Классики юридической психологии

ПРИРОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ: ОБЪЕКТИВНОЕ ИЗУЧЕНИЕ ДЕЗОРГАНИЗАЦИИ ПОВЕДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
М., 2002. Стр. 106-166.

Глава 3. Исследование аффекта преступления

5. Динамика аффективных процессов у преступников

Аффект преступника, на котором мы останавливаемся, является аффектом острого жизненного значения. Именно поэтому мы можем ожидать здесь совершенно своеобразных и резких проявлений его динамики.

Преступник далеко не остается безразличным к переживаемому им состоянию; как раз наоборот: он принимает его близко к сердцу, травма толкает его к действию, обуславливает динамику его поведения.

Острое состояние травмы, осложненное тем, что его нужно скрывать, скованное боязнью выдать себя, создает у преступника состояние чрезвычайно резкого аффективного напряжения; это напряжение неимоверно обостряется тем, что у подследственного, находящегося под непрерывной угрозой раскрытия его преступления, создается полная невозможность в какой бы то ни было форме отреагировать свой аффект; чем острее преступление, тем аффективнее человек и чем ближе опасность быть открытым, тем резче выявляется это «давление комплекса», и мы видели уже выше, какие значительные нарушения важнейших нейродинамических функций характеризуют поведение преступника.

Свидетельства того, что состояние преступника, у которого напряженный до предела аффект не находит себе выхода, может стать действительно нестерпимым, мы находим в художественной литературе.

«Давление комплекса» оказывается здесь поистине нестерпимым, и субъект, переживающий его, не в состоянии оставаться существом, пассивно переживающим этот аффект; он должен как-то реагировать на свое состояние с тем, чтобы разрядить напряжение, спастись от той сверхвозбужденности, которая нарушает все его поведение и держит его непрерывно под страхом расшифровки.

Именно такое напряжение является, бесспорно, одним из серьезных моментов, толкающих преступника на признание своей вины. В признании преступник находит способ отреагировать сжатые в тиски молчания аффективные следы, найти выход из напряжения, разрядить тот аффективный тонус, который создавал у него непереносимый конфликт. Признание может дать отреагирование этого конфликта и возвратить личность к хоть сколько-нибудь нормальному состоянию, в этом и заключается его психофизиологическое значение.

Психофизиологическая роль признания уже давно была достаточно полно оценена; древнее учение о катарсисе рассматривало признание в своих проступках как очищение; христианское учение об исповеди всегда использовало психологический факт облегчения, которое вызывалось отреагированием аффективных следов путем рассказа доверенному лицу о тяготящих субъекта грехах; наконец, вся психотерапия и особенно вся терапевтическая система психоанализа исходят из того отреагирования и изживания, которое связано с всплыванием в сознании и передачей своих комплексов. Устанавливающийся в процессе терапии перенос связан именно с этим мощным процессом отреагирования аффективных комплексов, и именно он создает совершенно специфичную и в деталях еще неизученную картину терапевтического влияния психоанализа.

В ситуации преступления мы можем ожидать влияния такого отреагирования в особенно рельефных формах. Признание в совершенном акте снимает с преступника те сдержки, которые контролировали каждый его шаг и каждую его мысль и создавали исключительной резкости конфликт и исключительной силы напряжение; этим оно дает путь к отреагированию аффекта и к восстановлению более нормальной жизнедеятельности.

Перед нами стоит задача изучить нейродинамическую картину признания и выяснить объективные психофизиологические симптомы, которыми оно сопровождается.

От психофизиологического исследования преступления до этапа признания мы можем ждать, следовательно, огромных изменений в поведении, наличия резких симптомов аффективных следов, связанных с преступлением и, наконец, значительного «давления комплекса», стремящегося проявиться в любых действиях, контроль над которыми окажется ослабленным. Наоборот, признание должно нам дать психофизиологическую картину разряжения, а связанное с ним отреагирование — известное успокоение поведения. Опыты с психофизиологией признания возбуждают в нас, таким образом, глубокий теоретический интерес.

Мы остановимся на случае, который может с достаточной наглядностью дать психофизиологическую картину намеченных нами процессов.

 

Случай 5

28 января 1927 г. в мусорном ящике на дворе одного из московских домов был обнаружен труп полураздетой женщины, голова которой была раздроблена каким-то тяжелым орудием. Следы привели к помещению для сезонных рабочих, где в то время жил один лишь маляр Фил., 47 лет. В комнате были обнаружены следы крови, в печке было найдено много пепла и остатки сожженной женской одежды. По всем данным труп был перенесен из комнаты в мусорный ящик между 5 и 7 часами утра того же дня. Окоченелость трупа заставляла, однако, предполагать, что убийство было совершено по крайней мере за сутки перед этим.

Маляр Фил. был задержан и тотчас же без всякого дознания был доставлен в нашу лабораторию. После опыта он был подвергнут допросу, но в преступлении не сознался. В течение ближайших двух недель он был помещен в дом заключения, дважды допрошен и на одном из допросов признался в следующем:

26 января вечером он встретил на улице неизвестную ему женщину, которой предложил переночевать с ним, на что она согласилась. Фил. привел ее домой, они распили вместе бутылку водки, потом легли спать. Ночью он проснулся, чувствуя, что женщина обшаривает его карманы. Он начал ругать ее и ударил по голове — сначала кулаком, потом — поленом; женщина упала, он же, будучи пьяным и смутно понимая происшедшее, заснул. Утром он увидел, что женщина мертва, обыскал ее, чтоб найти деньги, которые она могла у него украсть, затем снял ее пальто, понес на рынок и продал его, «чтоб опохмелиться». Вернувшись, он сжег запачканную кровью одежду, а тело засунул под кровать, где оно и пролежало всю ночь. Решив скрыть труп в мусорном ящике, он наутро отнес его туда, прикрыв мусором. О самом преступлении, по его словам, помнил плохо, потому что был сильно пьян.

Испытуемый был исследован нами трижды: до допроса, тотчас же после задержания (через два дня после убийства), в тот же день после допроса, на котором признания его не было получено, и через две недели, тотчас после получения от него признания в совершенном преступлении. Это дает нам возможность проследить всю динамику его аффективных процессов шаг за шагом.

В первом и втором опыте ему было предъявлено 35 слов-раздражителей, из которых критическими были: молоток (после оказался не имеющим отношения к преступлению), печка, мусор, одежда. Тут же были получены два ряда цепных ассоциаций.

В последнем опыте фигурировали 80 слов-раздражителей с критическими (кроме упомянутых): 41. пальто, 44. женщина, 48. полено, 49. голова, 53. тело, 56. кровь, 64. сжечь, 65. следы, 70. суд, 74. допрос.

Первое, что характеризует поведение испытуемого при нашей первой встрече с ним, это — как и можно было ожидать — исключительной силы разлитой аффект, нарушающий все его акты и делающий его психологические операции весьма неустойчивыми.

Таблица 18 показывает, что как реактивное время его, так и характер сопряженных моторных актов отличается особенной неустойчивостью и на- рушенностью. Среднее реактивное время его речевой реакции довольно замедлено и исключительно неустойчиво, кривая его распределения чрезвычайно разбросана; сопряженные моторные нажимы весьма неустойчивы по затрате энергии, и значительный их процент протекает с резкой дискоординацией по форме. Такова характеристика психофизиологического состояния испытуемого тотчас же после ареста, до всякого предъявления обвинения.

Таблица 18. Результаты экспериментов с испытуемым Фил. (убийство)

 

Первый допрос сопровождается предъявлением обвинения и не приводит, однако, к признанию испытуемого. Какими же психофизиологическими изменениями это сопровождается? Эффект виден уже на приведенной таблице; мы можем характеризовать его как резкое обострение аффекта: речевые реакции начинают протекать еще более замедленно, моторные реакции окончательно выбиваются из-под контроля, и мы наблюдаем тот характерный для разлитого аффекта процесс, который мы отметили уже выше: воспитание устойчивых, стандартных реактивных форм разрушается, испытуемый оказывается не в состоянии сделать два одинаковых по интенсивности и форме движения, моторное возбуждение приобретает острый, иррадиированный характер, и число моторных нарушений поднимается до 100%. Совершенно очевидно, что предъявление обвинения создает резкую актуализацию аффекта.

Приводимые на рисунке 33 отрывки из графического протокола иллюстрируют это. Правда, нейродинамика первого опыта дает нам признаки резкой импульсивности; возможность выработки определенных стандартных форм реакций (reaction-patterns) здесь уже отсутствует, и испытуемый дает весьма неустойчивые, делаемые с резкой энергией движения, но лишь во втором опыте — после предъявления обвинения — этот процесс дезорганизации принимает свой действительно острый характер. Общее разлитое возбуждение вызывает здесь резкий иррадиированный тремор, функциональная задержка возбуждения здесь окончательно нарушается, и каждый импульс непосредственно захватывает моторную сферу, координация совершенно нарушается, и перед нами развертывается характерная картина диффузных реактивных процессов, разрушенных острым аффектом. Совершенно ясно, что предъявленное обвинение оживило резкие аффективные следы, перевело аффект в актуальное состояние и — не дав путей отреагирования этого аффекта — повело к исключительно острому состоянию конфликта.

Рис. 33. Отрывки графических протоколов сопряженных моторных реакций Исп. Фил. (убийца)

А — после задержания и перед допросом

В — после допроса, не приведшего к признанию

С — через две недели, сразу же после признания в убийстве

 

Это острое состояние резкого аффективного напряжения, конечно, связано с выявлением и специальных следов связанной с преступлением аффективной группы; реакции, имеющие прямую связь с ситуацией преступления, протекают с симптомами особенно резких задержек и нарушений; после допроса эти нарушения в критических случаях становятся еще острее, и мы получаем впечатление значительной актуализации конкретных аффективных следов под влиянием допроса; если в первом случае мы встречаем чаще всего механизм последовательных, персеверативных нарушений, то во втором опыте все нарушения имеют резко выраженный актуальный характер:

1-й опыт                                           2-й     опыт

24.     мусор — 4,2" — земля          24.       мусор — 5,6" — ну... земля

25.     гвоздь — 5,2" — железо        25.       гвоздь — 5,8" — дерево

27.     одёжа — 2,4" — холод          27. одёжа —7,8" — ну... сапоги, что ли, не знаю, что сказать

28.     масло — 9,2" — масло 28. масло — 9,2" — молоко

Создавшееся в поведении испытуемого резкое разлитое возбуждение характеризуется одним моментом, которому мы придаем большое значение; он объясняет многое в механизме аффективной динамики и в факторах признания. Мы не можем назвать этого механизма иначе, чем «давлением комплекса»; оно сводится к тому, что не получившие отреагирования аффективные следы обнаруживают тенденцию выявляться, несмотря на резкое сопротивление испытуемого, и действительно проявляются в тех случаях, когда контроль над своим поведением оказывается снижен и поведение протекает в условиях повышенного автоматизма.

После первого допроса, где Фил. отрицал свою вину, мы дали ему возможность свободно ассоциировать, говоря подряд все приходящие ему в голову слова. Полученный нами ряд свелся, как обычно, к довольно поверхностной цепи ассоциаций, частью повторяющих предъявленные перед тем в опыте раздражители; однако в этом ряду с необычайной ясностью выявилась тенденция навязчиво воспроизводить ряд слов, и эти навязчиво воспроизводимые слова оказались как раз словами, непосредственно связанными с ситуацией преступления. Вот этот ряд:

 

коса — молоток — топор — лопата — коса — лес — дрова — стена — окно — потолок — электричество — сапоги — одёжа — сарай — амбар — баня — двор — дом — лошадь — корова — овцы — пастух — сено — вода — песок — глина — земля — навоз — мусор — грязь — галоши — снег — мороз — трава — лес — одёжа — шапка — фуражка — хата — сарай — хлеб и т. д.

 

Свободный ассоциативный ряд приводит к выявлению как раз тех комплексов, которые должны бы были с максимальной осторожностью скрываться. Навязчивое повторение некоторых деталей ситуации преступления указывает, что на фоне общего разлитого возбуждения проявляется навязчивая тенденция воспроизвести отдельные связанные с преступлением аффективные следы; в этом «давлении аффективного комплекса» мы видим один из факторов, делающих существование испытуемого весьма тяжелым и ведущим к признанию.

Испытуемый признался в совершенном преступлении через две недели, и данные, которые мы получили от проведенного тотчас же после этого опыта, говорят с ясностью о том, что признание повело к отреагированию аффективного конфликта и вернуло испытуемого к значительно более нормальным и устойчивым формам поведения. Уже таблица 18 дает нам относящиеся сюда данные: мы видим, как после признания речевые реакции делаются быстрее, восстанавливается возможность давать правильные и устойчивые реактивные движения, движения становятся менее заторможенными, число моторных нарушений резко снижается, нейродинамический процесс принимает устойчивые и нормальные формы. Достаточно всмотреться в отрезок из графического протокола (рисунок 33-С), чтобы видеть, что после признания реактивный процесс восстанавливается и приобретает свою нормальную структуру. Детальный анализ убеждает нас в том, что признание сглаживает и аффективный характер связанных с преступлением следов; если в первых опытах все «критические» реакции протекали с заметными торможениями, то и этот феномен становится в последнем опыте значительно ослабленным.

Процесс признания в преступлении имеет огромный психофизиологический эффект; уничтожая конфликтный характер процесса, производя отреагирование аффективных следов, он уничтожает то исключительное аффективное напряжение, которым характеризуется поведение преступника в течение всего времени от травмы преступления и до открытого признания своей вины. Мы, конечно, не можем одинаково говорить здесь о любом преступнике; для динамики аффективных процессов преимущественный интерес представляют те из них, у которых преступление оставляет действительно аффективные следы, а задержка признания вызывает действительно резкий конфликт; именно в этих случаях влияние отреагирования проявляется с особенной ясностью.

У нас остается одно сомнение, которое не исчезает после сказанного: можно ли данный эффект свести к действию признания или, быть может, прошедший после преступления срок естественно ослабил оставшееся от преступления и ареста аффективное возбуждение?

Совершенно ясно, что время повлияло на динамику аффекта в том же направлении, что и отреагирование, однако материалы, которыми мы располагаем, указывают, что и одного момента отреагирования было достаточно, чтобы резко изменить картину реактивных процессов.

Мы приведем лишь один наиболее рельефный случай. Испытуемый Гор-н совершил убийство, был задержан, подвергнут опыту, тотчас же допрошен и после допроса, на котором было получено его признание, снова проведен через исследование. То обстоятельство, что вся процедура (арест, оба опыта и допрос) была проведена в течение нескольких часов, позволило исключить здесь фактор времени и показать, что один факт признания существенно изменил характер психофизиологических процессов.

Таблица 19 дает соответствующую сводку. Мы видим, что признание на допросе дало сразу резкое падение реактивного времени и снижение всех симптомов, связанных с аффективными следами преступления; очевидно, оставшееся значительное возбуждение (30% нарушенных реакций в повторном опыте) должно быть отнесено за счет того, что в обоих случаях аффективное состояние, конечно, не успело улечься; однако остальные изменения, достаточно резко выявленные в опыте, должны быть целиком отнесены за счет признания; несмотря на то, что мы имеем здесь испытуемого, не пытавшегося запираться и отрицать свою вину, признание на допросе сильнейшим образом отразилось на его аффективной динамике.

 

Таблица 19. Динамика симптомов в зависимости от признания. Испытуемый Гор-н

Испытуемый	Реактивное время
	Индиф- ферентные раздра- жители (сек)	Крити- ческие раздра- жители (сек)	Посткри- тические раздра- жители (сек)	Коэфф. критич. тормо- жения (%)
До признания	2,8	4,3	2,6	-54
После признания	2,8	2,6	2,2	-9

Испытуемый	Моторные нарушения
	Индиф- ферентные раздра- жители (сек)	Крити- ческие раздра- жители (сек)	Посткри- тические раздра- жители (сек)	Коэфф. критич. тормо- жения (%)
До признания	14	44	31	+30
После признания	18	28	38	-16

 

Признание в преступлении имеет свою серьезную психофизиологическую механику, оно само является во многом результатом своеобразных аффективных факторов, определенной динамики аффекта, к отреагированию которого оно ведет. В свете психофизиологического анализа его механизмы становятся нам более ясными, а вместе с ними проясняются и психофизиологические основы таких явлений, как христианская исповедь или древний катарсис.

Совершенно очевидно, что на учете именно этих механизмов покоится и действие психоаналитической терапии, нейродинамический анализ которой должен представить одну из интереснейших страниц в программах дальнейшего психофизиологического эксперимента.

---