ГЛАВА 2. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СУДЕБНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ

3. Компетенция судебно-психологической экспертизы

С предметом и видом психологической экспертизы тесно связана ее компетенция. Под компетенцией психологической экспертизы следует понимать совокупность задач, которые ставятся перед экспертами, их возможностей и полномочий. Пределы компетенции психологической экспертизы ограничены, с одной стороны, возможностями психологии в целом и ее конкретной отрасли, с другой—нормативным урегулированием статуса экспертизы и эксперта в конкретной сфере. Возможно также ограничение компетенции экспертизы полномочным должностным лицом или органом. Нормативные акты, регулирующие назначение и производство экспертизы, рассчитаны на широкое число случаев и являются универсальными. Так, в уголовном, гражданском, административном процессе действующие нормы регулируют назначение и производство любой экспертизы, не выделяя среди них психологической. К тому же действующие сегодня в этой области нормы приняты двадцать—двадцать пять лет тому назад. Понятно, что они не учитывают возможностей современной науки, в частности психологии, отдельные отрасли которой зародились совсем недавно. В связи с этим направления и задачи психологической экспертизы могут быть определены недостаточно четко.

Препятствием в деятельности экспертизы может явиться и воля субъекта, ее назначившего, поскольку он может оказаться не достаточно подготовленным в области психологии, не совсем ясно представляющим себе возможности и методы этой науки. С этим также бывает связана нечеткая, неточная формулировка вопросов и задач, которые ставятся перед экспертом.

Эксперт, безусловно, должен подчиняться существующим нормам, особенно в том, что касается характера его взаимоотношений с субъектом, назначившим экспертизу, требований к итоговому документу экспертного исследования и т. д. Эксперт, проводящий психологическую экспертизу, не может вмешиваться в деятельность органа или должностного лица, назначившего экспертизу. Однако он не должен быть и слепым орудием в руках того, кто назначил экспертизу. Установив, например, что вопрос перед ним поставлен неправильно, узко, он может побуждать заинтересованного субъекта уточнить его, провести исследование, исходя из сегодняшних возможностей психологической науки.

Судебно-психологическая экспертиза имеет широкое применение в практике правоохранительных органов, однако вопрос о ее компетенции до сих пор дискутируется как в юридической, так и в психологической литературе.

В одной из первых публикаций, посвященных этой проблеме, указывалось, что судебно-психологическая экспертиза должна проводиться для установления состояния сильного душевного волнения, уровня интеллектуального развития несовершеннолетнего и возможности субъекта давать правильные показания в силу своих индивидуальных особенностей [208, с.37].

А. Экменчи относил к компетенции судебно-психологической экспертизы вопросы психологической мотивации действий подсудимых, потерпевших или свидетелей, установление физиологического аффекта, возможности оговора и самооговора по психологическим мотивам, психологическую оценку личности подсудимого и его социальных установок, психологию несовершеннолетних участников процесса [275, с. II].

В. Фокин утверждал, что в компетенцию судебно-психологической экспертизы входит установление достоверности показаний несовершеннолетних, причины их изменения в суде [257, с. 26—27].

П. Дагель и И. Резниченко отмечали, что пределы компетенции судебно-психологической экспертизы ограничиваются, с одной стороны, юридическим критерием, который носит постоянный характер и имеет негативное значение, с другой — гносеологическим. Это означает, что с развитием психологии круг вопросов, которые могут разрешаться психологической экспертизой, будет расширяться до пределов, установленных юридическим критерием. К компетенции психологической экспертизы они относили определение интеллектуального уровня несовершеннолетнего, внезапно возникшего сильного душевного волнения (физиологический аффект), времени реакции водителя автомашины в условиях дорожно-транспортного происшествия, установление рефлекторных действий, особенностей восприятия, памяти и других познавательных процессов [62, с. 8—9].

Ю. М. Грошевой полагает, что к компетенции судебно-психологической экспертизы относится установление длительности и тяжести сильного душевного волнения, специфики длительного и интенсивного воздействия неблагоприятных факторов на человека и проявление их в изменении его функций (физиологических и психологических), что может проявиться в поведении в криминогенной ситуации, в способности адекватно воспринимать факты, имеющие значение для дела, а также определение отсталости умственного развития несовершеннолетнего обвиняемого вследствие влияния неблагоприятных внешних факторов, что проявилось в невозможности отдавать себе отчет в своих действиях и в неспособности руководить ими; определение субъективной возможности несовершеннолетнего правильно оценивать и воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела [54, с. 126—127; 54].

Б. Петелин в ряде публикаций, посвященных психологическим факторам в преступном поведении и психологической экспертизе, указывал, что к компетенции судебно-психологической экспертизы следует отнести: установление физиологического аффекта; определение степени умственного развития несовершеннолетнего, связанного не с душевным заболеванием, а с особенностями формирования его психики, а также способности реагировать на те или иные жизненные ситуации либо совершение определенных нестандартных действий; установление индивидуальных особенностей познавательной деятельности участников процесса, присущих лицу форм эмоциональных реакций; оценку всей совокупности психологических особенностей личности для понимания ее поведения в экстремальной обстановке; дачу общей психологической характеристики индивидуально-психологических особенностей, имеющих значение для правильного рассмотрения дела; определение способности несовершеннолетних потерпевших и свидетелей правильно воспринимать событие и отдельные его обстоятельства; установление склонности несовершеннолетнего к фантазированию, повышенной внушаемости, индивидуальных особенностей познавательных процессов такого несовершеннолетнего; определение психических свойств личности подсудимого (психически здорового) и их влияния на психологический механизм совершенного им правонарушения.

Б. Петелин возражает против высказанного А. Экменчи мнения о возможности с помощью психологической экспертизы устанавливать мотив и цели преступления и аргументирует свою позицию следующими соображениями: установление психологических элементов совершенного преступления в соответствии с законом полностью охватывается сферой деятельности следователя и суда; мотив и цель, будучи вопросами права, не могут представлять собой объект исследования судебно-психологической экспертизы [189, с. 17; 190, с. 10—II].

Я. Яковлев, анализируя проблемы судебно-психологической экспертизы, отмечал, что эта экспертиза должна назначаться только тогда, когда личность обвиняемого, потерпевшего, свидетеля или обстановка, в которой произошло событие, имеют особенности, для уяснения которых необходимы специальные познания в психологии. Он критикует мнение А. Экменчи, что психологическая экспертиза может давать оценку личности подсудимого, определять его социальную направленность, психологические мотивы действий, возможный оговор или самооговор. Одновременно Я. Яковлев выступает против позиции В. Фокина, утверждавшего, что к компетенции судебно-психологической экспертизы следует отнести оценку достоверности показаний и установление мотивов поступков. Я. Яковлев обосновывает свою позицию тем, что критикуемые им суждения исходят из неправильного представления о задачах судебной экспертизы, которые могут привести к антинаучным выводам, а также тем, что эти вопросы относятся к смежной области судебной психологии и уголовного процесса. Сам же Я. Яковлев относит к компетенции судебно-психологической экспертизы следующее: установление, имело ли подэкспертное лицо возможность, исходя из степени своего развития, состояния органов чувств, особенностей восприятия и запоминания, воспринимать то или иное обстоятельство и дать о нем адекватные показания; определение, были ли вызваны преступные действия обвиняемого состоянием сильного душевного волнения (физиологического аффекта), какие психологические причины это состояние обусловили, какое влияние оно имело на поведение лица; установление того, как производственные, климатические или природные условия отразились на психическом состоянии подэкспертного, в частности на возможности правильно воспринимать совершаемые им действия [277, с. 58].

В. Зимарин и И. Попов, освещая вопросы проведения психологической экспертизы, не указывают, какие вопросы относятся к компетенции судебно-психологической экспертизы, но исключают из нее установление достоверности показаний несовершеннолетних, мотивации поступков обвиняемых, потерпевших, свидетелей, склонности у несовершеннолетних к фантазированию и преувеличению, лжи. Критикуя В. Фокина, авторы отмечают, что достоверность — одно из свойств судебных доказательств, а оценивать показания — это значит оценивать доказательства, что является исключительной компетенцией следственных и судебных органов. Критикуя мнения Н. Станишевской и Н. Филинской о недопустимости установления психологической экспертизой мотивов поступков обвиняемых, потерпевших, свидетелей, В. Зимарин и И. Попов пишут, что человеческое чувство, проявляющееся в виде мотивов преступления, есть элемент преступного поведения. Следовательно, вопрос о мотивации — правовой, и решение его находится за пределами компетенции психологической экспертизы [78, с. 18]. Возражая против установления экспертизой у несовершеннолетних склонности к фантазированию, преувеличению и лжи, авторы полагают, что «у большинства подростков не выработалось стойкой направленности личности, нет еще постоянства, стабильности во взглядах. Этими и некоторыми иными возрастными психологическими особенностями и определяется склонность к фантазированию, преувеличению, лжи» [78, с. 18—19}. Отсюда, вероятно, следует логический вывод, что наличие названных качеств у подростков естественно и потому их установление находится вне компетенции психологической экспертизы.

Д. Котов, анализируя вопрос о компетенции судебно-психологической экспертизы, к двум критериям ее ограничения, предложенным П, Дагелем и И. Резниченко (гносеологическому и юридическому), добавляет третий — моральный (нравственный), который, как и юридический, носит постоянный характер и имеет в данном случае негативное значение. Из компетенции судебно-психологической экспертизы Д. Котов исключает вопросы права, моральную оценку личности и действий обвиняемых, подозреваемых, потерпевших, свидетелей, законные представителей и других лиц, вопросы, которые не могут быть разрешены на уровне развития современной психологии (например, механизмы «кожного зрения» и других реально существующих 'парапсихологических явлении). Эксперт-психолог вправе, по мнению Д. Котова, проводить исследование личности и давать ее общую психологическую оценку (против чего возражал Я. Яковлев), давать характеристику потребностно-мотивационной сферы обвиняемого, доминирующих мотивов поведения, определять психическое состояние свидетеля, потерпевшего тогда, когда возникает сомнение в их способности воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания, определять психическое состояние обвиняемого или подозреваемого тогда, когда возникает сомнение по поводу их вменяемости или способности к моменту производства по делу отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими (в первую очередь речь идет о несовершеннолетних, отсталость которых не связана с психическим заболеванием) [115, с. 54—56].

З. И. Митрохина полагает, что судебно-психологическая экспертиза может устанавливать «существенные обстоятельства, относящиеся к психике обвиняемого, подозреваемого, свидетелей, потерпевших и имеющие значение для дела» [166, с. 171—172J. К этим особенностям относятся тип темперамента, способности, характерологические признаки личности, вид памяти и др. В отношении несовершеннолетних 3. И. Митрохина считает, что психологическая экспертиза может устанавливать общее развитие, уровень умственного развития и соответствие его возрасту, возможность полностью сознавать значение своих действий и действий, совершаемых по отношению к несовершеннолетнему, наличие особых склонностей к фантазированию, повышенной внушаемости [165; 166, с. 171—172].

Второй сферой (кроме правоохранительной деятельности), где возникла необходимость проведения судебно-психологической экспертизы, стала теоретическая и практическая медицина, в частности судебная психиатрия, которая обеспечивает потребность юриспруденции в знаниях о психике человека, ее проявлениях. Традиционный подход к использованию судебной психиатрии при решении психологических вопросов проявился и в документах, согласно которым исследование психики лиц, попавших в сферу действия закона, поручалось, наряду с психологами, психиатрам и педагогам. По вопросам задач, возникающих перед психиатрией в связи с развитием потребности в психологическом знании и необходимости удовлетворения потребностей практики в этом знании, учеными-медиками, иногда совместно с юристами [16], был опубликован ряд статей, в которых затрагивалась и проблема компетенции психологической экспертизы.

Так, в статье Т. П. Печерниковой и Н. Н. Станишевской, посвященной вопросам комплексной психолого-психиатрической экспертизы, отмечалось, что к компетенции этой экспертизы относится установление особенностей и нарушений памяти, восприятия, мышления, изменений личности при различных нозологических формах заболевания, определение структуры и глубины интеллектуального снижения или недоразвития, Особенно значимым, подчеркивали авторы, может быть экспертное исследование умственной отсталости подростков или задержки у них умственного развития. Одновременно авторы возражали против постановки перед экспертами вопросов об «умственном возрасте» подэкспертного; таким образом, к компетенции психолого-психиатрической экспертизы автора относили вопросы как психической нормы, так и патологии [193, с. 95—98, 102].

В статье В. Степутенковой и Н. Станишевской, посвященной экспертизе для установления возраста обвиняемого,. указывалось, что комплексная психолого-психиатрическая экспертиза имеет возможность устанавливать по психологическим признакам фактический возраст конкретного лица, что позволяет использовать психологическое знание в двух направлениях: для установления соответствия психического развития субъекта его возрасту и для того, чтобы определить, достиг ли субъект определенного возраста, если его возраст неизвестен, а данные судебно-медицинского исследования не позволяют вынести об этом категорическое суждение [235, с. 28—29].

Те же авторы полагают, что в компетенцию комплексной психолого-психиатрической экспертизы входит установление половой зрелости, где, наряду с биологическими показателями, должны учитываться и психологические (уровень умственного развития, подготовленность к выполнению материнской функции и др.), а также соответствия умственного развития потерпевшей от половых преступлений достигнутому возрасту, способности понимать значение совершаемых с пей действий и давать им правильную оценку [233, с. 66—67].

Интересной, хотя и спорной была статья В. К. Степутенковой, опубликованная в журнале «Советское государство и право», которая посвящена экспертному исследованию вменяемости (невменяемости). В ней автор утверждает, что вопрос о вменяемости (невменяемости) — способности субъекта осознавать значение своих действий и руководить ими — следует отнести к компетенции комплексной психолого-психиатрической экспертизы, хотя традиционно считалось, что решение этого вопроса — исключительная компетенция психиатра [234, с. 103—105].

Значительный вклад в разработку теоретических и методических основ психолого-психиатрической экспертизы внесли сотрудники Института общей и судебной психиатрии им. В. П. Сербского. В структуре института была создана специальная лаборатория психолого-психиатрической экспертизы. После нескольких лет функционирования этой лаборатории был опубликован ряд статей ее руководителя И. А. Кудрявцева и его сотрудников, в которых был обобщен опыт проведения психолого-психиатрических экспертиз и высказан ряд теоретических соображений, в том числе и в отношении компетенции этого вида экспертизы.

К компетенции психолого-психиатрической экспертизы ученые института относили установление соответствия психического развития несовершеннолетнего его возрасту; отграничение умственной отсталости органической природы от умственной отсталости, вызванной условиями среды, педагогической запущенностью, различными заболеваниями, сенсорной недостаточностью; констатацию физиологического аффекта, отграничение его от состояния эмоционального напряжения, патологического аффекта; исследование индивидуально-психологических особенностей личности обвиняемого, потерпевшего, свидетеля для установления их склонности к фантазированию, повышенной внушаемости, устойчивости или неустойчивости к стрессу, характерологического своеобразия [192, с. 38—39]. Дифференцируя аффект по психологическим, клиническим и физиологическим признакам и выделяя три его вида (простой аффект, ситуативный аффект аномальный и аффект патологический — вместо традиционного деления на физиологический и патологический), И. А. Кудрявцев указывает, что установление аффекта любого вида входит в компетенцию психолого-психиатрической экспертизы [129, с. 129]. Анализируя вопросы проявления аффектов у лиц, находящихся в состоянии простого алкогольного опьянения он отмечает, что установление аффекта у таких лиц — компетенция комплексной судебно-медицинской и психолого-психиатрической экспертизы [128] (по нашей классификации— медико-психолого-психиатрической экспертизы). Комплексную психолого-психиатрическую экспертизу И. А. Кудрявцев трактует как наиболее адекватную форму практического решения вопроса об экспертизе несовершеннолетних, развивая ранее высказанные положения о том, в каких случаях в компетенцию психолого-психиатрической экспертизы входят вопросы о вменяемости и умственной отсталости.

И. А. Кудрявцев, В. В. Гульдан и С. И. Криворучко рекомендуют судебно-следственным инстанциям избегать одновременной постановки вопросов о соответствии умственного развития возрастному периоду уголовной ответственности и о вменяемости, особенно в отношении лиц, у которых имеются признаки медицинского критерия, предусмотренные ст. 11 УК РСФСР (ст. 12 УК УССР). Речь идет о наличии одной из четырех разновидностей расстройства психической деятельности: хронической душевной болезни, временного расстройства душевной деятельности, слабоумия и иного болезненного состояния психики. Авторы ограничивают компетенцию психолого-психиатрической экспертизы при установлении соответствия умственного развития несовершеннолетнего возрасту уголовной ответственности лишь кругом психически здоровых лиц. Аргументируется такое ограничение тем, что психологи не располагают данными о мере влияния патологии на умственное развитие [130].

В более поздних работах указанные авторы обобщили опыт психологических экспертиз и, с учетом общих тенденций развития психологической экспертизы и потребностей в экспертном психологическом знании со стороны юридической практики, высказали ряд новых положений. Так, И. А. Кудрявцев пришел к убеждению об общности, единстве предмета психолого-психиатрической экспертизы и высказал мнение, что к компетенции анализируемой комплексной экспертизы относится: квалификация психического состояния испытуемого, определение природы, вида, типа психической патологии и ее тяжести, некоторых устойчивых психологических свойств и динамических состояний личности (вид, глубина эмоциональных реакций в момент совершения инкриминируемых деяний, индивидуально-психологические особенности личности, природа и степень умственной отсталости), определение влияния выявленных характеристик личности и психического состояния на способность испытуемого к вменению, на реализацию противоправного поведения [128, с. 83].

Т. П. Печерникова и В. В. Гульдан солидарны с И. А. Кудрявцевым в отношении необходимости проведения единой психолого-психиатрической экспертизы вместо двух — психиатрической, а затем психологической — для установления сначала, является ли подэкспертный психически здоровым или больным, а уже потом — для определения его психических особенностей (если он здоров). Они полагают, что к компетенции этой комплексной судебной экспертизы относится: установление болезненных расстройств психической деятельности, отграничение их от сходных неболезненных состояний, решение вопроса о вменяемости, определение глубины нормальных психологических реакций у психически здоровых лиц, оценка выраженности эмоционального возбуждения неболезненного характера у лиц с психическими аномалиями, определение дизонтогенеза несовершеннолетних (задержки психического развития, умственная отсталость, диссоциированное развитие) [191, с. 98].

Плодотворные исследования в области теории и методики судебно-психологической экспертизы предприняты совместно психологами и юристами под руководством А. Р. Ратинова в секторе психологических проблем борьбы с преступностью Института Прокуратуры СССР, в частности по вопросам судебно-психологической экспертизы несовершеннолетних. В 1971 г. М. М. Коченов подготовил информационно-методическое письмо «Судебно-психологическая экспертиза несовершеннолетних» [116], где наряду с рассмотрением процессуальных вопросов судебно-психологической экспертизы анализируются вопросы ее компетенции.

К компетенции простой психологической экспертизы автор относит исследование уровня умственного развития несовершеннолетнего, особенностей его личностной той ситуации, в которой совершались противоправные действия, установление наличия физиологического аффекта, особенностей познавательных процессов, наличия признаков умственной отсталости, не связанной с душевным заболеванием, способности полностью сознавать значение своих действий и полностью руководить ими, наличие в период, предшествующий совершению преступлений, конфликтных переживаний, способных влиять на поведение, наличие возрастных или индивидуальных особенностей у несовершеннолетнего, способных повлиять на объективность его показаний.

К компетенции медико-психологической экспертизы М. М. Коченов относит установление психологических последствий наличного или перенесенного соматического заболевания, наличие признаков умственной отсталости или иных психических особенностей, вызванных перенесенными соматическими заболеваниями, способности несовершеннолетнего при наличии у него психических особенностей сознавать значение своих действий и руководить ими.

Психолого-психиатрическая экспертиза, по мнению М. М. Коченова, имеет своей компетенцией установление наличия психического заболевания у несовершеннолетнего (олигофрения на стадии дебильности, психофизический инфантилизм), особенностей умственной деятельности, которые могли препятствовать сознанию им значения вменяемых ему действий, наличие у несовершеннолетнего личностных особенностей, которые могли помешать ему руководить своими действиями в конкретной ситуации совершения правонарушения [116]. Тот же автор относит умственную отсталость, вызванную сенсорной недостаточностью, длительными или хроническими заболеваниями, к компетенции медико-психологической экспертизы [119].

В более поздних работах М. М. Коченов расширяет круг вопросов, относящихся к компетенции судебно-психологической экспертизы, полагая, что эта экспертиза может устанавливать: способность обвиняемого, свидетеля и потерпевшего (с учетом индивидуально-психологических и возрастных особенностей, состояния умственного развития) правильно воспринимать имеющие значения для дела обстоятельства и давать о них правильные показания;

способность потерпевших от половых преступлений правильно воспринимать характер и значение совершаемых с ними действий; способность несовершеннолетних обвиняемых, страдающих умственной отсталостью, не связанной с психическими заболеваниями, полностью сознавать значение своих действий и руководить ими; наличие или отсутствие у субъекта в момент совершения противоправных действий состояния физиологического аффекта (внезапно возникшего сильного душевного волнения); возможность возникновения различных психических явлений, препятствующих нормальному осуществлению профессиональных функций (в авиации, автомобильном и железнодорожном транспорте, в работе оператора автоматизированных систем и т. п.); наличие или отсутствие у лица в период, предшествующий смерти, психического состояния, предрасполагающего к самоубийству [117—119].

Впоследствии ученый добавляет к приведенному выше перечню диагностику индивидуально-психологических особенностей (например, повышенная внушаемость, импульсивность, подражательность, ригидность и т. п.), способных существенно влиять на поведение субъекта; установление наличия ведущих, упрочившихся мотивов поведения человека и мотивации конкретных поступков как важных психологических обстоятельств, характеризующих личность. Некоторые высказанные ранее положения уточняются. Так, М. М. Коченов уже не относит к компетенции судебно-психологической экспертизы установление способности обвиняемых правильно воспринимать имеющие значение по делу обстоятельства и давать о них правильные показания [119, с. 17], очевидно, учитывая юридическое значение таких показаний (обвиняемый не несет ответственности за свои показания и может отказаться от их дачи, а также беспрепятственно их изменять по собственному усмотрению). Однако, по нашему мнению, такая судебно-психологическая экспертиза вполне возможна именно в связи с тем, что обвиняемые иногда меняют свои показания на противоположные. Когда же речь идет о возможности экспертного психологического исследования способности свидетелей и потерпевших (с учетом их индивидуально-психологических, возрастных особенностей, уровня психического развития) правильно воспринимать имеющие значение для дела обстоятельства и давать о них правильные показания, то в последней работе автор ограничивает круг этих лиц лишь психически здоровыми людьми [119].

С. Н. Ениколопов считает, что в компетенцию судебно-психологической экспертизы входит установление психических состояний (постоянный или затянувшийся стресс; экзистенциальная фрустрация, агрессия и др.) [70, с. 28]. Н. Р. Осипова относит к компетенции анализируемой экспертизы установление того, мог ли малолетний свидетель, учитывая его психическое развитие, понимать сущность происходившего на его глазах события [184, с. 39], М. М. Коченов и В. В. Николаева относят также к компетенции психологической экспертизы установление механизмов возникновения аффекта у соматических больных [118, с. 76].

Таким образом, вопрос о компетенции судебно-психологической экспертизы в специальной литературе до сих пор однозначно не решен.

Проведенные нами исследования практики применения судебно-психологической экспертизы в уголовном и гражданском процессе, а также более чем двенадцатилетний опыт участия в проведении судебно-психологических экспертиз дает основания высказать по этому поводу некоторые собственные соображения.

Мы определяли компетенцию судебно-психологической экспертизы в зависимости от отрасли юридического процесса, где она должна проводиться. Так, в гражданском процессе — это психические особенности лица, нарушившего чужое право, свидетеля, третьей стороны, психические особенности субъекта, сказавшиеся в причинении им вреда юридическому лицу (предприятию, учреждению, организации), с которым субъект состоит в трудовых или других договорных отношениях; в семейных делах — установление психологической совместимости супругов, а также детей с родителями или лицами, их заменяющими; определение содержания мотивов расторжения брака, индивидуальных психологических особенностей супругов, их детей; усыновителей, опекунов, попечителей; установление содержания и психологических причин конфликтов между детьми и родителями или лицами, их заменяющими; перспективы снятия конфликтов и возможности нормальных взаимоотношений между родителями и детьми; возможность и целесообразность дальнейшего общения одного или обоих родителей с ребенком и др. [112, с. 96—97].

В связи с тем что административное законодательство также предоставляет теперь возможность привлечения эксперта и проведения экспертизы, полагаем, что к компетенции психологической экспертизы в административном процессе относится: установление физиологического аффекта или другого особого эмоционального состояния субъекта в момент совершения административного правонарушения; определение психологической возможности свидетеля или потерпевшего правильно воспринимать обстоятельства совершенного правонарушения и воспроизводить их по требованию должностного лица или компетентного органа; определение уровня интеллектуального развития несовершеннолетнего, соответствие его достигнутому возрасту, установление причин отставания такого развития; выявление личностных качеств, сказавшихся в совершенном правонарушении; установление психологических особенностей и психологического состояния водителя транспортного средства при нарушении им установленных правил и др.

Компетенция судебно-психологической экспертизы в уголовном процессе в достаточной мере определена М. М. Коченовым, о чем говорилось выше.

Обобщая сказанное, к компетенции психологической экспертизы в сфере действия права следует отнести разрешение любых психологических вопросов, интересующих следователя, суд, орган дознания, другого уполномоченного субъекта и имеющих значение для дела. Это вопросы, касающиеся психических процессов, явлений и свойств психической деятельности человека, объективных и субъективных факторов, влияющих на эту деятельность.

Возражения, основанные на том, что исследования психолога якобы будут сковывать внутреннее убеждение юриста, что вопросы причин и мотивации поступков относятся к компетенции суда, следователя, другого полномочного органа, не могут быть признаны убедительными. Эксперт-психолог не подменяет собой суд или другой орган. Имея один и тот же объект анализа, они имеют разные предметы исследования и пользуются разными методами.

Работа психолога, как и любого другого эксперта, помогает суду или другому полномочному органу установить истину по делу, а значит, способствует повышению эффективности правосудия.

Широко известно высказывание А. Я. Вышинского о том, что юрист должен быть «вооружен современными знаниями и психологии, и физиологии, и философии, и права, и криминалистики» [43, с. 272—273]. Ясно, что здесь речь идет о широте кругозора, эрудиции юриста. Понятно, однако, что уровень развития современных наук, в частности психологии, физиологии и философии, упоминавшихся А. Я. Вышинским, сегодня таков, что юрист не может владеть знанием их на профессиональном уровне — том же, на котором он вооружен знаниями в области права и криминалистики. Поэтому естественно, что в сфере правоохранительной деятельности все более широкое применение получает привлечение экспертов-специалистов различных областей наук.

В других, неюридических сферах компетенция психологической экспертизы зависит от потребностей сферы, где экспертиза назначается, но в любом случае она связана с установлением, выявлением, анализом психических процессов, состояний человека применительно к сфере труда, производства, управления, обслуживания, здравоохранения, образования, физкультуры и спорта и т. д.

По мере усложнения и расширения сферы жизнедеятельности человека круг вопросов, разрешаемых с помощью психологической экспертизы, будет, естественно, расширяться.

---