Классики юридической психологии
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ. М., 2016.
РАЗДЕЛ IV. ПСИХОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ, ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СЛЕДОВАТЕЛЯ И ПРОИЗВОДСТВА СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
О следственной интуиции
Соц. законность. 1958. № 4. С. 24–30.
Первая работа А.Р. Ратинова по психологической тематике.
Во многих произведениях литературы, посвященных следственной работе, немало отводится места интуиции, которая получает порой искаженное и даже идеалистическое освещение. В таком понимании интуиция приобретает характер некоей таинственной способности следователя угадывать истину. В основе такого понимания лежит ненаучное объяснение интуиции как врожденного способа познания, минуя логическую деятельность. Именно на такой основе построена реакционная идеалистическая система интуитивизма – буржуазной философской школы, считающей, что познание есть результат внутреннего созерцания явлений, состояния наития. Это – чуждая науке проповедь мистицизма.
Неудивительно, что буржуазной криминалистикой эта проповедь использовалась в реакционных целях, чтобы обосновать беззаконие и административный произвол. В некоторых буржуазных работах последнего времени содержатся даже прямые указания на превосходство субъективных впечатлений следователя над доказательственными фактами. В качестве самостоятельного приема расследования рекомендуется «интуитивное угадывание», которому отводится решающая роль.
Типичной работой такого рода является книга западно германского криминалиста Ганса Вальдера «Криминалистическое мышление», посвященная психологии следователя; автор поучает: «Мы имеем свои собственные, чисто личные нити ассоциаций, и часто нам не приходит в голову та решительная догадка, которая другого немедленно толкнет на уяснение нужного вопроса. При этом невежды и женщины рассматривают вопросы совсем по-другому и иногда правильнее. Потому следует изложить криминалистическую проблему своей супруге, которая и так обычно жалуется, что мы разговариваем с ней слишком мало»[133].
Нет необходимости доказывать ненаучность подобных нелепых измышлений.
Существует ли следственная интуиция, на какой основе она возникает и каково ее место в процессе расследования?
В философии термин «интуиция» употребляется в двух значениях: непосредственное чувственное восприятие, или «чувственная интуиция»; непосредственное постижение ума, или «интеллектуальная интуиция».
Если чувственная интуиция рассматривается как прямое восприятие предмета с помощью органов чувств, то под интеллектуальной интуицией разумеется прямое постижение умом истины, которая не выведена логическим доказыванием из других истин и не вытекает непосредственно из наших чувственных восприятий.
В обоих случаях термин «интуиция» исходит только из признания таких видов знания и еще не заключает в себе никакой философской теории.
Профессор В. Асмус в статье «Учение о непосредственном знании» отмечает: «Если философ признает среди других видов знания также и знание интуитивное, то одно это признание еще ровно ничего не говорит о том, какова теория интуиции, характерная для него, – материалистическая или идеалистическая»[134].
Определяющим является истолкование, объяснение этого вида знания. Сама же по себе интуиция есть безусловная реальность, существующая в сфере познания.
Известно, что в повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с такими явлениями, когда по ничтожным признакам, при очень малом доказательственном материале возникают правильные догадки, последующей проверкой которых устанавливается их достоверность. В этих случаях говорят о врачебной, педагогической, конструкторской – вообще о профессиональной интуиции. Эти явления занимают прочное место в любом творческом процессе, имеют определенное значение в познавательной деятельности.
Каждый следственный работник может вспомнить подобные случаи из своей практики.
Описания многих дел изобилуют примерами блестящих следственных догадок. Конечно, эти догадки не беспочвенны. Они имели под собой определенные, хотя на первый взгляд и малозаметные основания. Догадки следователя, лишенные каких бы то ни было оснований, могут оказаться правильными только случайно и потому не заслуживают серьезного рассмотрения. Чаще всего, когда говорят об интуиции в таком смысле, забывают о фактических обстоятельствах, послуживших толчком к решению нужного вопроса, или не умеют распознать их.
Происходит это потому, что мыслительный процесс зачастую протекает неуловимо. Обычно он представляет собой совокупность различных суждений. Часть из них имеет развернутую логическую форму, другие принимаются в сокращенном виде, а иные вовсе выпадают, опускаются, как известные ранее, проверенные опытом, доказанные практикой или установленные какой-либо отраслью знаний. В результате полученный вывод кажется оторванным, изолированным и представляется чистой, ничем не обусловленной догадкой. Таким образом за способностью интуитивно угадывать истину стоят опыт, знания и мыслительная деятельность, которые позволяют как бы внезапно правильно решить вопрос.
В нашей криминалистической литературе избегают упоминания о следственной интуиции. Обычно оперируют другими понятиями: «наблюдательность», «проницательность», которые, на наш взгляд, неполно отражают рассматриваемый вопрос.
К следователю, чей труд во многом носит творческий характер, вполне применимо высказывание глубочайшего психолога А.М. Горького, что каждому исследователю, как и художнику, необходимо обладать интуицией, которая дополняет недостающие, ненайденные звенья в цепи фактов, позволяя создавать гипотезы и теории. Опираясь на догадку, исследователь начинает все чаще правильно решать возникающие задачи, не производя каждый раз аналитической работы и не осознавая пути решения этих задач.
Советская психология так определяет творческую интуицию: «Интуицией мы называем неосознанное творческое решение задачи, основанное на длительном творческом опыте и большой творческой культуре художника, ученого или изобретателя»[135].
Следственную интуицию можно охарактеризовать как основанную на опыте и знаниях способность непосредственного решения следственных задач при ограниченных исходных данных.
Говорить об интуитивных догадках можно в том случае, когда в распоряжении следователя имеется чрезвычайно мало доказательственных материалов, иначе незачем угадывать то, что и так очевидно или легко доказуемо. Именно на эту сторону интуиции указывает в своих «Заметках о писательском труде» К. Паустовский: «Интуицию я представляю себе как способность по отдельной частности, по подробности, по одному какому-либо свойству восстановить картину целого»[136].
Итак, основой интуиции служат опыт и знания. В понятие опыта входит вся совокупность практической деятельности – общественный опыт и личный жизненный и профессиональный опыт следователя. Не меньшее значение имеет богатство теоретических знаний. Прежде всего это – знание законов марксистской философии, логики, психологии, знание криминалистики, способов совершения преступления и научных приемов их расследования. Сюда же относится и осведомленность о явлениях повседневной жизни и овладение той областью знания, которая связана с расследуемым событием.
Запасы знаний и жизненных наблюдений не представляют собой хаотического нагромождения. В человеческом сознании они систематизированы и увязаны нитями ассоциаций. Чем большим количеством мысленных связей располагает следователь, тем богаче и разностороннее его представление о мире. Чем чаще эти связи использовались, тем меньших усилий требуется следователю для правильного решения возникающих вопросов. На этой основе вырабатывается интуиция.
Конечно, многое зависит от того, что решающий задачу может привнести в качестве фантазии, наблюдательности и других интеллектуальных качеств. Весьма значительна роль фантазии. Речь идет не о пустом фантазировании, а о реально обоснованном воображении, без которого невозможна никакая разумная деятельность. Человеку свойственно заранее планировать свою работу, что означает представить ее результаты в своем воображении.
«Напрасно думают, – писал В.И. Ленин о ценности фантазии, – что она нужна только поэту. Это глупый предрассудок! Даже в математике она нужна, даже открытие дифференциального и интегрального исчислений невозможно было бы без фантазии. Фантазия есть качество величайшей ценности...»[137].
Следствие неразрывно связано с той или иной формой планирования, построением версий, возникновением подозрений. Все они – продукты воображения. Без этого расследование немыслимо.
Интуитивные представления близки к предположению. Их роднит недостаточность доказательственного материала, который позволил бы считать то или иное положение достоверным. Отсюда следует и еще один признак общности интуитивных и предположительных выводов: и те и другие нуждаются в проверке, доказывании. Различие состоит в том, что предположение, версия – это результат логической деятельности, продукт сознательных мыслительных построений, а интуиция – неосознанное постижение отдельных положений, которое не выведено логическим путем. И в том и в другом случае можно прийти к одному и тому же результату, но пути сознания будут различными.
Следственные догадки возникают не изолированно, а в комбинации с предположениями и достоверными фактами. Они додумываются, дорисовываются воображением. По мере уяснения интуитивные представления сами становятся осознанными предположениями следователя и оформляются в рядовую версию.
Непременной предпосылкой возникновения интуиции является наблюдательность. Воспитание и совершенствование наблюдательности в жизненной и профессиональной практике – насущная задача следователя. То, что у одного пройдет незамеченным, не вызовет никаких ассоциаций, наблюдательный человек уловит и использует в качестве основания для далеко идущих выводов. Однако сама по себе наблюдательность недостаточна. Она означает только особое умение подмечать мелкие детали, факты и явления. Но мало заметить, нужно разгадать, объяснить и использовать их в своих целях. Этому способствуют также критичность и пытливость следователя. Сколь ни убедительным казалось бы то или иное положение, всегда нужно быть готовым взять его под сомнение, критически рассмотреть, проверить. Следователь часто сталкивается с обстоятельствами, которые препятствуют установлению истины. Иногда они специально создаются преступником. Критически мыслящий, приученный к поискам следователь скорее разоблачит эти ухищрения, блеснет правильной догадкой, найдет необходимое решение.
Важную роль здесь играет творческая заинтересованность следователя, складывающаяся из сознательного отношения к делу, из добросовестности, инициативности. Известно, что удачные догадки возникают тогда, когда мы сосредоточиваем на решении задачи все свои силы и способности.
Если наполнить понятие следственной интуиции таким содержанием, то становится ясно, что она действительно существует и может принести определенную пользу при расследовании преступлений. Однако пользоваться подобным источником знаний нужно очень осторожно, ибо вред, который может причинить увлечение интуицией, намного превосходит ее пользу.
Процесс расследования преступлений есть процесс познания истины, это частный случай познания. К нему применяются общие положения марксистско-ленинской теории. Интуиция не является средством познания. Поэтому и следственная интуиция не служит самостоятельным средством расследования. Нет нужды говорить о превосходстве разума над впечатлениями следователя. Интуиция в расследовании может играть только служебную, вспомогательную роль и в процессуальном смысле не имеет никакого значения.
Задача следователя – отыскать истину. Но следователю недостаточно познать ее самому, он должен доказать процессуальными средствами факты, относящиеся к событию преступления. Само по себе внутреннее убеждение следователя, сколь бы сильным оно ни было, не является доказательством. Сотня самых остроумных догадок, не проверенных и не подтвержденных фактами, останется бесполезной игрой ума и уж, конечно, не может служить основанием для решения процессуальных вопросов.
Серьезная опасность кроется в чрезмерном доверии к интуиции. В результате бесконтрольного, некритического отношения к своим впечатлениям следователь может поддаться самовнушению и непроизвольно оставить без внимания то, что не укладывается в избранную схему, и тогда интуиция может увести его далеко в сторону от правильного пути. Уместно напомнить здесь слова Горького: «из десяти догадок девять ошибочны».
Интуиция не имеет никаких преимуществ перед обычными предположениями и подлежит равной с ними проверке. Следователь должен превратить знание интуитивное в логически и фактически обоснованное сознание.
Итак, непременное условие использования интуиции в процессе расследования – это проверка ее объективными доказательствами и безусловное соблюдение строжайшей законности. Только при выполнении этих требований интуиция поможет следователю быстро и с наименьшей затратой сил выявить действительную картину и собрать доказательства, позволяющие сделать достоверные выводы.
В этом легко убедиться, если рассмотреть некоторые следственные действия и отдельные этапы работы следователя.
Возьмем, к примеру, допрос обвиняемого. Цель допроса – получить правдивые показания. Однако, признание виновного – всегда результат сложнейших психологических и эмоциональных процессов, происходящих в сознании следователя и допрашиваемого. Известно, что успех допроса зависит от правильно избранного следователем тона беседы, от его умения использовать в нужных целях нравственные, моральные качества допрашиваемого, от наиболее целесообразной формы предъявления уличающих доказательств и т.д.
Нам кажется, что проблемы судебной психологии остались неразработанными вовсе не потому, что они не поддаются научному обобщению, а потому, что лежали за пределами вопросов, которые до последнего времени рассматривала криминалистика. А это причиняло несомненный ущерб следственной науке и практике.
Если спросить следователя, что привело его к успеху, почему он именно так, а не иначе построил допрос, то он не всегда сможет объяснить и обосновать свои действия, так как часто те или иные решения рождаются внезапно, в результате взаимодействия непредвиденных факторов, подсознательно, интуитивно. Сказанное отнюдь не исключает сознательного планового начала, а, напротив, основано на нем.
Определенное значение имеет интуиция при обыске. Следователь нередко практически лишен возможности проверить все вероятные места хранения, провести обыски у всех родственников обвиняемого и т.д. И вот тут интуиция может подсказать ему направление поисков.
Итак, при выборе тактических приемов и средств следователь сочетает интуицию с сознательной плановой деятельностью. Так же обстоит дело и с построением следственных версий.
Зачастую в той или иной ситуации может возникнуть множество версий, одновременная разработка которых намного отдалит раскрытие преступления или даже сделает его невозможным. Еще более опасно предпочесть какую-либо одну из них. При соблюдении общего требования о проверке всех возможных версий разработка той версии, которая построена на основе интуитивных представлений, не заключает в себе ничего порочного. Напротив, профессиональное чутье может избавить следователя от бесполезной работы и сократить пути расследования.
В качестве примера можно привести дело об убийстве Савиной. Она была найдена задушенной в своей квартире, откуда исчезли только драгоценности, остальное же ценное имущество оказалось нетронутым. На основе первичных данных можно было построить множество версий: убийство могло быть совершено сожителем Савиной с целью избавиться от тяготившей его связи; одним из сослуживцев, который ранее ей угрожал; соседкой, находившейся с ней в неприязненных отношениях; просто посторонним с целью ограбления. Это дело было прекращено ввиду нерозыска преступника. Спустя несколько лет, новый следователь, чтобы изучить связи покойной, встретился с ее двоюродной сестрой Одинцовой. Поведение последней возбудило в нем чувство антипатии и неясные подозрения о причастности ее к преступлению. Анализируя свои впечатления, следователь предположил, что Одинцова, возможно, хотела завладеть наследством убитой, хотя и не являлась наследницей по закону, но в силу юридической неосведомленности могла рассчитывать на это. В этом случае Одинцова должна была бы обратиться куда-либо за разъяснением. Во всех юридических консультациях города были проверены зарегистрированные обращения посетителей, и была найдена карточка, где значилось, что за две недели до убийства Одинцова консультировалась с адвокатом, является ли двоюродная сестра наследницей по закону. Старый рижский адвокат сообщил ей, что любой родственник, если отсутствуют более близкие, является наследником. Это разъяснение было отмечено, в карточке где расписалась Одинцова. Такое разъяснение соответствовало гражданским законам буржуазной Латвии и шло вразрез с нашим законодательством. Как оказалось, эта ошибка решила судьбу покойной. Было установлено, что Одинцова действительно убила Савину. А ведь эта версия возникла первоначально на такой ничтожной фактической основе, которую можно смело отнести к области интуиции.
Принято считать, что в области оценки доказательств вообще нет места для интуиции, поскольку использование такого вида знания чревато нарушением законности и может причинить ущерб правосудию.
Если вникнуть в психологию следователя, то необходимо признать, что в оценке доказательств интуиция принимает участие. Здесь полезнее было бы правильно указать место интуиции и тем самым избежать возможных отрицательных последствий.
Оценка доказательств на предварительном следствии не регламентирована законом. Согласно ст. 23 Основ уголовного судопроизводства СССР (ст. 319 УПК РСФСР) оценка имеющихся в деле доказательств производится судьями по их внутреннему убеждению, основанному на рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности.
Оценка доказательств следователем вовсе не равнозначна судебной оценке доказательств. Различие состоит прежде всего в том, что следственная оценка носит предварительный характер, тогда как окончательное решение дела происходит в результате оценки доказательств судом.
Внутреннее убеждение судей формируется в течение всего процесса, но окончательно складывается лишь к моменту вынесения приговора. Предварительные оценки того или иного доказательства по мере их рассмотрения недопустимы, а всякое поспешное суждение воспринимается как признак недостаточной объективности суда. Лишь в совещательной комнате суд вправе оценить всю сумму рассмотренных материалов дела. Значит, в судебной оценке доказательств, когда выводы могут основываться только на достоверно установленных фактах, интуиция действительно не должна иметь практического значения.
Несомненно, что окончательная оценка доказательств следователем, выраженная в обвинительном заключении, должна удовлетворять таким же требованиям. Но еще до этого (при избрании меры пресечения, предъявлении обвинения, объявлении об окончании следствия) следователь обязан оценивать доказательства. Во всех этих случаях основой принятых решений также могут служить только бесспорные доказательства, а отнюдь не интуиция и не предположения следователя. Однако приведенные указания не исчерпывают случаев оценки доказательств на предварительном следствии. В течение всей работы по делу, ежедневно следователь оценивает доказательства, вместе взятые и каждое в отдельности.
Внутреннее убеждение следователя – это не застывшее представление об обстоятельствах дела. Расследование – сложный и длительный процесс. На отдельных его этапах по мере накопления доказательственного материала оценки следователя меняются. В отличие от судебного следствия, где главным образом рассматриваются имеющиеся доказательства, на предварительном следствии непрерывно отыскиваются и собираются новые доказательства. После каждого следственного действия следователь оценивает полученные материалы, возвращается к переоценке ранее собранных доказательств. В зависимости от результатов он решает, нуждаются ли эти сведения в дополнительной проверке, и таким образом направляет дальнейшее расследование.
По нашему мнению, было бы неразумным отказываться от возникающих у следователя интуитивных представлений, если они побуждают к проверке того или иного доказательства и приводят к более углубленному исследованию обстоятельств дела.
Вот пример. Директор ювелирного магазина Рыкунин был привлечен к ответственности за обман покупателей, выразившийся в продаже супругам Волковым будильника стоимостью 65 руб. за 130 руб. Свидетели Волковы, а также заместитель директора Рябушкин изобличали обвиняемого в завышении цены. Несмотря на кажущуюся безупречность свидетельских показаний, они вызвали у следователя недоверие и заставили его тщательно изучить прошлое свидетелей, их связи и проверить, чем они занимались в тот день, когда, по их словам, приобрели будильник и когда, судя по документам, такие часы продавались в магазине. В этот день Волковы по окончании работы на заводе встретились у проходной и направились к центру города, где зашли в магазин. Выяснилось, что рабочий день Волкова заканчивается в пять часов, а его жены на полчаса позже, и, следовательно, их встреча могла состояться только после 17 час. 30 мин. Следственный эксперимент показал, что Волковым потребовалось двадцать пять минут, чтобы быстрым шагом дойти до магазина, куда они могли попасть не ранее 18 часов, т.е. к закрытию магазина (доступ в который прекращается за пятнадцать минут до этого). При таких условиях Волковы не имели возможности купить часы. По заводскому номеру будильника следователь определил время его изготовления, установив, что предъявленные Волковыми часы выпущены после того, как магазину была отгружена последняя партия будильников. В дальнейшем выяснилось, что Волковы приобрели часы в другом месте, но, являясь давними приятелями Рябушкина, вместе с ним оговорили Рыкунина, чтобы удалить его из магазина.
В описанном случае исследование было проведено с такой глубиной, которую мы вправе требовать для проверки каждого доказательства в любом деле. Следователь поступил правильно, не оставив без внимания неосознанное на первых порах чувство недоверия к уличающим показаниям свидетелей.
В таких предварительных оценках доказательств интуиция не представляет собой никакого зла. Задача состоит в том, чтобы осмыслить свои впечатления, уяснить те признаки, по которым доказательство убеждает или внушает сомнение, и, отыскав новые доказательства, установить правильность или ошибочность того, что подсказала интуиция.
* * *
Итак, в следственной практике на основе опыта, знаний, догадок, проницательности вырабатывается следственная интуиция. Она дополняет активную деятельность сознания, проверяется логикой, подкрепляется доказательствами и в рамках строжайшей законности может играть положительную роль.
[133] Вальдер Г. Криминалистическое мышление. Гамбург: Изд-во криминалистич. лит., 1956. С. 113.
[134] Вопр. философии. 1955. № 5. С. 45.
[135] Артемов В. Очерк психологии. М.: Учпедгиз, 1954. С. 198.
[136] Паустовский К. Золотая роза. Заметки о писательском труде. М., 1956. С. 138.
[137] Ленин В.И. Соч. Т. 33. С. 284.