Классики юридической психологии

ОБЩАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА I. О Судебном Следователе

7. О знании людей

Важным условием «точной» деятельности С. С. является основательное знание человека как главного материала предварительного следствия. Люди, так или иначе выступающие в следствии, в этом положении суть не что иное, как средства доказательства, и приносят делу много или мало пользы, смотря по тому, умеет ли С. с ними обращаться. Какой-нибудь след человеческой ноги, усмотренный на месте преступления, ровно ничего не составляет в глазах неопытного С., и тот же след получает огромное значение, если С. сумеет воспользоваться этим следом как доказательством. Равномерно и свидетель неумелому С. или ничего не расскажет, либо покажет несущественное, или совсем неверное, и тот же свидетель правдиво, точно и подробно покажет тому С., который сумеет заглянуть в его душу, понять его и сумеет с ним обойтись. Если же случается так, что С. С., не обладающий знанием людей, однако достигает успешных результатов, то это не составляет его личной заслуги и объясняется тем, что допрошенные им лица случайно пожелали сказать правду. А если они этого не хотят, то все предварительное следствие принимает вид какой-то недостойной комедии, и которой допрашиваемые вели С. на помочах, вводили в заблуждение и вообще направляли его деятельность так, как они этого желали. Такого учебника о познании человека, который заключал бы в себе все сведения по этому вопросу, до сих пор никем еще не составлено, да и не будет составлено, — остается поэтому только указать те пособия, которыми возможно пользоваться в особенных случаях.

Для нас, уголовных судей, таких пособий существует очень немного, и самым существенным, действительно драгоценным из них является изучение прежних дел о том же лице, так что если об обвиняемом имеются уже дела, бывшие ранее, то можно с большим спокойствием приступить к работе. Если следствие возникло о преступлении более или менее серьезном, то эти прежние дела следует изучать так, как будто они касаются настоящего, последнего преступления. Недостаточно при этом ограничиться чтением протоколов допроса обвиняемого и нескольких других важных следственных действий: надо изучить все дело, шаг за шагом проследить последовательное развитие обнаруживавшейся по делу виновности данного лица и сопоставить все с имеющимися по последнему делу уликами. Замечательно, что люди, даже после значительного промежутка времени, остаются одинаковы и в способах оправдания, и защиты. Я не хочу этим сказать, что, напр., лицо, сознавшееся раз, и впредь будет сознаваться, или, напр., что оно для своего оправдания будет непременно заявлять подозрение на какого-нибудь из свидетелей обвинения, как он это делал ранее. Так рабски ничего в жизни не повторяется, но вся картина, общее впечатление, получившееся при допросе одного лица, всегда будет повторяться при каждом новом его допросе. Каждый, кто будет так поступать и предварительно изучит прежние дела об обвиняемом, при новом допросе на первых порах получит такое впечатление: «вот этот раз он иначе ведет себя». Но затем, при дальнейшем допросе мало-помалу в его воображении восстает прежняя картина, и наконец складывается непререкаемое убеждение: «и сегодня так же, как тогда», и С. видит тот же способ обращения, быть может, с той разницей, что за протекшее время человек этот большему научился, стал хитрее и осторожнее, или же состарился и утратил прежнюю энергию и ловкость. Но все-таки и тень того, что было, дает ясное и отчетливое представление о прежнем образе. Если о заподозренном имеется несколько дел, и все они будут тщательно изучены, то С. приобретет настолько совершенное понимание личности обвиняемого, что будет даже в состоянии предугадать, как он будет себя держать, как будет оправдываться и какие будет давать ответы, каким из его ответов можно придать веру и наоборот и каким образом уличить его во лжи. Но не только относительно обвиняемых, но и относительно важных свидетелей, бывших ранее под судом или выступавших в прежних делах в качестве свидетелей, изучение старых дел может оказать большие услуги, так как только этим путем можно лучше всего узнать, как со свидетелем обращаться, в чем ему верить и каким образом легче всего возразить или опровергнуть его лживое показание.

Другим средством для изучения людей является напряженное внимание при допросах и неустанное стремление проникнуть в душу каждого свидетеля. Кто допрашивает свидетелей только для того, чтобы их допросить, и кто оканчивает дела только для того, чтобы увеличить число номеров исходящего журнала, тот, конечно, мало найдет случаев для изучения людей, но раз он этого пожелает, то каждое лицо, переступающее порог его камеры, с этого момента может стать любопытным объектом изучения С. К манере, как кто входит, осматривается, выслушивает вопросы, дает ответы, сам спрашивает, говоря короче, как он себя ведет — ко всему этому рачительный С. С. ни под каким условием, даже в самом незначительном деле, не должен относиться равнодушно. В каждом случае он должен составлять себе мнение о том, показал ли свидетель всю сущую правду, или только ложь, или же о чем-нибудь умолчал, по каким мотивам он это сделал, в какой связи его показание находится с остальными, имеющими к нему отношение, обстоятельствами дела, что имело для него в той или иной мере значение, какими он воспользовался средствами, чтобы показание свое представить как правдивое или удостоверить его.

То, что С. таким путем подметил или что ему показалось, он должен принять к сведению или, еще лучше, записать на память: при дальнейшем производстве следствия оно может оказаться ценным. Если же впоследствии выяснится новое обстоятельство, подтверждающее или опровергающее ранее сделанное наблюдение, то в первом случае получается доказательство справедливости этого наблюдения, а во втором случае следует выяснить, вследствие чего и в чем произошла ошибка в наблюдении.

Прежде чем отослать дело, С. С., при необходимом общем осмотре его, имеет возможность еще раз проверить свои наблюдения исопоставить их с добытыми результатами; для этого требуется немало времени и труда, но эта затрата вознаграждается приобретением любопытных и ценных, в смысле опыта, сведений. В особенности если удалось вполне выяснить запутанное дело и при этом вопреки ожиданиям, то весьма полезно просмотреть следственное производство еще раз и каждое свидетельское показание сопоставить с общими результатами следствия. При этом выяснится много нового: почему свидетель такой-то давал свои показания так медлительно, почему другой так был смущен, — становится понятным целый ряд двусмысленных, неопределенных показаний, обнаруживается связь между обстоятельствами, по-видимому, не имеющими между собою ничего общего, делаются ясными сомнения одних, уверенность других. Весь приобретенный таким образом опыт принесет пользу, неоценимую в последующей деятельности С.

Но главнейшее средство для изучения людей С. С. может найти не в служебной своей деятельности, а в повседневной, обыденной жизни, в самых простых, будничных сношениях с людьми. Правда, мы можем учиться и на работе, и каждое дело дает нам что-либо новое, но серьезная деятельность, всецело захватывающая наше внимание и силы, непригодна для обучения, кто хочет работать, тот должен быть уже обученным, он может довершать свое образование и в этом смысле учиться, но основное обучение должно быть закончено ранее. И это главным образом потому, что никакое учение не обходится без опытов, а опыты можно допустить лишь в частной жизни, но отнюдь не при отправлении службы. В повседневной же жизни для указанной цели может быть полезным все: всякий разговор, случайно прошенное слово, чей-нибудь поступок или деятельность, внешность людей, походка их, каждое движение, выражение лица, притом безразлично, видим ли мы это выражение в течение ряда лет или только в одно мгновение, — все это следует подмечать, изучать, продумать и сопоставлять с подобными же наблюдениями прошлого времени. Для таких наблюдений следовало бы заводить особую книгу, в которую заносить наблюдения о всех поступках, словах, выражениях лица у тех людей, с которыми встречаемся, и при каждой новой встрече с теми же лицами сравнивать наблюдения, проверять и делать соответственные заключения, и кто окажется настолько мудрым, что будет вести свой дневник, тот превосходно сделает, если будет заносить туда преимущественно свои наблюдения, как над самим собой, так и над другими. Но и не прибегая к письменным отметкам, можно кое-чему учиться: те впечатления, которые производят на нас поступки других людей, по большей части довольно хорошо сохраняются в памяти, и мы не легко забываем о разочарованиях, постигших нас относительно характера других лиц. Кто относится к жизни легко, не вдумываясь в нее, у того от этих разочарований в результате получается лишь чувство горечи, но тот, кто умеет пользоваться и извлекать уроки из жизненных испытаний, тот приобретает то, что называется жизненной мудростью. «Нет более целесообразного употребления денег, как именно тогда, когда по вине других мы лишаемся их, — потому что взамен их мы приобретаем жизненную мудрость», — говорит философ Шопенгауэр.

Совершенно так же следует относиться ко всем жизненным неудачам, постигающим нас: причина их всегда лежит в ошибочности наших надежд и предположений, и если мы вместо бесполезного ропота будем рассматривать наши несчастья как такие события, смысл которых мы должны разгадать, спрашивая себя, как все это могло случиться, то, конечно, мы вынесем из них богатый жизненный опыт. При всякой неудаче мы должны припомнить, как возникло наше первое предположение, сопоставить его с неудачным исходом, и, раз мы найдем ошибку, мы ее уже более никогда не повторим, а приобретенную опытность нашу применим и к служебной деятельности.

Но, независимо от этого, и каждое мелкое наблюдение, подмеченное нами, может впоследствии оказаться имеющим огромную важность. Мы что-то слышали и поверили, но впоследствии это оказалось неправдой; мы что-то слышали и не поверили, но впоследствии узнали, что это была правда. И то и другое для нас в сущности безразлично, но будет весьма полезно и поучительно, если мы попробуем спросить: а почему мы в том и другом случае ошиблись и почему результат оказался несоответствующим нашим ожиданиям? Могли ли мы каким-нибудь образом и в том и в другом случае угадать правду? Позднейшие события, быть может, уяснят нам, почему дело было представлено в неверном виде и что именно ввело нас в обман; сопоставив же добытые таким путем сведения с существовавшими у нас ранее, мы приходим к выводу, как нам следовало в то время отнестись к полученным сообщениям. После неоднократных опытов в этом смысле мы уже не впадем в ошибку.

Особенно поучительным в наблюдениях над обыденной жизнью является исследование мотивов лжи. Обыкновенно, когда нам приходится обнаруживать лживость сообщенных нам сведений, мы по большей части оставляем это без расследования, — как скоро ложь эта для нас безразлична. Но если мы желаем и отсюда извлечь для себя полезное, то мы должны постараться, конечно, позволительными способами, лучше всего откровенными расспросами, выяснить, почему именно тогда нам было сообщено неверно, и в большинстве случаев мы увидим, что не вследствие порочности, а главным образом вследствие слабости и мелочности, свойственной вообще человеку, сообщили нам ложь. Вообще в жизни нам придется убедиться не раз, что ложь распространена среди людей гораздо более, чем это кажется с первого взгляда, и мы будем относиться к ней гораздо снисходительнее, потому что жизнь убедит нас и в том, что мотивы этой лжи по преимуществу мелочны и неразумны. И эти наблюдения, вынесенные нами из повседневной жизни, окажут нам серьезную услугу в нашем ответственном деле: так свидетеля, показавшего нам неправду, мы не будем признавать соучастником в преступлении, так как он сделал это или вследствие чувства страха, лени, эгоизма, тщеславия, или в силу какой-либо другой ничтожной человеческой слабости.

Для самого же дела безразлично, чем именно был введен в заблуждение С. С., а этот последний в бесчисленном множестве случаев сумеет избегнуть ошибок, если только будет помнить о ничтожности мотивов лгущих людей и если он, даже в том случае, когда уверен, что свидетель «не на стороне виновного», все-таки будет настороже, не утаил ли свидетель правды по иным, хотя бы и посторонним делу, соображениям.