Сайт по юридической психологии
Сайт по юридической психологии

Учебная литература по юридической психологии

 
КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Под ред. проф. Б.Г.Ганчевски Учебное пособие. Караганда, 2015.
 

Глава 3. Психодиагностические методы психологического профилирования в криминалистике

3.3 Методы исследования, используемые в психологической практике стран Евросоюза и Республики Болгария

 

Поведенческий анализ используется при воспроизводстве места преступления. Собирание вещественных доказательств позволяет осуществлять анализ случившегося на месте происшествия. Этот элемент определяется как реконструкция, или воспроизводство, и является первым этапом психологического анализа.

Реконструкция обычно связывается с определением действий, при которых совершается преступление. Она может быть сделана не только с помощью обследования и интерпретации вещественных доказательств, но и посредством свидетельских показаний, признания заподозренного и показаний выжившей жертвы. Иногда этот процесс воспринимается как реконструкция места преступления, но это не восстановление самой сцены — она не возвращается вновь к тому виду, который был во время совершения деяния. На самом деле, мы восстанавливаем действия.

Чтобы элиминировать альтернативы, необходимо экспериментировать. Если эксперименты по части доказательств не могут определить, какая из альтернатив правильная, то их обычно расширяют до другой части доказательств или приходится изучить основу темы. И тогда делаются наблюдения; теоретизируются или строятся гипотезы; ставятся эксперименты, которые поддерживают или отрицают гипотезу; в конце принимается, что гипотеза правильная, когда ее доказывает эксперимент. Проблема в самом создании правильных экспериментов. Главное, нужно идентифицировать альтернативные решения и проектировать эксперименты, которые бы разграничили разные гипотезы, не позволяя нашим собственным настройкам и предпочтениям влиять на выбор какой-либо из них. Стараясь быть объективными, мы не должны забывать, что есть субъективные факторы (не осознанные нами), которые влияют на наши решения. Наш жизненный опыт дает возможность накапливать знания о причине и следствии. Анализ по реконструкции поможет следствию.

Для работы криминального психолога реконструкция преступления исключительно важна. Чтобы объяснить поведение преступника, он должен знать о случившемся на месте преступления, что является ключом к ответу на вопрос о мотивах заподозренного в случае, если преступление хорошо исследовано. Реконструкция места преступления должна быть предпринята, когда действия и поведение преступника дают следствию или судебному процессу полезную информацию. В случаях, которые долго не решаемы, «старых, бородатых», заключение о смерти под вопросом, специалист по реконструктивному анализу должен осмотреть фотографии, схемы и доклады, чтобы определить, есть ли информация, которая помогла бы следствию.

Например, следователь ищет помощь специалиста в реконструктивном анализе по двойному убийству (мужчины и женщины) шестилетней давности в городе Т. О мужчине известно, что он занимался наркотиками, преступление было классифицировано как вероятное убийство недовольным клиентом. Нет никаких следов по делу.

При просмотре фотографий анализатор заметил, что жертва прострелена дважды — один раз через локоть, к горлу, второй в висок. Один из выстрелов был произведен пистолетом в контакте с простыней на кровати. Простыня была положена на руку жертвы, на груди кровь от нее. Супруг был на коленях напротив кровати. И тот факт, что его рубашка и простыня с кровати были стянуты, доказывает, что после выстрела в правый висок он упал на левую сторону. Сцена больше похожа на супружеское убийство (самоубийство), но не хватает оружия.

Внимательный просмотр фотографий показал, что кабель лампы был обернут около левого запястья супруга, а значит он не мог в этом положении упасть на левую сторону, не опрокинув лампы. Анализатор предположил, что оружие было перемещено кем-то, кто не хотел прикасаться к телу.

С этой информацией расследующий изменил направление следствия и понял, что тела нашли сын и близкий друг семьи. Сын вышел на улицу, чтобы ждать полицию; друг семьи остался внутри, чтоб выкинуть кокаин — высыпать его через заднее окно. Из интервью с другом «друга» выяснилось, что во временя, близкое ко времени убийства, тот похвастался, что украл пистолет у «мертвеца». Случай был закрыт.

Реконструкция обычно начинается заранее. Психолог должен собрать информацию о теории каждого, знакомого со случаем, — идет ли речь о естественной смерти, о самоубийстве или убийстве. Первая теория дает начало расследованию. Следующая задача — установить, что изменено на месте преступления после события.

В данном ниже примере психолог и следователи должны были расследовать случай убийства ножом.

Пример: После приезда на место преступления следственная команда обнаружила увеличивающиеся капли крови и кровавые следы на лестнице. Оперативные работники внимательно осмотрелись, поднявшись по лестнице, обходя кровавые пятна. След разделялся за дверью: налево и вел к ванне, где была кровь на кране, а направо — к холлу. Был замечен беспорядок в холле — еда и банки из-под пива, раскиданные перед телевизором. Столик для кофе опрокинут; лампа у телевизора сломана, лужа крови между опрокинутым столиком и диваном и пятна крови на диване. Окровавленный нож лежал на книжном шкафу у окна.

За оценкой признаков насилия на месте оперативные работники обратились к лабораторным специалистам. Им было нужно 6–8 часов, чтобы продокументировать и собрать доказательства с места происшествия. Но следователь захотел расспросить полицейского, который первым приехал на место преступления. Он объяснил, что увидел мужчину на диване с ножом в животе. Сразу осмотрел квартиру на наличие подозреваемых. Когда он вернулся, уже работали медики и он вышел, чтобы подождать следователей.

Медики были вызваны на беседу, чтобы они рассказали на месте преступления, что делали. Они ответили, что приехав на вызов, увидели мужчину с ножом в животе. Так как они не могли работать на мягкой поверхности дивана, его переместили на пол. Но столик мешал им. Чтобы переставить его, нужно было передвинуть и подушку, которая перевернула лампу. Они опрокинули столик, и еда, и брызги пива разлетелись по полу. Подняв труп, медики положили его на пол, при этом нож выдернулся из живота мужчины. Чтобы не наступить на нож, медики положили его на книжный шкаф. Пока они работали, на руку одного из них попала над перчаткой кровь пострадавшего. Доктор побежал в ванную, чтобы вымыться (остался след на кране). Пока они несли мужчину вниз на ступеньки, кровь текла по носилкам вниз, по ступенькам. Медик, который шел спиной, наступил на кровь. Положив убитого в машину скорой помощи, медики поехали в больницу.

Этот сценарий иллюстрирует тот факт, что место происшествия не всегда остается таким, какое было во время инцидента. Вывод о насилии в этой сцене был полностью неверным.

Расследующий должен установить, какие изменения произошли. Некоторые из них предсказуемы: засыхание крови, синяки, вещи, вещества, которые меняются по законам природы (физические, химические, биологические и т.д.). Другие изменения, подобно описанному случаю, не предвидены. К ним подходят и изменения, связанные с другими факторами.

Реконструкция случившегося на месте преступления может дефинировать себя в суммах, когда она делается в начальной фазе расследования, во время расследования и во время судебного процесса. Специалист, который восстанавливает действия, может определить во время допроса истинность рассказов жертвы, свидетелей или заподозренных. Благодаря исследованию восстановленного события проводящие допрос в состоянии найти обман или непоследовательность в показаниях. Реконструкция может указать и на разные улики и доказательства. Например, отверстие от пули в жертве заставляет некоторых искать гильзу. Но мы можем также перевернуть тело в поисках выходного отверстия и только после этого искать пулю. Это простые шаги в реконструкции, которая может завершиться описанием пути пули, одновременно выяснятся позиции как стрелявшего, так и жертвы.

При реконструкции модели и последовательности поведения могут быть скрыты разные улики и доказательства.

Пример: Вор проникает в здание через крышу в городе С. Он передвигает панель потолка до пола, расстояние в десять шагов. По мнению следователя, для безопасного прыжка, с такой высоты, вероятно, нужно положить руки на пол, чтобы смягчить падение. В трехметровом диапазоне, точно под дыркой в потолке, следователь почистил пол и нашел два отпечатка рук совершившего преступление. Эта точная реконструкция события положила конец довольно успешной карьере вора.

Часто бывают случаи, реконструкция которых необходима при подготовке судебных дел, когда речь идет о не вполне ясных доказательствах или сомнениях в показаниях и т.д.

Не всегда реконструкция случая может быть сделана при первом осмотре места происшествия. Довольно часто приходится ждать результатов из лаборатории до того, как можно будет их интерпретировать. Например, пятна крови на стене вблизи тела могут быть как жертвы, так и преступника, который поранился. Отсюда — документация сцены должна быть максимально полной, включая фотографии, схемы и заметки, охватывающие больше всего деталей, — в случае, если придется анализатору рассчитывать на них.

Восстановление событий в большинстве случаев нельзя сформулировать логично. Хороший анализатор сможет объяснить происходившее таким образом, чтобы все поняли, что это решение очевидно. Вопрос в том, почему мы нуждаемся в ком-то, кто бы реконструировал преступление?

Самая очевидная и важная причина — избежать судебных ошибок. Другая причина для реконструкции — добраться до истинной информации об участниках преступления и их действиях. Эти данные могут быть использованы, чтобы дать направление расследованию или для составления профиля преступника. И, конечно же, реконструкция делается, чтобы понять, как было осуществлено преступление.

Проводя реконструкцию, сначала надо понять, какую роль играют доказательства. Одно и то же доказательство может трактоваться по-разному, в зависимости от того, как оно использовано. Пятна крови, например, могут помочь восстановить порядок действий в преступлении, но, кроме этого, — определить, чья это кровь. Мы можем разделить доказательства на множество категорий, но для целей реконструкции важно, чтобы они разделялись по ролям, которые они выполняют.

Большинство доказательств собираются, чтобы помочь при идентификации. Отпечатки пальцев, ДНК, пули, гильзы, лекарства и ткани — это примеры доказательств, которые анализируются в криминалистических лабораториях, чтобы идентифицировать объект и его источник.

На месте происшествия то же самое доказательство может быть использовано при восстановлении события. Оно необходимо чтобы понять последовательность событий, определить местоположение и путь, понять направление или время и/или длительность действия. Некоторые из улик, используемые в процессе, указывают на отношение к кому-то, чему-то, т.е. данный объект находится в отношениях с другим объектом или имеет отношение к преступлению. Другой тип доказательств можно определить как функциональное: то, как что-то действует или как оно было использовано. Временными являются доказательства, которые являются функцией времени и зависят от него, такие как качество и количество. Имеет значение место положения доказательства. Место гильзы в комбинации со знаниями о траектории пули помогает уточнить положение стрелявшего. Доказательство намного ценней при истинном расположении предметов на месте преступления, чем в лаборатории. Улики, которые расположены в определенном положении друг с другом, бывают уничтожены в момент, когда что-то переставляют или убирают, без соответствующего документирования. Следователь, меняющий положение объекта из-за реконструкции, теряет информацию, которая была бы важна при истинном местонахождении предмета (объекта).

Функциональное доказательство является определением, использованным для описания того, как вещи работают. Даже человеческое тело может быть рассмотрено как функциональное доказательство. Оно может передвигаться определенными способами, не причиняя себе вреда. Действия, которые предпринимает жертва в ответ на агрессию нападающего, функциональны. Количество патронов в пистолете, например, тоже может быть важной частью доказательства.

Пример: Мужчина утверждает, что лег спать рано и оставил жену смотреть телевизор. Утром, проснувшись, увидел, что ее нет. Он нашел ее на полу в холле с пистолетом (из которого был произведен ранее выстрел). При обследовании пистолета оказалось, что количество патронов не тронуто. Супруг признался, что застрелил жену. Вероятно, он не предполагал, что следователи проверят состояние оружия.

Наблюдения и обследование этих типов доказательств стоят в основе реконструкции. По своей сути доказательства обычно употребляются для различных целей в реконструкции преступления. Их разделяют на подвиды:

• являющиеся результатом расследования доказательства, которые содействуют изучению последовательности событий. Например, след обуви на следе от колеса показывает, что человек был на соответствующем месте после того, как машина уехала;

• направляющие доказательства, помогающие определить действия на «сцене» преступления. Пятна от крови с «хвостами» по направлению движения; направление рикошета от пули; след обуви и т.д. — все это примеры, которые показывают, откуда пришли предметы и их обратный путь;

• описывающие действия доказательства, показывающие положение и действия участников. Положение устанавливается не только местонахождением разных доказательств, но и ориентировкой на местности. Один — единственный отпечаток пальца с внутренней стороны окна путника может означать, что человек был в машине. Но если отпечаток «смотрит вниз», это свидетельствует только о том, что человек прикоснулся к стеклу изнутри, чтобы поговорить с шофером. Ориентировка следов на двери может показать, например, что «кража» придумана для представителей страховой компании;

• собственность и источник обычно устанавливаются после лабораторных исследований. Кому принадлежат отпечатки пальцев? Кровь? Отпечатки? Ответы на эти вопросы могут быть определяющими для интерпретации места происшествия;

• доказательства, которые определяют место происшествия, называются психологами «ограничивающие сцену». Некоторые из предметов обычно не воспринимаются как доказательства, но бывают отмеченными на схемах, фотографиях, видеолентах. Стены в комнате — ограничители; доказательства, указывающие направление, могут перевести нас через стену в другую комнату, раскрывая дополнительные подробности сцены преступления или даже другую сцену. «Правдивые» ли стены или они поддерживаются искусственными точками, чтобы держать посторонних за сценой преступления, мы должны быть готовы разделить их, если сцена это предполагает. Намного проще было бы, если с расследования самого начала задать границы побольше, потом можно их судить.

Пример: Однажды вечером Иван и Мария перебрали с алкоголем, какое-то время спустя, после выхода из бара, Иван позвонил в полицию, сказав, что застрелил Марию. Когда следователи приехали, Иван показал им 22-калибровый полуавтоматический пистолет, уверяя, что жертва его дразнила, называя импотентом, и он решил покончить с собой. Она постаралась отнять у него пистолет, который случайно произвел выстрел.

Его история звучала бы правдоподобно, если бы Мария не была прострелена три раза. Один из выстрелов был произведен в грудь, второй — в правую сторону груди, а третий — в нижнюю часть живота. Следователи решили, что Иван врет, потому что «никто никого не может застрелить случайно три раза».

Команда идентификаторов совершила полное описание сцены. Это позволило воспроизвести картину настолько четко, что даже не было необходимости посещать место происшествия. Меблировка и тело были расставлены единственным образом, который показывал, что ее застрелили с близкого расстояния. В этой позиции гильзы бы лежали с правой стороны стрелявшего (с левой стороны от жертвы). Но гильзы были с другой стороны.

Почему гильзы оказались справа? В принципе, когда кто-то решает покончить с собой, он обычно держит большой палец на курке. Когда выстрел производится таким образом, то гильзы выбрасываются слева. Если при выстреле палец самоубийцы искривился в предсмертной агонии, пистолет может произвести больше одного выстрела. Исследование правого рукава Марии показало наличие хлопьев пороха, что может толковаться как хватание пистолета. К сожалению, никто не додумался снять отпечатки пальцев с дула пистолета, пока не стало слишком поздно. История Ивана, очевидно, оказалась правдой. Не было никакого доказательства для ее опровержения. Даже доказательства на месте преступления поддерживали его историю.

Смысл этого случая в том, что не надо оценивать историю защиты, не рассматривая все интерпретации улик и альтернатив. Расположение гильз надо было рассматривать как одно разрешение. Если бы гильзы, расположение мебели и т.д. были точно задокументированы, этот случай трактовался бы правильно.

Истории, представленные свидетелями преступления, также являются решениями. И, являясь таковыми, они должны сравниваться с вещественными свидетельствами. Было много случаев, которые доказывают не надежность показаний очевидцев. Свидетели часто добавляют что-то от себя, чтобы заполнить пустые места в картине увиденного, чем-то, что они слышали или о чем читали. Вещественные же доказательства не меняются. Исключительно важно при допросе свидетеля не расширять его версию, рассказывая ему подробности случая.

Исследователи картины преступления часто создают теории того, что произошло. Если эти теории неправильные, то они могут повести следствие в неверном направлении. Место происшествия должно быть восстановлено максимально быстро, чтобы проверить версии. Пока мы рассматриваем альтернативы, кто-то может сказать: «Мы можем предположить, что инопланетяне приземлились на заднем дворе, и они совершили преступление». Это воображаемое решение, которое сразу отбрасывается. Но, так или иначе, использование воображаемых альтернатив законосообразно. Головоломка для поиска альтернатив у работающих по убийствам — опыт, который доказал свою ценность при решении многих преступлений.

Каждая теория о преступлении должна быть основана на логике, объяснять присутствие вещественного доказательства и его местоположение на месте преступления. Такие анализы позволяют следователям объяснить поведение совершителя преступления, интерпретировать его мотивации и проникают за пределы этого поведения.

Мотивация совершителя убийства — фактор, который сложно установить не только из-за нежелания подозреваемого раскрывать себя в ситуации, которую он не может контролировать, но и потому что в процессе ее формирования есть множество факторов (интрои экстрапсихических), изменяющихся в ходе действий и совершения самого преступления, тем более, что поведение человека полимотивированно. В то же время, имея в виду объективные обстоятельства, актуальный психологический и социальный статус личности есть один из главных мотивов в организации и реализации именно этого поведения, на этом месте и в этот момент.

Изъяснение мотивации соответствующего действия имеет большое значение при восстановлении реальной ситуации на месте преступления и отсюда — определения сопричастности и вины совершителя.

Случаи, с которыми приходилось сталкиваться, в практике обычно относятся к преступлениям, расследования которых проходят сложно или получают широкий общественный резонанс. В настоящем обобщении мы останавливаемся на тех из них, которые достигли недвусмысленного подтверждения причастности исследованных лиц. На основе нашей практики можно сказать, что в огромной части случаев мотивы совершителей убийств в основном личностно-эгоцентричные и эмоциональные, сформированные, сверхситуативные и связанные главным образом с ощутимой материальной зависимостью от положения и действий жертвы. Более редки случаи предумышленного убийства, в которых речь идет об эмоциональной связи с жертвой, сопровождаемой сильными и устойчивыми негативными ощущениями, приводящими к желанию самоутверждения через месть.

Мотивы совершителей предумышленных убийств могут быть классифицированы на базе содержательных и динамических характеристик, т.е., с одной стороны, сообразно потребностям, которые удовлетворяют преступный акт (эмоциональные, корыстные, связанные с идеалами и ценностями совершителя), а с другой — наличие контекста и причины появления мотивации для совершения поступка (ситуативные, импульсивные, с предысторией и сверхситуативные, т.е. такие, которые показывают на их предумышленность). Степень ситуативности мотивов в контексте потребностей в случаях, по которым мы работали, помогает их дифференцированию, сообразно тому, меркантильные ли они, охраняющие себя (включительно и для того, чтобы спрятать другое преступное деяние) или личностно-эгоистичные (бытовые, с целью самоактуализации).

Совершители убийства с корыстными мотивами — в целом личности нижних социальных слоев, грубые и явно агрессивные, что находится в основе их самооценки и самоутверждения. Мотивация преступления у них ясно сформулирована, а чувство вины сильно редуцировано. Формирование мотивов преступления происходит при стремлении непосредственного удовлетворения потребностей, сопровождается слабыми и неэффективными механизмами для социальной регуляции поведения, которое определяет примитивность личностного функционирования. В подтверждение этому есть наличие прямой связи между представлениями о материальном обеспечении, чувстве защищенности и самооценки. Независимо от того, импульсивно или сверхситуативно формировалась мотивация, маловероятно, что она изменится:

• эмоционально мотивированные убийства из нашей практики обычно организованы сверхситуативным генезисом мотиваций. Они связаны с ощущением зависимости, оскорбленного самолюбия и таких чувств, как сильное разочарование, неуверенность, гнев, ненависть, ревность и т.д., которые включают агрессивные действия. В случаях, в которых зависимость материальная, мотив убийства не меркантильный, а больше связан с проистекающей от этого личной зависимостью и безысходностью, ведущей к интенсификации агрессивных импульсов, а их направление — к «плохому объекту». Это говорит о том, что налицо сильный и прочный регресс у убийц, связанный как с наличием предумышленности и подготовки в этих случаях, так и со спецификой в защите и их поведении. Эти люди не дифференцируются по социальному статусу или интеллектуальному уровню, но о них, как и о других, можно сказать, что те, кто с более высокой социальной компетенцией, действуют более организованно и прилагают больше усилий для своего отдаления от случая;

• недостаточно случаев в нашей практике, в которых убийство было бы мотивировано моральными ценностями и из принципиальных соображений;

• ситуативно-импульсивная мотивация убийства является ведущей для примитивных личностей, которые находятся под алкогольным опьянением или под влиянием других веществ, влияющих на психику. Это приводит к стеснению сознания и уменьшению и без того слабых у таких индивидов социальных и интропсихических механизмов самоконтроля;

• импульсивно мотивированные убийства, основанные на истории взаимоотношений убийцы и его жертвы, происходят в ситуациях, близких к предумышленным, с той лишь разницей, что убийца, ощущая себя в опасности и зависимым от жертвы, ищет конвенциональный способ разрешить проблему, но, не находя такой возможности, неосознанно приступает к радикальным импульсивным действиям, сопровождаемым сильным аффектом и стеснением сознания. В этих случаях поведение и воля жертвы дают свободу накопленной агрессии, предрасполагают к насилию и оказывают существенное влияние на изменение первичной мотивации.

В практике Института психологии мы сталкивались в основном с преступниками со сверхситуативно-формированными мотивами. Характерно то, что эти мотивы либо эмоциональные, либо корыстные по содержанию и обслуживают меркантильные и личностно-эгоистичные потребности. Независимо от того, о ком идет речь, о мужчинах или женщинах, с более высокими или низкими способностями и статусами, эта мотивация настраивает их на убийство с целью приобретения материальных или эгоцентрических благ или для редуцирования травм самолюбия в связи с потерей такой выгоды. При реализации своих преступных намерений они следовали обдуманному плану для совершения убийства и для укрытия своей сопричастности и не имели склонности нарушать его. Несмотря на видимое в большинстве случаев чувство вины, преступники делают большие усилия, чтобы юридически оправдать себя;

• что касается еще одного аспекта просмотра мотивации совершивших убийство, то можно сказать, что у преступников с меркантильной настройкой действия агрессивные и решительные, часто по заказу, мотивы устойчивы, прагматичны и обдуманны.

Лица, которые спровоцированы на убийство желанием предостеречь себя от вреда и наказаний по поводу других своих поступков, импульсивно мотивированы и действуют хаотично, панически и зверски.

Совершившие убийство по личностно-эгоистичным мотивам, массовые в этой классификации. Тут убийцы чаще всего знакомы и близки с жертвами, в контексте чего и формируется преступная мотивация. Радикальные и агрессивные действия этого типа преступников по отношению к жертвам обычно спланированы и предваряются неуспешными попытками справиться с ситуацией, чаще всего из-за отсутствия личностных способностей у агрессоров. Это преступления с сильным эмоциональным зарядом и сопровождаются проявлением жестокости, посредством которой убийца реагирует на сильные негативные эмоции к жертве.

Из сделанного анализа оформляется обобщение, что огромная часть совершенных умышленных убийств, при которых работали и с психологами, являются сверхситуативными, эмоциональными и личностно-эгоцентрично-мотивированными. На этой основе мы может сделать вывод, что типичный убийца — самовлюбленный, ранимый, с инфантильной личностной организацией, склонный испытывать зависимость к другим личностям, что заставляет его испытывать мощные негативные эмоции, в том числе чувство безвыходности при проблемных отношениях с ними. Это чаще всего определяется внутренней нестабильностью и инфантильностью, нехваткой гибкости, перегрузкой эмоциями и высокой персональной значимостью. Глубокие мотивы убийства обслуживают эгоцентрические потребности, связанные с сохранением целости слабого «Я» преступника, поэтому они устойчивы, с сильным эмоциональным зарядом и в моменте совершения исключительно трудно могут быть деактуализированны через психическую обработку. Это приводит к плановому соизмерению зависимости преступных действий от эмоциональной реакции — через зверство и жестокость — до переживания вины, которое сильно подавлено доминирующим чувством самосохранения, усиленно нестабильной вследствие преступления — кризис интеграции обыкновенно нестабильного «Я» убийцы.



Предыдущая страница Содержание Следующая страница