имеет для дела самое точное установление того, что мы называем «операционным базисом». Но дело в том, что уже в самой природе человека вложено стремление, как мы уже упоминали об этом, хвататься за кажущиеся существенными обстоятельства, прежде чем таковые будут удостоверены надлежащим образом. Человек слышит о чем-либо, часто сказанном мимоходом, невзначай каким-нибудь из свидетелей, и легко склоняется к тому, чтобы, раз это обстоятельство подтвердится, делать на основании его различные выводы. Эти выводы представляются вполне основательными, из них делаются следующие и т. д., дело становится интересным и может даже завершиться успехом. Все последовавшие заключения проверяются наиточнейшим и тщательнейшим образом, но что касается первого обстоятельства, на котором были основаны последующие, насколько оно-то было правдоподобно, об этом тем временем было забыто. Полные усердия ижелания чего-либо достигнуть, мы пренебрегли медленным хладнокровным зондированием каждого добытого результата, и все оказалось напрасным. Во избежание этого есть только одно средство: при производстве следствия, каков бы ни был способ работы: спокойный, быстрый или даже стремительный, необходимо делать перерывы для отдыха, во время которых следует оглядываться назад, на пройденный путь. При этом все отдельные эпизоды следствия, с самых первоначальных, должны быть подвергнуты анализу, самые по-видимому незначительные данные должны быть проверены, разложены на составные части, и каждая из этих частей должна пройти через тот же процесс проверки, пока наконец не дойдем до элементов неделимых. И каждый из этих неделимых элементов также надлежит оценить в отношении его происхождения, основательности и мотивов. Если по этой оценке элементы окажутся прочными, то следует осторожно соединить их и подвергнуть все целое в совокупности новому рассмотрению так, как будто мы имеем дело с этим целым впервые. В большинстве случаев дело представится в ином виде, нежели в начале, т. е. в то время, когда факт преступления еще не был так хорошо известен. Но раз дело предстало в другом виде, то следует всегда поставить на разрешение вопрос, не следует ли предпринять какие-либо изменения в прежнем плане следствия.

И само собой разумеется, что если итоги по окончании этой проверки совершенно не сойдутся с прежними, то надо иметь довольно самоотвержения, чтобы сказать самому себе: «Ты сделал ошибку, начнем снова».